Психологическая семейная драма 2025 года «Умри, моя любовь» режиссера и сценариста Линн Рэмси («Тебя никогда здесь не было», «Что-то не так с Кевином») смотрит на жизнь молодых родителей на новом месте и обнаруживает, что родительский долг постепенно сползает в нечто более мрачное, чем это можно было себе представить. С точки зрения нарратива, написанного совместно со сценаристами Эндой Уолшем («Мелочи жизни») и Элис Бирч («Всемирный потоп»), постановщица отправляет писательницу Грейс (Дженнифер Лоуренс, «Без обид», «Не смотрите наверх») и ее спутника Джексона (Роберт Паттинсон, «Микки 17», «Бэтмен») в пригородную одиссею чувств где-то в глубинке Америки и движется в сюжете от настроения и визуального ритма. В первых сценах работы Рэмси персонажи Лоуренс и Паттинсона погружены в домашнее тепло, они смеются и танцуют под треск виниловой пластинки, однако тут же возникает тревожность относительно неуравновешенного разума Грейс, которая подчеркивается скрипом полов в коридорах дома покойного дяди Джексона и шорохами ветра за окном.
В режиссерской интерпретации одноименного романа Арианы Харвич, номинированного в 2018 году на Букеровскую премию, целенаправленные смены ритма, когда продолжительные, почти статичные сцены нагнетают саспенс, а затем при помощи резкого монтажа переносят в галлюцинации главной героини, атмосфера места, где ничего не должно происходить, и выбивающаяся из клише игра Лоуренс сталкиваются, чтобы вызвать зрительский страх. Рэмси, тем не менее, заставляет сочувствовать нервному срыву Грейс и задействует в демонстрации эмоций мелкую моторику, в кончиках пальцев, скользящих по стене в крови, в нерешительном прикосновении Джексона к ее плечу, позволяя себе укреплять мысли относительно распадающейся связи и резонировать с опорой на фильмы, подобные «Приглашению» Карин Кусамы, когда отказ от простых ответов рождает хаос и заставляет чувствовать трепет каждого удара сердца.
Среди нарушенных временных рамок и оторванных от реальности разумов постановщица в обветшалом доме находит жуткую интимность, которая постепенно проглатывает всю домашнюю гармонию с рождением ребенка, разрывающим экранное время и выпускающим протагонистку с разделочным ножом к запахам трав и леса, когда контраст со спокойным вступлением и нутряным поведением характера Лоуренс полностью искажает зрительские ожидания. Само собой, Джексон становится у Рэмси полюсом нормальности с его благими намерениями и старается остановить разрастающуюся энтропию, но лента и здесь стремится исказить хронологию и позволяет фантазиям Грейс перетекать в реальность то на залитой солнцем кухне, то внутри ее лихорадочного сна о сталкере на мотоцикле, что позволяет нелинейному монтажу Тони Фрошхаммера («Идеальные дни») выстраивать пути для понимания сознания главной героини.
Внутри очевидного драматического концепта о послеродовой травме режиссер выстраивает настоящий лабиринт из эмоциональных коридоров, в котором блуждают тени воспоминаний о любви центральных персонажей, о том самом чувстве, которое не только делало их ближе, но и заземляло на реальность общих взглядов, когда в первую очередь для Грейс сталкиваются смятение нового состояния молодой женщины и немногословность окружающих. Поэтому «Умри, моя любовь» пересекает грубые животные инстинкты в игре Дженнифер Лоуренс с хрупкой человечностью, когда из шаблонов поведения молодой матери вырываются наружу непредсказуемость и отчаяние, когда буквально каждый удар сердца главной героини имеет значение для фильма и когда смешиваются смятение, тихая уязвимость и ярость, подчеркивая неуравновешенность происходящего.
В «Умри, моя любовь» Рэмси наделяет Джонсона чувством вины, оставляя его в поддержке матери его ребенка посреди растущей беспомощности, когда уверенный в себе мужчина превращается в того, кто постоянно спотыкается в эмоциональном буреломе, и не может вместе с собственной матерью Пэм (Сисси Спейсек, сериал «Ночное небо», «Старик с пистолетом») добиться утешения Грейс при помощи диалоговых подсказок. Призрачный байкер Карл (Лакит Стэнфилд, «Грязная игра», «Особняк с привидениями») позволяет постановщице создать ощутимый контраст для преданности героя Паттинсона, когда в то же самое время закадровые голоса семьи бормочут с осуждением и сочувствием, раскрывая моменты угловатой экранной химии между центральными характерами, в которой язык тела и прикосновений к обычным вещам иногда значат больше вербальных признаний в любви.
Мастерство Рэмси позволяет разместить экранную историю на территории жестов между утешением и обвинением, где каждый эмоциональный импульс отзывается гулким эхом в детализированном клаустрофобном пространстве рушащегося доверия и мерцающей надежды. Режиссер использует приемы из фильмов ужасов, когда Грейс стоит неподвижно в темноте гостиной и выверяет саспенс методами психологического хоррора, позволяя проникать естественному свету сквозь давно немытые окна и играть тонами отслаивающихся старых обоев, чтобы еще раз подчеркнуть, что не только ребенок и окружающие, но и само пространство, сам объем бытия женщины активно участвуют в крахе протагонистки.
Рэмси заставляет стонать старый дом под неуверенными шагами Грейс, разделочный нож у нее соблазнительно поблескивает и бросает импульс вызова женщине, которая оказывается внутри затянувшейся тишины, где прорезываются только крики ребенка, лесной ветер, собачий лай и низкочастотный гул, усиливающий изоляцию, где звуки внутреннего мира многократно усиливаются в галлюцинациях и видениях. Постановщица настолько искусно представляет нарратив, что колыбельная трансформируется в звуки радиопомех, шаги становятся биением сердца, а хлопок дверью раздирает душу, позволяя погружаться в безумие героини Лоуренс на одном дыхании посредством переходов между прошлым и настоящим, отражая механику темпа, где флэшбэки перестраивают ожидания зрителей.
Невероятная чувственная перегрузка проекта Рэмси работает на всех уровнях – временном, слуховом и визуальном – и отображает распад главной героини, стремясь выбить публику из колеи с каждым скрипом и мерцанием света и заставить каждого лично переживать распад Грейс, а не наблюдать за ним с безопасного расстояния. С точки зрения эмоциональной изгнанницы режиссура фильма отображает потерю себя главной героиней буквально в каждом кадре и не дает даже минимальных опор для ее спутанных мыслей, когда происходящее на экране становится кругом порочных открытий и иррациональных страхов, когда портрет психического нездоровья молодой женщины не имеет однозначного объяснения и всякий раз работает на уровне механики стресса. Поэтому «Умри, моя любовь» воздерживается от четкого диагноза происходящего и показывает как гормональные изменения, напряжение в отношениях и душная домашняя жизнь точат и разрушают рассудок женщины, оставляя для любви метафору палки о двух концах, способной высекать интимность в отношениях и вслед за этим разжигать с одной искры насилие метафоричным пожаром в кульминации.
Фильм предоставлен для просмотра прокатной компанией «Про:взгляд».