Готический роман "Титанида" (2024) можно скачать полностью по ссылке.
Глава 6. Лес
Молох.
Он нашёл меня.
Думаю, по точкам, которые я всё ещё оставляю на стенах.
Беззубый рассказал.
Заставили.
Зачем я их всё ещё ставляю?
Я скрылась. Спряталась. Но колдун меня чувствовал. Старый колдун. Страшно постаревший всего за какие-то месяцы. Он хотел поговорить. Он понёс большие потери. Из-за меня. Много говорил о матери. Сказал, что готов меня простить. Он снова собирает силы. И он строит Сухаревскую башню в центре Москвы. Он всё-таки добился. С моей помощью добился. И ему нужна я. Каждая кость, каждый сантиметр моей кожи. Он сказал, что разберёт меня, если я откажусь присоединиться. Мои глаза, мой язык, мои уши. Одно он уже получил. Каждая частичка моей плоти напитана магической силой. Он будет их применять. Он точно знает как. И у него получится.
– Чтоб ты сдох!!.... Будь ты проклят!!... – был мой ответ.
И он поднял над головой мясницкие топор и нож и громко, так громко, что всё на этаже задрожало, произнёс колдовские слова…
На плече у него был кожаный шмотник. С тяжёлым круглым предметом внутри… А на пальце неаполитанский проклятый перстень.
Я бросилась прочь.
Началось.
Мои последние часы в лабиринте.
––––––––––––––––––––––––––––––––
Расспросив Еву о Полли и успев кое-что рассказать из услышанного от Молоха о Королеве ада и Аароне, я отправилась спать. Добралась до койки и просто рухнула. Такой уставшей я вернулась от колдуна. За последние ночи я накопила максимум усталости. Визит к Молоху меня окончательно добил. Я стащила с себя провонявшие мясом джинсы и кофту и провалилась в сон.
Снился Аарон.
Не запомнила ничего, только само впечатление.
Ужас без начала и без конца.
Холод, слепота и черви.
Это не было осознанным сновидением. Это было бесконечное падение.
Я кричала, когда проснулась.
Трясла головой, пытаясь прогнать кошмар.
Но успокоилась.
Поднялась. Ноги еле держали.
Было уже не утро и даже не полдень, а два часа дня.
– Ева! – позвала я.
Но она не ответила.
– Ева, ты где?..
Молчание.
Я прошла по чердаку, высматривая девочку, но её нигде не было. Лишь фигурки Оли и Светы мелькали в периферии зрения. И молчаливый Джонатан стоял повсюду.
Убежала?
Или…
Мне вспомнился тот страшный вечер, когда я искала Джонатана по своей квартире в Туле, а он уже был не он…
– Ева!!
Сбежала!
Не было одежды, которую я ей дала. Не было ни куртки, ни обуви. И дверь с чердака была не заперта, а просто закрыта.
Всё-таки она сбежала…
Не выдержала жизни медиума при маге.
Не смогла.
Она была слишком юной. Но такой одарённой! Я слишком поторопилась. Я бросила её в омут. Нельзя было!
Но какими точными были её прорицания, какой податливой она была в моих руках… Мой идеальный медиум.
Нет, я не могла потерять её. Я должна была её найти. Я стала собираться.
Но вдруг донёсся скрип. Скрипела лестница. И раздались шаги.
Входная дверь стала медленно открываться.
И на пороге появилась Ева. Зашла, закрыла за собой и стала разуваться.
– Привет, Мария-Геката.
– Привет… – сказала я.
В руках у неё была плоская прямоугольная коробка. Девочка поставила её на пол.
– Ты опять уходишь? – спросила меня.
– Нет, я… сегодня здесь. Не считая, дел. Ну… маньяк же. Я же вчера тебе рассказывала.
– А чего ты оделась?
– Да так… думала пройдусь.
Я стояла вся напряжённая, разогнанная внутренне, но теперь резко остановленная, и мне даже было нехорошо. И не хотелось, чтобы Ева поняла, как я разволновалась.
– Я купила нам ноутбук!
– Ноутбук?
– На барахольном рынке. Я сначала в магазине смотрела. Но там дорого. А на барахольном два мужика каких-то. У них там всё. И телефоны, и приставки, и кассеты, диски.
– Краденое, наверное.
– Конечно, краденое, Мария-Геката! Но нам комп нужен. Интернет! Там вся последняя информация о маньяке.
– Ну… Да, пожалуй. А как мы к интернету подключимся?..
– Тут есть телефонная розетка.
– Я не знаю, работает ли.
– Работает, я проверила. Я к ней старый телефон подключила. Вон там лежал. Красный. У которого кнопок нет, там круг, в который пальцы вставлять.
– А, дисковый. Работает?
– Гудок идёт, да.
Ева поднесла коробку к розетке. Из кармана куртки достала пачку карточек для интернета. На 5 часов, 10 часов…
– Ева, я не понимаю, откуда всё-таки у тебя столько денег?
– Ну теперь у меня не так много осталось, – она открыла коробку и стала вытаскивать ноут. – Сейчас будем подключать.
Телефонная розетка была далековато от нашей жилой зоны. Я решила дотянуть её до кухни. На чердаке валялся без дела смотанный телефонный провод. Взяла отвёртку, ножницы, сняла розетку. И нарастила, скрутив провода.
Теперь можно было сидеть с ноутбуком на кухне.
Ева возилась с подключением.
Я налила себе чаю.
– Ева, больше вот так вот не убегай, хоть записку оставила бы…
– Хорошо, – сказала она, ей было не до меня, она не отрывалась от монитора.
Вчерашняя фанатичность, желание броситься на поиски Полли (есть ли она вообще, эта Полли… – думала я тогда), сменились спокойным целеустремлённым энтузиазмом.
И кто знал, какие ещё у Евы стадии впереди. Я могла лишь тихо наблюдать за её состоянием.
О Битцевском кошмаре Ева слышала много. Наверное, как и любой московский ребёнок. Наверное, как и любой московский взрослый. Даже я, совершенно наплевавшая на всё, кроме своего чёрного пузыря, моего сжавшегося магического мира, мира Молоха, постоянно слышала разговоры о Битцевском лесе. В метро, в магазинах, в клубе, где работала.
Некоторые даже на девочку у шеста не могли смотреть, не обсуждая последние новости о Битцевском убийце.
Этот клуб…
Я часто его вспоминаю.
Что-то в нём всё-таки было.
Или это всё моё романтическое мироощущение…
Эти люди, эти мужики с их пьяными бабами, а чаще без. Смешно. Бармен этот, всё лип ко мне, подкатывал. Я думала, буду в этом клубе, как в «От заката до рассвета», эффектная, яркая, желанная, опасная. Жаждущая крови тварь в сексуальном теле.
Фантазии.
Для такого образа у меня никогда не было нужных форм. Моя худоба, бледность, детскость в лице в основном привлекали педофилов, садистов. Но я не была хуже других девочек, я умела двигаться, во мне была жизнь, во мне была свежесть. Взмах моей головы, моих тогда ещё светлых волос оставлял в воздухе след из золотой пыли… И она очаровывала.
На меня буквально залипали.
Моё романтическое мироощущение… Это оно заносило меня в такие места. Сейчас я это понимаю.
Виктимность. Во мне было что-то от жертвы. Это чувствовали все. И Молох, и Константин, и Хельга, и другие, и даже Джонатан в начале, все они. Каждый. И каждая.
Сексуальная притягательность мага… Мне стало казаться, что мой магнетизм – во внешней слабости.
Психология желания.
Насилие.
Жертва.
Чем слабее она, беззащитнее, тем большую вызывает агрессию. Зверя будит.
Аарон.
Нужно было понять его. Рассказанное Молохом – лишь самый верх. Самое общее.
Я подумывала приманить Аарона собой. Но… как выяснилось… я могла лишь частично соответствовать тому, что ему нравилось.
Частично…
Усевшись перед ноутбуком, мы стали читать.
Битцевским маньяком были одержимы многие, но больше других – блогер Роман Рябов, он же «Р.Р.», ник – «Два топора» в «Живом Журнале» («ЖЖ»).
Ева и раньше его почитывала. Оказалось, моя девочка любила всё страшненькое.
Рябов – какой-то студент журфака. Собирался строить карьеру криминального журналиста. И у него неплохо получалось.
От милиции ему, конечно, доставалось. Чуть ли не каждую неделю задерживали. Обо всём этом он подробно и весело рассказывал в своём блоге.
Он следил за следователями, пробирался к местам преступлений, мог чуть ли не сутками дежурить в Битцевском лесу с дешёвым цифровым фотоаппаратом-мыльницей. И с кем только не общался, кого только не опрашивал. Знал всех собачников, всех грибников, алкашей, бегунов и бегуний, лыжников, велосипедистов и прочих, кто по глупости просто игнорировал страшную опасность.
В первых публикациях на «Двух топорах» были, по сути, одни лишь разрозненные слухи о Битцевском кошмаре. Болтовня местного чертановского и ясненевского населения. Но и это уже было кое-что.
Одни описывали высокого сутулого парня, сильно узколобого и с какими-то злыми, прямо волчьими глазами, и взглядом очень настороженным. Даже про заострённые уши рассказывали, большие и заострённые. Волк! А не человек. Оборотень будто бы…
Другие говорили о парне огромном, мужике выше двух метров. Етти. Гигантский. И будто бы умственно отсталый. Дебил. Весом, наверное, килограммов сто пятьдесят.
Были слухи и о старухе с ножом. Бомжиха-людоедка.
О чёрных трансплантологах рассказывали…
О сумасшедшем, сбежавшем из чертановской психушки, находящейся, кстати, в самом Битцевском лесу… Или даже о сумасшедшем враче-психиатре…
Говорили и о медведе… Убивает и пожирает людей.
О сатанистах говорили, о язычниках…
Особенно Роман Рябов любил описывать подробности убийств. Делал это так ярко, что в комментариях его даже обвиняли в фантазёрстве. При чём – в больном фантазёрстве.
Как, например, голова, размазанная по асфальтовой дорожке чугунной крышкой канализационного люка, брошенной, что было дури, на лежащую и без того истекающую кровью жертву. Или мальчик-лыжник, которому маньяк воткнул лыжную палку прямо в… Да так, что она вышла через грудную клетку. Или голова старика, отрезанная и… изнасилованная.
Как правило, если голова оставалась на месте преступления, она была набита землёй, полный рот. В некоторых случаях убийца рот зашивал. Но обычно головы пропадали. Как и другие фрагменты тел.
Кого-то маньяк топил.
Жертва захлёбывалась грязью, вдавленная лицом в какой-нибудь неглубокий лесной ручей.
Иногда пропавшие части тел обнаруживали скреплёнными, связанными, собранными в некий образ, или разложенными по земле так, будто это какой-то символ или никому не известная буква. (К сожалению, в блоге Рябова не было фотографий этих адских аппликаций, а то можно было бы попробовать разобраться).
Но вот зачем сбрасывать трупы в коллекторы? В канализационные подземные воды… Ведь десятки тел нашли на решётках очистных сооружений. Убитых уносило далеко от Битцевского леса… И в этом случае трупы были целыми.
Всё это было странно. В чём-то действительно угадывался Ааарон. Тот, каким мне описал его Молох. Очевидные оккультные признаки. А где-то просто убийства, убийства без причины, без смысла. Просто так. Как бы чистые. Убийства без мотива. Убийства ради убийств.
В одной из публикаций на «Двух Топорах» объяснение этим странностям нашлось.
Почти цитирую:
«Убийства продолжаются, и никто ничего не знает. Трупы находят постоянно. Иногда реже – два-три раза в месяц. Иногда чаще – два-три раза в неделю. Вчера какой-то прохожий (милиция как всегда не раскрывает личность, но я выяснил, что это алкоголик Женя с улицы Айвазовского в Ясенево) заметил в траве грязную волосатую кочку, и она оказалась оторванной (да, именно оторванной, а не отрезанной!) головой с рваным ртом, набитым под завязку землёй. Тут же рядом было и тело, но оно было не от той найденной Женей головы! А тело с головой, но оторванной не до конца… Убийце кто-то помешал. Может, алкоголик этот и помешал. Хотя, было бы чего там бояться такому монстру. И многие из убитых – с проломленным черепом в результате серии ударов, орудие убийства – тупой тяжёлый предмет близкий по плотности к дереву. Это кулак!
Но много трупов находят и в решётках очистных сооружений, куда тела приносит со сточной водой, стекающей чуть ли не с половины всей Москвы. Сначала не понимали, откуда это их притаскивает. Но потом поняли – это всё тот же Битцевский лес. Убийца сбрасывает трупы в канализационные коллекторы. Силы у этого маньяка, конечно, много, это было понятно сразу. Без труда сдвигать пятидесятикилограммовые чугунные крышки люков. Правда, это говорит лишь о том, что убийца – взрослый мужчина в хорошей физической форме. А таких много.
Но всех сброшенных в коллекторы убивали чем-то вроде молотка (не кулаком!), и при этом не такой уж и сильной рукой.
Я уверен, что убийц двое. И действуют они не за одно, но, само собой, знают о существовании друг друга. Может быть, даже видели друг друга в деле.
Оперативно-следственная группа, недавно созданная специально для поимки преступника, версию о двух маньяках рассматривает как возможную, но не имеет оснований для уверенности в ней.
Кстати, я выяснил, кто эту группу возглавляет. Это старший следователь милиции по фамилии Мошка. Иван Петрович. 32 года. С хорошим опытом, очень докапучий. И всех там подгоняет. Личность нервическая.
А теперь самое главное, ради чего я вообще пишу эту публикацию. Мне достоверно известно, что следственная группа потерпела свою первую оперативную неудачу. Мне, можно сказать, удалось кое-кого разговорить из милиции. Он и сам уже, если честно, молчать не мог. Мошка, которого не очень-то любят, «крупно обосрался» (так выразился источник).
Дело было так:
Двух оперативников переодели под алкашей, ну или бомжей, потому что почему-то больше всего от руки убийцы (убийц!) гибнут всякие маргиналы. В общем, сделали двух забулдыг, ищущих в лесу местечко, где бы им открыть бутылку и хорошо посидеть. Их отправляли в лес каждый день. Целую неделю. И вот наконец-то им довелось увидеть нечто.
В чаще леса, среди деревьев стоял человек, издалека было не разобрать. Но ростом метра два точно, и здоровый такой, шкаф. Он стоял и смотрел в землю, как зачарованный, даже покачивался, будто от ветра, который в тот день был очень сильный. Ветер выл, и оперативники не могли разобрать, что там этот леший бормочет. Одет он был в серое. Что-то вроде серой спецовки – комбинезон, куртка сверху, чёрная шапка, волосы длинные, спутанные, как у первобытного, распущенные тяжёлые лохмы.
Оперативники тут же к нему.
– Закурить есть? – спросил один. Приготовились крутить.
– Есть, – ответил великан и пошёл на них.
Дальше история умалчивает. Переживший эту встречу оперативник умер в больнице, в сознании, и успел кое-что рассказать. Другой – был убит на месте. Они ведь даже пистолетов достать не успели. Леший бросился на них. Тот, что прожил дольше, был найден со сломанным позвоночником, пробитым черепом, переломанными костями ног и рук.
Второго же оперативника великан просто вдавил в землю, прыгал на нём, обрушивался на лежащего прямо коленями своими каменными, пока в кровавую котлету не превратил. А потом стал рвать на части, орудовал широким ножом – ноги туда, руки сюда, голову в сторону. Насовал в неё земли, бросил, не стал забирать. Забрал ноги.
Большие крепкие ноги. Не исключено, что тут и каннибализм!
Гибель оперативников засекретили. Об этом вообще никто не говорит. Я надеюсь, убийцу поймают. Я же буду вас информировать. И постараюсь сделать фотографию маньяка.
Пишите в комментах, что думаете… »
Этот Роман Рябов пропал.
Несколько дней назад.
И уже числился одной из вероятных жертв битцевского маньяка. Отец Рябова подтвердил, что сын отправился в лес.
Блог «Два топора» просуществовал больше года.
Последнее, о чём писал Рябов, был цикл заметок о, пожалуй, самом шокирующем убийстве, совершённом в Битцевском лесу. Самым шокирующим на тот момент…
Неглубоко в чаще нашли девушку. Точнее… то, что с ней сотворили.
Рябов как-то даже слишком глубоко окунулся в эту тему. Даже пытался рассуждать как убийца, даже пробовал чувствовать, ощущать, как он. Жутко становилось от этих последних публикаций на «Двух Топорах». Об этом убийстве вообще много публикаций, и все можно с лёгкостью найти в интернете.
Это произошло сразу после попытки оперативников взять маньяка.
Высокая девочка, лет 17 или 18. Может, 19. Стройная. Худые ножки, худые ручки, лицо кроткое, мягкая улыбка. Влажные глаза. Немножко потерянные, туманные. Словно блаженная какая-то. Небольшая грудь. Пальтишко серое. Колготки, сапожки. Юбочка короткая, джинсовая. Маечка белая. Шарфик. Русые волосы в хвост. Странная-странная девочка. В цветочном магазине работала. Шла через лес…
(Как в сказке братьев Гримм. Но в настоящей сказке, страшной, кровавой, а не адаптированной для детей)
… К подруге шла в Чертаново. Вечер был. Сумерки. Захотела пешком. Плеер слушала. «Агату Кристи». Вся в себе. Грустила. Мечтала. Такая даже убегать не стала бы. Не поняла бы. Не среагировала бы вовремя. Дурочка. И убийца её захотел. Её волосы, её запах, кожу. Захотел прикоснуться, погладить, сжать. И, главное, чтобы она боялась, не до ужаса, не до дикого крика, но была бы в оцепенении.
И она не закричала, когда вышедший на дорогу гигант перегородил ей путь. И она не кричала, а лишь немо стонала от боли, когда он, намотав её волосы на кулак, насиловал её сзади, прижав к земле. Она будто боялась сопротивляться, думала, что может сделать ещё хуже, навлечь на себя ещё больше агрессии. Закричала она, когда он начал ломать ей руки, кость за костью, сустав за суставом. Хруст, хруст, хруст… Превращал твёрдое в мягкое. Она инстинктивно, на одних рефлексах стала рваться из-под убийцы, но уже ничего не могла. И ему нравилось.
Её труп был неопознаваем. Гигант сломал ей всё. Вспорол живот и будто наизнанку пытался вывернуть. Он разделал её как разделывают курицу. Бёдра, голени, крылья, грудка… Спинка, внутренности, рёбра, кожа…
Раздавленная голова без лица. Без кроткого, тихого лица.
Он ничего не взял с собой. Он всё оставил на месте.
Это было послание оперативникам. Он повелел не искать его и не заходить далеко в лес. Он там хозяин. Это его территория.
Никто ещё во всём мире не творил такого с людьми, что творил с ними Битцевский кошмар…
Ева перерисовывала карты мест убийств, некоторые фото, сделанные Рябовым, и набросала по описаниям образы убийц. Двух.
Высокий худой с волчьими глазами, с молотком в руке.
И волосатый леший; гигант в рабочей одежде и с мясницким ножом.
– Это его голову тебе надо отрезать для Молоха?.. – посмотрела на меня Ева.
– Да. Думаю, этот здоровый и есть Аарон.
– А если это он отрежет наши?
Я промолчала.
– А этот с молотком?.. – спросила Ева.
– Может, сообщник. А может, сам по себе.
– Как думаешь, где Аарон может держать Полли?
– Ты точно уверена, что она и королева ада – это один и тот же человек? Просто пойми меня правильно, Ева, я логик и мне нужны достаточные основания.
Я всё думала, может, имя «Полли» как-то смешалось в сознании Евы с этим таинственным словосочетанием «королева ада», медиумически выловленным в сгущающемся вокруг нас невидимом мраке?
Но девочка ответила категорично:
– Это точно один человек.
Я сделала вид, что согласилась. Своего собственного ответа у меня не было.
– И Аарон её держит где-то, – продолжала Ева. – Надо только понять где. Из сна я ничего не поняла.
– Он король ада. В аду.
– Он же Барон.
– Суть одна. Он повелитель этого места.
– А почему вообще «барон»?
– Ну имени его созвучно. Если это, конечно, его имя. А так… в аду же монархия. Аристократия демонов. Так в гримуарах. В «Гоетии», например.
– Где?..
– Это демонологическая часть книги «Малый ключ Соломона». В «Псевдомонархии демонов» Иоганна Вейера тоже описывается королевство. И в других тоже. Титула барона, правда, я среди них не помню.
– А как же мы в ад отправимся?
– Нам не надо в тот самый ад. Настоящий. У Аарона где-то есть место.
– Но где?
– Одевайся. Прогуляемся по этому лесу.
– Думаешь, это место где-то в самом лесу? – у Евы все мысли были только о Полли.
– Не знаю, надо смотреть.
– У меня вот что есть, – девочка достала из кармана сложенный лист бумаги, – сегодня утром нарисовала, когда проснулась.
Я развернула. Это снова была Полли. Но с другим выражением лица. Фанатичные, больные глаза. И во взгляде страдание.
– Вы опять разговаривали?
– Нет. Не получилось. Её заволокло тьмой. И я её потеряла.
Я обратила внимание, что Ева в этот раз зарисовала и то, во что Полли была одета. Какая-то огромная футболка, которая этой девочке была как сильно великоватое платье. Она сидела вся в эту футболку забравшись, а руками под ней обнимала колени. Будто грелась. На футболке были буквы: «N», «VA», «A». Других было не разобрать.
– Как думаешь, мы найдём её? – спросила Ева.
– Не знаю. Я ещё очень плохо представляю себе, что она вообще такое.
По пути в Битцевский лес я обдумывала прочитанное на «Двух Топорах».
– Аарон – «адист». Молох прав. Аарон строит ад. Каждодневная рутинная работа. Это в парадигме сатанизма, но радикальнее… Воссоздаёт родную стихию, считая себя демоном, – бормотала я. Ева слушала.
– Адист, – повторила я. – Сам себя он так не называет. Вряд ли ему интересно предаваться теоретизации. Его действия во многом интуитивны. И инстинктивны. Хоть знания у него и есть. Набивает рты землёй… Келлипот.
– Что?.. – переспросила Ева.
– Это из каббалы. Термин. Злые духи материального мира.
– Из каббалы?..
– Господи, Ева, тебя ещё столькому учить!.. Я же тебе рассказывала про каббалу… В общем, мне кажется, что Аарон будто думает, что он может создавать келлипотических демонов. Если убил кого-то в муках, то превратил его в мстительного духа, а если земли в рот насыпал, то превратил в демона. Земля – это вполне символ келлипота. Сопротивление материи божественному свету. Что может быть материальнее, чем земля под ногами, почва, грязь. Земля, вода и грязь. Эти элементы основные компоненты всех убийств. Он считает себя демоном, это точно. Кто-то внушил ему это, или он сам себе. Могу лишь догадываться, откуда в нём это выросло. Возможно, думает, у него будут подчинённые, у него будут рабы. Из тех, кого он убил. Их жизни принадлежат ему. Человек после смерти может и ангелом стать и демоном, как писал Джованни Мирандола. Барон безумен, погружён в себя, но всё, что он делает, архитипично. Поэтому поддаётся расшифровке.
– А вода? Он же и в воде топит.
– Не знаю. Наказывает. Первая ассоциация – это потоп библейский. Но это и смывание грехов. Водой крестят. Сложно сказать. Если он наслаждается страданиями жертв, экспериментирует с их ощущениями, как Молох мне сказал, то вода – это исключительно способ убийства. Водой, кстати, проверяли ведьм, колдунов. Магов. В «Молоте ведьм» это есть. Но есть более древние упоминания. Серапион Владимирский описывал, как топили волхвов. Их винили в неурожае, голоде, болезнях… Это после нашествия монголов. В разорённой владимирской земле. Если тонули – считались невинными людьми. Если выплывали как-то, то, значит, они волхвы и виновны в злодействах.
– Ещё вода – плодородие, – сказала Ева.
– Да. Урожай. Я об этом думала. Может, у Аарона дети. Может, ему кто-то рожает. Или должен родить. Ты ничего такого от Полли не почувствовала?
– Нет.
– Всё это гораздо сложнее, чем я думала. А Молох дал всего неделю на всё…
Приехали в Ясенево. Этот серый, ветреный район, эта низина, где всегда на несколько градусов холоднее, чем в других частях Москвы, по сути – остров, окружённый лесом. Даже странно, как рядом с ним, почти в нём, выросли все эти многоэтажки. Правда, не сплошь, там много проплешин, не везде можно было строить высокое, слишком близко естественные подземные воды. Холодные. И думая сейчас об этом, я понимаю, что этот район не остров, это колодец, его самое дно.
Ева была в Ясенево впервые. Когда выходишь из метро леса даже не видно. Но девочка тут же что-то ощутила, будто какой-то резкий неприятный запах. И замерла. Уловила на каких-то низких частотах тихий непрекращающийся писк смерти. Это место сквозило страхом. Это было на лицах прохожих. Женщины не отпускали детей одних, мужчины – женщин. Даже семьями ходили. Всё после той разобранной на части флористки. Это убийство резко сократило численность тех, кто был уверен, что маньяк – это проблема других.
Мы прошли по улице Ясногорской, и не сворачивая продолжили по Айвазовского. Уже было ближе к сумеркам. Небо ясное, холодное. За спиной бледный розовый закат.
Ева как-то очень быстро преодолела негативные ощущения, заперла их где-то, и шла в сторону леса, ускоряя шаг. Чуть ли не бежала. Лес уже можно было разглядеть за домами. Его серую тенистую массу. У меня же ноги еле шли.
– Мария-Геката, устала ты, что ли? Еле плетёшься, – торопила меня девчонка.
– Вот только не надо меня подгонять. Я хочу всё хорошенько обдумать, прежде чем мы войдём в лес.
– А чего думать? Надо искать! – она достала из внутреннего кармана куртки нарисованную карту. – У меня же здесь отмечены места, где убивали! С «Двух топора». Найдём Барона по следам, я его почувствую!
Девчонка. Я не стала ломать её энтузиазм. В конце концов, теперь мне не надо было её ни в чём убеждать.
– Черти вы, дьяволы ада! – вдруг услышали мы.
Через дорогу в неположенном месте какая-то неприятная, неопрятная пожилая баба, почти старуха, с невменяемым острым лицом и помешанным рыщущим взглядом, тащила двух маленьких детей. Девочку лет шести, какаю-то кривую, дёргающуюся, прихрамывающую, и такого же кривого мальчика, но старше, лет восьми. Вырожденцы.
Машины видели их и тормозили. Баба ругалась. Водители отвечали сигналами, некоторые кричали, опустив дверные стёкла. Мальчик был агрессивен, поднимал мелкие камни и бросался в машины. Девочку же старуха тащила за руку. Ребёнок был весел, улыбался, хоть и очень кривлял лицом.
Какой-то раздражённый водитель не стал уступать им дорогу и проехал прямо перед ними. За ним ещё один, и ещё. И в какой-то момент девочка пошла вперёд, в промежуток между несущимися машинами… Вовремя старуха дёрнула её обратно и, страшно разозлившись, ударила со всей силы в лицо кулаком, в котором, не отпуская, держала её маленькую ручку. Ребёнок не заплакал. Даже продолжил улыбаться, хоть и потёр глаз и скулу. Я поняла, что девочка к такому обращению уже привыкла.
– Чёрт! Дьявол!! – кричала на неё чокнутая баба.
Ева аж ротик приоткрыла. Я тоже стояла, подвиснув в растерянности. Посмотрела по сторонам, может, милиция рядом, сказать им. Или что вообще делать? Наорать на старуху?
Больная семейка пропала во дворах.
Мы пошли дальше.
Свернули к панельной девятиэтажке, тянущейся очень далеко ломаной линией, как раз до леса. И почти в самом конце, в углу, где смыкаются два последних корпуса дома, увидели двух девочек-подростков, лет по одиннадцать, местных.
– В дырку, Таня, давай через дырку! – кричала одна другой, – Бежим, а то там уже всё!
В углу, в месте стыка девятиэтажных корпусов, в самом низу была щель. Девочки бежали к ней, чтобы оказаться на другой стороне дома, не обходя его крайний корпус кругом. Первая была беленькая, а Таня смугленькая, разрезик глаз восточный, волосы длинные, густые, каштановые. Смешливая, белые зубки блестели. Глазки горели любопытством.
– Мария-Геката, нам надо за ними! – сказала Ева.
– Зачем? Я там не пролезу…
– Пролезешь! Давай!
Ева побежала за девочками.
Я за ней…
Кое-как, боком, выдохнув, протиснулась. Хорошо, что я такая худая.
Девочки бежали к лесу.
– За ними, Мария-Геката!
– Ева, что происходит?
Я ещё ничего не понимала, а мой маленький медиум уже всё знал.
По пути нам встретился какой-то мужик с авоськой, видимо, из магазина шёл, нес молоко и буханку чёрного. Сказал:
– Ещё одного нашли. Ещё одного убил, сволочь!
У леса толпились люди. Стояли скорая, милиция.
И ещё название у улицы такое живописное – Соловьиный проезд. Граница между Битцевским лесом и жилой застройкой.
Из зарослей выносили чёрный мешок. Труп.
Какая-то женщина рыдала, шла за носилками. Родственница.
Девочки, бегущие впереди нас, тут же остановились. Им стало неинтересно.
– Мертвеца не покажут, – сказала одна.
– Опоздали, – добавила другая.
– На площадку?
– Давай.
И побежали обратно во дворы.
Мы же – в толпу.
К месту убийства никого не подпускали. Всё произошло не глубоко в лесу, ну, может, метрах в ста от дороги. Люди говорили, что убитому разбили голову молотком, а тело просто бросили. Ещё говорили, что ночью коммунальные службы под руководством милиции тайно заварили все канализационные люки в парке (это место ещё кто-то называл «парком»…). Убийца не смог сбросить труп в коллектор. Это была спецоперация. Маньяку перекрывали воздух.
– Это тот другой сделал, – сказала вдруг Ева. Будто мысли мои услышала. – Высокий, тощий. Не Аарон.
Среди милиции был суетливый невысокий мужчина, в гражданском. Очень нервный. Даже тики были, моргал часто. Я почему-то сразу поняла, что это Мошка, глава оперативной группы.
Он уставился на меня…
Ну это логично, я же была во всём чёрном. Как смерть стояла. Бледная. Хорошо хоть он не понял, что ребёнок рядом со мной – моя спутница. А то точно было бы не избежать вопросов.
– Пойдём пока отсюда, – сказала я Еве. – Переждём. Позже я хочу здесь всё осмотреть.
Когда все разошлись, мы вернулись. Уже почти стемнело. Вошли в лес и нашли место убийства. Фонариком я зацепила яркое пятно крови на земле. В нескольких метрах от него был люк коллектора. Заваренный.
Как-то странно мне там было. Сама природа странная. Я смотрела на палую листву, на серые стволы деревьев, голые ветви, ледяное небо, как из тёмно-синего стекла, и у меня не было ощущения, что я в лесу. А было ощущение пустыни. Холодной и пыльной. Даже каменной. У этого леса не было души. Он был умершим.
Ева суетилась, бродила, нервничала, всё что-то соображала, высматривала. Её мучила какая-то мысль, и я понимала, что эта мысль – Полли. Как сорняк в голове.
А ведь я могла его вырвать… Есть ритуал. Можно было поэкспериментировать. Забвение. Выкорчевать эту Полли с корнем. Но я верила, что эта связь между ними, как раз то, что приведёт меня к Аарону. Случайная связь. Я её не планировала. Я даже думала, что мне странным образом повезло.
И я лишь немного подталкивала Еву…
Мой медиум, мой маленький навигатор…
Вдруг, Ева присела у лужи крови и прикоснулась к ней.
Я этого не просила, девочка сама… Бездумная! Она стала слишком инициативной.
Тут же сморщилась. Будто мерзость какую-то потрогала. И убрала руку.
(Убитый был алкашом, домашним садистом и магазинным вором)
– Больше так, пожалуйста, не делай… – сказала я ей. – Так можно очень сильно себе навредить.
Ева встала, отвернулась.
– Ты очень сильный медиум, и отдача, которую ты можешь получить – может оказаться даже смертельной. Мы маги, мы всё делаем правильно. Осмысленно. Мы не колдуны. Никогда не торопись.
Ева не реагировала.
Потом слышу всхлипывает. Свет на неё направила, а она не оборачивается. Стоит, плачет.
– Аарон здесь не ходит… – сказала она. – Мы пришли сюда зря!!
– Успокойся… И не кричи, ты же в Битцевском лесу.
– И что?!..
– Здесь нельзя кричать. На нас могут напасть…
– Никого тут нет! Я никого не чувствую! Мы пришли не в ту часть леса!
– Пришли туда, куда ты привела.
– Это ты привела!
– Так, хватит. Отправимся в другую часть. Куда скажешь.
– Нам надо ехать дальше, выходить на следующей станции метро…
– Сделаем это завтра. Приедем с самого утра.
– Почему завтра?..
– Мы поздно вышли. Уже стемнело. Для первого ознакомления вполне достаточно. Нужно всё обдумать.
– Сколько ещё можно думать?!..
– Всю жизнь, Ева, всю жизни придётся думать, представь себе. В нашем деле – особенно.
Я ясно понимала, что раскапризничавшемуся ребёнку пора спать.
– А Полли?..
– Ну, может быть, ты её во сне увидишь. Попробуй. И попробуй узнать, где она именно.
Ева кивнула. Утёрла слёзы, и мы пошли.
Но Полли не явилась.
Рано утром я успела съездить к бочке и подлить масла в лампу. Джонатан, мой преследователь, совсем притих. И его призрачная сущность видоизменилась. Взгляд потух. До этого – пронзительный, злобный, гнетущий, стал как у трупа. Пустой, бессмысленный. Я оборачивалась, и уже не видела гнетущей ненависти. Я видела стоячего мертвеца, пришитого ко мне невидимыми нитками.
Когда я вернулась на чердак, Ева уже не спала, ждала меня, сидела над картой.
Мы вышли на станции Новоясеневская, последней на оранжевой ветке метро. Когда поднялись на поверхность, лес было видно так, будто в этом мире, в той стороне, больше и нет ничего. Край всего. Лес охватывал половину видимого пространства. И такой штиль, холод был. Ни одного движения ветра. Ни одного колыхания сухой травы.
Ева наконец-то могла воспользоваться своей картой. Решила обойти все известные места убийств, отмеченные Рябовым. (На самом деле в его ЖЖ не было и десятой части).
Сначала пошли к кинологической станции. Дорожка вела прямо туда. Там у ржавого забора в кустах полгода назад нашли труп старой женщины. Уже частично растасканный бездомными собаками. Их там подкармливали, но им, видимо, было мало. Тогда это убийство даже не записали на счёт маньяка. Подумали – плохо стало человеку, сердце у бабушки прихватило, умерла сама по себе, а тут и псы. Но потом сообразили. Голову-то старушечью так и не нашли. Жуткое место, очень негативная энергетика, давящая.
В этом лесу вообще ничего красивого нет. Заросли, уродливые кривые деревья. Опасные тропы с колдобинами, ямами. Овраги, почти стоячая грязная вода. Мхи как проказа на стволах и ветвях. До сих пор висят в некоторых местах скворечники. Трухлявые.
В одном из таких нашли человеческую стопу и кисть.
Это место будто чувствует, переживает. Происходящее там портит его.
Пошли вглубь. А там какие-то шалаши, глубокие ямы с водой, прикрытые ветками. Я слышала, это подростки балуются… Ловушки делают для людей. Безумие. Больной город.
Возле каждого места жестокого преступления потом появлялись бычки от сигарет. Зеваки приходили. (Правда, часть бычков, оставленных в разных местах, принадлежала одному единственному человеку…). И мы с Евой постоянно чувствовали, что за нами кто-то наблюдает, но никого не могли разглядеть.
Интерес местных жителей к убийствам, этот больной колючий холодок от чувства опасности, быстро сросся с подозрительностью, мнительностью. На столбах стали появляться сообщения о неадекватных прохожих, с их описаниями, даже об агрессивных огромных собаках. Все друг друга подозревали. Стоило кому-то с кем-то конфликтнуть, как о нём начинали распространяться слухи, что маньяк именно он. Милицию заваливали заявлениями, донимали звонками с сообщениями о якобы установленных убийцах. На какие-то сообщения реагировали, какие-то тут же отметали. Может быть, и зря.
По Битцевскому лесу можно было бродить сутками и ничего не найти. Ева уже успела разозлиться на свою карту, от которой толку не было никакого. Какой смысл ходить по старым местам убийств? Что-то найти там уже было нельзя, нельзя было и что-то почувствовать. Но девочке нужно было пройти этот этап, нужно было разочароваться в карте. Я это понимала. Я её не торопила. И когда Ева наконец-то сложила карту в несколько раз, чуть ли не скомкала, и убрала в карман, она стала мыслить свободно. Посмотрела по сторонам и повела. Точнее – просто пошла. Не разбирала при этом пути, шла сквозь заросли, через канавы и вдруг остановилась возле больших выкорчёванных пней. Я смотрела на их толстые острые корни – сухие ответвления и желтоватое нутро – и видела черепа древних ящеров трицератопсов. И там, под одним таким черепом, как придавленный, лежал разложившийся труп, лицом вниз. Даже кости уже проявились сквозь распавшееся тело.
– Прикоснёмся, Мария-Геката? Что он нам расскажет?
– Не надо, не трогай это.
– Или дух вызовем?
– Нет, не надо.
– Почему?
– Здесь нет ничего, кроме астральной шелухи. И злобы. Похоже, этого человека даже никто не искал. И не ищет. Не надо его трогать.
– И что будем делать? Сообщим про него?
– Нет, конечно. Хочешь, чтобы нас допрашивали? Оставим как есть.
– Но мы же должны что-то делать! Мы просто ходим!
– Не кричи на меня. Мы ходим тут, потому что ничего другого пока не можем. И хожу я за тобой.
– Не могу никого найти… Я ничего не чувствую. Как какие-то куски в воздухе рваные летают. По ним ничего не разобрать.
– Значит, ищем дальше.
– Я прикоснусь к нему.
– Не смей!
– Но почему?
– Потому что опасно! Ты очень слаба физически. Тебя повредить – раз плюнуть!
– Теперь кричишь ты! А я знала!
– Что ты знала?
– Что ты такая. Сдерживаешься просто. Тебе хочется на меня орать. Приказывать. Ты хочешь меня ударить!
– Не говори глупостей!
– Я не буду слушаться, я уйду, если ты будешь мешать мне искать Полли!..
– Ева, в нашем деле нужно мыслить прагматично. Нельзя терять голову. Ты медиум, ощущения, эмоции для тебя – это всё. Ты этим дышишь, но не распускайся. Старайся использовать чувства, а не отдаваться им полностью. Не распускайся, поняла?..
– Не распускаюсь! Мне сложно!
– Понимаю. Но надо над собой работать.
– Вот и работай!
– Ева, прекрати сейчас же. А тронешь труп, станешь как Джонатан.
– Что?.. – удивилась она. Я сбила её с толку этой лёгкой дезинформацией.
– Да. С ним случилось подобное. Злой дух овладел им. И физическое тело погибло.
Ева задумалась.
Труп она, конечно, не тронула.
А Джонатан впервые за этот и вчерашний день жутко улыбнулся. И какая-то дрянь потянулась из его приоткрытого рта, чёрная.
Я закрыла глаза. Отвернулась. Потом сказала Еве:
– Нам бы свежий труп найти. Вот тогда был бы результат.
– Я попробую.
– Ева, а цветочницу где убили? Вот бы с чьим духом побеседовать. У Рябова не отмечено?
– Нет, этого он не знал. У Рябова только примерно всё было.
Я обратила внимание на то, что Ева говорит о Рябове в прошедшем времени. И совершенно естественно говорит, как-то и не задумываясь даже. Значит, Рябова действительно больше не было.
– Подожди, Мария-Геката…
– Чего ждать-то?
Ева вдруг подняла свой пальчик, будто что-то услышала.
– Что там?.. – спросила я, пытаясь разглядеть хоть что-то в той стороне, куда смотрела девочка.
– Что там? – повторила я.
Но, ничего не ответив, Ева бросилась со всех ног по направлению своего взгляда.
– Ева!
Я за ней.
Девочка бежала с какой-то невероятной для неё силой. Как какой-то шар летела сквозь заросли, сшибая ветки. Я даже потеряла её из виду на какие-то секунды, но, выскочив на небольшую поляну, нашла. Она стояла замерев.
– Что, Ева?.. Что тут?..
Девочка плакала. Горько и не утирая слёзы. Стоит, и вода течёт по щекам.
– Что такое, Ева? Что?..
Она указала на деревья, стоявшие впереди. Их было несколько на полянке. Я сначала не поняла, но приблизившись, увидела моток толстой бечёвки вокруг одного ствола, фантик от конфеты валялся рядом. Странно. Клубок красных ниток был размотан по земле. Будто кто-то отмечал дорогу. Цветные ленточки на ветвях – розовые, красные, голубые, жёлтые. Так диссонансно с атмосферой этого леса. Словно весёлый день рождения смешали с похоронами. Будто праздничный торт со свечами поднесли к гробу с покойником, и все ждут, что он эти свечи сейчас задует.
И ощущение ловушки…
Я, конечно же, сразу поняла, что тут кого-то убили.
И с жертвой кто-то играл...
А Ева сказала:
– Я видела это, видела тогда на кладбище у могилы Гааза…
Я поняла, о чём она. О том видении, которое случилось у неё, когда она отходила от сомнамбулизма после моей беседы с духом.
– Убийца с женским лицом… – сказала я.
– Хватит!.. Хватит!!.. Хватит!!! – закричала Ева, пытаясь остановить воспоминания. И упала на колени, схватившись за голову.
Я подбежала к ней, села рядом, обняла.
– Мальчик трёх лет, – стала рассказывать Ева. – И его мама. Аарон в одежде матери малыша и с её лицом на своём лице. Маска. Кожа! Игра переодетого ужаса с мальчиком. Доверие ребёнка, непонимание, что перед ним чужак, и даже детский смех. Цветные ленточки… А мама уже мёртвая лежит, изуродованная. А вечером все узнали, что пропали мать и трёхлетний мальчик. Аарон забрал обоих, и ребёнка, и труп его мамы.
Меня затрясло. Гнев застучал в груди.
– Я убью эту тварь, – сказала я. – Клянусь!
Прижала Еву к себе.
– Ты должна мне пообещать, – сказала я ей, – что ты будешь очень осторожной. С детьми эта тварь поступает особенно изощрённо.
– Я боюсь, что он сделает что-нибудь с Полли…
– Мы её отыщем.
Два или три дня мы возвращались в лес. Никого не могли найти. Аарон будто притаился, не убивал в эти дни. Но за нами точно кто-то наблюдал. Издалека. Сквозь чащу. Мы чувствовали, даже замечали краем глаза. Но этот кто-то тут же исчезал, он очень хорошо знал лес.
И наконец-то мы кое-кого встретили. Неожиданного человека. Странного. Уже престарелого. Очень болтливого. Другие его всерьёз не воспринимали, но мы с Евой быстро поняли, что вот как раз его-то слова не пустые.
– Привет, а вы какие-то журналисты что ли? – подошёл он к нам. Вышел из-за кустов. С собачкой на поводочке. Интеллигентный такой. В чистеньком. Аккуратный очень.
– Вам здесь гулять не страшно? – спросила я первым делом. Не понимала таких людей. Совсем, что ли дураки?
– Да нет, мне нормально. Я же его видел. Убийцу-то. Я если увижу снова, уйду в другую строну. И собачка у меня чует, знаете, очень. Мы всех видим. Через носик её.
И он потрепал свою собачонку. Она у него не выше колена была какая-то. Пушистая. Белая.
– Видели убийцу?.. – переспросила я, не послышалось ли мне.
– Да. Ходит ещё странно, как какая-то баба деловая. Одной ногой вперёд, другая отстаёт будто. Пузатый такой. Смешной. Кудрявый даже! Дурень какой-то. Увалень. Огромный кудрявый увалень. Пузатый. Вот. Но волосы длинные. Много ниже плеч.
– А как вы поняли, что именно это и есть убийца?
– Так кровь у него на морде была. Вокруг рта.
– Милиции сообщали?
– Конечно! Всё записали. Я спрашивал их, ну что там, нашли? А они мне – кого? Ну увальня, говорю я. Описывал же. А они мне – у нас кого только не описывают. Целая книжка описаний лежит. Только негров нет, говорит. Смеётся. Дураки они такие, в милиции все.
– Понятно, – произнесла я. Не доверяла я словам этого человека. Болтун какой-то. Отвела взгляд и намекнула Еве, что нам пора.
– Постой, Мария-Геката, – остановила она меня и обратилась к незнакомцу: – У вас же ещё какая-то мысль крутится, да? Расскажите, пожалуйста.
– Да, крутится. Какая ты, маленькая, проницательная. Я как сейчас помню один, так сказать, элемент странный. Я это слово сразу запомнил. Я историк. И немного религиовед. И очень люблю восточные культуры. Вот я и запомнил. На футболке у него – «Нирвана». Как вон на рынке продают футболки, молодёжь покупает. И тут также – чёрная футболка и надпись «Нирвана». На латинице. И там какой-то с длинными волосами с гитарой. Фотография.
Ева ничего не поняла, а у меня сразу всё сошлось.
Когда человек с собачкой ушёл, я посмотрела на своего медиума:
– Ева, твой последний рисунок с Полли у тебя с собой?
– Да.
– Дай мне его, пожалуйста.
На рисунке Полли сидела, забравшись с ногами под чёрную футболку, огромную, и на ней буквы: «N», «VA», «A». Другие были нечитаемы.
– Ева, ты знаешь такую песню – «Polly»? Группы «NIRVANA».
– Не помню.
– Ты её слышала. Все её слышали.
– Подожди, то есть, это Полли в футболке «NIRVANA»?..
– Да. И Полли не настоящее её имя, естественно. Просто теперь понятно, откуда это имя. И ещё кое-что понятно…
– Что?
– Песня «Polly» о похищении девочки. Маньяк держал её взаперти, подвешивал за ноги, мучил паяльной лампой, насиловал…
– Ужас!!..
– Похоже, эта история слишком впечатлила нашего Битцевского кошмара. И он решил повторить. Та девочка спаслась, кстати. Убежала. Маньяка посадили.
– Может, и Полли сбежала, я больше не вижу её во снах.
– Не знаю. Вряд ли. Не было бы чего похуже…
– Убита?!
– Не знаю. Надо искать. Я только не пойму, при чём здесь «королева ада». Разве что… возможно… даже скорее всего – девочка сошла с ума в плену у этого чудовища.
Весь вечер мы провели в размышлениях, беседах. Замёрзли в этом лесу, отогревались на нашем чердаке. Пили чай с печеньями. Ева купила целую коробку. Пельмени ели. И лапшу быстрого приготовления. Ева её любит. Было уютно, хорошо.
– Из грязного ничтожества в великие демоны… – произнесла я. – Это основа действий Ааарона. Барон...
– Где вот он хранит все эти головы, руки? – задумалась Ева.
– Где-то хранит. Мы уже близко. Я вполне представляю себе это существо. Он молодой. Ему лет двадцать, двадцать пять. Где-то так. Неформал! И он не один, ему точно кто-то помогает. Покрывает его.
– Мария-Геката, ты помнишь, что у тебя остался день на поиски Аарона? Всего один полный день. А после завтра тебя ждёт Молох. С черепом.
– Ничего, я поговорю с ним, выпрошу отсрочку, всё расскажу, что мы нарыли. Думаю, поймёт. Он иногда мне кажется вполне вменяемым человеком.
– А ведь, если бы не он, у тебя бы не было таких магических способностей и знаний.
– Были бы. Но, может быть, через десять или пятнадцать лет. Молох просто всё ускорил. Себе в выгоду. Знаешь, Ева, я даже сомневаюсь, что эти силы и объём знаний должны были прийти ко мне так рано. Возможно, будь я старше, я не оказалась бы в буквальном рабстве у человека хоть и магически мало одарённого, но сильного характером. Чем я особо отличалась от тебя два года назад? Вообще почти ничем. Магу нужен характер, жизненный опыт, как оказалось. Раньше я так не думала. Но без этого нельзя стать настоящей сильной личностью. А маг должен быть личностью. Поэтому я никак и ни за что не могу быть благодарна Молоху. Он всего лишь добивался своего. И теперь я хочу освободиться.
Мы вышли рано утром. Ещё темно было. Хотели застать рассвет уже в лесу. Ева всё твердила о Полли. Я понимала, что если мы найдём Аарона, мы выйдем и на неё. Но я не верила, что она жива. И с Евой об этом намеренно не говорила, мне ещё нужен был энтузиазм этой девочки. Какой бы близкой она мне не стала – она мой медиум. И я тихо злилась, когда у неё ничего не получалось.
Я надеялась на этот день, чувствовала, что сегодня-то мы точно застанем эту тварь. За пазухой у меня был хорошо заточенный Кинжал Воздуха. Я понимала, что убить Барона будет непросто. Я моделировала в уме возможные ситуации и продумывала как буду действовать. Я была уверена, что убью его. Отрежу ему голову, брошу его тело в лесу и уйду.
Да, это странно. Ведь Аарон поступает точно так же. И мне не нравилась мысль, что Аарона могут записать в жертвы, а Битцевский кошмар будет считаться непойманным.
Им стану я.
Я представляла, как сниму кожу, потом всё мясо с его головы, чтобы очистить череп. Выну мозг…
Мне даже нравилось думать об этом. Реакция психики. В глубоком стрессе бывает, что накатывает эйфория.
Но если отбросить все табу, это же действительно прекрасный эксперимент. Совершенно уникальный опыт. Такого уже не делают. И я возрождала великие анатомические и алхимические практики средних веков!
Я рвалась в бой.
И тем утром мы нашли труп.
Там, где ходили уже не раз. Недалеко от моста через речку Дубинискую.
Свежайшая работа Аарона.
Мертвец без головы, правой руки и правой ноги.
Такая кривая буква «П» лежала… красным обведённая. Мужчина.
– Свежий… Часа не прошло, как убил, – сказала я. – Надо действовать.
Я быстро подготовила место. С помощью Кинжала Воздуха совершила Малый Ритуал Изгоняющей Гексаграммы, чтобы защитить пространство от дурных стихий и враждебных духов. Пропела слова, назвала Имена. Очистила воздух от всего лишнего. Очистила и Еву от лишних мыслей. Она легко поддалась, она уже что-то чувствовала вокруг мертвеца, и у неё в сознании проносились картины произошедшего. Но в очень быстрой перемотке. И непоследовательно. Просто лилось.
Я её стабилизировала.
И девочка положила свои маленькие белые руки на изуродованное мёртвое тело. Прямо на кожу груди. Для этого я разорвала на трупе рубашку. Контакт должен был быть полным, ничего постороннего.
И Ева увидела, как огромная туша в чёрной кожаной куртке в заклёпках и шипах (косуха!) обрушивается сзади на прохожего. Валит его на землю и бьёт удар за ударом в позвоночник в поясничной части, пока тот не перешибается. Жертва стонет от дикой боли, но убийце этого мало, ему надо, чтобы все нервы оборвало, и он достаёт короткую ручную пилу для дерева и несколько раз проходится ею по пояснице несчастного, разрезая кожу, мясо и хребет. А потом… потом берётся за остальное. Оказалось, мужчина был в полном сознании, когда Аарон отпиливал ему ногу и руку.
Астральный след был ясный, тёмный, шевелящийся, будто жирные мухи собрались в чёрный рой. Стало понятно, в какую сторону отправился Аарон. Ева указала рукой.
Я отправила астральную Еву по следу Битцевского кошмара. Он уже ушёл далеко. Тяжёлый, с кожаной сумкой на плече, шмотник с одной лямкой, но большой. В нём фрагменты тела. Распиленные нога и рука, и голова.
И невозможно было понять, где он, что вокруг него. Нельзя было зацепиться за что-то конкретное во всех описаниях окружающей обстановки, которые давала Ева, был лес. Один лес кругом. Убийца научился ходить по нему такими петлями, что уже никому не попадался на глаза. А дальше – многоэтажные дома. И там истончившийся след растворялся в ауре и флюидах тысяч других людей, находящихся близко.
Логово Аарона было не в лесу. И шагал он не в сторону Ясенево. Я поняла это по направлению руки Евы. Он шёл в Чертаново. Он строил свой Ад где-то там. В какой-нибудь квартире или в каком-нибудь подвале, или ещё где-то.
Я хотела, чтобы Ева призвала его, я хотела вызвать его на бой. Но он ни разу не обернулся, хоть и слышал наш зов, доносящийся из астральной зоны.
Мы для Барона ничто. Мы никто, чтобы внимать нашим призывам.
Ева пришла в себя, транс был неглубокий, она всё помнила. И мы стали соображать, что будем делать дальше. Наш путь лежал в Чертаново. Только вот не сообразили мы сразу, что от трупа нужно было как можно быстрее отдалиться…
И нас увидели. Какой-то прохожий. Дед. Увидел меня и Еву над трупом.
– Ой-ё-ё!!.. – воскликнул старик и побежал. Быстро побеждал. Какой-то физкультурник.
– Расскажет, всё милиции расскажет! – испугалась Ева. – Он к телефонной будке побежал! Надо за ним!
– Зачем?! Убить его что ли?..
– Как-нибудь не дать ему кого-то позвать и свалить всё на нас, а то, получатся, что это мы убийцы!..
– Хуже сделаем! Надо бежать отсюда вдоль реки. Бежим!
И мы рванули.
Но направление, которое выбрала я, вывело нас прямо на милицейский патруль.
Трое какие-то молодых стояли у реки, один руки мыл, другие осматривали территорию.
Нас чуть не увидели, мы залегли. В какой-то канавке.
Оказывается, патрульных в тот день в лесу были сотни. Мошка согнал всех. У него был какой-то план.
– Что будем делать? – шепнула Ева.
– Обратно уже нельзя, туда могут вот-вот нагрянуть.
Патрульные были от нас метрах в ста, и очень скоро они должны были пойти прямо в нашу сторону. Они тоже двигались вдоль реки, но к мосту. Нужно было их обойти. Но мы были слишком заметны. Один из них вообще не сводил глаз с нашего направления, услышал, наверное. И теперь я даже голову повыше поднять не могла.
– Ева, вот тебе ключ от чердака, у меня ещё один на лестнице спрятан. Если что, встречаемся на чердаке. А Кинжал я брошу здесь.
Я воткнула его в мягкую землю и глубоко вдавила вместе с рукоятью. Похоронила его.
– Что ты собралась делать?.. – спросила Ева.
– Сейчас нам надо либо обойти их, либо мимо них пройти, мало ли кто тут гуляет, это не запрещено. Но не вместе. Тот дед нас как раз вместе видел. Очень скоро этот патруль получит по рации наше описание. Внешность нашу дед этот вряд ли разглядеть успел. Но то, что нас двое, точно запомнил.
– Ты хочешь разделиться?
– Надо попробовать. Я не буду пробираться в обход, заметят, заподозрят. Пойду прямо к ним. Будто я просто гуляю.
– Не надо, Мария-Геката…
– А ты, когда я с ними поздороваюсь и спрошу что-нибудь, отвлеку, давай как раз в обход.
– А если меня поймают?
– Всё отрицай и наплети чего-нибудь. Про меня ни слова, ни слова и про чердак. Ты была в лесу одна – и точка, никаких трупов не видела. Помни, что у тебя всегда есть безопасный выход из всего этого – вернуться к родителям.
– Он не безопасный!
– Безопасней, чем всё остальное, это же твои родители!
Ева молча согласилась, хоть на её лице и бродило недовольство, даже обида и злость. Что там у них всё-таки произошло?..
– Всё, я пошла.
Я поднялась. Меня тут же заметили.
Я спустилась.
Поздоровалась.
Была спокойна, но они всё равно почувствовали во мне какую-то спешку. Стали задавать вопросы, ответы их не устроили, показались странными. Мне не дали пройти дальше. Решили выяснять, кто я такая. Убедить их у меня не получилось.
Один из них взял меня за руку и повёл…
Провели прямо по тому месту, где я пряталась с Евой.
Но девочки там уже не было. Молодец.
Меня вывели к мосту. Навстречу нам спешил другой патруль. А вместе с ними тот дед. Вёл их.
– О, поймали уже! Молодцы! – воскликнул.
На меня надели наручники.
Дед всё повторял:
– Она, она. Над трупом сидела, ковырялась в нём, и ещё кто-то с ней был. Двое их было!
– Я была одна! И я не при чём!! Я труп нашла, в милицию сообщить собиралась!
– А куда вдоль реки бежала? – спросил задержавший меня.
– Не бежала я, шла! Вдруг маньяк поблизости, я и сошла с дороги для безопасности!
– Двое их было, двое!! – не унимался дед.
– Одна я была, где ты видел двоих?!.. Ты меня увидел метров с двухсот! Чего ты там разглядеть мог?!.. Может, это ты маньяк!
– Я?.. – возмутился старик.
– Ты! Проверьте его!
Я думала меня сейчас посадят в «бобик» (милицейская машина такая, не знаю, почему так называют), в заднюю его часть, в пыточную, где ни встать, ни ног протянуть, и доставят куда-нибудь в отделение.
Но всё оказалось серьёзнее. Приехал сам Мошка. Осмотрел меня, всех выслушал (кроме меня, конечно). И меня повезли. На чёрной «Волге». На заднем сидении. С двумя оперативниками по бокам. Смотрели «Молчание ягнят»? Я чувствовала себя им, Ганнибалом. Только без намордника. Они всерьёз думали, что убийца – это я. Я такого не ожидала. Сначала меня это даже позабавило, но когда я осознала, что эти дураки могут продержать меня у себя очень долго, я заволновалась.
Чёрные мысли шли валом. На мне лица не было. И я с большим трудом сохраняла голову холодной. Я должна была убедить Мошку отпустить меня. Должна была воздействовать на него, как воздействовала на тех, кто считал меня виновной в исчезновении Джонатана и допрашивал в Туле без конца.
Меня привезли в местное ОВД, где расположился штаб специальной оперативной группы по поимке Битцевского маньяка. Сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, я назвала им всю паспортную чепуху – фамилию, имя, отчество, адрес прописки. И даже место работы в Москве… Я ведь работала у Молоха официально, в должности «промоутера» (якобы бумажки раздавала на улице и у дегустационных столов стояла). Назвала и адрес места пребывания в Москве… Но не чердак, само собою. Я назвала адрес мясного магазина Молоха… Так я послала колдуну сигнал, что влипла.
Три часа продержали в вонючем «обезьяннике», клетке полтора на полтора метра, больше похожей на туалет, но без двери, с решёткой от пола до потолка. В соседних со мной «камерах» сидели бомжи, наркоманы и пара каких-то пьяных шлюх, заблевавших весь пол.
Наконец-то решётку отперли и меня повели. Я поняла, что к Мошке. Меня оставили в небольшом помещении. В жёлтой комнате. Жёлтые стены, какой-то жёлтый стол, такие же стулья, даже потолок желтоватый. И лампочка светит как ненормальная. Окон нет. Очень неприятное место. Думала хоть наручники снимут. Их и правда расстегнули, но только для того, чтобы сковать мои руки за спиной.
Мошка пришёл с толстой папкой. Он тут же ударил ею об стол, будто муху убил. Я даже вздрогнула.
– Это чтобы ты понимала, какая она тяжёлая, – сказал.
И стал ходить вокруг меня. Смотрел. Разглядывал. Как собака какая-то, вот-вот обнюхивать начнёт. Зубы держал сильно стиснутыми, мышцы челюсти напряжены, ходил как струна натянутый.
Потом сел. И тут же полезли все эти его нервные тики – моргание, звуки какие-то горлом, вроде щёлканья или коротких писков, челюстью двигал, будто у него зуб на зуб не попадал…
Очень некомфортно было находиться рядом с ним. Я даже старалась смотреть мимо него. Хоть мой замысел и состоял в другом.
Он открыл папку. Развязал. Она у него натурально была на верёвочках. Я увидела на верхнем листе своё фио – «Осипова Мария Геннадьевна». Предварительная информация обо мне уже была собрана.
– Твои родители в Туле не видели тебя больше года, – начал он, очень сильно моргая, – почему ты там не появляешься?
– Живу своей жизнью, – ответила я тихо-тихо, но при этом стала дольше задерживать взгляд на его глазах, постепенно сосредотачиваясь на точке над его переносицей.
– Папа – Геннадий Владимирович Осипов, мама – Ольга Александровна, в девичестве Дорошенко, – смотрел он в бумаги. – Добрые, тихие люди. Вырастившие чудовище…
– Вы ошибаетесь. Вы держите меня здесь зря. Вы теряете своё время, – медленно произносила я, начав тихо и размеренно стучать ногтем по поверхности стола.
– Тебе было запрещено покидать Тулу. Как подозреваемой по делу об исчезновении восемнадцатилетнего Михаила Терёшина.
– Я не была подозреваемой. Я была главным свидетелем. Никакого запрета на выезд не было. Это была рекомендация. Устная, а не официальная. Я имела право выехать.
– Бумаги говорят о другом. Ты сбежала. Но тебя почему-то не искали. Бардак. Как и везде сейчас.
– В бумагах дезинформация.
– Ну естественно. И как только ты переехала в Москву, люди стали пропадать здесь.
– В Москве живут миллионы. Каждый день приезжают тысячи. Вам есть кого подозревать кроме меня. Вы теряете своё время. Вы держите меня здесь зря…
Стук, стук, стук… – ударяла я ногтем.
– И из этих миллионов и тысяч только тебя поймали возле трупа. Ещё и с такой биографией. В твоей комнате на Кронштадтском бульваре в мясном магазине мы нашли книги по магии, странные предметы и всякого рода атрибутику…
(Я поняла, что им показали комнату Хельги. Она раньше там жила. Молох быстро сориентировался, показав им именно эту комнату, чтобы сбить со следа)
– Какой добрый работодатель. Этот Валентин Молох. Даже комнату тебе дал. Прямо в магазине. Поближе к себе. Что у тебя с этим мужиком?
– Ничего.
– Ну конечно. У такой молоденькой, приехавшей в Москву без рубля в кармане, и ничего с работодателем. Что-то он слишком засуетился. Всё спрашивал про тебя. Забеспокоился.
– Вы заблуждаетесь. Валентин Иванович просто напуган. Его работника подозревают в ужасных преступлениях. Подозревают несправедливо.
Стук, стук, стук…
– Значит, считаешь себя колдуньей?
– Не считаю.
– Ну интересуешься, значит. Увлекаешься и прочее.
– Каждый имеет право на хобби, на самообразование. Вы теряете своё время, разговаривая со мной.
– А человеческими жертвоприношениями интересуешься?
– Презираю даже мысль об этом.
– Что ты делала в Битцевском лесу?
Я стала стучать сильнее, и утяжелила взгляд, смотрела на Мошку очень пристально, а он стал чаще задерживаться на моих глазах. Стал вязнуть в них.
Но мне с ним было тяжело. Столько недоверия. И совершеннейшая неспособность этого неврастеника успокоиться. При этом страшная затяжная усталость.
– Я шла. И увидела мертвеца. Я даже не поняла, что это такое. Но приглядевшись, осознала. Испугалась, что убийца где-то рядом. Пошла вдоль реки. Встретила сотрудников милиции.
– Зачем ты пошла в лес этим утром, как ты там оказалась?
– Я гуляла. У меня выходной.
– В Битцевском лесу гуляла? Рано утром? Вместо того, чтобы выспаться в свой выходной? Я по-твоему круглый идиот?
– Это место вызывает у меня интерес. О нём много говорят. И мне захотелось там побывать.
– Рано утром?..
– Я рано ложусь и рано встаю.
Стук, стук…
– Вы держите меня здесь зря. Вы теряете своё время, – снова повторила я.
Повторение одного и того же – важнейший приём.
– Ты была в лесу впервые? – спросил Мошка, взглянув на меня как-то по-особенному. Даже моргать перестал. Явно с ожиданием, что вот сейчас он меня и поймает.
– Нет, – ответила я, – я уже бывала там раньше. И видела вас. И вы, как мне показалось, видели меня. Вы видели меня в толпе несколько дней назад, когда был обнаружен очередной убитый.
– И ты была не одна! И сегодня рядом с трупом ты была не одна!
– Я была одна.
– Вас видели вдвоём!
– Это ошибка. Тот старый человек увидел меня издалека и был напуган. Человек, которому на вид уже восемьдесят, не может видеть хорошо.
– Ты не поверишь, но у него зрение – единица. Мы проверили. Вас было двое, какая-то девчонка была с тобой, подросток. И ещё у тебя был нож.
(Я и правда держала Кинжал Воздуха рядом с собой на всякий случай. Может, машинально и в руку взяла, когда закончила с ритуалом)
– Не было. Это ошибка. И никого второго не было. Я была одна. Вы ошибаетесь. Старик ошибается.
Стук, стук, стук…
Я буквально сверлила его взглядом.
– Да хватит уже стучать и пялиться на меня!!.. – закричал он и ударил кулаком по столу. И тут же несколько раз странно пискнул.
Я тут же прекратила.
С гипнозом у меня ничего не получилось.
– Ты мне эти свои штучки не надо, я ведь тоже кое-что читал из оккультизма. Одни сумасшедшие кругом! Загипнотизировать меня хочешь? Это я тебя сейчас загипнотизирую…
Он поднялся. Стал ходить.
– Знаешь, мы ведь довольно быстро взяли под наблюдение весь периметр леса. Описание твоей сообщницы у нас было. Вся в чёрном. Как ты. Очень юная. И мы задержали её. Она у нас. В соседнем помещении. Привести?
У меня дыхание перехватило.
– Во-о-о-т! Теперь-то, надеюсь, с враньём покончено? Рассказывай всё. Она уже всё рассказала. Её история меня поразила. И ты в ней меня поразила. Я даже готов посодействовать в признании тебя невменяемой. Хочешь? Так будет лучше и быстрее, чем все другие процессуальные вещи. Поэтому рассказывай.
Я молчала.
– Рассказывай!! – вспыхнул он. – Всю правду! Как убивали?! С кем?!
Он приблизился. И я впервые почувствовала, как сильно от него пахнет потом. С него текло под этой его серой кофтой. Он эту кофту очень давно не стирал, я знаю этот запах, в Москве надышалась им, это запах бездомных. Мошка давно не был дома, на работе буквально ночевал. Не знаю, женат ли, но кольца не было. На него явно страшно давило руководство, а он давил на тех, кто под ним, и со своей озверевшей уже от неудач опергруппой сводил с ума всю должностную, кабинетно-коридорную, и даже силовую моль окрестных микрорайонов.
Мошку ненавидели.
Избавиться от него хотели не меньше, чем от Битцевского маньяка.
И Мошка спешил.
Я уже говорила, что я не медиум и поймать что-то на астральном плане для меня почти невозможно. Но в тот момент, когда я услышала про задержанную сообщницу, я как-то не почувствовала, что Ева рядом. Знаете, когда притрёшься к кому-то, то чувствуешь его. Даже слышишь издалека. Как по лестнице поднимается или к дому подходит. Как-то понимаешь, что это именно твой человек идёт. Идёт к тебе. Или стоит ждёт тебя. Думает о тебе. И я не чувствовала, что за стеной Ева, и вообще, что она где-то рядом.
– Приведите сюда девушку, которую вы задержали, – сказала я.
– Что?.. – сбился он. – Я приведу. Обязательно. Вы обязательно встретитесь.
– Сейчас.
– Это мне решать когда!
– Сейчас.
– Приведу, когда услышу твою версию событий.
– Я уже всё рассказала. Я всего лишь хочу посмотреть на ту, кого вы точно также, как и меня, мучаете. И хочу, чтобы она сказала вам в лицо, что ни разу в жизни меня не видела. Потому что я была одна. Никого со мной не было. И я не имею никакого отношения к происходящим убийствам. На моём месте мог оказаться совершенно любой прохожий.
Мошка опять замаячил по комнате. Очень сильно моргал и даже дёргал головой, тряс ей.
– Но ты же понимаешь, что… Даже если мы не… То скоро точно, потому что из леса никто… Я тебе её покажу. Позже. Я тебе всё равно её покажу… Я тебе её приведу. Вытрясу всё, и сведу вас обеих. Но тебе придётся подождать.
Мошка блефовал. Не было у него ни Евы, ни другой.
Молодец, девочка, скрылась!
А вот я чуть не провалилась…
Мошка опять сел.
– И Валентин Иванович этот твой тоже как сообщник пойдёт, – сказал вдруг.
– Сообщник в чём?
– Установим. Он не мог не знать. Все всё знают. И все связаны.
– Это пустые предположения. Отпустите меня, я ни в чём не виновата.
– Не хочешь, чтобы мужик твой как сообщник пошёл, тогда признавайся!
– Да в чём?!
– Это ты убиваешь в Битцевском лесу?
– Посмотри на меня, откуда у меня такая физическая сила?
– Потому что вас группа! Это групповые преступления! Ты участник!
– Вы и правда идиот!
– Следи за своим ртом!! Ты больше не на свободе…
Я замолчала.
У него вдруг зазвонил мобильный. На звонке стояла тема из «Крёстного отца». Менты её любят. Мошка достал дешёвую «Нокию», прищурился, прочитав, кто звонит (был немного близорук, но очков не носил), и ответил:
– Что ещё?.. Какие глаза?.. Что?!.. Да какие ещё к чёртовой матери глаза?!.. Вы какой труп осматривали? Я скоро сам кому-нибудь глаза выну. Ложкой. Пётр Валерьевич, у вас есть ложка? Принесите завтра из дома ложку. И носите её всегда с собой в переднем кармане пиджака, чтобы под рукой у меня была… Что? Нет, Пётр Валерьевич, не тот, что без глаз, вы должны были осмотреть тот труп, у которого вообще нет головы, нет руки и нет ноги. Сегодняшний труп!!.. Мне материал нужен, кто его трогал, чьи волосы на нём, чем резали, чем спину вспарывали, что у него под ногтями на оставшейся руке! Личность установите!.. За работу! И не забудьте про ложку… До встречи.
Он засунул телефон обратно в карман.
– Я никому не верю! – уставился на меня. – Не может быть, чтобы об этом не знали на самом верху. Что-то происходит. Эти убийства кому-то зачем-то нужны. А вас, дураков – просто используют. И ведь всегда ни волоска, ни одного отпечатка пальца, ни одного ясного следа подошвы. Один из ваших какие-то резиновые калоши надевает, там подошва гладкая. Потом, видимо, где-то в лесу снимает и дальше уже по пешеходным дорогам. Даже собаки отказываются идти по следу. Скулят. Я не понимаю, что происходит…
Он замолчал на несколько секунд, задумался, а потом взглянул на меня:
– Я же обещал, что загипнотизирую тебя. Давай покажу тебе свои волшебные листочки. Пусть они тебя зачаруют, как меня зачаровали совсем до одури уже. Чудненькие такие. Прелесть какие, – он стал вытаскивать листы из своей папки и раскладывать на столе. – Тут у меня на целую книжку хватит. Сказки волшебного леса. Все сюжеты я тебе пересказывать не буду, остановлюсь на деталях, слушай. Такого даже, бл#дь, у этого придурка Рябова в «ЖЖ» не прочтёшь.
И он начал:
– «Преступник или группа преступников убивает бомжей, алкоголиков». «В Битцевском парке трупы оказываются сброшенными в коллекторы, в канализационные люки». «На очистных сооружениях постоянно находят тела. Сотрудники работают по 20-30 лет, утверждают, что раньше такого никогда не было», «… установлено, что трупы с водой приносит из Битцевского леса». «Тела большинства жертв обнаруживаются оставленными в лесу», «… в большинстве случаев без фрагментов тел». «Две убитых проститутки, тела сшиты между собой, животом к животу», «…без рук и без ног. Губы к губам склеены неким сильным промышленным клеем». «Убитый мужчина. Установлено, что был гомосексуалистом». «В анале палка, с дерева ёлка». Ведь так и написал – «…с дерева ёлка». – Мошка рассмеялся. – Такой вот лес волшебный. Радужный просто. Голова кругом. «Половые акты с трупами», «Биологического материала не оставляет, использует контрацептивы. На месте преступлений ни одного не обнаружено». «Отрезанные головы». И снова: «…убитые, секс с трупами». «Даже с трупом девяностолетнего старика». «Версия, что психоз убийцы выражается в том, что его миссия убивать асоциальных, маргинальных личностей, включая проституток и гомосексуалистов – несостоятельна в виду того, что определённый портрет жертвы отсутствует. Системности в выборе жертв не наблюдается». «… на месте убийства обнаружена книга Рэя Брэдбери». «От каждого убийства преступник получает энергию и питается ею. Заключили психологи». «Разорванная кошка…». «Труп гражданки Тараканенко обнаружен на берегу ручья. Обнажённая. Соски отрезаны. Рот набит грязью. Влагалище и анус сильно повреждены в результате множественных ударов, нанесённых горлышком разбитой бутылки».
– Зачем мне всё это слышать?!.. – не выдержала я. – Что вы пытаетесь мне доказать?!
Мошка посмотрел на меня, ничего не ответил, и продолжил:
– «Труп женщины. 22 колото-резаные раны. Не менее десяти – в глазницы». «Труп мужчины. Гениталии отрезаны. На месте преступления не обнаружены». «Вырезано сердце. Не менее 70 ударов ножом в лицо. Лицо искромсано». «Отрезанные соски»… А вот новенькое: «…вырезана матка. Убитая была на ранней стадии беременности». Как тебе? И опять: «колото-ножевые раны…», «…грудь», «...глазницы», «… половые органы», «… отрезана голова», «…отрезанная губа вставлена жертве в рот», «… земля во рту», «… отрезанные груди», «…срезанные при помощи битого стекла мягкие ткани лица», «… жертва подверглась кастрации, когда была жива»…
Мошка ещё долго зачитывал. Не знаю почему, но мне захотелось есть. Мяса. Это не каннибализм, нет, я нормальная. Это растраченная энергия, которую нужно было восполнить. Стресс. Но там никому и в голову не пришла мысль меня покормить или хотя бы воды предложить. Просить я не стала.
Когда Мошка закончил, меня отвели в камеру.
Я просидела там ещё часа четыре. Понятия не имела, что со мной будет дальше, и что ещё придёт в голову этому помешанному.
От волнения и усталости меня мутило. Ещё запах в этом помещении, где меня держали… Отвратный.
Я встала, подошла к решётке, голову приложила.
Хорошо хоть в туалет сводили.
Голова болела.
Алкаш какой-то в соседней камере что-то выкрикивал, рычал. Песни орать пытался. Мешая их с руганью, обращённой к ментам.
Как же мне хотелось оттуда свалить.
И вдруг раздались шаги. К моей камере приблизились двое. Остановились.
Один был оперативник, тот самый Пётр Валерьевич (Денисов), а другой – не из этого отдела и не из оперативной группы. Милиционер в форме, в фуражке. Он улыбался, глядя на меня. Он улыбался, глядя на всех…
– Ну вот она. Жива, в рассудке. Опрашивать будете? – спросил его Денисов.
Милиционер не ответил. Смотрел.
Прибежал Мошка.
– Откуда он? – уставился на милиционера. – Со мной никто не согласовывал!
– Иван Петрович, это вот звонили, – сказал Пётр Валерьевич. – За ней приехали, с бумагой. По другому делу она проходит.
– По какому ещё делу?.. С какой бумагой?! Дай сюда! – Мошка выхватил её у Петра Валерьевича.
Прочитал.
– Вы на подпись посмотрите, – сказал улыбающийся милиционер.
– Откуда такие высокие подписи в отношении какой-то бродяги?! Что здесь происходит?! Она же мой главный подозреваемый!
– Иван Петрович, позвольте в сторону, не при ней.
Милиционер и Мошка отошли.
Говорили долго.
Милиционер не прекращал улыбаться, был спокоен, тактичен, аккуратен. И, судя по всему, убедителен.
Мошка ещё долго кому-то звонил, выходил, возвращался. Но в итоге решётку моей камеры отперли, и я вышла. Милиционер защёлкнул на моих запястьях наручники и отвёл к себе в машину. В «бобик». В котором никого кроме него не было. Посадил не в заднее отделение для задержанных, а рядом с собой. Я заметила недоумение во взгляде провожавшего нас Мошки.
И мы поехали.
– Скоро ли Молох получит череп? – спросил меня Константин, когда мы отъехали на достаточное расстояние.
– Думаю, скоро, – ответила.
В милицейской форме, с этим своим бледным лицом он был совсем как манекен какой-то. Совершенно в нём не было ничего человечески тёплого, живого. Жуткая ожившая постоянно улыбающаяся фигура из воска. Гуинплен.
– Молох ждёт. Завтра последний день.
– Возможно, продлить понадобится…
– Я передам.
– А что ты наговорил Мошке, что он меня всё-таки отпустил?
– На севере Москвы обнесли квартиру одного чиновника. Крупного. Проститутку привёл. Молоденькую. Может, вообще несовершеннолетнюю. Не знаю. А она ночью подельников своих в квартиру к спящему хозяину провела. Вынесли толстый чёрный пакет с двумя миллионами пятью сотнями тысяч долларов. Официально о краже денег хозяин в милицию, конечно, не заявлял. Ведь спросят откуда у него вообще такие деньги? А он просто замминистра… Хоть и внутренних дел РФ. Не зарплата точно. Но по своим каналам всю милицию он на уши поставил. Хочет пакет вернуть, а шлюшку наказать. Вознаграждение – триста тысяч из пакета. Все менты в городе в курсе ситуации. Так вот ты в этой истории, совершенно правдивой, предположительно та самая проститутка и тебя надо хорошенько проверить, в чём правды нет никакой. Но Мошка, зная одно, не знает другого. Но обязательно догадается. Он дотошный. Ты постарайся больше к нему не попадать. Я ведь тебя обратно к нему привести должен после всех, скажем так, неофициальных следственных действий. Об этом договорились. Поэтому, пожалуйста, больше не попадайся ему. Я-то отболтаюсь, ну отпустили и отпустили на улицу… мало ли в милиции дураков.
– Я поняла.
– Хорошо хоть ты придумала, как Молоха проинформировать о своей ситуации. Кстати, я тебе кое-что привёз, дотянись до заднего сиденья.
Я обернулась, там был пакет с какой-то одеждой. Взяла. Достала.
– Спортивный костюм?.. – удивилась.
– Да, там и кроссовки. Это конфискат. Теперь ты бегунья. Спортсменка. Хельга придумала. Для маскировки. Волосы в шапку заправь, мы положили тебе шапку.
– Довольно очевидное решение.
– Очевидное, но мы же знаем, что у тебя нет другой одежды.
– И времени продумывать маскировку.
– Носи. Сойдёшь за местных ясеневских и чертановских, зюзинских. Им что маньяка, что не маньяк – в лесу всегда полно людей. Все хотят жизни полной. Игнорируют и монстров, и стихии.
Константин довёз меня до общежития.
Я вышла, держа пакет с костюмом.
Гуинплен посмотрел на меня:
– Надвигается смерч, Мария-Геката. Мир переворачивается, он уже на боку. Помни об этом. Скоро всё закончится.
И тут же скрылся.
Я поспешила на чердак. Уже почти стемнело. Ева, наверное, не знала что и думать, сидела, ждала меня. Но когда я вошла, её а не оказалось. Но она точно побывала там, даже чай пила.
Страшная тревога охватила меня.
Не обязательно же, что она попала в беду. Может, вон в магазин вышла, или ещё куда.
Но мне тут же представился лес.
Но не могла она отправиться в лес без меня!
Если только…
Пошла искать Полли …
Во мне и правда просыпалось что-то материнское, раз я сразу думала о плохом.
Я посмеялась над собой.
Но тревога не уходила. И мало того – Света и Оля, мои мёртвые соседки, словно взбесились. Я никак не могла ожидать такого поведения от призраков. Они мельтешили передо мной, как какие-то помехи. Не где-то сбоку, случайно, а прямо там, куда я смотрела, куда шла. И лица белые, рты открытые, кричащие, в ужасе лица, будто в тот момент эти девочки снова и снова переживали момент своей ужасной смерти от руки безумной матери.
Это был сигнал, они кричали о Еве. С моей девочкой что-то случилось. Она была в беде. И я не представляла где её искать!
И тут же Джонатан… Он вдруг отмер. Снова обрёл свою чёрную харизму, но в ней не было издевательства, наслаждения моей болью, нет, он вдруг почему-то посмотрел на меня участливо, это было в его глазах, в белых глазах на разложившемся лице. Он подошёл к столу с рисунками Евы и уставился на них.
Я подбежала.
– Что?.. Что?!... – спрашивала я Джонатана.
Новых там не было.
Он не мог мне ничего объяснить. Но как-то со злостью сжав кулаки, обрушился на стол, совершенно не осязаемый для него, но сила была такой, что все листы полетели.
– Смотри!.. Смотри!.. – прошипел он, указав гнилым пальцем на два оставшихся на столе рисунка. Один лежал на другом.
На верхнем – чёрная страшная дверь.
На нижнем – Аарон. Огромная некрасивая фигура. Длинные волосы, брюхо, широкая одежда. И тьма вокруг головы, как облако, как чёрный нимб. А за спиной какие-то уходящие в глубину квартиры норы…
И вдруг сверху на эти два листа лёг, задержавшийся где-то в воздухе старый рисунок Евы. Роза-крест из книги Роберта Фладда. Я замерла, никогда раньше я не смотрела на это изображение под таким углом, и я увидела не розу…
Я всегда думала, что эта роза на кресте – переосмысленный глиф Венеры. Очередной символ «истинной любви». Но в поэтической интерпретации учёных-розенкрйецеров, владевших ключами к магическому искусству и науке.
То есть, эта роза – Христос, так я думала.
Любовь высшая, самопожертвенная, братская, платоническая…
Не та, низшего порядка, какую привычно связывают с влиянием Венеры-планеты. А христианская, розенкрейцерская любовь.
Лишь любя, можно взойти на крест самопожертвования.
Агапэ древних греков.
Пару лет назад я даже высчитала гематрию Божественного Имени венерианской Сфиры Нецах. И применяла полученные числа в магической практике…
Но всё это время я смотрела слишком широко. А истина была намного ближе.
Эта странная роза, стояла перед моими глазами, как кадр плёнки, прилипший к глазу.
И теперь, когда изображение перевернулось, я увидела истинный смысл. В перевёрнутом виде это уже была не роза на кресте, а крест перед глубокой ямой… гипнотической, резонирующей воронкой, затягивающей под землю. В ад, осознала я.
Крест над ямой! Над порталом в другой мир, тёмный и страшный.
Ведь Христос после смерти на кресте сошёл в ад!!
Истинное самопожертвование. Истинный подвиг любви к человеку. Не просто умереть за человека, но и в ад сойти за него, за все грехи, ради искупления – вот подлинный подвиг Христа.
Ева…
Ева отправилась за Полли в ад!! – осознала я с ужасом.
И Джонатан указал мне на пустое место на стенке шкафа…
Ева ушла, забрав мою шпагу!
Вооружилась, глупенькая…
Я схватила спортивный костюм, этот нелепый, бледно-голубой, переоделась, собрала волосы, заколола, натянула чёрную шапку и бегом с чердака…
В Чертаново!
Ничего с собой не взяла, никакого оружия, ни о чём не могла думать, только к Еве!
Я полностью отдалась интуиции. Нужно было, чтобы не было мыслей. Нужно было, чтобы всё сложилось. Естественно и точно, эвристически, я должна была увидеть прямую и ясную дорогу к логову Аарона. Каждая деталька моих поисков, нашего с Евой расследования, должна была составить общую картину. Я надеялась только на это. Интуиция. Подсознание. Озарение.
Я долго бегала по Чертаново. По-моему, после метро, а вышла я на станции Южной, я ни разу не задержалась на месте. Но ничто не привлекло мой взгляд, ничто не зацепило.
И я снова направилась в лес, вошла туда с чертановской стороны. Повезло, что небо было ясное и полная луна светила будто серебряное солнце.
Я устала, дыхание было глубоким, тяжёлым, на боль в боку не обращала внимания. Лицо и руки замёрзли, перчаток не было, пар шёл изо рта.
– Ева!!.. – вдруг кирнула я, закрутившись на месте, захотелось просто позвать, вдруг отзовётся, но никто не ответил. – Ева!!..
Молчание.
Только чья-то собака залаяла.
Я побежала дальше.
А на одной из тропинок чуть не врезалась в человека…
Я точно помню, что он не шёл, а просто стоял. И смотрел на меня. Я оббежала его и хотела двинуться дальше, но он вдруг крикнул мне в след:
– Ты же эту девчонку свою ищешь, да?!
Я замерла. Обернулась.
– Еву, – сказал он. – Никогда не кричи в этом лесу. И никого не зови, отзовутся не те, кто нужен.
У него была сигарета, он затянулся. Высокий такой, широкоплечий, сухой. В куртке какой-то непонятной, как у алкашей. Расстёгнутой. Шапка какая-то. Бомжовская. Будто не его одежда. Но цветом и видом таким, что в этом сером лесу и не заметишь. Как камуфляж.
– Кто вы такой?
– Она сестра твоя была?
– «Была»?... – заколотилось моё сердце.
– Ну… Этот упырь же... Он же никого в живых не оставляет.
– Что вам известно?.. – двинулась я на него.
Он ухмыльнулся.Какой-то отрешённый он был. В себе. И разговаривал будто не со мной, а сам с собой, даже смотрел куда-то в сторону.
– Он не всех убивает именно здесь, – сказал. – Может, ещё и жива. Я за вами обеими несколько дней наблюдал. Вы упыря этого ищете. Зачем?
– Голову ему отрезать хочу!
Незнакомец рассмеялся. Ему понравилось.
– Этот неандерталец думает, что он здесь хозяин леса. А хозяин совсем не он.
– А кто?
– Я, – и он снова глубоко затянулся, и ухмыльнулся ещё шире, все зубы свои жёлтые показал.
И в тот момент я заметила деревянную рукоять, видневшуюся у него из-под короткой клетчатой рубахи, это был молоток. На поясе у него. Прямо под рукой.
Меня холодом обдало. Я сделала несколько шагов назад. Совсем я свои эмоции распустила. Плохо для мага.
– Ты не бойся, – сказал он. – Этот упырь мне надоел. Гад он. Это я всё начал, а меня теперь здесь даже не осталось. Нет больше моей легенды. Понимаешь?
– Тогда почему не убьёшь?..
– Этика, – улыбнулся. – И как убить-то? Такого только из ствола. Знаешь, я ведь с ним говорить пытался, а он на меня бросился. Я кое-как отмахался, свалил от него подальше. И никакой он не умственно отсталый, как говорят. С головой у него всё в порядке. Но плывёт. Он наш мир совершенно другим видит. Колдуном он себя каким-то считает. Или что-то вроде. Бормочет много.
Незнакомец снова затянулся. Глубоко так. Задумчиво и с каким-то волнением.
– Сдать его надо. Ментам, – сказал.
– Почему не сдашь?
– Этика! Говорю же.
Потом посмотрел на меня как-то особенно.
Эти его серые мутные глаза… Волчий взгляд. До сих пор вижу.
Сказал:
– Ты необычная. В тебе же это тоже есть. Охотничье. Уже убивала?
– У меня нет времени по душам с тобой болтать! Мне нужно найти мою спутницу!
– Первое убийство как первая любовь… – улыбнулся он. – Знаешь, вот эта рука, – он уставился на свою расправленную пятерню, крепкую, белую, – никогда не забудет молотка.
– Ты знаешь, где этот «упырь» живёт?
– Я до самого дома за ним не ходил. Он бы заметил. Но я знаю, что он не один. Его серьёзно прикрывают. Их там несколько человек. Бабы какие-то. Дуры какие-то. И эти куски тел, головы не он уносит даже, а они. Домой к нему. Он им передаёт. Потом кости они прячут в лесу, грязь всякую выносят по ночам.
– Каждой ночью?
– Нет. И этой ночью вряд ли что-то выносить будут, если ты вдруг проследить за ними решила.
– Почему не будут?
– Они уже вынесли сегодня.
И тут он поднял с земли предмет, который всё это время лежал у его ног, а я не видела в темноте.
Это была моя шпага! В моих ножнах!
– Знакомо что ли? Взгляд у тебя задеревенел.
– Это моё. Это было с Евой…
– Ну забирай. Я продать хотел барахольщикам на рынке в Ясенево.
Я взяла.
У меня руки дрожали.
А этот смотрел. Молчал.
– Мне пора, – сказала. Все чувства отключились. Абсолютная пустота внутри.
И цель.
Аарон.
И я пошла, повернувшись к опасному собеседнику спиной. Я уже ничего не боялась.
А он пошёл за мной.
– Куда ты собралась? Ты единственная, кто знает моё лицо.
– Не беспокойся, в милицию не пойду точно.
– Мне тебе верить?
– Как хочешь.
Я даже не оборачивалась. Его шаги ускорились. Он шёл за мной. Я взялась за рукоять шпаги и была готова стремительно вынуть её из ножен…
– А про голову этого упыря ты серьёзно?
– Абсолютно.
– Далеко в район не уходи, его дом где-то здесь, из ближайших, – сказал, и шаги прекратились.
Когда я обернулась, его уже не было.
Я побежала.
Свет в окнах мелькал, мой взгляд носился, я осматривала дом за домом, кружила…
Я надеялась, что ещё не поздно.
Как я надеялась...