Готический роман "Титанида" (2024) можно скачать полностью по ссылке.
Глава 7. Королевство
Огня!
Я не ищу выхода
Я ищу самый дальний, самый глубокий тупик
Геометрия ритуала уже начертана в моём сознании
Огня!
В руках последний клочок бумаги, мои последние слова
Он близко
Огромный, мёртвый, обнажённый. Оскоплённый и обезглавленный. С головой быка вместо своей. С чёрной сгнившей головой, пришитой к жирным плечам обгоревшего тела, с языком из пасти
Я слышу, как он дышит, раздувая огромные ноздри
Слышу, как скребёт рогами о низкий каменный свод
Слышу шаги. Быстрые страшные перебежки
Он ищет
Я видела морду, заглядывающую за углы
Он ищет меня в узких тёмных коридорах
Моя смерть
Мой остров Крит
От меня останется труп
Я всё сожгу. Каждое слово
Память мертвеца – это тень в тени, почти небытие
Рукописи не горят, но они сгорают, и их не остаётся на физическом плане
Меня найдут лишь те, кто мне дорог
Они вернут мой текст на бумагу
Вернусь и я
Не телом, а памятью
Огня!
Огня!
Огня!
__________________________________
Когда меня задержал милицейский патруль, Ева была уже на безопасном расстоянии и наблюдала за всем издалека. Сначала испугалась, совершенно не знала, что делать. Пошла за нами. Но людей у мостика было слишком много. Девочка забоялась, что её тоже поймают. Её даже не страшило, что отправят к родителям, которые её, наверное, просто убьют за побег, так она думала, но она боялась самих людей, всех этих незнакомцев, милицию, которые будут добиваться от неё ответов.
Я думаю, она полюбила жизнь мага. Да, страшную во многие моменты, но уединённую, наполненную смыслами. Это подходило Еве. Тут я не ошибаюсь.
Она будто бы даже забыла про Полли, так испугалась, оставшись одна. Но сохраняя разум холодным, как я учила, стала выбираться из леса. Решила просто вернуться на чердак. Тем более, что не сомневалась, что я как-нибудь выкручусь и вернусь.
Лес её укрыл, маленькую, она никому не попалась на глаза и вышла к каким-то высоким многоквартирным домам. Осмотревшись, поняла, что это всё то же Ясенево. Хотела спросить у прохожего дорогу до метро, но не стала, она и сама как-то внутренне знала, в какую сторону идти, хоть ещё и с недоверием относилась к своему дару.
Вернувшись на чердак, она стала ждать.
Попила чаю, заварила лапши.
Книги мои полистала.
Посидела, порисовала. Всё что-то странное лезло ей в голову.
Решила прилечь.
Света и Оля ходили возле неё. Ева их больше не боялась. Она их понимала. И умела ясно видеть. Вот чётко. Её сильное воображение с очень хватким восприятием просто достраивало и замедляло то, что, например, я могла видеть лишь мельком и смазано. Ева даже разговаривала с ними. Только они ей не отвечали. Не могли. У них не было голоса.
Постепенно вернулись и навязчивые мысли о Полли.
И вот у неё-то голос был, и был громким. Только без слов. Будто из-за стены какой-то, из-за двери железной звучал… Не разобрать.
И что-то плакало внутри у Евы, когда она слышала Полли. Такая тоска забиралась в сердце, так жалко становилось, что нельзя было не думать об этой девочке. Аарон похитил её и держит где-то. Такую светлую, красивую. Ева так хотела с ней подружиться, так дорожила их встречами в туманных осознанных сновидениях. Так полюбила её, как сказку какую-то, как лучшего человека на свете. Доброго, любящего, всё понимающего.
Решила попробовать уснуть, чтобы снова дотянуться до Полли…
Проснулась от удара.
Кто-то швырнул её на пол. Ева вскочила и побежала, не оборачиваясь и даже не разобрав, кто напал на неё… напал на нашем уютном чердаке...
Но вдруг остановилась. Обернулась.
Никого не было.
Удар был во сне, в сновидении…
Ева всё вспомнила.
Ей снова удалось встретиться с Полли, они были так близко, смотрели друг на дружку, разговаривали, даже рассмеялись, Ева поняла, что радость на лице Полли появилась впервые за долгие месяцы…
А потом явился Он.
Он почувствовал, что Полли не одна. Ему это не понравилось. Он схватил её и бросил, прямо к стене, как кошку какую-то! Потом снова набросился, но Полли заглянула ему в глаза и что-то сказала, с гневом сказала, и он отступил. Но тут же пошёл на Еву, будто само астральное тело её видел!
И она выскочила из сна.
Ева была так зла, так взволнована, ей так страшно стало за Полли. Больше не могла оставаться дома. Всё смотрела по сторонам, искала себе оружие. На глаза попалась моя шпага…
У меня было столько ножей, даже топор, но из всего, что было, она схватила самое громоздкое и то единственное, с чем она ну никак не смогла бы управиться.
Оделась и выбежала на улицу, застучала ножками по железным ступеням…
Вышла на Чертановской.
Оказалась на каком-то большом оживлённом перекрёстке. Она помнила, что искать Полли следует где-то в этом районе. Но, само собой, понятия не имела, куда идти. Даже не знала с какой стороны начать. И пошла куда-то. Сама себя повела интуитивно.
И забрела очень глубоко в район. Чувствовала, что где-то рядом Битцевский лес, и почему-то знала, что туда ей больше не нужно. Всё шла, шла.
Устала.
Дворы, дома, машины, гаражи. Люди кругом. День. Будни. Окна, лица, мысли. Шум.
Присела на скамейку у какого-то подъезда. Положила шпагу. Устала её таскать. То под мышкой, то на плече носила.
Тут же собрались голуби. А Еве и дать им было нечего. Старые больные голуби. Хромые, грязные.
– Девочка, а ты чего тут? – вдруг услышала Ева.
Это была какая-то женщина. Даже больше бабушка. В платке. Но лицо какое-то гладкое, вытянутое, почти без морщин, и кожа какая-то тёмно-серая будто, или загорелая просто. Странно.
Ева её уже где-то видела, только не помнила где.
– Сижу, – ответила.
Женщина несколько раз нервно моргнула.
– А у тебя мама с папой далеко? Хочу их попросить помочь.
– Далеко… А что вы хотели? – Еве стало любопытно.
– У меня дверь в квартиру захлопнулась. И не открыть. Там вдвоём потянуть надо. Поможешь? Я одна никак.
Какое-то напряжение стояло в воздухе. Что-то от этой «бабульки» исходило. Но почему-то Ева захотела ей помочь. Будто это и есть правильная дорога. Но непонятно куда. Просто правильная и всё.
– Ну пойдёмте, – девочка встала со скамейки и взяла шпагу.
– А это у тебя что? – спросила бабка.
– Моя вещь.
– Ну пойдём, пойдём, – поманила она. Улыбалась. Передних зубов у неё не было. Сутулая, очень худая, но при этом вся какая-то крепкая, жилистая. Как скрученная верёвка.
Где же Ева её уже видела? Не могла вспомнить. Но идти надо было. Нужно же помогать пожилым.
Прошли несколько дворов, может, даже целую улицу. Ева не смотрела толком, просто шла. Уже есть хотелось. Посматривала на продуктовый магазин. Думала, позже зайдёт в него, что-нибудь себе купит.
– Пришли, вон подъезд, – сказала женщина, махнув рукой.
Это был крайний подъезд обычного девятиэтажного дома, панельного, некрасивого. Там все такие. Только, почему-то, конкретно возле этого подъезда было как-то слишком грязно. Будто мусор прямо из окон выбрасывали. А судя по всему, и выбрасывали. Дворник, наверное, устал бороться.
А вокруг двери в подъезд все стены были исписаны чёрными, зелёными и красными надписями и изрисованы. Черепа с ирокезами, оттопыренные пальцы, названия групп. Некоторые Ева знала. «Metallica», «Кино», «Король и Шут». «Punk's not dead» было. И среди всего этого – «Nirvana». Ярче всех.
– Заходи, – сказала бабка, открыла дверь, – нам на девятый этаж, только вот лифт не работает.
Ева что-то не хотела заходить в этот подъезд. В такой тёмный. Будто какая-то подушка невидимая возникла и нельзя было пройти через неё.
Вдруг кто-то зашевелился в темноте. Кто-то приближался. Нетрепливо, шаркая. Было слышно несколько ног.
Пожилая пара появилась на пороге. Медленно вышли, поздоровались с Евой и бабкой.
– Здравствуйте, – сказала Ева.
Бабка промолчала.
– Да заходи, чего ты?! – она крепко схватила Еву за руку и завела.
В подъезде не было лампочек, одни пустые цоколи висели. А окно на площадке, где почтовые ящики, было замазано чем-то чёрным. Давало минимум света. Такое тусклое, тёмное сияние, как ночью при свете неполной луны.
Бабка пустила девочку вперёд себя.
– Давай, давай, не бойся, ступай же! – подгоняла. Этот тон уже не был похож на голос просящего о помощи.
Ева шагала ступенька за ступенькой. Окна были замазаны на каждом этаже. И тихо было в этом подъезде. Пахло свечками, как в церкви. Тянуло откуда-то сверху.
Было слышно, что в некоторых квартирах люди есть, но выше шестого этажа, вообще никаких звуков. И Ева почему-то представляла себе пыль, паутину и мёртвых птиц. И кого-то ещё. В этих мёртвых квартирах.
Бабка шла с лицом застывшим. Глаза как стеклянные. Мелкие, чёрные. Злом блестели её глаза. И жестокостью.
Надо было броситься бежать, сбить эту бабку с ног и вон из подъезда, но какая-то нитка тянула Еву наверх. Белая нитка.
Поднялись на девятый этаж. Последний этаж. Дальше уже некуда. Но ощущение было, будто не поднимались всё это время, а опускались вниз. Как в подвал какой-то. Так было тускло на этом этаже. И связка свечей горела на грязном полу. Все стены изрисованы. Чёрные деревья, ветви, трава. Лес. От пола до потолка. Детской и взрослой рукой изображённые. Ева услышала где-то шаги. Какие-то голоса. Женские. Пахло готовящейся едой. Кто-то варил какое-то жирное мясо. Четыре квартиры было на площадке, и только у одной двери имелась ручка. Остальные как заколоченные, совершенно глухие.
– Где же, бабушка, ваша захлопнувшаяся дверь?.. – спросила Ева, всё уже поняв, и взглянув на женщину с укоризной.
Бабка тут же ударила Еву в лицо кулаком.
Девочка упала, попыталась вытащить шпагу из ножен, но бабка одним махом выбила оружие и схватила Еву за волосы, потащила в квартиру. Кто-то уже отпер замок и распахнул дверь. Ева кричала от боли, бабка крепко держала за волосы.
– Сука малолетняя!.. Это вы всё обосрали!! Вы всё кругом обосрали!!.. – орала, и невозможно было понять смысла её слов.
Тёмное пространство квартиры быстро поглотило девочку. Даже вокруг самой двери было всё чёрным закрашено. Как какая-то пещера в каменной глыбе в этом нарисованном лесу.
Бабка бросила Еву на пол в тесной прихожей. Дверь сразу закрыли. Это сделала какая-то тень. Женщина. Худая. Длинноволосая. В халате вроде. Босая. Шаги прилипали к старому линолеуму.
Бабка раскрыла створы стенного шкафа и достала цепь. Замахнулась ею на Еву, девочка тут же прикрыла голову руками, но бабка бить не стала, лишь пугнула.
Раздался детский смех. К Еве подбежали какие-то дети, не меньше пяти. Самыми большими были какой-то кривой мальчик, больной, крививший постоянно лицо, и такая же девочка, только помладше.
– А ну, черти, к матери на кухню! – погнала их бабка.
И Ева тут же вспомнила и её, и этих детей.
Мы их видели, когда впервые прибыли в Ясенево. Они переходили дорогу, мешая движению. Та сумасшедшая. И два выродка с ней.
Бабка застегнула не шее Евы железный ошейник и прицепила другой конец к скобе, торчавшей из стены. Повестила замок. Ключ в карман. И ушла.
Ева сидела тихо, даже не представляла, что теперь с ней будет. Страх сковал её. Сердечко билось.
Было душно. Варево, смрад. Жара. Запах пота и грязного туалета.
Глаза постепенно привыкли к темноте.
Кричать было бесполезно, никто бы не услышал. А если бы и услышали, не пришли бы. Все привыкли, что на девятом этаже в семье «алкашей» (как их называли соседи), чёрте что творится. То громкая музыка, то крики какие-то, то смех, то грохот какой-то, как от ремонта. Да и просто боялись этого этажа. И живущего там человека...
Местные рассказали бы, что сначала это был совершенно неуправляемый ребёнок, хулиган, живодёр, родившийся даже непонятно от кого, потом очень трудный подросток, дебошир, слушавший тяжёлую музыку и одевавшийся как не пойми кто, а потом очень мрачный длинноволосый молчаливый толстяк высоченного роста в страшных чёрных футболках и кожаной куртке в металле, почти не выходивший из дома, живущий с матерью и двумя сёстрами… у которых потом стали появляться дети…
К Еве подошла босая девушка. Теперь её можно было разглядеть вблизи. Она была худая-худая. Скелет и кожа. Щёки впалые. Даже глаза просели от худобы. Страшно было смотреть на неё. Но лицо когда-то было красивым.
– Хочешь есть? – спросила. – Мясо варю. Хочешь?
Ева отрицательно помотала головой.
– Ну как хочешь.
И ушла. Как призрак.
– Лучше сама ешь мясо-то, – крикнула ей бабка. – Целый месяц на воде и листьях, Настя! Скоро тебя саму в лес нести придётся.
– Я должна очиститься, так хочет мой повелитель.
– Ну ты же варишь, хоть кусочек!
– Я должна кормить наших маленьких чад. Запах мяса стал мне противен.
– Всю веру извратили, я ему скажу, чтобы не болтал много, а то вы во всё подряд верите, и лоб готовы расшибить…
Ева их не видела, это всё доносилось с кухни.
Снова подошли дети, тот мальчик и та девочка.
Ева придвинулась к ним и тихо-тихо спросила:
– Вы знаете Полли? Она здесь?..
Услышав это имя, мальчик вздрогнул, будто змею увидел или паука, и закричал... Девочка, пока ещё ничего толком не понимавшая, посмотрела на него удивлённо, но тут же тоже закричала.
Прибежала бабка, накинулась на Еву.
– Ты чего тут?!.. Ты чего им?!.. – стала бить её какой-то тряпкой грязной.
Ева забилась в угол и закрыла голову руками. Бабка отстала. Напустилась на детей, погнала их.
– К ней не подходить, дьяволы мерзкие!!..
Ушла.
От пара и дыма всё было мутно. Ева как в тумане сидела.
– Идите кушать, – позвала Настя.
Раздался детский топот. Забежали в кухню. Загремели тарелками.
– Храни вас земля, храни вас лес… – говорила Настя, накладывая. – Ешьте. Становитесь крепкими, становитесь бесстрашными…
Не было слышно ни смеха, ни детских голосов. Все молчали. Просто чавкали. Как злые тихие кошки.
На кухню прошла ещё одна фигура. Тоже девушка. Не такая тощая, как Настя, крепче, но вроде бы младше. С младенцем на руках. На стол поставили ещё одну тарелку.
– Хоть ты ешь, Маша, – сказала бабка.
Ева стащила с себя куртку, так и сидела в верхней одежде. Жара. Вообще почти воздуха не было. Не понимала, как эти люди здесь живут. Темнота, вонь, духота и пар. Варят, варят, варят без конца.
Прошло, наверное, несколько часов.
Ева даже задремала.
– Эй, эй, ты спишь что ли? – разбудила её тень.
Девочка вздрогнула
– Меня не бойся, – сказала тень. Это была Маша. Очень похожа на Настю. Такие же длинные волосы до пояса. Но лицо нормальное, не высохшее от голода.
Ева приподнялась.
– Тебя уже в туалет водили? – спросила Маша.
– Нет.
– Пойдём.
Маша тоже ходила босая. В какой-то длинной ночнушке. Но ростом ниже Насти. Им обеим было лет восемнадцать-семнадцать.
Оказалось, цепь была довольно длинной, и можно было зайти в туалет, который был буквально за стенкой. Двери не было. Как и не было света. Маша зажгла свечку и поставила на бачок.
– Можешь отвернуться? – попросила Ева.
– Нет. Я должна тебя видеть.
Девочка ничего не ответила. Стала расстёгивать джинсы.
– И я хочу сказать тебе, – начала Маша, – не слушай эту идиотку Настю, мою сестру. Она уже говорила с тобой? Она сумасшедшая. Это секта. Они все сектанты. И мать тоже. Так любит Его, что, когда он стал убивать, она стала трупы прятать. Есть такие матери.
Ева рассмотрела лицо Маши. У неё были большие вытаращенные глаза. И зубы мелко стучали. Маленькие белые зубы. И что-то подёргивалось нервно в уголках рта.
– Знаешь, я тут единственная нормальная. Я просто ребёнка хотела. У Насти их уже пять. Эта дура хочет ещё пять ему родить. А я хотела хотя бы одного. Когда мой малыш окрепнет, я сбегу. А ты почему всё молчишь?
Ева боялась говорить с ней, лишь смотрела.
– Ну, что думаешь? Что думаешь?.. Я права ведь? Права ведь?..
– Ну… да, – сказала девочка.
Бочок унитаза был сломан, вода не шла. Пользовались ведром. Маша сказала поднять и смыть за собой.
Потом отвела девочку обратно. И сильно подтянула цепь, чтобы Ева вообще не могла отойти от своего места. Цепь стала как верёвка виселицы. Тяжёлая, до земли не доставала. Ошейник давил на горло.
– Ну я пошла, – сказала Маша.
– Постой.
Маша обернулась.
– Я хочу спросить.
– Что?
– Я же не первая, кого сюда привели. В квартиру. Были же другие?
– Были. Несколько было.
– А ты знаешь Полли?
– А зачем она тебе? – с возмущением спросила Маша.
– Я её ищу.
– Даже не думай к ней приближаться! Это всё из-за неё! Всё, что здесь происходит! Нашлась, бл#дь, королева!..
Откуда-то из комнат прибежала бабка.
– Чего ты тут орёшь?..
– Иди на х#й!! – сказала ей Маша и ушла, продолжая ругаться: – Я её когда-нибудь задушу! Открою эту чёрную дверь и задушу суку!..
– Это опять ты?! – напустилась бабка на Еву. – Опять ты! – замахнулась, Ева закрыла голову руками.
– Ну хватит, мама, – остановила её Настя, пришла с кухни. – Ты же знаешь Марию, она пристала к девочке сама, целыми днями ходит и ищет с кем бы ей поругаться.
Бабка ушла. И включила телевизор в какой-то из комнат. Диктор заговорил. Новости.
– Сделай тише! – раздался голос Маши из другой комнаты. – Ребёнок спит, тише сделай, бл#дь!!..
Бабка сделала.
– Барон ненавидит телевизор, – сказала Настя. – Он уже грозился его выбросить, и выбросит. И последние электрические провода вырвет. Правильно. Не должно быть ничего искусственного. Искусственного света, людей в записи. Это ложь всё. Правда должна быть.
– Правда в самых простых вещах, – произнесла Ева.
– Правильно. Да. Так и есть.
– Чем сложнее мир, тем дальше он от правды. От Бога, – добавила девочка.
– От Бога?.. Мы здесь к нему иначе относимся, чем другие. Бог же нас ослепил светом. А правда вся в темноте сокрыта. Внутри человека тоже. Прямо в животах. Но в остальном – да, так и есть. Чем сложнее, тем дальше от правды. В простоте правда. Какая ты умненькая, – улыбнулась Настя и присела на корточки рядом с Евой. Как живой скелет сложился. Концы густых чёрных волос легли на пол. Босой скелет в грязной ночнушке.
– Это не мои слова, – сказала Ева.
– А чьи?
– Моя подруга мне объясняла. Недавно. Когда чай с печеньем пили у нас дома. Она рассказывала, как мыслили простолюдины в средние века. И вы тут так же мыслите. А простота хуже всего. В ней вся грязь, всё дно мироздания. Всё зло.
Улыбка сошла с лица Насти.
– Что за подруга такая?
– Мария-Геката. Великий маг. Она придёт за мной. И заберёт меня и Полли. А вас всех убьёт.
– Не говори так… Не смей так говорить… – поднялась Настя и быстро-быстро ушла на кухню. Ева её напугала.
Прошло ещё несколько часов. В этой квартире время страшно тянулось, невозможно было понять, минуты идут или уже часы. Еве казалось, что часы. Бабка ходила туда-сюда, из кухни в комнату. Настя несколько раз прошлёпала мимо. То в туалет, то в какую-то дальнюю комнату, посмотреть, как там дети. А они сидели вообще без звука, не видно, не слышно. Пару раз Маша что-то там прорычала на свою мать.
А потом…
Все замерли.
В квартире появился кто-то ещё. И странно запахло.
Но вошёл он не через ту дверь, через какую затащили Еву.
Был и другой вход. Где-то.
Раздался странный смех. Долгий, неровный. То низкий, мужской, то тут же высокий, как у женщины.
Больной, придурошный смех.
Где-то застучали детские ножки. Детей перегнали в какую-то другую комнату и заперли.
Телевизор у бабки уже не работал.
Настя тихо и быстро вернулась на кухню. Стала что-то там стряпать. Через несколько минут туда же спешно бабка. А потом обратно, но уже с большим блюдом, на котором лежал крупный горячий кусок мяса на кости.
От его запаха Еву чуть не стошнило. Как будто этот запах её отравил. И тоска охватила. Глубокая, тягучая. Человек, часть которого теперь была на блюде, совсем не хотел умирать. Молодой, энергичный человек, с большими планами. Ева увидела всё это, будто вспомнила фильм, который смотрела очень давно... И голова у неё заболела. Как ножом в мозг ткнули.
Но вскоре запах исчез, смешался с общим смрадом квартиры.
Прошло ещё время. Была тишина. Вся «семья» и пошевелиться боялась.
Вдруг где-то ударила дверь. Тяжёлая, металлическая. Где-то глубоко в квартире. Послышались голоса. Бабка, Настя.
К Еве подошла Маша.
– Наш идиот явился, – сказала. – Поднимайся. Он хочет видеть «новоприбывшую душу». Дурак.
– Закрой рот!.. Как ты можешь? – услышала её Настя, прибежала тут же. – Он тебя облагодетельствовал ребёнком, он тебя кормит, он, он, он!..
– Он идиот! А ты сумасшедшая! А мать соучастница! Вас всех посадят! А я убегу!
Появилась Бабка.
– Так что ж ты не убегаешь? Давай! Где тебе лучше будет? Из дома не выходишь. Всё приносят. Лучше слушайся своего мужа!
– Он мой брат, а не муж!
– А ложиться с ним, муж, значит?
– Ненавижу тебя!
Маша ушла.
– Вставай, – сказала бабка Еве, сняла с неё ошейник, и крепко взяла за ворот кофты сзади, как за шкирку.
Настя приблизилась:
– Не надо так, мама, я сама её отведу.
– Смотри, чтобы не вырвалась!
– Не вырвется, я ей всё объясню. Иди, мама, она тебя боится. Я поговорю с ней.
Бабка отошла к входной двери, перекрыла возможный путь к бегству.
– Ты только не бойся, – сказала Настя Еве. – Он великий человек. Ум, сила, храброе сердце, даже юмор. Понимаешь, у него есть особый взгляд на всё. Он раньше много молчал, но теперь, когда всё понял, он заговорил. Он стал учить нас. Пойдём, – повела её Настя вглубь квартиры.
– Знаешь, нам с сестрой не везло с парнями. Что ей, что мне. А он был рядом. Он нас от всех защищал. И мы выбрали его. Я веду тебя в самое лучшее место на свете. Туда, где нет обмана, где всё настоящее. Реальное. Где нет мировой лжи. Тебя ждёт великий суд. И Барон всё решит справедливо. Возможно, ты тоже станешь нашей сестрой. Самой младшей. Но ты должна заслужить его доверие. Он не злой, просто он всё знает, видит всю суть. У него дар. Не пытайся его обмануть.
Это была необычная квартира. Ева мало что разглядела в этом тошнотворном пару, в этом мраке, но было заметно, что квартира перестроена. Её раздробили на несколько мелких комнат. На пороге одной стояла Маша. Младенец попискивал в темноте за её спиной. Маша молчаливо проводила Еву взглядом. Коридор был узкий, длинный, с поворотами. Ева насчитала три.
Пришли в большую комнату. Окно было заложено кирпичами. Свечи стояли по углам. Газеты лежали на полу. Много. Весь пол в газетах. Ева присмотрелась, они все были грязные, в засохших пятнах от какой-то пролитой жидкости. Девочка поняла, что это кровь. Домочадцы не мыли пол, оставляли как есть, так надо было по замыслу, но прикрывали бумагой.
– Садись, – сказала Настя, подведя Еву к батарее. К ней была пристёгнута цепь. На конце её были старые грязные наручники. Настя попросила Еву завести руки за спину, и приковала её.
– Теперь жди, – сказала.
И ушла, оставив девочку одну. На кровавом полу. У облезлой батареи.
В темноте Ева разглядела высокую чёрную дверь. Почти до потолка. Вокруг неё – грубая кирпичная кладка. Это была заложена пробоина в стене. Пробоина в соседнюю квартиру…
Ева чувствовала, что все квартиры вокруг пустые.
Там лишь старые вещи и смерть.
Так ад медленно распространялся по дому…
И девочка знала, что где-то за чёрной дверью – Полли.
Страх мешался с ожиданием встречи.
Ева ждала.
И вдруг заметила какого-то человека. Парня. Совсем юного. Появился из ниоткуда. Возник и всё. И замер посреди комнаты. Высокая худая фигура, чёрный расстёгнуты пиджак, тонкая красная рубашка, чёрные рваные джинсы. Лицо бледное, худое. Мёртвое, но не обезображенное. Глаза большие. Волосы с красным медным отливом до плеч.
– Джонатан?.. – узнала Ева, хоть никогда и не видела его чётко, лишь где-то с боку, в периферийном зрении.
Он приложил тонкий кривой палец к губам в знак молчания. И оскалил чёрные зубы в широкой-широкой улыбке. И невозможно было понять, радость ли это, что девочка наконец-то его заметила, или какое-то изощрённое злорадство. Но это было совсем другим. Улыбку этого вывернутого на изнанку человека следовало читать как гримасу ужаса.
Он указал на чёрную дверь и дал понять, что этот порог нельзя преступать ни в коем случае.
– А Полли?..
Он снова приложил палец к губам, чтобы Ева не произносила это имя. И указал на коридор, ведущий из комнаты.
Девочка присмотрелась и увидела, что там стоит недвижная фигура. Женская. Ждёт. Это Настя с ножом в руке. Охраняет выход из комнаты.
Джонатан указал на кусок кирпича на полу. Крупный. Ева поняла, что призрак предлагает пробиваться с боем из квартиры и бежать, бежать прочь от этого места…
Тут же и Оля со Светой появились рядом. Такие беспокойный, они стали ковыряться в наручниках, что-то делать за спиной у Евы, и столько силы было у них, они всё последнее, что у них в этом мире осталось, вложили, и ручки Евы выскользнули из оков.
«Беги, беги, беги», – говорили взглядами Оля и Света.
«Вооружись», – говорил Джонатан.
– Но как же Полли?.. – прошептала Ева. – За ней же никто никогда не придёт, никто её не спасёт, никто никогда не узнает, где она, а она здесь, одна, с этими людьми, с этим убийцей…
Услышав это, Оля и Света лишь переглянулись грустно и растворились в темноте.
Джонатан опустил голову.
Побыл ещё немного с Евой и тоже исчез.
Девочка осталась одна.
Ждала.
Она сделала выбор.
И через несколько минут раздались шаги.
Тяжёлые, глухие.
Будто кто-то по деревянным ступеням поднимался…
Щёлкнули замки.
Заскрипела, отворяясь, чёрная дверь. И тут же распространился запах дохлой кошки…
Настя, стоявшая почти на пороге комнаты, быстро отдалилась и совсем скрылась в темноте коридора.
И появился Он.
Вышел, здоровенный, на середину комнаты. Громадное чёрное пятно.
Ева замерла от ужаса.
Свечи на полу задрожали.
И постепенно черты Барона стали проявляться.
У него были не свои волосы. Какой-то парик. Женский.
Со своей рыхлой тучной фигурой и круглым лицом Аарон вполне мог сойти за женщину, здоровенную бабу, если правильно одеться. Он и одевался. Менял свой облик. Сам же был наголо бритый.
И это был не парик на Аароне, нет, это были настоящие женские волосы, длинные, светлые. На настоящей кожаной основе. Скальп.
Девочка задрожала.
На губах у маньяка была помада.
Он странно улыбнулся. Глаза заблестели, будто чудо какое-то увидел, и зашагал к Еве.
Прихрамывая и немного волоча правую ногу. При этом правую же руку он подгибал, и кисть как бы висела, как при параличе, но никакого сильного паралича не было. Пальцы шевелились, перебирая складки огромной чёрной футболки без рисунка. И эта тяжёлая кисть легко могла собраться в мощный кулак. Вся рука напоминала жилистую крепкую лапу какого-то животного. Другая рука тоже, но была совершенно здоровой, подвижной.
Ева прижалась к батарее.
Он остановился в метре от неё и медленно наклонился, чтобы луче рассмотреть. При этом стал трогать себя внизу, через грязные тренировочные штаны. Как же пахло тухлятиной от этой его футболки. Ева смотрела на «парик», не могла не смотреть, глаза остекленели, смотрела, замерев, на эту засохшую потемневшую человеческую кожу и тянущиеся из неё длинные густые волосы.
Аарон выпрямился. Улыбнулся.
– Тебе не нравится мой охотничий наряд? – спросил он.
Ева молчала.
– Это только часть его. Одежду я снял. У меня много разных нарядов. Иногда я мужчина, иногда женщина, иногда инвалид, ковыляющий по улице, иногда бродяга, ночующий в лесу. Это всё я. Всё одно. Голая земля. Тёмные голоса привели тебя к дверям нашего Королевства. Страшно тебе было умирать?
– Я ещё жива… – тихо произнесла Ева.
Он рассмеялся. Этим своим больным смехом. И всё тело его жирное затряслось. А потом умолк резко. Уставился на Еву.
– Тьма везде. У каждого в кармане, у каждого во рту, в животе твоём тьма, заперта. Это на свету ничего нет. Давай в животик твой посмотрим? Как в моргах делают, знаешь?
– Но я же ещё живая…
– Ты ещё ничего не поняла?.. Ко мне живые не попадают. Не попасть сюда, если жива. Мёртвые вы все. Ты сейчас в Красном зале. Он первый перед входом в Королевство. Видишь пол красный? Мой Красный зал. Я возводил его много веков. Здесь я всех встречаю. И я хочу с тобой поговорить, с удовольствием поговорить. Мне нужно принять твою душу, очистить её изнутри, понимаешь?
И он снова стал себя трогать.
Ева задрожала. Она всё понимала, знала всё, что сейчас произойдёт, но пообещала себе одно, что выживет.
Но Аарон не спешил делать то, чего так жаждал. Ему хотелось помедлить, поговорить.
– Ты сидишь на полях крови, прикованная к железной скале. Ты даже не представляешь, какие у меня здесь были битвы. Я сниму парик, если он тебе так не нравится.
И он стащил женский скальп со своей неровно побритой головы и бросил на пол.
И тут же снял с себя вонючую футболку.
Девочка увидела отвратительное жирное тело в старых шрамах, круглых ожогах от сигарет. (Это он всё сам, сам себе наносил. Больной. С детства ненавидел своё тело).
Глаза Аарона были одуревшими от желания. Насильник стал развязывать верёвку на поясе, чтобы спустись уже набухшие спереди штаны. Ева опустила глаза и сквозь слёзы задала один единственный вопрос:
– Жива ли ещё Полли?..
Аарон остановился. Штаны его были уже на полу, стоял голый, расправив плечи, показывая себя всего.
– Ты знаешь нашу королеву... – сказал.
– Я её ищу…
– Так ты прорицательница, о которой она говорила... Она нашла тебя во снах. Хорошо. Ты нужна нам. И вы увидитесь.
– Она жива?..
– Она не жива, не мертва, она вне всего этого. Она вечность. Я отведу тебя к ней. Если хочет тебя видеть, увидит. Её воля для меня – всё. Но позже... – Аарон опустился на колени и протянул к Еве руки, чтобы схватить её и подтащить к себе. – Позже… – повторил, и его губы стали мокрыми от желания…
Но тут же Оля со Светой, искрясь и шипя как помехи старого телевизора, ударили Аарону в лицо, как воробьи, как птицы дикие вцепились ему в глаза. И он почувствовал удар, стал отмахиваться, сам не понимая от чего. Ева вскочила, выбежала на середину комнаты, схватила с пола кирпич и запустила в лицо маньяку. Разбила ему нос, губы, бровь рассекла.
Но Аарон даже звука не издал. Тряхнул головой, провёл ладонью по морде, смахнул кровь и пошёл на Еву.
Тут же из коридора с воплем вылетела Настя, с занесённым над головой ножом, и сразу на Еву… Но девочка бросилась к чёрной двери и, перемахнув через порог, скрылась в тёмной глубине. Настя хотела за ней, но Барон сбил её с ног. Зарычал. Нельзя ей было входить в «королевство».
– Ты грязь!.. – рыкнул он на неё. И Настя, сжавшись, попятилась обратно.
Барон пошёл за Евой.
Девочка оказалась на восьмом этаже. Сразу за порогом чёрной двери была грубо сколоченная, но очень крепкая, деревянная лестница. Ева сама не заметила, как сбежала вниз. Всё королевство было таким. Пробоины, дыры в стенах, лестницы, трапы, коридоры, норы какие-то, гнёзда из кирпичей, из дерева, веток и мусора, и хлам повсюду, хлам и догорающие редкие свечи и темень кругом, чернота, духота и смерть. Пахло тленом. Невозможно было представить сколько квартир охватил этот ад.
Ева бросилась куда-то вперёд, потом свернула, ничего толком не видела, но чувствовала. Аарон её преследовал. Споткнулась, упала. Присмотревшись, увидела перед собой засохшего мертвеца. Тощий истлевший труп в грязной затвердевшей одежде. Ева оттолкнула его, вскочила и побежала ещё быстрее. Аарон был близко, девочка чувствовала его. Он точно знал, где она именно. Ева же не знала там ничего и бежала инстинктивно. Такая маленькая, сбитая столку. И вдруг она совсем престала видеть что-либо. Не было больше свечей. И ничего не слышала, тишина такая вязкая образовалась кругом. Несколько раз появлялся Джонатан, пытаясь указывать дорогу, но Ева его не понимала. И вдруг упёрлась в стену, чуть ли не врезалась. Толстая свеча стояла недалеко в углу. Чья-то сумка валялась с вещами. Спортивная. Розовая. Женские вещи были вытряхнуты из неё. Среди них лежал сотовый телефон…
Ева схватила его, думала набрать «02» или «01», что угодно, любой из номеров, что помнила, хоть даже свой домашний… Но трубка не работала, была разряжена.
А тяжёлые шаги приближались. Доносился неразборчивый полуженский голос. Смешливый голос. Радостный и страшный.
Ева смотрела куда бежать, но осознала, что оказалась в тупике, больше некуда было.
Девочка уже думала удариться с размаху головой о стену, чтобы потерять сознание и не почувствовать всего того, что должно с ней произойти. Но вдруг Света и Оля замельтешили рядом, потянули куда-то, и Ева увидела в стене небольшую пробоину, начатый очередной проход, но брошенный, полметра на полметра, у самого пола.
Ева полезла туда, и только-только успела ноги убрать, когда страшные сильные руки чуть не схватили её.
– Ну куда же ты?.. – показалась голова из дыры, Ева вздрогнула. Это была будто голова какого-то изуродованного резинового пупса. – Я же всё равно тебя поймаю. Куда ты отсюда денешься, это же конец бытия, самое его основание, и никому отсюда не выцарапаться и не вскарабкаться по стенам…
Ева бросилась прочь, свернула куда-то вправо, потом влево, врезалась в ветки какие-то, потом опять тупик, присмотрелась, а там лестница в полу, стремянка, самая простенькая. Девочка стала спускаться. Взяла с собой свечу с пола, неизвестно было, будут ли там дальше хоть какие-то источники света, а внизу было непроглядно темно.
И так оказалась уже на седьмом этаже…
Она даже не успела задуматься над размерами тайных и никем до сих пор не замеченных владений Барона… И пока ещё не успела задуматься, где все эти люди, жильцы этих квартир…
Ева осторожно пошла по длинному коридору, двигалась очень тихо, Барон остался где-то далеко. Везде были какие-то комнаты, как чуланы, два на два метра. Двери были незапертые, распахнутые. И в каждом помещении кто-то лежал. Кто-то уже неживой. Высохший, серый, среди веток, листьев, палок каких-то, бумаг, мусора. Лежали даже не по одному, а целыми семьями. Дети и взрослые, связанные, лишённые кто рук, кто ног, кто лиц. А запах… Ева ловила носом дым своей свечки, чтобы хоть как-то перебить вонь.
Один труп лежал поперёк коридора. Ногами в камере. То ли вытащили, то ли узник пытался уползти, тратя последние силы на преодоление десятков сантиметров.
Девочка осторожно перешагнула. И увидела, что из-под последней двери в коридоре, запертой двери, тянется тусклый свет. Щель была такой широкой, что даже руку можно было просунуть. И там за дверью кто-то был. Кто-то живой. Ева услышала странное шевеление. Будто кто-то и полз, и шагал одновременно.
Полли!..
Была первая мысль.
Ева припала к щели и стала смотреть, кто там.
Но тут же какая-то белая клешня опустилась на пол перед её носом, будто громадный паук был заперт. Девочка подалась назад, но продолжала глядеть под дверь. И тут же опустилась чья-то голова, чтобы взглянуть на Еву. Большой воспалённый гноящийся глаз смотрел на неё. И половину рта было видно. Весь в язвах, болячках, разрывах.
– Ты кто?.. – спросило существо.
Ева молчала, не двигаясь.
– Ты новенькая?..
Голос был мужской, юношеский. Но хриплый.
– Нет, – ответила Ева, – я… я здесь не должна быть. Я ищу, я… заблудилась.
– Заблудилась?.. Ты убежала от него, да? Я думал, что ты это она, она приходит меня кормить.
– Она?..
– Полина.
– Полина?..
– Почему ты всё время переспрашиваешь?.
– Я ищу Полли…
Узник удивился.
– Откуда тебе известно это имя?
– Она близко?
– Тут всё близко. И далеко. Тем более для меня теперь.
И Ева поняла, что это не клешни никакие у него, а руки такие. Без кистей, забинтованные. Стопы тоже были ампутированы, и человек перемещался на коленях и на локтях. И был обнажён.
– А кто ты? – спросила Ева.
– Рома. Меня так зовут. Ну звали. Рябов. Меня маньяк похитил. Блог у меня был. Он, правда, и сейчас есть, наверное...
– «Два топора»!..
– Ты читала?.. – узник даже улыбнулся, но ему было сложно, болячки вокруг рта все засохли, и было видно, что ему даже разговаривать больно.
– Мы читали с подругой. Мы тоже искали маньяка. Я надеюсь, она за мной придёт, найдёт меня, спасёт.
– Он называет меня табуреткой. Я теперь «табуретка». Ни рук, ни ног, а ножки мебели. Он не даст тебе уйти. Я не знаю, как долго у тебя получится прятаться от него.
– Почему он тебя не убил?
– Ты знаешь такую казнь, называется «Свинья»? Сначала тебе отрезают одну руку, потом лечат, потом другую, лечат, потом ногу, потом другую, и постоянно лечат, понимаешь, потом вырывают язык, лечат, в уши вгоняют спицы, лечат, глаза вырывают, нос отрезают глубоко, лечат, потом привязывают цепь к шее и низко так к земле приковывают, корыто ставят с кормом, и человек живёт без органов чувств, и прожить так может до глубокой старость. Это со мной делает Аарон и доведёт свой замысел до конца, если помогать ему не буду. Я нужен ему. Он хочет свой собственный блог. Хочет проповедовать. Я помогаю ему. В обмен на жизнь. Но я бы лучше умер. Но я боюсь того, как именно он меня убьёт. Он сказал, что от меня останется только «лялька», туловище без рук и без ног, слепое, глухое, мычащее. И он отдаст меня крысам в подвале. При этом на голове у меня будет крепкий мотоциклетным шлемом, и я буду в сознании, когда мною будут питаться. Крысы будут есть меня несколько суток… Так он сказал. Поэтому я делаю всё, что он прикажет.
– Ты сказал про какую-то Полину… Она кто?
– Так она и есть Полли. Её так сумасшедший этот называть стал, и она себя тоже, имя своё настоящее еле вспомнила, когда я её разговорил. Она теперь королевой себя называет.
– Где она? Где мне её искать?
– Зачем она тебе? Она очень опасна, это уже не та, что оказалась здесь. Она и её две подруги были жертвами. Я о них слышал. О пропавших этих. Но она выжила, сошла с ума и усугубила безумие Аарона. С неё всё и началось, весь этот ад, Барон, королева, лесная охота… Не ходи к ней! Ни в коем случае не ходи! Лучше спрячься получше, чтобы, может, попробовать выбраться и позвать на помощь…
– Но ей нужна помощь уже сейчас!..
Рябов промолчал. Потом сказал:
– Не знаю, что ты задумала. Но, вроде, ты знаешь, что делаешь. Попробуй. Я уже ни на что не надеюсь. Иди дальше, сверни налево, потом направо, там лестница на этаж выше, потом ещё одна, на девятый этаж, и там прямо. Зал будет. Зал с колонами… Меня туда таскал Аарон несколько раз. Смотреть на этот ужас… «Созерцать» ключи… Они оба помешанные, их понять невозможно, у них там истина, и ключи к этой истине, а истина вся в том, вот это я хорошо понял, что мы все просто мясо, просто корм, а высшее просветление и блаженство – смерть, и то, что красиво – на самом деле уродливо, тело уродливо, а Аарон делает тела красивыми, он меня красивым сделал, понимаешь?.. Меня… обрубив меня всего. Высшее проявление жизни, по нему, это страшная предсмертная мука, чем страшнее ты умираешь, чем больше отчаяния, безвыходности, как зверёк запертый в жерле печи и безнадёжно метающийся, тем прекрасней твоё существование, тем ты прекрасней… У Аарона много о красоте, он философ антикрасоты…
– Я вернусь за тобой… – сказала Ева, поднялась и побежала.
– Пусть у тебя всё получится!.. – донеслось из щели. – Пусть ты сможешь!..
Нигде не запутавшись, нигде не ошибившись, Ева быстро поднялась на девятый этаж и, пройдя по странному узкому деревянному коридору, а деревянным там, в этой части, из старых досок, фанеры и коры было всё – стены, пол, потолок – оказалась в большой-большой комнате.
Зал.
Когда-то это была квартира, а может, и две, но все перегородки были сломаны. Стояли местами грубые, самодельные, кирпичные и деревянные опоры как колонны, чтобы держать плиты потолка. Возле каждой колонны горело по маленькой свечке. А всё остальное пространство – тьма. И так тихо там было. И такой тяжёлый воздух. Спёртый, затхлый, тухлый. Будто распахнули старый немытый холодильник. Еву замутило, затошнило. Вся эта вонь давно слилась в одно, нос привык к ней, не было больше резкости, но вонь постепенно отравляла организм. Ева извергла бы из себя содержимое желудка, если бы в нём хоть что-то было, но обошлось несколькими пустыми рвотными приступами.
Но недуг был быстро перекрыт страхом. Ева похолодела, ей показалось, что в этой темноте её дожидается Аарон и уже даже стоит прямо возле неё, огромный, голый, дышащий жестокостью и похотью.
Но его не было.
Это просто фантазия, стряпающая из темноты то, чего девочка больше всего боялась. Ева не чувствовала на себе чужих взглядов, она была одна.
И осторожно пошла по залу. Тихо-тихо.
И вдруг услышала, как кто-то зажёг спичку. Черкаш и вспышка. А потом увидела, что кто-то ходит там впереди в темноте.
Девушка.
Свечечки зажигает… Старые догорающие тушит, а новые ставит и зажигает.
Ева почувствовала тепло в груди.
Это Полли… Да, точно! Полли!
Но что-то не так было с ней. Ева притаилась, смотрела. Это была какая-то не та Полли.
Девушка была старше, чем Ева думала. Лет пятнадцать, шестнадцать. Но, действительно в огромной, как платье, чёрной футболке «Nirvana». Тощая, босая.
И тушила она старые свечи ладонью…
Накрывала пламя и даже не вздрагивала, будто вовсе не чувствовал боли. А зажжённые спички тушила во рту. Смыкала губы, потом выпускала дымок. Глаза при этом были пустые, отрешённые, будто по другому миру ходит. И все действия какие-то механические. Как игрушка заведённая. И, главное, свечной воск жуёт как жвачку. И когда рот открывает, чтобы спичку затушить, белое крошево, смешанное со слюнями изо рта падает. Как умственно отсталая. Совсем не такая, какой встречала её Ева во снах.
– Полли, это я, – осторожно приблизилась к ней Ева. – Мы снились друг другу. Я пришла. Полли, ты меня слышишь?..
Девушка посмотрела на неё, но никак не отреагировала, ни одного движения мысли не произвелось на её лице. Она продолжила тушить и зажигать свечи.
– Полли… Вот, посмотри, – Ева достала из кармашка сложенный лист бумаги, развернула. Это был рисунок. – Смотри, это же ты.
Рисунок привлёк внимание девушки, она забрала его из рук Евы и стала внимательно разглядывать.
И произнесла:
– Ты… ты видела меня такой?..
– Да, ты и есть такая. И футболка, и лицо.
Полли выплюнула воск и широко улыбнулась. Зубы были жёлтые, даже уже с чёрными большими точками гнили. И сама она была какая-то гнилая. Ева рассмотрела её кожу. Серая, влажная, в мелких чирьях. Грязные-грязные длинные волосы, местами выпавшие, лысины были на голове.
– Полли, нам надо бежать…
Полли почесала голову грязными пальцами с колючими обгрызенными ногтями. Сложила рисунок и засунула его себе куда-то за ворот футболки, под ней тоже была какая-то одежда.
– Полли, ты не помнишь меня?..
Девушка молчала, глядела на Еву.
– Ты же… действительно Полли? – спросилось само собой. Уж слишком не похожа была эта девушка на ту девочку из сна.
– Я Полли. Королева ада. А ещё табуретка называет меня Полиной…
– Полли, это никакой не ад, это девятиэатжка, мы в Москве.
Полли вдруг резко шагнула к Еве и обняла её. Крепко-крепко. Девочка сначала испугалась, но потом тоже приобняла Полли, хоть и испытывала брезгливость к этому существу. Но брезгливость нужно было преодолеть, девушка ни в чём не была виновата.
– Ты меня вспомнила?.. – спросила Ева.
– Мы ждали тебя, – сказала Полли, продолжая прижимать к себе девочку. – Ты лучик тьмы. Маленький, острожный лучик. Как ты выжила там, на поверхности? Я тебе здесь всё покажу. Закончилось твоё странствие. Нет больше миллионов колючих мерцающих звёзд, нет больше обжигающего пылающего солнца. Ты дома. Мы сёстры.
– Полли, ты… ты не то, ты… тебя маньяк украл, ты должна бежать отсюда вместе со мной…
Полли отшагнула от Евы и внимательно осмотрела её.
– Барон тебя уже познал? – спросила строго. – Очистил от грязи и шума ложного мира? Он должен был. Ещё в Красном зале. Мы с тобой точно сёстры?
Аарон мог появиться в любую секунду!
– Полли, пожалуйста, пойдём со мной. Пойдём к табуретке! Ты же кормишь его?
– Мясом.
– Вот, мясом. Пойдём, покормим.
– Нет.
– Почему?
– Ему ещё рано.
– Ну а мы заранее, давай? Покажешь мне его?
– Табуретку?
– Да. Какой он? Хочу увидеть. Ты же хочешь мне здесь всё показать?
– Тогда мясо. Надо взять. Я прячу его от мух. Это рядом с моим троном.
– Ну… ладно.
И Полли схватила Еву за руку и повела за собой.
– Ты только ходи строго по мосту, – сказала девушка, – не вздумай оступиться, иначе упадёшь. А вниз тебе нельзя, там всё хрупко, нельзя нарушить. Это всё нам нужно.
Ева действительно почувствовала под ногами доски, плохо скреплённые, прогибающиеся, ведущие вверх, поднимающие на метр или выше от пола. Никаких перил не было. Ева боялась оступиться. Даже потолок уже был близко. Чёрный-чёрный, закрашенный потолок.
Полли на этих мостах каждый поворот знала, уверенно вела за собой «новоприбывшую душу».
И только сейчас, с высоты, Ева заметила, что свечки, которые зажигала Полли у основания колонн, стояли не хаотично, а все вместе образовывали некую геометрическую фигуру, охватившую всё помещение. Большая многоконечная звезда. Неровная, некрасивая. А на колоннах были большие деревянные маски. Примотанные верёвками. И из-под них торчали ветки, трава, засохшие цветы, будто грива. И эти кривые кирпичные и деревянные колонны были не просто опорами, держащими потолок, а какими-то истуканами для поклонений. Лица были добрыми, кроткими, с мягкими улыбками. И все похожи. Какой-то старик с пустыми глазами.
Ева хотела спросить у Полли, чьё это лицо, что это за человек. Но не стала, поняв, что у Полли не найдётся слов. Только ещё глубже уйдёт в мрачные дебри.
На крутом повороте девочка задела одну из немногих свечей, стоявших на мосту, свеча упала. Но не потухла. Разлилась и загорелась ещё сильнее.
И Ева увидела, что было на полу…
Сначала показалось, что это какой-то огромный моток колючей проволоки. Железный венок с большими шипами. Но Ева даже не успела присмотреться, как интуиция и другие реакции мозга, не дожидаясь осознания, мгновенно вызвали ужас, от которого сжался желудок, и будто чья-то невидимая рука схватила за самый позвоночник.
Еву затрясло.
Железные ржавые штыри, прямые и согнутые, превращённые в звенья кривой уродливой цепи, проходили, изощрённо изгибаясь, сквозь человеческие тела… Живые! Больше десятка, даже дети! Ещё дышащие люди были насажены на железо, обезумевшие от боли, оцепеневшие и беззвучные, слипшиеся, спина к спине, плечо к плечу, живот к животу, гнилые, зловонные… Поднимались и садились жирные мухи, копошились белые черви…
И лежала эта страшная поделка, эта воплощённая безумная фантазия, в самом центре многоконечной звезды, тускло горящей на чёрном полу под чёрным потолком. И добрые лица колонн-истуканов были обращены к скованным. И неизвестно, какая магическая сила поддерживала слабую жизнь в этих лишённых разума телах.
– Ты только посмотри на этих счастливцев, – сказала Полли, – мы сделали из них ключи. Теперь они целая связка золотых ключей к истине. Они откроют тебе путь к волшебному, мерцающему миру тьмы. И он поглотит тебя. И ты уже больше никогда не будешь ослеплена светом.
Ева не могла и слова вымолвить…
– Знаешь, многие из этих людей жили здесь раньше, – говорила Полли. – Были соседями Барона. Видела бы ты, как чудесно сияли их лица ужасом, когда Барон появлялся в их комнатах посреди ночи. Они-то, глупые, думали, что это у кого-то ремонт, а это Барон день за днём готовил их стены, полы и даже потолки для пролома…
– Полли, я не понимаю… ты смотришь на это и улыбаешься?..
– Мы сотворили чудо! Здесь положено новое начало. Мы начинаем новую историю мира. Это место будут искать, как место, где всё началось, но ничего не найдут, оно станет легендарным…
– Начало чего?..
– Мира без формы. Мира тишины. Я рассказала Барону о мире без формы! Он меня понял. Он очень умный, у него целые залы книг. А как ты думаешь, что единственное во всей Вселенной существует без объёма? Тень! Тень – это житель не нашего мира, а подлинного, сокрытого от нас. Ты знаешь, что настоящий Бог – за пределами измерений? Враньё кругом!! – вдруг закричала она, подняв кулак. – Был чёрный океан темноты, и тени жили в нём… Потом пришёл свет, и всё покатилось! Не человек отбрасывает тень, это тень отбрасывает человека! Рвать надо, смешивать всех, освобождать...
– Полли… Ты в такое веришь?..
Девушка снова внимательно и с подозрением посмотрела на Еву.
– Ты… кто такая?.. – спросила вдруг.
– Я Ева.
– Ты какая-то ещё пока неправильная…
– Полли, ты помнишь, как ты здесь оказалась?
– Это был лучший день в моей жизни!
– Ты что-нибудь помнишь?..
– Всё случилось очень неожиданно, это был как какой-то сюрприз, подарок. Мы тогда всё время проводили втроём, я и мои подружки. Аня и Вика. Мы были у метро. Хотели куда-то поехать, я уже не помню. И вдруг появилась добрая бабушка, добрая-добрая, в ярком жёлтом пальто, такая красивая… Волшебница! И она сказала, что у неё щенки. Дома. Мамы у щенков нет, а их покормить нужно. И волшебница попросила нас ей помочь. Потому что щенки разбегаются. А взамен она пообещала нам дать что угодно из одежды её богатых дочерей, которые живут в каких-то далёких странах. Мы согласились. Мы бы и без подарков согласились. Мы любим щенков, всегда с ними возилась, и с котятами. И мы пошли. Но то, что мы увидели было лучше и щенков, и даже одежды богатых дочерей. Мы увидели прекрасного бродячего музыканта в кожаных одеждах, с густой гривой. Огромного! Великана! Волшебница привела нас к нему! Не было никаких щенков, это была шутка! Волшебница улыбнулась и тут же исчезла. А прекрасный великан взял нас в Красный зал. Он стал учить нас петь! Сначала Аню. Он превратил её в музыкальный инструмент. Сгибал, разгибал, скручивал, раскручивал, сжимал, вытягивал, и она пела. Но сломалась. Руки чудесного великана были искусными, но слишком сильными. Музыкант расстроился, ушёл, долго думал. Мы с Викой ждали. Захотели есть. Но в Красном зале ничего не было, только сломанная Аня. И когда великан вернулся, он накормил нас её кусочками. Сладкими, приготовленными кусочками. Великан сварил их для нас, чтобы размягчить. А потом ему снова захотелось музыки. Он взял Вику. И она тоже пела. Долго. Дольше Ани. Но тоже сломалась. И музыкант накормил меня её кусочками. Я единственная, кто не сломалась в руках прекрасного музыканта. Я назвала его Бароном. Потому что он истинный повелитель этих земель. Я ему это объяснила. И он прозрел. И мы стали строить Королевство. Ад. И я стала его Королевой. Потому что я была первой, кто увидел его. В чудесных снах ночами в Красном зале...
– Полли! Он же изнасиловал твоих подружек у тебя на глазах... И тебя изнасиловал!.. Убил их, а тебе их мясо скармливал, и ты ела, чтобы не умереть от голода!..
– Нет, не так… Это была магия, волшебство, это был тёмный свет, я всё увидела, я всё поняла. Тут надо смотреть и видеть то, чего не видно. Это был обряд, и я стала королевой. Меня короновали. Я стала королевой этого великого сияющего ада!
– Но почему ада?..
– Потому что это и есть блаженство, а океаны света – боль. Лжебог всё извратил в этом мире, всё поменял местами. Он сделал это в самом начале. Свет всегда в движении, а движение – это страдание. Мы выбрали путь тишины. Мы возвращаем человечеству покой… Мы ещё повставляем эти ключи в невидимые замки лживого бытия, чтобы открыть мир правды!.. Пойдём, пойдём, не стой! Надо табуретку кормить!
Наконец-то мосты закончились. Ева и Полли сошли на пол. Свет многоконечной звезды остался где-то за грудами хлама и был виден лишь в тусклых отсветах на потолке.
Полли зажгла маленькую свечку.
Столько старых вещей, столько предметов было вокруг. Как в сарае каком-то. Угол зала был отгорожен всем этим от основного пространства. Чего там только не было, чего только не натаскали. Газовые плиты, чайники, кастрюли, мебель – и целая, и разобранная, и просто сломанная – даже какой-то компьютер стоял. Телевизоры стояли один на другом, экраны замазаны. И целая стена холодильников.
– Это неработающие все, – сказала Полли, заметив, как Ева смотрит на них.
Ева прислушалась к темноте. Показалось, что рядом есть кто-то третий. Аарон?.. Непонятно. Но что-то всё-таки происходило. Какие-то звуки доносились. Звуки ударов. Слабые, далёкие. Услышать их можно было только сильно прислушавшись…
Полли потянула Еву дальше.
– Пойдём, Вон он там, мой трон.
Большое кожаное кресло стояло в самом-самом углу, рваное, набивка торчала.
Ева заметила, что Полли всё куда-то всматривается, в тёмные места. Она и на мосту всматривалась, смотрела вниз.
– Куда ты всё смотришь?
– Да так, с тенями здороваюсь, много их тут, всё ходят.
Старый матрас лежал рядом с креслом. Грязный. Страшно представить, что вытворял на нём маньяк с Полли.
Сверху над креслом была натянута какая-то простыня. Напоминало детский шалаш. Стояла тумбочка. На ней тарелочка. Булочка недоеденная.
А за креслом, Полли показала, был маленький белый холодильник. Работающий.
Открыла…
Завоняло из него мерзко. Старые испортившиеся продукты. И кастрюля с чем-то. Полли достала.
Мясо было внутри. Сырое холодное мясо.
Полли этим питалась. Аарон приносил. Не готовила, хоть и была у неё какая-то маленькая электрическая плитка. Этим она кормила и Романа Рябова.
– Вот, – сказала девушка, – берём, – она вязла несколько сочащихся кусков и положила в какой-то грязный пакет, с пола подняла. – Табуретка рад будет, он жрать любит. Всегда с аппетитом.
Ева молчала, и её чуть не вывернуло, смотрела.
– Пойдём, – сказала Полли.
Опять послышались удары.
Издалека, но намного громче.
Наверное, это был Аарон, думала Ева. Что-то мешало ему, и он пробивался…
– Полли, давай пойдём побыстрее…
Но девушка всмотрелась в темноту и странно улыбнулась.
– Боишься? Барона? – спросила. – Не бойся. Я сначала тоже боялась. А зря. Нет никого добрее, чем он!
– Давай всё-таки побыстрее к табуретке… А то ведь у нас потом столько дел...
– Ну пойдём. Тут есть короткий путь.
– Короткий путь?
– Да. Короткий.
Они прошли немного вдоль стены, метров десять, и свернули в какой-то коридор, а из него попали в небольшую комнату, а через неё в санузел. Там была дыра в полу. Чёрная дыра, ничего не видно.
– Туда, – сказала Полли.
– Там лестница?
– Нет. Прыгай.
– Что?..
– Там матрасы. Прыгай.
Ева мешкала.
– Да прыгай!
Полли столкнула Еву в дыру.
Девочка упала…
Но на полу действительно оказались матрасы.
– Зачем ты так! – сказала Ева.
Но услышала только смех Полли сверху.
– Отойди! – крикнула она и спрыгнула.
– Пойдём дальше, – сказала, поднявшись.
И они пошли.
Джонатан померещился на пути. Будто остановить хотел. Но Ева уже очень плохо мыслила.
Зажжённая свечка была всё это время у Полли в руке.
Но вдруг она её потушила…
– Зачем? – спросила Ева.
– Так надо здесь.
И такая темнота вокруг стала. Ослепляющая. Мерцало всё. И такая тишина была. Оглушающая, звенело всё. Как по голове дали.
Но Ева шагала. Шаг, шаг.
Полли не нужен был свет, она там всё знала. Она держала Еву за ручку. Но в какой-то момент отпустила.
Девочка попыталась найти её, схватить, но когда нашла, поняла, что это не рука Полли.
Это была огромная жёсткая рука… Его рука!!
Ева закричала испугавшись, побежала вслепую, но споткнулась, упала, и тут же её догнала Полли.
– Это же я, я! Не бойся, глупая, – и засмеялась. – Тут никого, только я.
И в самом деле никого больше не было. Показалось, наверное…
Совсем уже сломалась её головёнка в этой темноте, и все чувства, которых было слишком много, смешались воедино и невозможно было что-то ясно увидеть своим внутренним зрением. Ева тонула в страшных предчувствиях.
Только стук она слышала чётко. Тот самый далёкий стук.
И почему-то вспомнился ей тот рисунок с розой на стебле-кресте. Странная завораживающая роза. Как наваждение какое-то была эта роза. Перед глазами стояла. У Евы было мало знаний. Почти не было совсем. И она не понимала, к чему ей этот цветок, чего он мерещится ей. Но смысл был. Смысл, до которого лишь я додумалась, когда рассматривала этот рисунок на чердаке.
Наконец-то чернота закончилась. Стало светлее. Полли и Ева оказались в каком-то очередном зале. И тоже с колоннами, и тоже с… со звездой многоконечной на полу…
Это был тот же самый зал!..
То самое место, откуда они должны были уйти!!..
– Что это, Полли?.. Почему?.. – не понимала Ева.
Но в ответ услышала только смех.
– Я ещё не всё тебе показала… – сказала Полли, скривив озорно лицо и рассмеявшись ещё сильней. Но это был не её смех, а какой-то грудной, странный, жуткий.
И тут же из темноты вышел Аарон, выплыл огромный как скала, и встал рядом с Полли.
– Он же был здесь всё это время, глупая! – сказала безумная. – Он наблюдал, он всегда наблюдает! Он всё видит! И он ходил за нами, мы с ним играли с тобой!
И оба засмеялись.
– Отдай ему глаза, Евочка, а язык отдай мне. Ты слишком много говоришь. Наш мир – тишина. Так будет лучше.
И Аарон пошёл на Еву. Девочка бросилась прочь.
Но уже обессиленная, измотанная не смогла бежать долго. В несколько шагов Аарон догнал её и схватил. Прижал к полу. Стал светить каким-то мелким, но очень ярким фонарём в глаза.
– Я вижу её, твою маленькую трусливую душу, прорицательница, – сказал он. – Ты прервала ритуал нашего знакомства, нарушила закон Красного зала. Но сейчас я должен сделать другое... Съесть твой левый глаз, а моя королева – правый. Чтобы мы сами могли видеть настоящее – всё, что за пределами нашего королевства – и будущее, всё, что за пределами нашего времени. А ты останешься с нами. Будешь ухаживать за ключами, смазывать их, кормить. Ты будешь абсолютно слепой, абсолютно немой и счастливой. Ты станешь истинной служительницей темноты…
Безумная Полли засунула руку под свою широкую футболку и достала из какого-то кармана ножик. Аарон взял его.
– Всё будет хорошо, – сказал, – так лучше, тебе не нужны глаза, ты будешь видеть правду. Ты станешь слепым прорицателем, как в древних книгах.
Аарон крепко сжал голову Евы, чтобы девочка не могла даже дёрнуться и направил лезвие к её левому глазу. Ева могла только крепко зажмурится, это было её последним сопротивлением… Но Аарон даже рад был для начала срезать веки. И когда остриё уже коснулось кожи, все трое вдруг услышали быстрые приближающиеся шаги, Аарон хотел было направить фонарь на бегущего, но уже получил удар шпагой прямо в бок, между рёбер…
Лезвие прошло глубоко, и великан, взревев, дёрнулся в сторону и на четвереньках, как раненный испуганный зверь, стремительно подался в темноту и замер там. Осознавал, что произошло.
И Ева увидела меня.
Идеальную меня…
Ту, какой изобразила меня на том рисунке, когда я во всём чёрном, во всём своем боевом московском облачении, с сияющими светлыми локонами, с сияющим белым лицом, со шпагой в руке врываюсь в страшную тёмную квартиру…
Еве привиделось, что я будто откуда-то сверху спустилась, с неба, сквозь разверзшийся потолок… Как нечто божественное, спасительное…
Бедная девочка, она почти потеряла разум от страха…
Или…
Видела вещи такими, какие они есть в подлинной действительности, за ширмой реальности, где я была всего лишь в том голубоватом спортивном костюме, уставшая, грязная, в поту, с растрёпанными чёрными волосами, с красным от ноябрьского холода лицом, злая… Гопник, а не маг, только вместо какой-нибудь биты, у меня была моя освящённая шпага.
Я с таким трудом нашла этот дом, случайно увидела эти нефорские надписи у подъезда, подняла голову и разглядела чёрные окна верхних этажей… Такая пустота… Будто эту девятиэтажку вообще не достроили, бросили после этажа седьмого, и она стояла без верха…
Ева слышала меня, когда я ломала как могла и чем могла запертую чёрную дверь, врата «королевства». Увидев их, пройдя первую квартиру и ступив в этот мерзкий «Красный зал», я поняла, что за этой дверью всё самое страшное.
Аарон даже не дал мне прикоснуться к Еве, дать ей почувствовать, что я не иллюзия, а реальность и пришла её спасти. Грязное жирное тело поднялось на ноги, выдернуло из себя шпагу, отбросило куда-то в темноту и помчалось на меня, не чувствуя кровоточащей раны.
Шпага была не единственным моим оружием. Нож, забранный мною у Насти… был в другой руке.
Но что я могла сделать ножом против такой туши… Я не была отчаянной идиоткой. Я бросилась проч. Подальше от Евы, от этой Полли… Чтобы увести Аарона за собой.
Моя девочка уже что-то начала осознавать, поднялась.
– Мария-Геката… – произнесла она, глядя мне в след.
А Полли даже близко не понимала, что происходит… Сидела, смеялась. Созерцала очередное фэнтези.
Почувствовав, что Аарону тяжело, и он не может меня догнать, я решила сделать крюк, чтобы поднять шпагу. Я нуждалась в длинном лезвии.
– Молохова кукла, я тебя знаю, – произнёс Барон, замерев где-то в темноте. – Тебя прислал старый служитель Сатурна и Марса… Я никогда не прекращал следить за ним. Он слишком глубоко проник в мои мысли. Его знания велики. И теперь он решил забрать себе моё Королевство... Я давно жду вторжения… Не он, так другие… Мне с моей Королевой никогда не будет покоя…
Пока он болтал, я нашла шпагу.
Я видела его надвигающийся тёмный силуэт. Была готова сделать смертоносный выпад. Поразить чудовище в самое сердце. Сделать то, что не получилось при первом ударе.
Но эта тварь тоже не была безрассудной… Он был очень умён. Только умный мог так долго оставаться необнаруженным, сотворяя такое зло.
Я не заметила, как он схватил какой-то старый стул, валявшийся на полу, трёхногий, и запустил в меня. Я еле увернулась, удержалась на ногах, но на какую-то секунду потеряла равновесие, а когда снова крепко встала ноги, Аарон уже был передо мной…
Я тут же отшагнула назад и хотела сделать выпад, но Аарон схватил меня за горло своей длинной ручищей, выбил у меня оружие, шпага со звоном упала. Убийца положил обе свои жилистые жёсткие лапы на мою шею и поднял меня над полом. Я хрипела, брыкалась и царапалась, как кошка, всеми лапам… А его глаза… эти два сальных раздражённых пузыря в глубине мясистого широколобого лица – мерцали… и его сознание было где-то далеко.
– Я убивал тебя уже тысячи раз… – сказал он. – Ты в лабиринте проклятых магов, в коридорах без начала и без конца… Ты одна… и я разрывают тебя… снова и снова…
И он сжал свои руки.
Раздавил мне гортань, сломал шейные позвонки, сдавил мою плоть так, что белки глаз наполнились кровью…
Я дёрнулась ещё раза два и замерла.
Повисла, как деревянная марионетка на гвозде…
Меня не стало.