Современные сетевые писатели отличаются непомерным самомнением и гордыней.
Возможно, в меньшей степени чем раньше, но тоже. Поразмышлять над этим меня заставил негатив, появившийся, после поста об одном из авторов. Этот писатель мне лично нравится, и я не очень понимаю причину негатива. То ли не любят его и мне перепало рикошетом, то ли что?
Источник самомнения нынешних сетераторов - прямая и немедленная обратная связь. Лайки, репосты, восторженные комментарии: «жду продолжения!», «вы просто богиня!», количество подписчиков. Их самомнение — это часто «сиюминутный капитал», который можно накопить за неделю и потерять за день.
Проявление самомнения более громкое, демонстративное, чем это было раньше, когда поэт сказал: «Быть знаменитым некрасиво!» Авторы могут напрямую общаться с аудиторией, спорить с хейтерами, участвовать в дискуссиях. Их «эго» — часть личного бренда. Они могут заявлять: «Я топ-3 на той платформе» или «Мой фанфик собрал 10 тысяч просмотров».
Возможно, автор популярных «фанфиков по фандому» может искренне считать себя гением, потому что его текст собирает тысячи восторженных комментариев? Его самомнение подпитывается не столько качеством текста, сколько его способностью точно попасть в запрос конкретной, очень активной аудитории.
Признанные писатели прошлого тоже подчас страдали от болезненного самолюбия. Любили признание критиков, коллег, их привлекало место в литературном пантеоне, грело ощущение миссии. Их самомнение — это «символический капитал», который копился годами, а то и веками. Это не лайки, а место в учебниках литературы.
Проявления были более глубокое, часто трагическое. Толстой, отрицавший всю современную ему литературу, включая Шекспира — это пример колоссального самомнения, основанного на чувстве пророческой миссии. Хотя в жизни он наоборот проповедовал смирение и опрощение.
Они спорили не в комментариях, а в трактатах и через своих героев. Флобер, писал «Госпожу Бовари» несколько лет, уверенный, что создает нечто совершенное. Его самомнение было связано с титаническим трудом и верой в искусство как в высшую ценность.
Самомнение же нынешнего сетевого автора — как криптовалюта, волатильно, зависит от трендов. Самомнение классика — как золотой запас, весомо, исторически обоснованно, но и его обладатель порой мог быть невыносимым снобом.
Объект зависти у нас, сетевых писателей - сиюминутные показатели успеха. Количество подписчиков, скорость роста, договорённость с популярным коллегой на рекламу, место в топе платформы.
Проявления прямые и публичные. Хейт в комментариях, доносы администрации платформы («у того плагиат!»), скандальные обсуждения в тематических пабликах, скриншоты с уничижительными комментариями. Зависть — часть контента и социального взаимодействия.
Не скажу про литераторов, пишущих в каком-то современном жанре, но блогеры - точно могут устроить публичную перепалку из-за того, что один заплатил за рекламу и обогнал другого в рейтинге. Зависть будет кипеть вокруг алгоритмов и денег.
Признанные писатели прошлого имели в качестве объекта зависти признание, славу, благосклонность критики и властей, место в истории. Тургенев говорят завидовал успеху Достоевского после выхода «Бесов», а Салтыков-Щедрин язвительно отзывался о «модных» писателях.
Но эти проявление всё-таки были интеллектуально завуалированное, эпистолярное. Злые рецензии в толстых журналах, ядовитые письма общим знакомым, сплетни в салонах, полемика на идеологическом уровне. Зависть маскировалась под эстетические или идеологические разногласия.
Вот, например, отношения Набокова и Сирина (то есть, его же самого, но его раннего «альтер эго» в эмигрантских кругах) — это сложный клубок самоутверждения и ревности к собственному успеху и успеху других. Или знаменитое презрение крутого Хемингуэя к нытику Фитцджеральду.
Зависть в сетевой среде — это ближний бой с применением подручных средств (комментарии, скриншоты). Зависть же среди классиков — это стратегическая дуэль на шпагах в саду, где каждое слово — укол.
И в той, и в другой среде самомнение и зависть — это двигатели и одновременно тормоза. Но их природа кардинально изменилась из-за времени и пространства. Классики сражались за бессмертие. Их амбиции и зависть были растянуты во времени. Они писали для вечности (или так думали). Сетевые авторы сражаются просто за внимание. Их амбиции и зависть сжаты до размеров тренда, хайпа, текущего топа. Они пишут для «здесь и сейчас».
В итоге, и те, и другие хотят одного — признания. Но если для писателя прошлого конечной валютой было имя в истории, то для сетевого автора это зачастую никнейм в трендах. Так что, по большому счёту, страсти те же — изменилась лишь валюта, в которой выплачивают гонорар за тщеславие. А кто из нынешних сетевых писателей «останется в веках» и останется ли вообще – сейчас догадаться невозможно.