Шесть вечера. Смена только подходила к своему «экватору», а я уже мечтал об кружке горячего кофе и мягком кресле.
Запиликал планшет, оповещая о поступлении очередного вызова:
«Низкое давление, обморок».
Адрес оказался в старом квартале, именуемым местными, как «пьяный хутор». Почему, не знаю. По мне, так это лучший район города для спокойной жизни.
Двери в квартиру открыла пожилая женщина и пригласила войти:
-Проходите, в комнате он лежит…
В спальне, на огромной двуспальной кровати, лежал мужчина лет семидесяти. Он был бледен, как холст и на лбу выступала легкая испарина.
-Здравствуйте, что случилось? — спросил я присаживаясь на стул возле кровати.
— Пошел... по нужде... — голос был тихим, но спокойным. — Встал... и будто провалился. Свет погас. Очнулся — Люда над лицом.
Ортостатический коллапс — классика для пожилых. Резко встал, давление рухнуло, мозг отключился. Казалось бы, всё ясно. Помочь добраться до кровати, дать совет, уехать. Но интуиция не просто шептала, она кричала во весь голос, что не все так просто.
Неврология была чиста — инсульта не было. Руки-ноги слушались, речь внятная. Но вот пульс…Я наложил электроды кардиографа. Полоска бумаги поползла из аппарата, рисуя для меня совсем не ясную картину.
Частота — 160 ударов в минуту, фибрилляция предсердий. Сердце не билось, оно трепетало, как птица в клетке. Но это было еще не всё.
Были и высокие ишемические зубцы, которые кричали об одном — о возможном инфаркте. Но сквозь шторм аритмии разглядеть правду невозможно.
-Скажите, а раньше у вас аритмии бывали?- спросил я мужчину.
-Никогда такого не было!- ответил он.
Я вспомнил лекции, учебники, глаза преподавателя: «При тахиаритмии с признаками ишемии — ритм восстанавливать в первую очередь!»
Руки сами, на автомате, стали заряжать капельницу с амиодароном. Катетер в вену, кардиограф в режим мониторинга.
Я не отрывал взгляда от экрана монитора, ловя каждое изменение в ритме
сердца.
Пять минут. Десять. Прошла вечность. И вдруг... чудо.
Бешеный шторм на экране начал стихать. Хаотичный ритм стал реже, упорядоченнее. Еще несколько мгновений — и сердце поймало потерянный ритм. Ровная, красивая синусоида. 90 ударов в минуту.
Ритм восстановился, а вот те самые высокие зубцы — никуда не делись. Они по-прежнему торчали на ленте, напоминая «слонов идущих на водопой». Значит, правда.Острый коронарный синдром.
Теперь не было места сомнениям. Четко, почти машинально: клопидогрель, гепарин — разжижить кровь, не дать тромбу расти. Морфин — чтобы убрать боль и ограничить зону некроза миокарда.
— Людочка, не плачь, — прошептал он, когда мы перекладывали его на носилки.
Мы вынесли его из дома совместно с соседями,бережно, как хрустальную вазу. Его жена смотрела нам вслед, стоя в дверях, вся сжавшись в комок.
Пациент был госпитализирован в отделение интенсивной терапии, его жизни ничего не угрожало