Готический роман "Титанида" (2024) можно скачать полностью по ссылке.
Так было бы…
Всё это было в его глазах. Его желание. То, что он себе с жадностью представлял… И то, что вот-вот должно было свершиться…
Но ему не хватило мгновения, какого-то последнего импульса, сигнала от мозга до мышц рук, чтобы исполнить задуманное…
Меня спасла Ева.
Эта маленькая измученная девочка врезала чем-то подручным Аарону по башке, и он на секунду утратил контроль, я вдарила ему ногой в живот и вырвалась...
Второго шанса у него не было, я схватила шпагу и вонзила ему в грудь, по самую рукоятку. Насквозь пробила его отвратительное жирное тело. Его сердце было разорвано…
Но он…
Посмотрел на меня…
И…
Пошёл.
Удивительно сколько сил было в нём… Он всё ещё мыслил и яростно дышал…
Протянул руки, чтобы снова схватить меня.
Я пятилась.
И с каждым движением Аарон становился всё медленнее…
– Ты… Ты сама чернее чёрного, – произнёс он, делая последние шаги в мою сторону, – ты… ты черна, ты... у тебя тьма под кожей… у тебя пустота…
И рухнул.
Лицом в пол.
С грохотом.
Багровая лужа расползалась вокруг него…
Ева подошла ко мне, глядя своими большими глазками. И обняла. Я обхватила её, прижала к себе. Я была так рада. Она заплакала. Больше не нужно было оставаться сильной. Мы победили.
Но были не вдвоём в этой черноте, в этом зловонном зале…
Полли.
Дикий крик издала обезумевшая, увидев Барона мёртвым. Крик боли, страшного горя… Будто у неё убили ребёнка, будто отобрали самое дорогое…
Девушка припала лицом к голове Аарона и стала покрывать её поцелуями…
Мне было совершено наплевать на эту умалишённую, теперь меня заботило только одно, отрезать Аарону башку и унести с собой, но Ева вдруг устремилась к Полли и стала её жалеть.
Но та оттолкнула её.
– Убийца! – закричала.
И побежала сломя голову в темноту.
– Огонь!!.. Огонь вернёт его!!.. – кричала она. – В огне он воплотится!!.. Огня!!.. Огня!!.. Огня!!..
Ева хотела было побежать за ней, но я остановила.
– Да отстань ты уже от неё, не видишь, что ли, она сумасшедшая! Хватит! Они же чуть не сожрали тебя здесь! Она соучастница всего этого!
И Ева потихоньку стала успокаиваться. Всё смотрела на меня. В глаза мне. Будто узнавала заново.
Но долго разглядывать друг друга мы не могли. Оставалось дело…
Я подошла к трупу Барона с ножом. Я никогда этого не делала раньше, даже не знала с чего начать. Опустила колено ему на спину. Провела ножом по шее. Кожа разошлась. Появилась кровь. Провела ещё раз и ещё, по прослойке жира, тканям мышц. Упёрлась в кость, в шейный позвонок. Крови было много, но текла медленно. Ещё тёплая. Я будто резала живого. Даже глупый страх промелькнул, что мертвец сейчас встрепенётся, и поднимется разозлённый... Я стала резать с боков, обходила кость. Из артерии брызнуло. Хрящи гортани протыкала как могла, вонзала с размаху. Лучше было бы перевернуть тело, но это была такая тяжёлая туша. Резать становилось всё труднее, я стала уставать. Но я почти закончила, остались только позвонки. Белые, в каких-то красных волокнах. Попробовала перерубить. Не получилось. Только мерзкие брызги во все стороны. И я поступила радикально. Поднялась и ногой переломила мертвецу его шею, как сухую палку. Позвонки разъединились, и я завершила дело.
Голова была отделена от тела.
Я завернула её в крутку своего спортивного костюма и связала рукавами.
– Пойдём, Ева, надо уходить.
Девочка всё это время наблюдала за процессом, не стала отворачиваться. Это было не самое страшное, что она видела за последние часы. Но какое-то небольшое помутнение у неё всё-таки произошло.
– Пойдём уже, у нас ещё много работы, – сказала я.
– Какой?
– Молох. Ты забыла про него?
– Я помню. Это из-за него мы здесь.
– Пошли быстрей.
И тут потянуло дымом. И как-то светлее стало в зале. На чёрном потолке заплясали всполохи пламени…
– Пожар… – сказала Ева. – Пожар!.. Это Полли, Полли подожгла!..
– Конечно, эта дура подожгла, кто ещё! Весь этот хлам запалила… Ну и пусть горит! Бежим, Ева!
– Нет, так нельзя! – закричала девочка и бросилась туда, где, судя по звукам, была обезумившая Полли.
– Ева! Ну…
Я побежала за ней.
Девочка быстро нашла свою сумасшедшую. Та носилась с какой-то горящей тряпкой и поджигала всё, что на глаза попадалось. Уже полыхала мягкая мебель, сваленные в кучу стулья, столы, какие-то газеты, книги…
Ева с ужасом поняла, что безумная вот-вот поднесёт огонь к каким-то пластиковым бутылкам, стоящим на тяжёлом крепком столе, страшном верстаке Аарона. А в бутылках, наверное, были какие-то химикаты, которые убийца использовал…
– Полли, нет! Не надо!... – закричала Ева и помчалась к девушке, которая вот-вот могла погибнуть.
Но было поздно.
Пламя охватило бутылки. Сначала снаружи, а оптом что-то зашипело, и бутылки взорвались… Горящие брызги разлетелись во все стороны… Попали Полли в лицо, в волосы! И они вспыхнули. Девушка закружилась, вереща от боли и лупя себя ладонями по горящей голове. Подоспевшая Ева стащила с себя кофту и накинула на голову Полли, повалила её, стала тушить горящие волосы.
Примчалась я. Как же пахло палёными и… опалённой кожей. Я хотела забрать Еву, а эту Полли бросить.
– Вставай, Ева!
– Ну почему ты такая безжалостная?! – вспыхнула девочка.
– Ева! Ты же нас погубишь!..
– Мы забираем Полли с собой!
– Я не поведу её к нам домой! Выведем на улицу и вызовем скорую! Всё!
– Ладно!
И мы подняли её. Кофту с её головы снимать не стали, наоборот ещё больше натянули. Мы не знали, какой степени там ожоги. Даже не знали, зрячая ли она теперь. Она всё что-то мычала, когда мы вели её. Это были глухие глубокие рыдания. Протяжные стоны, подавленный вой.
Пламя распространялось быстро, дымом заволокло всё, я уже не могла ни смотреть нормально, ни дышать… Но Ева вдруг, когда мы проходили мимо обезглавленного Барона, подбежала к нему и запустила руки в карманы его штанов.
– Чего тебе там надо?.. – не поняла я.
– Какие-нибудь ключи. Я ищу ключи… Нашла! Ключи!
– Какие ключи? От чего?
– Увидишь, пойдём, нам по пути…
Мы вышли из зала, спустились на этаж ниже, потом ещё и поворот за поворотом оказались у камер. Я очень удивилась, когда услышала, что Роман Рябов жив. Но когда мы приблизились, оказалось, что в камере его уже нет. Дверь была распахнута, а на полу кровь. Свежая. Ева испугалась, стала говорить, что это ему за то, что он ей дорогу показал. Аарон его убил!
– Но где же тело? – спросила я.
Ева промолчала. Но боялась, что Аарон осуществил свою жуткую угрозу. Четвертование, ослепление, подвал, крысы.
Кое-как добрались до «Красного зала», там уже тоже было всё в дыму.
– Смотри, Мария-Геката, – Ева указала на какую-то вещь на полу. Это был большой кожаный шмотник с одной лямкой и шнурком. В этом шмотнике Аарон выносил из Битцевского леса мясо…
Я подняла, раскрыла. Внутренние стенки были покрыты чем-то вроде тонкой резины, для герметичности. И была молния, наглухо запиравшая содержимое. Лежали два баллончика какого-то спрея. С их помощью, видимо, Аарон сбивал запах, маскировал под что-то другое.
– Отлично, – сказала я и опустила в сумку замотанную в куртку голову. Застегнула молнию, затянула шнурок и закинула шмотник на плечо.
Нам оставалось пройти последнюю квартиру, квартиру «семьи». Ева очень боялась её, это было видно. Все эти безумные страшные женщины, жившие там, могли вот-вот возникнуть на пути и напасть. Но Ева увидела их на полу. Мёртвых. Настю, Машу, бабку… Я их всех заколола. Твари.
Меня ещё долго не отпускала злость. А жестокость, если её не закупорить сразу, становится привычкой. Магу этого нельзя. Кое-как справилась.
Дети Аарона жались по углам, по щелям. Бесшумно перебегали вдоль стен. Маленькие чудовища. Ничего хорошего в них не было, ничего доброго, сплошное зло. Надо было перебить их всех как мух. Но не на всё я была способна. Так и выживает зло.
Когда мы вышли на улицу, верхние этажи здания уже полыхали, а у подъезда собралась толпа народу, все повыбегали из своих квартир, и откуда-то издалека доносился вой пожарных машин.
Мы оставили Полли в толпе, Ева с трудом с ней рассталась, но это уже было стихийное чувство заботы, ответственности. Это уже было не то дикое помешательство, возникшее после астральной встречи. Тогда Ева видела Полли внутреннюю, подлинную, спрятавшуюся где-то далеко. Её и искала. Но нашла реальную Полли, плод трудов Аарона, безумную.
Мы были уже далеко, скрылись в тёмных дворах, когда Полли стащила с головы кофту. Лицо было красное, обожжённое, в тёмных пятнах, кожа скукожилась, стала слезать. Голова без волос, чёрная.
Полли уставилась на пожар, и осознав, что Королевства больше нет, издала дикий вопль, а потом рухнула на колени и начала громко рыдать. К ней тут же подбежали люди, стали успокаивать, поднимать, звать скорую, звонить.
– Оттуда она, оттуда, из огня, погорелица… – говорили. – Обгорела вся, бедная, врачей сюда, врачей!
Из подъезда по одному, по два выбегали аароновы дети. Кривая девочка несла младенца Маши, завернув его в одеяльце.
В толпе какой-то парень фотографировал всё происходящее на свой мобильный телефон и не мог остановиться, как помешавшийся.
Через полчаса к горящему дому с рёвом примчалась чёрная волга. Из неё вылетел Мошка.
Пожарные уже работали, было машин восемь. Людей отогнали. Мошка замельтешил по толпе. Искал. Моргал как ненормальный, спазмы в лице, дёргающаяся жила на шее. Даже Денисову стало неудобно рядом со своим начальником, уж слишком люди смотрели на него, недоумевая, кто этот человек и что с ним такое.
С Полли возился врач скорой. Девушка отказывалась подниматься с земли, но кое-как её увели рыдающую, поместили в машину.
Мошка подошёл, всмотрелся в обгоревшее лицо и узнал в чертах одну из пропавших. Полину Варакину. Её фотография была у него в папке. Он очень хорошо помнил каждого. И всё тут же срослось в голове у мента. Он снова посмотрел на пожар.
– Это там?.. – подступил он к Полине. – Там он тебя держал? Там?.. – указывал на верхние этажи.
Но Полли не отвечала, её страдания вряд ли позволили ей хотя бы даже услышать голос Мошки. А врач скорой, пожилая уже женщина, одним взглядом отстранила мента от машины, чтобы не мешал, девушка была в состоянии ужасающем. Тощая, насквозь больная, с ожогами по всей голове…
– Кто ещё был с ним?.. Он жив? Он выжил? Как ты сбежала?! Как случился пожар?!.. Кто поджёг?!... – не унимался Мошка.
Врач закрыла двери скорой, водитель завёл мотор.
Мошка подбежал к нему:
– Я хочу знать, в какую больницу повезут!
Водитель ответил.
Полли увезли.
Мошка увидел и странных детей. Тихих, но с тиками. Как и у него. Узнал в них такой же недуг. И ему стало жутко. Что они пережили, если уже сейчас так разрушены внутри. Дети были во взрослых куртках, шапках, шарфах на полуголых фигурках. Это толпа их одела, с себя сняли кто что мог. Дети блуждали повсюду. С ними невозможно было разговаривать, они будто не понимали человеческой речи. Мошка попытался их сосчитать, но плюнул.
Вдруг он заметил, как его фотографируют. Один какой-то из толпы щёлкал и щёлкал на телефон.
Мошка тут же к нему.
– Ты всё снимал?!
– А что именно?.. Пожар снимаю.
– Дай сюда! – выхватил у него телефон.
– Эй!.. – возмутился парень.
– Отвали! – Мошка оттолкнул его и стал рыться в фотках. Они были мутные, на многих вообще ничего не разобрать. Но на одной очень хорошо получилась какая-то девушка с распущенными волосами, в спортивных штанах, в кофте какой-то, слишком легко одетая. С сумкой, палкой длинной. Шпагу он не распознал. А рядом какая-то девочка-подросток, лицо смазано. И ведут за собой Варакину!..
– Сука!.. – прошипел мент, – ты же… ты же… – он сжал кулак, – в руках у меня была!
Он сунул телефон в карман и поспешил к волге.
– Пётр Валерьевич! Всех сюда, всех экспертов! – приказал он Денисову. – Когда потушат, собрать здесь всё, что осталось, полную мне картину, полную! И поднимай весь город, надо всё перекрыть, дороги, вокзалы, разослать ориентировку всем, каждому! Мы объявляем в розыск!
– Кого?.. – не понял Денисов.
– Осипову! Не забыл, кого отпустил сегодня из отделения?.. Марию Осипову!
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
По чердаку распространялся душный запах жирного варева. Пахло холодцом. На огне, на старой плите, на всех четырёх газовых конфорках стояла большая эмалированная кастрюля, какие использовали в советское время для кипячения белья. Чего только не валялось на нашем чердаке. И в этой кастрюле варилась голова Аарона. Вода бурлила, выплёскивалась, раскалённая плита шипела, огонь краснел, потом снова становился синим.
Высовываясь из воды, голова переворачивалась, потом снова погружалась, и опять всплывала. Сначала отслоилась кожа, ошмётки плавали на поверхности, потом отвалились побелевшие мышечные ткани, губы. Нижняя челюсть держалась на ослабевших хрящах и вот-вот должна была отделиться. Глаза вылезли и болтались. Вывалился серый большой язык, разбухший и сочный. Нужно было, чтобы кипяток максимально очистил кость.
– Варись, сволочь, скоро смою все твои остатки в унитаз, – сказала я.
Мы с Евой наблюдали. Ноги у меня были закинуты на угол кухонного стола, вытянуты и скрещены.
– Почему вот он таким стал?.. – спросила Ева.
– Убийцей?
– Да.
– Не знаю. У него были оккультные знания, это точно. Были знания в технике, химии. При этом совершеннейшее безумие. Жизнь в другом мире. Я поняла, что какое-то сильное впечатление на него произвёл Молох. Аарон упоминал его. Но вот что интересно: когда я проткнула шпагой его сумасшедшую мать, бросившуюся на меня с топором, она произнесла, что «явились всё-таки за её демоном, злым духом, нехристем». И перед тем, как закрыть глаза, она сказала, будто себе в оправдание: «Он таким родился…». И потом я увидела, что у неё на верёвочке на шее – православный крестик. Она ещё и верующей была. Может, и в церковь ходила. Наверное, с детства называла Аарона демоном, бесом, внушила ему это. Так, кстати, было с Кроули. Очень напоминает. Верующая мать его злым духом называла и даже пыталась каким-то образом исправить. А изуродовать ребёнка очень просто. Мать – это всегда причина многого. Думаю, это задало определённое направление мировоззрению Аарона.
– А у тебя было с мамой что-то такое?
– У меня нет. У меня были прекрасные отношения с родителями. Только… живя в одной квартире, мы будто жили в разных городах. Не знаю, как так получилось. Дело не в них. Во мне.
– А я для мамы всегда была позором. «Ты меня позоришь». Не разрешала называть её мамой на людях. Боялась, что кто-нибудь подумает, что я у неё умственно отсталая. А я просто невесёлая. И часто разговариваю сама с собой.
– А отец чего?
– Такой же. Они меня достали.
– О, как. А сейчас ты человеческую голову варишь на чердаке с какой-то почти бомжихой. Ева, а были ли у тебя действительно веские причины убегать из дома?
– Я не думала, что проведу на улице так долго. Если бы я не встретила тебя, я бы вернулась.
– Ты необычный ребёнок, кто-нибудь твоим родителям обязательно объяснил бы это, и всё бы наладилось. А наша с тобой встреча не была случайной. Посмотри, как ты мне помогла! Посмотри, какое зло мы с тобой одолели! Думаю, теперь я должна проводить тебя домой. Думаю, уже пора. Сегодня или завтра. Хватит с тебя всего этого. Прости меня.
– За что?
– За то, что тебя чуть не убили.
– И тебе больше не нужен медиум?..
– Станешь старше, вернёшься. Мы будем с тобой тайно переписываться. Сейчас моя жизнь наконец-то наладится, я уеду в Тулу. С возродившимся Джонатаном. От меня все отстанут. Продолжу постигать магическое искусство и открывать новые знания. Может, действительно, найду, как помешать Молоху в его планах. Ведь мы с тобой победили лишь малое зло. А великое ещё живёт.
– Мария-Геката, не надо пока к родителям, пожалуйста. Лучше потом.
– Ты вообще по ним не скучаешь?
– Не знаю. Просто с тобой мне лучше.
Мы ещё долго разговаривали, пили чай. Много смеялись. Мы как-то очень быстро отошли от ужаса и почти забыли всё, что произошло этой ночь. Мозг запрятал всё это куда-то далеко и затуманил. Мы отдыхали.
Рядом были Оля со Светой. Даже за стол садились. В стороне стоял задумчивый Джонатан. Тень. Никаких черт уже не было. Астральный Джонатан почти слился со своим физическим телом. Процесс шёл к завершению, и завершению успешному.
Ева рассказала, что видела его в чёрной квартире, и что он пытался ей помочь. Это заставило меня о многом задуматься. Он явился к Еве почти в своём прежнем, мирском облике. Не эта жуткая сущность, которую я видела рядом с собой целый год. А почти настоящий Джонатан. Возможно, это был его выбор, являться ко мне таким, а к другим, кому захочет, иным. Мне он мстил, а другим помогал. А может, и не месть это была. Может, он вёл меня. Вёл к великим свершениям. Не враг, а помощник. И теперь я вступаю в схватку со страшным злом и побеждаю!
Я была очень довольна собой в тот момент. Очень.
Но сам Джонатан страдал. Ева рассказала мне о впечатлении, которое он на неё произвёл. Гнетущее впечатление. Тяжёлое. Человек, который заперт в очень неприятном мире. В мире, где нет спокойного места. Куда ни посмотрит, где ни встанет, везде тревожно. И метается, метается, места себе не находит.
Но ничего, скоро его муки должны были закончиться.
Мы вынули голову Аарона и положили на широкую разделочную доску. Мерзкий склизкий череп. Ещё предстояло вычистить его снаружи и внутри.
Вонючую горячую воду из кастрюли слили в унитаз. Унеслись в канализацию остатки плоти Аарона. Меня бы, наверное, вырвало от этого запаха. Но запах убитого и приготовленного врага наоборот пробудил аппетит. В этом было что-то доисторическое.
Сварившийся мозг вынимала из черепа почти по-древнеегипетски. Измельчила его длинным гвоздём и слила. Но не чрез нос, как это делали египтяне, чтобы не повредить лицо, а через широкие глазницы черепа, лица уже не было. Вычистила всё, что смогла и понесла мыть. Долго держала под краном.
Хрящи сошли не все, даже нижняя челюсть держалась.
Вытерла насухо полотенцем.
Череп был готов.
И он действительно был чёрным. Всё так, как говорил Молох. Чёрный череп. Удивительно.
Так странно, но рядом с ним нам с Евой очень быстро стало не по себе. От него исходили очень мрачные флюиды. Казалось, даже можно было осязать энергию, которую он излучал. Какие-то вязкие волны, и тихий стон, будто что-то просачивалось сквозь крохотную трещину. Как какой-то газ.
Сначала нам стало без повода страшно, потом захотелось куда-нибудь уйти, злость появилась, раздражение, прямо ударить кого-то захотелось.
Мы накрыли череп тряпкой. А потом вообще завернули и закрыли в шмотнике. И негатив рассеялся.
Было уже утро. Спасть не ложились. Невозможно было. Слишком много мыслей.
Настало время звонить Молоху.
Пусть забирает свой череп.
А мне отдаст мою свободу.
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Колдун примчался в течение часа. На шести машинах. Чёрные внедорожники. Половину всей службы безопасности с собой притащил. Трус. Там были все. Валера, Лёша, Федя, Семёнов…
Валера, выйдя из машины, помахал мне и показал неприличный жест, похлопав ладонью по кулаку, мол, меня вы#бут. Придурок. Я смотрела на них сверху, с пятого этажа, оперевшись на ржавые перила. На мне больше не было того мерзкого спортивного костюма. Я была во всём своём, в чёрном: ботинки, плащ, порванные джинсы, старый вязаный свитер с дырами.
За поясом спрятала нож…
Евы на чердаке уже не было. Ещё до звонка Молоху, я увела её в безопасное место. Не знала, что будет и на всякий случай отдалила от себя девочку. И это было правильное решение.
– Что ты делаешь, Мария-Геката? – с удивлением спросила она, когда я, достав большой туристический чемодан на колёсах, стала собрать в него свои книги.
– Так надо. И собирайся тоже. Тебя не должно быть здесь. Ты спрячешься. Здесь недалеко есть одно место. Пересидишь.
– Но почему?
– Пора звонить колдуну. И либо я поеду к нему, либо он сюда явится. Не знаю. Но это место уже не должно быть нашим. Мы покидаем его.
Оля и Света встали рядом, грустные.
– Вы можете пойти с нами, – сказала им Ева. – Я знаю, вы умеете покидать этот чердак.
Мёртвые девочки оживлённо переглянулись.
Даже я их видела. Не мельком, а ясно. Как Джонатана...
Но не было времени удивляться и размышлять об изменениях, начавшихся во мне.
– Собирайся, Ева.
– Ты будешь драться с Молохом?
– Не знаю. Вряд ли. Ну если придётся... Мне нужно освободиться от него, больше ничего. А Молох явно не хочет меня отпускать, я ему нужна. Он будет искать варианты. Будет манипулировать. Но я не дам ему шанса. И, если честно, цена моих услуг для него сильно возросла. Я так решила. После того, как тебя чуть не лишили глаз, Ева, после всего, что было в Чертаново, цена очень и очень возросла. Одного чудотворного масла, которое он мне обещал для завершения процесса, мне теперь мало. Я потребую от него нечто большее. И он мне это отдаст. Ему, конечно, нужно всё на свете, он не знает меры, но конкретно эту вещь он мне отдаст. Я её хочу. Думаю о ней постоянно.
– Я знаю, о какой ты вещи. Но почему ты так уверена? Он же знает её великую ценность.
– Потому что конкретно сейчас ему нужнее всего этот проклятый череп. Молох с ума уже сошёл с этой Сухаревской башней, он придумал себе, что это проект всей его жизни. Всё его будущее зависит от этой колдовской башни, все планы... Поэтому отдаст.
Машины Молоха рычали, наводили страх на улицу. Вся общага замерла. Даже к окну подойти боялись.
Молох вышел из джипа. Посмотрел на меня. Он был в низком сером плаще, тесноватом, незастёгнутом, просто наброшенном на засаленный костюм. На ногах, само собой, дорогие ботинки. Солнечно было в то утро. Морозно и светло. Горизонт чистый. Солнце только-только поднялось. Ветер тихий. Лохмотья распавшихся туч еле ползли над Москвой.
Семёнов достал из багажника две большие тяжёлые продуктовые сумки. В них звенели банки. Это было масло.
Молох зашагал к лестнице. А Семёнов с сумками за ним.
Колдун торопился, шагал так быстро, как только мог. Он не разрешил мне приехать к нему в магазин. Туда снова нагрянули из милиции. Целая толпа. Я уже была в розыске. Хорошо, что догадалась звонить Молоху на именно на сотовый. Оформленный, конечно, не на него. Как и мой телефон. Который мне дали специально для связи с колдуном. Он обрадовался, когда услышал меня. Время у него действительно поджимало, обозначенные мне сроки не были прихотью. Он прохрипел «сейчас буду» и повесил трубку.
Вслед за Молохом и Семёновым стала подниматься вся банда. Ступени стонали. Задрожала вся лестничная конструкция. Казалось, сейчас рухнет.
Вот бы рухнула…
– Молох, ты их всех что ли ко мне домой потащишь? – крикнула я. Меня, похоже, хотели просто обнести, а мне самой дать по голове…
– Привет, Мария-Геката, – поднял он на меня свои мелкие сальные глаза, просто поросячьи, он совсем уже в свинью превращался в этом своём мясном цехе… – Это не твой дом. И ты не у себя, это мы у себя, – ухмыльнулся.
Я чуть было не плюнула на них сверху.
– Ну-ну, – сказала и вошла к себе. Даже дверь запирать не стала. Будь что будет. Справилась с Аароном, справлюсь как-нибудь и с этими.
Прошла на кухню, села.
Шпага лежала на столе, под рукой. Нож под полой плаща.
Услышала, как распахнули мою дверь.
Но, к моему удивлению, Молох вошёл один. С сумками. Дверь закрыл плечом. Охрану оставил снаружи.
Он сразу учуял вонь варева, она ещё стояла. Колдун понял, что именно мы сделали, и ему это понравилось. Улыбнулся. Но улыбка быстро сошла. Он заметил, что на полках больше нет моих книг, а на стенах картин, плакатов. Молох мой чердак знал хорошо, бывал у меня. Приезжал за советом, когда нужно было разобраться в вещах, требующих магических знаний.
– Убегаешь уже, – сказал. Морда была у него вся обросшая, не брился. На лысине мелкий пот. – Ну беги, беги. У меня ещё будут, найду. Разные есть. Всегда есть. Уходи, раз приспичило. Да. Где?
– Что где?..
– Он. Череп.
– На месте. Готов к обмену.
– Нервы у меня. Нервы. Не сплю почти. Думаю, – он даже задышал тяжело, и жарко ему было, поставил сумки, расслабил всё у воротника, освободил горло, сел за стол. – Всё на грани. Я всё потерять могу. Я бы войну начал с Левинталем этим. Но это меня ещё дальше от моей цели отодвинет. Посадят ещё. Мне его убедить нужно. Мне надо его подавить на другом уровне, не на материальном. Ну ты знаешь.
– Значит, не берёт тебя Левинталь в субподрядчики.
– Не берёт. И со стройкой спешит. А это я должен заложить первый камень Сухаревской башни! Я. Главный камень. Первый. Это я должен прямо в землю руки запустить. И всё там именно подо мной происходить должно. Весь проект, вся геометрия. Понимаешь? Ты понимаешь. И да, ты чего там? В Чертаново. Совсем, что ли?
– Что совсем?.. Молох, отдышись. Не говоришь, а гавкаешь.
– А ты мне не надо. Тебя ищут. Дура ты! Столько людей тебя видело! Не хватало, чтобы и меня ещё за тебя. Чтобы все мои планы в жопу. Нет. Ты зачем там у него спалила всё в логове?! Там было то, на что мне было бы важно посмотреть. И само место. Я бы купил эти квартиры...
– Это не я пожар устроила. А одна чокнутая.
– Полина которая?
– А ты уже и о ней знаешь?
– Умерла в больнице.
Я удивилась.
– Да. Пробормотала и умерла. Ожоги сильные. Тело слабое. Отравленное. Болезни. И наговорила много. Её допрашивал этот… этот… дёрганый…
– Мошка?
– Он! Придурок какой-то. Очень странный мент.
– А что наговорила?
– Да про тебя! Говорила, оса в королевство залетела. Всех жалить начала. Все умерли. И ещё много такого. Сказки! Но Мошка понял всё это по-своему. Тебя сфотографировали. Фото есть, понимаешь? Теперь надо внешность менять. Подумай. Тебе соучастие шьют. Что Аарон не один был, а ты с ним.
– Мошка своего маньяка ещё поймает. Там есть, кого ловить.
– Да вот не думаю, что от тебя отстанут, даже если тот другой пойман будет. А теперь к делу. Череп, Мария-Геката. Давай его сюда. Масло я принёс. Тут больше чем на два месяца, гораздо больше, чем тебе надо. Череп. Зачем медлишь? Мертвеца своего к жизни возвращать уже не хочешь? Скоро масло подливать в лампу.
– Черепа здесь нет.
Молох ударил кулаком по столу.
– Где он?! Я что к тебе припёрся!..
– Не думал же ты, что он будет здесь со мной на чердаке? Откуда мне знать, что у тебя на уме! По голове дашь, череп заберёшь, а мне ничего. Или вообще убьёшь, или хуже! Свяжешь и продержишь, пока башню свою не достроишь, чтобы меня там эксплуатировать! Поэтому череп в надёжном месте, не сомневайся.
– Не думаешь же ты себе его оставить? Не сладишь!
– Он мне не нужен. Я его использовать не могу, это очень грязной нужно быть. Я ещё не совсем утонула. Как бы ты ни старался.
– Отношения выяснять хочешь? Я тебя берёг. Мне светлое нужно было. Отдай мне череп и иди куда хочешь. Ты всё равно вернёшься. Сама. Все твои знания от меня пришли. Больше тебе брать неоткуда.
– Уж разберусь как-нибудь.
– А где твоя девчонка? Это с ней, наверное, череп. Медиум твой. Раб твой.
– Она не раб.
– Ты знаешь, что её ищут? Отец с матерью. Деньги обещают. Много. В похищенных она числится. Костя выяснил. Даже на Битцевский лес думают. Серьёзные люди. С деньгами. Связи. Похищение ребёнка на тебе.
– Не было никакого похищения. И никто не знает, что она со мной. Меня ищут не из-за неё.
– Это пока. Но что будет, когда кто-нибудь положит этому же Мошке на стол фотографию Евы и ткнёт пальцем в девочку рядом с тобой на фотографии с пожара?
– Это только ты сделать можешь.
– Только когда совсем пойму, что ты мне враг. Не зли.
– Хватит мне угрожать.
– Говорю тебе просто. Предупреждаю.
– У тебя ничего не бывает просто. Даже этот Аарон. Я много странного увидела в его залах и коридорах. У него там истуканы с изображением Сатурна! Обычный мясник, говоришь?.. Просто у тебя работал?.. Что ты рассказал маньяку про сатурнический мрак?.. Чем забил ему голову?
– Я к себе пустых не беру. Ты знаешь. Я приближаю только с особым мировоззрением. Аарон был серьёзно начитан. Но глубоко болен. Огромный, помешанный, жил в своём мире.
– Он ведь тебя вспоминал. Он и на тебя охотился.
– Да, он меня выжидал. Я чувствовал. Парни мои замечали странное на территории. Да, он мог проникнуть. И унести меня. В сумках. Он неудачей моей был.
– В каком смысле?
– Без смыслов давай. Своей головы он всё-таки лишился. Тебе спасибо. Ты череп мне отдавать собираешься? Какие твои условия? Масло я тебе принёс. Всё честно. Чего ещё? Договаривались так.
– Мне бы следовало расколоть этот череп на тысячу кусков и выбросить.
– А ты пробовала его расколоть-то? – ухмыльнулся колдун.
И в самом деле, подумала я, этот череп, я обратила внимание, когда мыла, он как каменный был, твёрдый, даже как из металла будто.
– Что у тебя за тайны с этим Аароном, я никак не пойму, что ты сделал?
– Тебе рассказывать не стану. Но не этого я хотел. Я хотел только силу. Для себя силу. А не психа в лесу.
– Ты провёл какой-то ритуал…
– Не гадай. Череп, Мария-Геката. По-хорошему. Давай. Где он?
– А то Валеру позовёшь?
– Да. И других. Переверну здесь всё. А тебе руки сломаю! И девчонку твою мы найдём, все улицы прочешем, она где-то рядом, по глазам твоим вижу, а я находить умею. Когда у меня унесли, я всегда найду. Выбирай.
Я взялась за рукоять шпаги.
– А вот это не глупи, – сказал.
– Думаешь, я не способна на хладнокровное убийство? На этом острие всё ещё кровь Аарона, и сейчас оно направлено на твоё сердце.
– Убить человека на переговорах…
Впервые за всё время, что я служила этой деревенщине, я почувствовала своё превосходство над ним. Таким жалким он мне показался. Старым. И как ему был нужен этот череп!
– Я хочу Чашу, Молох, – сказала я ему.
Но в ответ он захохотал. Громко захохотал.
– Чего смешного?
– Может, тебе лучше денег? Я дам. Ты только попроси.
– Мне бы не помешали, но твои не возьму. Я требую Чашу. За всё, что было, за всё, свидетелем чего я стала, что пропустила через себя и никогда не выгоню из своей памяти – Чашу. Чудотворную Чашу розенкрейцеров.
– Ты имеешь понятие, что это за штука такая в действительности?
– Я догадываюсь.
– И с чего же ты взяла, что я тебе её вот так вот отдам?
– Потому что Сухаревская башня для тебя важнее всего, а я никогда не отдам тебе череп Битцевского кошмара, если ты не отдашь мне Чашу.
У Молоха лицо переменилось. В нём будто дом рухнул.
– Брось это. Не усложняй себе жизнь, – сказал он. – У тебя есть только одна возможность уйти от меня навсегда, одна, и я не буду тебя искать. Уходи. Вот прямо сейчас. Череп и уходи. Не торгуйся. Но если ты дальше пойдёшь, я всё у тебя заберу. Тебе не уйти. Думай. Не глупи. Не зли. Ты меня не знаешь. Ещё нет. Думай. Лучше просто масло возьми.
– Я сказала – Чашу!
Колдун помолчал, а потом мрачно ухмыльнулся:
– Я это предвидел.
И тут он откинул полу плаща. Из внутреннего кармана у него торчал какой-то предмет, завёрнутый в плотный чёрный пакет.
Молох достал, развернул и поставил.
Это была она. Чаша.
Широкая, на ножке, золотая. Но замызганная, просто грязная. Ни разу не мытая. Колдун будто издевался над ней, заливая в неё горячий вонючий жир.
Но это был прекрасный предмет.
Чаша словно светилась, но незримо. Сияла невидимым светом сквозь всю эту грязь. Святой нищий с нимбом.
Я протянула руку. Так захотелось прикоснуться.
Но Молох меня остановил, опустив свою руку на мою.
– Череп, – сказал. – Обмен. Но я тебя предупредил.
Я одёрнула руку, у меня буквально аллергия была на его прикосновения.
– Хорошо. Обмен, – подтвердила я.
Опасно было отдавать череп такому страшному человеку. Но Чаша… Сколько созидательной энергии я нашла год назад в мысли, что гибель физического Джонатана – прекрасная и уникальная возможность испытать пределы своих возможностей. Это осознание защитило меня и сохранило мой разум. А сколько возможностей открывалось теперь…
Никто в жизни больше не будет ставить меня перед выбором.
И Молох мне за всё ответит.
Наконец-то время было на моей стороне, а не на его.
Мы договорились, что обмен произойдёт в людном месте. На станции метро, прямо на платформе. Чашу принесёт Хельга, придёт одна.
Я воспользовалась советом Молоха. Сменила внешность. Даже сама себя постригла, очень коротко. Вышло нормально, выглядела по-хулигански. Какого только старого брахла не было на моём чердаке. Надела светло-голубые джинсы, кожаную короткую чёрную куртку, берцы, красный шарф намотала на шею, скрыв лицо до глаз. Выглядела как девочка-скинхед или какая-то дикая футбольная болельщица. Ярко, но в Москве лучше прятаться у всех на глазах.
Ева не удивилась, увидев меня в совершенно другом обличии, быстро сообразила для чего это. Я оставила её в круглосуточном интернет-кафе. Моё надёжное убежище. Девочка выпила литр чая и, наверное, столько же кофе. Наелась сэндвичей и вафель. Оля и Света были возле неё. Ева целый день читала новости. О пожаре в Чертаново было много, но почти никаких подробностей. О маньяке ни слова. Было сообщение, что в связи со страшным пожаром в Чертаново разыскивают девушку, главную свидетельницу… Свидетельницу чего – не говорилось. Мошка не торопился с сенсациями, ему ещё предстояло во всём разобраться. Много было о погибших. Нашли несколько десятков обгоревших трупов. Верхние этажи дома выгорели так, что «королевства», всех этих объединённых квартир, будто и не существовало. В некоторых местах даже рухнули перекрытия; сгорели деревянные аароновы подпорки. Наверняка Чёрный зал с колоннами-истуканами уже не существовал. Огонь уничтожил многие следы преступлений. К разборам завалов только-только преступили.
А в одной из интернет-газет висела короткая информация об умершей в больнице сильно обгоревшей на пожаре девочке-подростке. Ева поняла, что это Полли.
Я оставила у Евы шпагу, сумку со своей прежней одеждой, взяла шмотник, крепко завязанный, и отправилась на обмен.
Хельга улыбнулась, увидев, что в сумке действительно череп, а не камень какой-нибудь или горшок из-под цветка. Молох боялся, что обману. А я, убедившись, что Чаша настоящая (а это было легко, стоило к ней лишь прикоснуться), тут же запрыгнула в закрывающиеся двери поезда и уехала.
Через несколько станций вышла, пересела, поехала в другую сторону, потом опять пересела. И так моталась по Москве несколько часов, пока окончательно не убедилась, что слежки за мной никакой.
Вернулась к Еве.
– Куда мы теперь? – спросила она, увидев меня уже без шмотника, но с предметом в руках, завёрнутым в чёрный пакет (я боялась даже просто в кармане Чашу оставить).
– Пойдём к Джонатану. Нам нужно уходить из этой части Москвы. В подземелье. Под башню. Это моё самое старое убежище. Никто о нём не знает. Попробуем сломать стенку в соседнее помещение, расширим. Не думаю, что мы просидим там дольше недели. Процесс возвращения Джонатана почти завершён. Скоро мы увидим результат моего эксперимента. А потом, наверное, настанет пора расставаться. Джонатан вернётся в Тулу, к матери. А тебе, Ева, лучше вернуться к родителям. Они тебя ищут. Изо всех сил. Страшно волнуются. А я продолжу своё странствие. Мне сейчас никуда нельзя, пока меня не прекратят разыскивать, не поймут, что я ни в чём не виновата. А это может занять много времени. Но, может, для меня это и лучше. Я маг, и мне полезно отправляться в долгие путешествия.
– А куда ты поедешь?
– Пока не решила, но совершенно точно туда, где не так холодно.
– В другую страну?..
– Возможно. Когда-нибудь.
– Мария-Геката, а можно я буду странствовать с тобой, не хочу пока домой.
– Не знаю, Ева, я больше не хочу подвергать тебя опасности, ты уже чуть не погибла, ты такая маленькая, тебе рано всё это, я была эгоистична, безрассудна. Надо подумать. А сейчас – к водонапорной башне. Но только я сначала сама туда схожу. Первая. Всё проверю. А то мало ли.
– Ты предчувствуешь что-то плохое?
– Нет. Я абсолютно уверена, что теперь всё будет очень хорошо, и все наши будущие проблемы будут приятными и интересными. Но надо быть острожной.
– А я вот тревожусь… Что-то происходит, Мария-Геката. Ты не чувствуешь?
– Всегда что-то происходит, Ева.
И я отправилась.
Но когда пришла…
Во мне всё перевернулось.
Вокруг моей водонапорной башни, до которой никому и дела не было, стояла строительная техника.
«ООО “Сатурн и Марс”».
Рабочие ставили забор. Дежурила охрана. Валера ходил в чёрном дождевике. Шёл дождь со снегом. Меня тут же заметили. И в мою сторону двинулись.
Но между мной и бандитами встала чёрная «BMW». Вышел Аркадий.
– Не трогать гражданских! – сказал охране. – Идите! Идите, я поговорю!
Валера остановился, но уходить не стал, остался на расстоянии, следить. Своим одним глазом.
– Как дела, Мария-Геката?
Аркадий улыбался, но очень нервничал.
– Причёску сменила? Очень красиво.
– Что ты здесь делаешь?..
– Какая ты молодец! Как ты этого маньяка, как свинью! Ты великий маг, Мария-Геката! И правильно сделала, что замаскировалась. В розыске! Не жизнь, а пламя полыхающее. Завидую.
Заискивающий скользкий ублюдок. Чиновник. Некромантишка.
– Мы все очень тобой довольны. Слушай, надо бы отметить. Как в старые деньки. Посидим, поговорим, а? Поехали куда-нибудь? Я тебе заодно всё изложу. Только без нервов давай. Поехали?
Тень Джонатана странно дёрнулась, и в области его лица будто снова проявились жуткие черты. А в голове у меня зазвенело.
– В общем, мы давно знали, где твой тайник. Объект теперь на ремонте, как видишь. Зданием занимается город. Подряд наш. Здание историческое. Важное. Я организовал. Я всё очень быстро могу порешать, когда надо.
– Пусти меня к бочке!
– Постой, Мария-Геката, – Аркадий встал у меня на пути. – Бочку с парнем твоим тебе больше не видать, это решено. Молох отпускает тебя, но без всего, что тебе дал.
– Что?..
– Он хочет обратно Чашу и уведомляет тебя, что забирает себе твой алхимический эксперимент, ингредиенты для которого тебе давал. Молох тебя всем обеспечил, теперь желает взыскать долги.
– Какая чушь! Я выменяла Чашу на череп, я ради неё жизнью рисковала! А за ингредиенты эти я вообще-то работала, он ничего не давал мне просто так! Это вы мне все должны за всё, что я для вас сделала!
– Ну, видимо, Валентин Иваныч посчитал, что стоимость твоих услуг несоразмерна с его помощью тебе.
Я достала нож из-за пояса.
Аркадий сделал шаг назад.
– Ты потише, потише…
Валера увидел:
– Ты чего там такое вздумала, сучка!
– Да нормально всё, – махнул ему Аркадий, – нормально! Разговариваем.
– Уйди с дороги, – приказала я. Рука у меня дрожала, не ожидала я такого удара, никакого хладнокровия во мне не было в тот момент. И с Джонатаном что-то происходило, я видела это по нему. Процесс был нарушен...
– Знаешь, у Молоха к тебе всегда особое отношение было. Он тебя очень ценил. Такие надежды у него были. Сухаревская башня, чародейский зал... Зря ты. Он действительно хотел тебя отпустить.
– Не лги! Он всё спланировал заранее, у вас было в планах оставить меня ни с чем!
– Нет, он думал, что ты всё равно вернёшься. Не сможешь без его поддержки.
– Смешно!
– Смешно или нет, но без Чаши твой парень останется рубленым мясом в жирном бульоне. Пора наполнять лампу. Ты утратила чувство времени, Мария-Геката. Скоро в бочку упадут последние капли.
Аркадий протянул руку:
– Чашу. Добровольно. И лучше возвращайся к нам. Хоть Молох сейчас и видеть тебя не хочет, даже сказал, что это не ты уходишь от нас, а это он сам тебя изгоняет, но он остынет. Ликвидируем этот кризис, забудем про него, и займёшь достойное место среди нас, мы тебе всё дадим, больше никакого нищенства.
Я была убита, меня за горло взяли. Опять. Сначала Аарон. Теперь Молох.
Я опустила нож.
– Не знаю, помнишь ли ты, – сказал Аркадий, – но это мы зарядили тебя силой. Твоя уникальность лишь в том, что ты идеально подошла, Маша. И всё. Цени это.
– Нет, из моих рук ты Чашу не получишь…
– Не думаешь же ты, что тебе дадут с ней скрыться? Тебя найдут. Тебе повезло, что Молох хочет сам завершить эксперимент. У него планы на твоего парня. Человек, вернувшийся из мёртвых! Какой опыт! Какие знания! Какие способности! С этим можно много. А то Валера давно бы уже опрокинул эту бочку со всем содержимым.
– Нет, нет… – я отвернулась и пошла. Меня трясло, в голове всё смешалось, еле дышала, но нужно было взять себя в руки, нужно было держаться, нужно было думать, что делать теперь в этой ситуации. Я не дала слезам покатиться по моим щекам.
– Ты настолько безумна, что готова остаток дней провести рядом с гниющим трупом, таскающимся за тобой? Чашу у тебя всё равно заберут! Слышишь? Отдай добровольно, от чистого сердца! Пусть будут только позитивные флюиды!
И я побежала.
Изо всех сил.
А Аркадий, плюнув, махнул Валере, и за мной помчались псы в чёрных кожаных куртках.
Но я знала эту территорию. Они потеряли меня в промзоне.
Я бросилась к Еве.
Всё ей рассказала.
Мы не знали, что делать.
Не знали.
Но было у меня на уме одно имя.
К кому ещё мне было обратиться?..
Обведённая вокруг пальца, преследуемая. Бездомная!
Только к врагу Молоха.
По крайней мере, Молох считал его таковым. Самым страшным и опасным своим конкурентом.
Соломон.
Маг с Патриарших прудов.
Мошенник, думала я. Как же быстро я навешивала ярлыки! Какая самоуверенность!
И мы отправились к нему.
Со всеми нашими сумками.
Двое бродяг.
Со всеми нашими призраками, прошлым нашим, болью, страхами.
С надеждой.
.. …….
..
.. .. …..