22 декабря 1849 года, Санкт-Петербург. Семёновский плац. Мороз минус двадцать.
Фёдору Михайловичу Достоевскому двадцать восемь лет. Через несколько минут его должны расстрелять.
Всё началось полгода назад. Достоевский, молодой писатель, только что получивший признание за «Бедных людей», посещал кружок Петрашевского. Собирались по пятницам, обсуждали запрещённые книги, критиковали крепостное право, мечтали о переменах. Ничего особенного — обычные разговоры образованных людей того времени.
Но для Николая I этого было достаточно.
Ночью 23 апреля 1849 года в квартиру Достоевского ворвались жандармы. Обыск. Арест. Петропавловская крепость. Восемь месяцев в одиночной камере без права переписки. Допросы. Неизвестность.
Приговор огласили 16 ноября: смертная казнь через расстрел. За чтение запрещённого письма Белинского и «недонесение о распространении преступных сочинений».
Месяц Достоевский жил со знанием точной даты своей смерти.
И вот — Семёновский плац. Их привезли в открытых санях: двадцать один человек, все из кружка Петрашевского. Мороз обжигал лицо. Площадь оцеплена войсками. Тысячи солдат выстроены каре. В центре — три столба с перекладинами. Эшафот. Рядом — гробы.
Достоевский позже напишет: «Я смотрел на эти гробы и понимал, что через десять минут я буду там».
Их выстроили. Зачитали приговор. Долго, на морозе, каждое слово. «Лишить чинов, дворянства и всех прав состояния. Подвергнуть смертной казни расстрелянием».
Потом на каждого надели белые саваны — рубахи смертников. Длинные, до земли. На головы — белые колпаки.
Первых троих привязали к столбам. Среди них — Петрашевский, организатор кружка, и поэт Плещеев. Достоевский стоял во второй тройке. Он видел всё.
Командир взвода скомандовал: «Заряжай!» Лязг затворов. Солдаты подняли ружья.
Достоевский стоял в нескольких шагах. Смотрел на дула. Думал: «Ещё минута — и я узнаю, что там. Или не узнаю ничего».
Рядом с ним стоял Николай Григорьев, чиновник, участник кружка. Он начал молиться вслух, быстро, сбиваясь. Достоевский обернулся к товарищу слева, Спешневу, хотел попрощаться.
Спешнев спокойно сказал: «Мы будем с Христом».
Достоевский ответил: «Пылью, горстью пыли».
Он не верил в загробную жизнь тогда.
«Прицелься!» — скомандовал офицер.
Достоевский закрыл глаза. Потом открыл — подумал, что глупо умирать с закрытыми глазами. Хотел видеть последнее мгновение.
Он позже напишет брату: «Оставалось жить не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последний миг ты, только один ты, был в уме моём».
Офицер поднял руку для команды «Пли!»
И вдруг — барабанная дробь.
Офицер опустил руку. К эшафоту подъехала карета. Вышел флигель-адъютант с пакетом. Началась суета.
Григорьев, который только что молился, вдруг истерически засмеялся. Его смех был страшнее выстрелов, которые так и не прозвучали.
Зачитали новый указ: «Его Императорское Величество дарует жизнь». Смертную казнь заменили каторгой.
Всё было спектаклем. Николай I заранее подписал помилование. Но приказал провести инсценировку казни «для вразумления».
Один из приговорённых, Николай Григорьев, сошёл с ума прямо на площади. Его увезли в смирительной рубашке. Он провёл остаток жизни в психиатрической лечебнице, до конца дней повторяя: «Сейчас стрелять будут, сейчас...»
Достоевского заковали в кандалы тут же, на морозе. Через три дня отправили в Сибирь. Четыре года каторги, потом пять лет солдатом.
Но главное — эти тридцать секунд у столба изменили его навсегда.
В Сибири он научился верить в Бога. Носил Евангелие — единственную книгу, разрешённую каторжникам. Читал её четыре года, пока страницы не истрепались.
Через десять лет после казни, которой не было, он напишет в романе «Идиот» сцену, где князь Мышкин рассказывает о человеке перед расстрелом:
«Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! И всё это было бы моё! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую минуту бы на счёт берёг...»
Это был он сам. Его опыт.
После возвращения из Сибири Достоевский напишет величайшие романы мировой литературы: «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы». В каждом — вопросы о жизни, смерти, Боге, смысле существования.
Вопросы человека, который тридцать секунд смотрел в дуло ружья.
Он умер в 1881 году в своей постели, в окружении семьи. Перед смертью попросил жену прочитать Евангелие — то самое место, которое читал на каторге: «Я есмь воскресение и жизнь».
На его похороны пришло тридцать тысяч человек.
А Николай I, который устроил инсценировку казни «для вразумления», умер через шесть лет после того морозного утра на Семёновском плацу. Его помнят как одного из самых жестоких русских императоров.
Достоевского помнят как одного из величайших писателей человечества.
Иногда тридцать секунд решают всё.