— Мара, прекраснейшая из богинь, не оставь своего верного почитателя.
Приди ко мне, тебя чтущим, приди ко мне, день тебя блюдущим, приди ко мне во ночи радеющем, приди дорогами белыми, приди зелёными елями, приди с вьюгами морозными...
Такую молитву я возносил ежедневно в течение пяти лет. Да-да, именно столько я нахожусь здесь. С тысяча девятьсот девяносто третьего года. С того злополучного дня аварии, в которой Михаил просил Мару о помощи. А я не просил. Богиня решила помочь сама. Ну, что сказать? Остаётся только развести руками. И как я ни взывал к Маре, как ни молил её откликнуться, она полностью игнорировала мои мольбы.
И вот вчера... Я по привычке вознёс перед сном молитву самой прекраснейшей, и она откликнулась. Правда, сразу накинулась на меня с упрёками.
— Ведьмак! — на моё радостное приветствие откликнулась Мара. — Тебе не угодишь! Мелочные вы, людишки! Я стараюсь, пространства для вас открываю, с Числобогом договоры составляю, а тебе не нравится! — И, видя моё замешательство, тут же выдала. — Вот-вот, подумай!
Толкнула меня в грудь, и я проснулся.
Глава 15 / Начало
То есть? Я просил? Я даже рта не успел раскрыть. Ох, женщины, хоть и богини. Права Мара — я хотел упрекнуть её в такой перестановке тел. В конце концов, я не пешка на шахматной доске.
И вот сегодня, лежа в недавно купленной квартире на новеньком диване, я опять возношу молитвы Маре. Мне надо домой, в моё время! К месту силы.
Нет, здесь и сейчас я не бедствую. Конец века. Как и во все времена, нынче разгул всех мастей шаманов и гадалок, а также ведьмаков и ведунов. Один Кашпировский с Чумаком чего стоят! У Кашпировского дар есть — внушения. Он может хоть что внушить большому количеству людей одновременно. А вот Алан... Пробился на телевидение, молодец. Самое главное — он сам верит, что у него есть сила.
Я встал с дивана. Захотелось чаю. В этой квартире домового у меня нет. Молодого не хочу. Васятка-то всему его научит. Да только боюсь, нос задерет. А старого взять негде. Нет здесь заброшенных домов. А те, что есть, — без домовых. Да и откуда тут домовым взяться? Городок вольными поселенцами в основном был населён. С тюрем на отбывание срока людей сюда ссылали да военнопленных немецких. Обосновались они капитально, а вот домовых никто не приглашал. Времена не те были. Немцы, так те целый городок под самой горой выстроили.
А какие здесь горы... Невысокие. Самая высокая — Синюха, девятьсот метров. Ирина, жена моя... Вернее, здешнего Михаила... Когда меня выписали из больницы, пыталась мне «память вернуть», возила на всякие экскурсии. Разошлись мы с ней. Ну, не моя это женщина. Тяжко мне. Обеспечил я их всем, в деньгах проблем не знают. А вот любви нет. Поначалу всё на потерю памяти списывал, а потом честно признался, что не люблю. Поплакала. А что сделаешь? Ушёл я. Квартиру себе купил. Всё хотел уехать назад, к месту силы. А потом вдруг испугался. Кого я там встречу? Маму? Бабу Ма? Нет, здесь мне надо находиться.
Мест силы в местных горах много. На этой же Синюхе — Чёртов камень. На шабаш местные ведающие там собираются. Вся гора — густой сосновый лес. Оттого и Синюха, что издалека сосны синего цвета кажутся. Вообще, местность эта Синегорьем зовётся. При подъезде к городу горы тёмно-голубого цвета. И пока вплотную не подойдёшь, так голубыми и кажутся. Стоя у подножья Синюхи, её вершина тоже кажется голубой. Сосны высокие, мачтовые, и лишь ровная площадка у самой вершины совершенно лысая. Там шабаш и любят собирать местные ведающие.
Есть ещё Лес Танцующих Берёз. Вообще, место уникальное. Недалеко от Синюхи. Через этот лесок родник бежит из одного озера в другое. Если набирать воду у старой покорёженной берёзы с левого берега, то в вашей фляжке окажется живая вода. Откуда там бьёт ключ с живительной силой, я так и не разобрался. А лесок чудный. Такого не видел. Место силы, а вся сила в деревьях. Вот. Только силой их покорёжило так, что со стороны кажется, будто берёзы и правда танцуют.
Есть ещё гора Слон. Слон, правда. Вот на его вершине — моё место силы. Там не только душа отдхает, но и глаза — от открывшегося вида. Я когда впервые попал на эту гору, недоумевал: кто? Ну, кто решил сюда ссылать заключённых? Хотя были и умные головы. Возле двух озёр (хотя их девять вокруг гор) построили санатории, среди соснового бора поставили тубдиспансер. Вот только вольных поселенцев никуда не дели. Досиживают они свой срок в городе, работая на разных предприятиях. Ко многим жены приехали, деток уже нарожали. А кто и здесь женился. Как те же пленные немцы.
На второй год жизни здесь столкнула меня судьба с одним из потомков военнопленных немцев.
На кладбище я был. На русском. В городке два кладбища: православное (там же и католиков хоронят) и мусульманское. Но называют их русским и казахским соответственно. Вот, утром рано с кладбища я шёл. Погостник местный никак капальщиков могил принимать не хотел. Бабулька-плакальщица мне шепнула (да-да, есть тут ещё такие; правда, их всё реже и реже на похороны приглашают, но всё же традиции многие соблюдают).
А я в тот день пытался понять, кто на местном рынке пакостит. Шашлычник пожаловался — мясо кто-то портит. Не кот и не мыши — те надгрызли бы да ушли. А здесь свежайшее мясо склизким становится и запах нехороший приобретает. Ну, куда такое на шашлык? И конкурентов вроде нет. Я и предложил свою помощь.
Шашлычник недоверчиво ко мне отнёсся. Шарлатанов-то много сейчас развелось. А когда я оплату не вперёд потребовал, а только после результата, он согласился. В дом привёл, показал холодильник (большой, промышленный), мясо в котором хранит. А там злыдень сидит. Был бы амбарник в доме, эту бы заразу и близко к запасам не подпустил. А так — ни домового, ни амбарного. Приглашать надо. А злыдню только дай волю — и дом по брёвнышку разберёт, ну или по кирпичику.
— Ты чего! Мусульманин я! Как можно? — вскричал тогда он.
— А разница? — удивился я. — Вот у твоих предков были же домашние духи?
— Были, бабушка рассказывала, — расплылся в улыбке шашлычник. — Сахлис ангелози. Если буквально перевести — домашний ангел.
— Так это и есть духи, домашние. Как ты их называть будешь — твоё дело.
— Имена у них должны быть.
— Будут, — согласился я.
И принялся за работу. А чтобы дворовому да овиннику уютнее в подсобных помещениях было, кое-каких трав решил под потолком развесить. Для этого на рынок к местному травнику и пришёл. А там эта бабулька-плакальщица жаловалась, что копачей найти сложно стало. Боятся все, а чего боятся — и сами не знают. Последние-то чего удумали: пока могилу копали, музыку на такой громкости включили, что в соседней деревеньке все слышали. Разве это дело?
Вот и пошёл к погостнику причину узнать. А причина банальна — неуважение. Пришли копачи, на руки поплевали, яму выкопали, куда земля летит, как яму копают — наплевать. И взялся погостник пугать таких копачей. Раньше что? Сторож на кладбище был. Он всегда с уважением: и копачей научит, и погостника уважит. Эх, времена!
Юрия я встретил у ворот мусульманского кладбища. Так уж тропинка была натоптана: люди, побывав на православном кладбище, помянув там своих близких и родных, шли на кладбище мусульманское помянуть друзей, а то и родных. Тесно судьбы людей переплелись. И на мусульманском кладбище поминали по православным обычаям.
Юрий метался перед воротами, не решаясь войти на кладбище. А над ним вился призрак и что-то втолковывал ему на немецком языке.
— Проблемы? — остановился я перед ним.
— Тебе чего, мужик? — он как-то напрягся, затравленно озираясь. — Я вроде ничего не нарушал.
— Я помочь хотел.
И тут же сообразил, что для людей девяностых слово «проблемы» означает немного другое. Хотя в городке относительно тихо. Зоны влияния давно поделены. Сидельцы свои законы установили, и их перестройка не касается. За все лихие девяностые в городке не прозвучало ни одного выстрела. Всё решалось по понятиям.
— Так я вроде помощи и не просил. Иди, а!
— Просит, просит! — затарахтел призрак с сильным акцентом.
Человеческий облик он не держал, так, сгусток энергии. Когда заговорил со мной, принял привычный облик немецкого солдата: в шинели, в обмотках на ногах, на голове повязана шаль.
— Ведьмак! Вразуми недоумка! Нечего нам в Германии делать! Куда поедет? Какие подъёмные? Тут всё!
— В Германию собрался? — попытался я найти подход к мужчине.
— Великий секрет. Сейчас если не в Германию, то в Россию едут, — хмыкнул мужчина и решительно сделал шаг на территорию кладбища.
Я двинулся следом.
Быстрым шагом пройдя мимо мусульманских могил, мужчина подошёл к цементным покосившимся столбикам. Их на кладбище насчитывалось около двух десятков. Душа старого немца осталась за воротами.
— Здесь где-то похоронен, — глянув на меня, заговорил мужчина. Всё же страшно ему было. — Мне гадалка сказала, отца я должен послушать. Его душа мне подсказку даст. Да вот только ночью на кладбище страшно было идти. Я рано утром и пришёл. А тут ты. Чего тебе от меня надо?! — мужчина всплеснул руками.
— Отец — военнопленный?
— А как бы немцы сюда попали? Ссыльные все, — хмыкнул он.
— А почему сюда? — не совсем понял я.
— Так тут хоронили. Он до моего рождения ещё умер. Их же, когда пригнали, в ноябре. Морозы уже. А они на улице. Прикинь, местные бабы да ребятишки пришли поглумиться, камнями в них покидать. А как увидели... Мне мать рассказывала, — пояснил он. — По домам все. Кто шальку старую, кто безрукавку, валенки подшитые... Кто что смог. Хлеба принесли. Конвой вроде гонять начал: «Пленные, немцы! Чего вы, люди, с ума сошли?» Да не такой там настрой. Бабы упросили. Одежку какую-никакую принесли, еду. Потом самых больных по домам разобрали. Вот, ты мне скажи: четыре года фашист бил нас. А бабы так... — мужчина склонил голову. — И так везде. По всей России. Тут отец мой. Поначалу их всех здесь хоронили, уж потом — на православном кладбище. А здесь мусульманское продолжили. У немцев только столбики, ни имени, ни фамилии. Пленные. Мать отца совсем больного в дом привела. Одна жила. С первым мужем только поженились, а утром — на фронт. Без вести пропал. И деток не было. Мать из-под Волгограда, эвакуация. Вот отца постаралась выходить. Не получилось. Зато я получился. В Германии у него семья осталась. Там у меня сестра и два брата. Хотя, какие они мне братья!
— А здесь? — поинтересовался я.
— А здесь — дом, хозяйство. Да не мучай ты меня! Жена мне весь мозг вынесла: «Поехали да поехали, все едут». А я не хочу! И здесь ловить нечего, — зло проговорил он.
— Отец просит тебя не уезжать. Я вижу его, — поторопился я объяснить. — Ведьмак я, ходящий близ смерти.
— Достали вы меня уже! Гадалки, ведуны! Развелось вас, как мух. Жене я что должен сказать?!
— Сам решай, — пожал я плечами. — Отца твоего я отпущу. Хватит ему здесь болтаться.
Познакомился я с ним чуть позже. Он меня сам нашёл. Оказалось, жену уговорить было не трудно, труднее — с детьми. Но и с этим он справился.
Попив чаю и отогнав от себя воспоминания, я опять вознёс молитву Маре. Домой я хочу!
Дорогие мои. Тут комментарий один прилетел. И я задумалась...
Человек пишет, что из-за количества глав, уже совсем запутался в именах и событиях. И я задумалась. Не много ли ведьмёныша? Не устали? Хотя я стараюсь темы менять.