Журнал «Всемирная иллюстрация» т.33, №26(858) за 1885 год.
В праздничный день в Сокольниках.
(К рисунку С. Шамоты.)
Наступили жаркие дни и в «белокаменной столице». Над всей широко-расползшейся, разбросавшейся во все стороны Москвой стоит грузное и густое облако пыли. Когда отъедешь верст пять от черты города и посмотришь на эту громадную буро-желтую тучу, вплотную прилегшую всею тяжестью к крышам зданий, то невольно подивишься, как это могут люди жить в такой атмосфере.
В одно из прошлых воскресений было особенно жарко. У открытого окна белого каменного дома, выходящего своим безвкусным фасадом на одну из улиц Замоскворечья, стоял почтенный купец Силантий Савич Кривоносов и равнодушно смотрел на поднимавшийся за рекой причудливо-оригинальный кремль Москвы.
Эко, благодать какая! - проговорил он как-бы про себя:- и прострел* меня оставил. А что, мать, не махнуть-ли нон в Сокольники? - обратился он к своей дрожайшей половине Евпраксии Евлампиевне.
- Как хочешь, Силантий Савич, - приниженным голосом ответила она и поставила на стол поднесенное к губам блюдечко с чаем. - Ну, а ты как, Маша? - перенес он свой вопрос к взрослой дочери, понюхавшей пансионного обучения.
- Я? я с большим удовольствием, папа, - радостно проговорила она, невольно краснея от предвкушаемого удовольствия и сбрасывая с себя сонный вид.
- Ишь, и закраснелась, как Яблочков фонарь! Ну, живо, одевайтесь, чтоб не стыдно было перед другими, да крикни-ка Ивана!
Мать и дочь быстро повставали с своих мест и засуетились. Давно они не переезжали этот москворецкий мост, скорее разъединяющий чем соединяющий их с Москвою.
Вскоре вошел бородатый и широкоплечий кучер Иван.
- Вашему степенству! - низко кланяясь, проговорил он.
- Все в аккурате? - спросил хозяин, кивком головы ответив на приветствие кучера.
- Все-с в исправности.
- Мотри, чтоб хуже других не вышли… Каблуки лошадям начисть, гривки, ну, там… хвост и все такое.
- Будьте покойны, не сумлевайтесь…
- То-то. В четыре часа надыть выбраться из дому…
-Свечей для кареты парочку пожалуйте-с…
- Что-о?! Я - те дам свечей!… В Яр, что-ли, едешь с каким пострелом? До полуночи там будем сидеть? Пошел!… Ноне фонарей газовое обчество не зажигает, а он свечей!… - сердито заговорил хозяин вслед быстро уходившему кучеру.
- Евпраксия Евлампиевна, а насчет провианта подумала? - крикнул он в соседнюю комнату, где возилась возле буфета его жена.
- Да вот кладу, Силантий Савич!
- Мотри, чтоб все было: останется - назад привезем; чтобы белой побольше, да и красненькой себе захватите, - тоже ведь любите!
Часа через два пара молодых, откормленных лошадей быстрой рысью подвозила Кривоносова с семейством к сокольницкому парку. Силантий Савич медленно вылез из широкой коляски, отряхнулся, довольным взглядом осмотрел разодевшихся жену и дочку и вытер цветным платком запотевший лоб.
- Эко, воздух-то какой легкий! Кабы в Москве такой - благодать да и только!… Кирилка, бери провиант-то да неси его за нами в беседку на чаепитие! - скомандовал хозяин, и первый направился по дорожке в парк.
Было около шести часов вечера. Косые лучи солнца, все еще горячие и сильные, протискивались кое-где между высокими стволами могучих сосен и наполняли аллеи цветными тенями и светящимися полосами. Молодая ветка ели, вся залитая светом, тихо качалась в чуть-двигающемся воздухе и бросала колеблющееся ярко-зеленое пятно на корявый ствол дерева. Длинная, серебристо-белая березка, как-бы из боязни упасть, прижималась к столетней сосне, снизу кирпично-красной, а вверху, у ветвей - фиолетово-серой. На одной из тоненьких веточек березки высоко сидела маленькая птичка с желтенькими и коричневыми перышками и пела, пела, захлебываясь и обрываясь, точно волнуясь и радуясь. Большой мохнатый шмель лениво жужжал и перелетал с колокольчика на белую ромашку, с ромашки на одуванчик или будру… Издали, с места чаепития, доносились часто возгласы, смех - раскатистый и счастливый, слышалось пиликание гармоники, плачущие и фальшивые звуки старой шарманки…
Маша, которая шла позади своей матери, невольно засмотрелась на окружающий ее парк, залюбовалась пестрым ковром цветов на лугу, с каким-то внутренним трепетом стала прислушиваться к пению птички, ко всем звукам свободной жизни, и вместе с пахучим и смолистым воздухом в грудь ее проникла жажда жизни, свободы, веселья, счастья… Темные и добренькие глазки ее стали влажны и заблестели огоньком.
- Как здесь хорошо, Господи! - тихо прошептала она и поглядела на степенно-шагавшего впереди ее отца.
Она знала, что сейчас они сядут и будут сидеть долго, долго, до самого отъезда, а ей так хотелось погулять, посмеяться, подышать…
Скоро они свернули в боковую аллею. Несколько самоварщиц заметило их и бросилось к ним на встречу.
- К нам, к нам пожалуйте, барин! - закричали они.
- У меня лучше будет, ваше степенство; столик совсем в тени, в беседочке, пожалуйте-с! - докладывала спокойная старуха и ежеминутно кланялась.
- Кш-ш, кш-ш, вы, сороки, затрещали! Сам найду, где мне сесть. Пошли! - сердито заворчал на них Силантий Савич и засмеялся.
- Пойдемте, эво, к этому столику: тут хорошо! - скомандовал он и, как человек, никогда не сообразующийся с желаниями других, прямо направился к намеченному им столу.
По прошествии получаса громадный самовар шипел и дымился на столе. Евпраксия Евлампиевна заварила чай и перемывала грязные стаканы.
-А оно, значит, самое удобное время опрокидонт совершить, - уж больно здесь воздух легкий… Ну, рассупонивай живо, Кирилка! Белую-то не разбил?
-Что вы-с, помилуйте, пуще своего глаза берег! - улыбаясь, ответил мальчик и быстро вытащил из соломы бутылку водки…
- Вот она, милая, давай ее сюда! Силантий Савич налил рюмку и со словами: «больно воздух здесь легкий»! выпил ее и сплюнул на сторону.
Приступили сначала к чаепитию.
Вокруг них со всех сторон помещались другие столики и беседки. Народу было много. Пестрые и цветные рубашки фабричных перемешивались с темными сюртуками и суконными чуйками. Масса приказчиков и купцов отдувалась и отпыхивалась, поглощая блюдечко за блюдечком горячего чая. Вдали расположилась веселая компания мастеровых; они приступили к водке и пиву; все были уже навеселе и хохотали без всякого видимого повода. В стороне стояли два балагана с фокусниками; вокруг них сгруппировалась густая толпа рабочих и прислушивалась к тому, что происходило внутри. Разносчики с апельсинами, орехами и сластями сновали между столами и резким голосом выкрикивали свои товары. Оркестр военной музыки, помещающийся в особом павильоне посреди большого круга, заиграл какой-то вальс. Мелодичные и страстные звуки его с трудом могли заглушить громкую болтовню и смех подгулявшей публики. Силантий Савич совсем разошелся, все похваливал воздух и рюмка за рюмкой быстро опорожнял свою бутылку. Уехали они поздно, когда уже совсем стемнело. Силантий Савич с трудом уселся в свою коляску и всю дорогу проспал. Маша, грустная и скучная, смотрела из коляски со своей скамеечки на шедших по тротуарам путников и думала свою думу. Приехали, вошли, двери за ними заперлись и надолго.
A. Л.-К.
*) Так называют здесь один из видов ревматизма.