Лауреат премии Союза журналистов СССР, заслуженный работник культуры России публицист Лев Колодный принадлежит к тем, кто убежден: если хочешь — правду всегда найдешь. Именно этот принцип позволил ему после двух десятков лет поисков поставить точку в затяжном споре по вопросу: действительно ли роман «Тихий Дон» принадлежит перу Михаила Шолохова? Это была работа не из легких, ибо в архивах не сохранилось ни одной страницы рукописей первого и второго томов произведения, а такие авторитеты, как Александр Солженицын и Рой Медведев, активно оспаривали авторство Шолохова, да и чиновники от прессы шельмовали его. И все же Лев Ефимович нашел рукописи, а также черновики писателя времен создания великой книги.
Интервью с другом
Поиск правды в итоге стал книгой «Как я нашел “Тихий Дон”». Многое из обрушившегося на него за дерзость «бодаться с дубами» автор упустил. Сознательно? Или действительно не знал, что даже на Дону, среди маститых преподавателей Ростовской ВПШ были такие, кто чернил и великого земляка, и Колодного, взявшегося защищать Шолохова в пору, когда журналисты шептали, что вешенский сочинитель не мог написать в молодости такой шедевр. Когда одна из статей Льва Ефимовича была разослана АПН (Агентство печати «Новости») редакциям крупных газет, то нашлись доброхоты, тут же уведомившие редколлегии об ошибочном включении корреспонденции в вестник агентства и необходимости ее аннулировать. Лишь в тех газетах, что верили автору, знали его добропорядочность, статья вышла в свет. А позднее на наш запрос руководство АПН ответило, что не снимало корреспонденцию Колодного из вестника. Стало ясно, что Льву Ефимовичу противостоят серьезные и объединенные силы.
Для него это не было новостью. Существовали уже две монографии, оспаривавшие авторство Шолохова. Одна из них — «Стремя “Тихого Дона”» — была издана стараниями Александра Солженицына. Другая написана публицистом и историком Роем Медведевым, который в то время был в числе диссидентов, оказавшихся за рубежом. Первая книга вышла на русском языке в Париже, вторая — на английском и французском языках в Лондоне и Париже. Все это проникало в Москву нелегально и распространялось в литературных и политических кругах.
— Эти издания очень мешали мне, — говорит Лев Ефимович. — А закончил я работу, когда монографии перестали быть тайной для массового читателя и, к сожалению, успели посеять в умах многих сомнения в авторстве Шолохова. Даже популярное телевизионное «Пятое колесо» в 1990 году, ни -мало не смущаясь, утверждало, что Шолохов украл роман у земляка — забытого писателя Федора Крюкова, умершего в начале 1920 года.
В этой ситуации опровергнуть гипотезы, развиваемые Солженицыным, Медведевым и другими, можно было только отыскав рукописи Шолохова. Да, часть из них хранится в Пушкинском Доме, но там, как и везде, нет ни одной страницы первого и второго томов «Тихого Дона», вышедших в 1928 году и породивших сомнения относительно авторства романа.
Тому, что половина романа частично сохранилась, а половина — нет, есть объяснение. Дом писателя на Дону был разрушен в 1942 году фашистской бомбой, когда Вешенская оказалась на линии фронта. Тогда на пороге дома была убита мать писателя. И по станице разлетелись листы рукописей Шолохова. История сохранила показания очевидцев той катастрофы. Как и то, что часть листов люди подобрали и после войны вернули автору. Но трагедия писателя не охладила пыл его опровергателей.
— Меня возмущало, что об этой проблеме говорили и писали за границей, а у нас в СССР молчали. Как и то, что хоронили память о Федоре Крюкове, которого Максим Горький ставил в пример молодым советским литераторам. Я убеждал в Союзе писателей: если версия о плагиате — клевета, то она должна быть доказательно разоблачена. Если этого не сделать, то она будет расти и в итоге загородит все истины. Окололитературные заправилы соглашались, но ничего не делали, как, впрочем, мирились и с тем, что власти не позволяли упоминать в печати имя возлюбленной Маяковского, названия запрещенных сочинений Булгакова, Платонова, Ахматовой, Гроссмана, выходивших беспрепятственно там же, где появилось в 1974 году «Стремя “Тихого Дона”».
Это бездействие и толкнуло Колодного к активному поиску. Он решил пройти по следам писателя в хорошо изученном им пространстве и написать очерк «По шолоховской Москве». Он поставил перед собой цель: найти как можно больше адресов знакомых и друзей писателя, которые, как он надеялся, что-то вспомнят и помогут в решении основной задачи. А ее он определил конкретно: рукопись гениального «Тихого Дона», кому бы она не принадлежала, не могла пропасть бесследно. Рассуждал: если было совершено литературное преступление, то должны будут проявиться, как минимум, его признаки либо следы и доказательства. Это могли быть и рукописи.
С тем он и пошел по московским следам Шолохова. Порой ему казалось, что затеял поиск иголки в стогу сена. Ведь уже и в Самаре вышел в 500 страниц сборник «Загадки и тайны “Тихого Дона”», составленный из антишолоховских сочинений Солженицына и ряда его союзников. Естественно, в этом сборнике Колодный не нашел и строки о том, что он вышел на документы, защищающие Шолохова, о чем общество уже знало из многих его публикаций.
— Здесь сказалась и пассивность Института мировой литературы имени Горького. Ведь у директора института год лежала нераскрытой моя книга, и только доктор филологии Петелин опубликовал в газете «Сельская жизнь» заметку о моей находке. Из всего этого я понял, что и в пору постсоветской демократии кому-то не хотелось, чтобы мой поиск разрушал мнение Солженицына и Медведева. И тысячи страниц отдавались версиям о том, что у «Тихого Дона» несколько авторов, редакторов-соавторов, среди последних мог быть и Шолохов, который затем и умыкнул рукописи, уничтожил их, чтобы утаить имя подлинного автора.
Шолохов никогда не говорил, что черновик «Тихого Дона» погиб во время войны, ко всем нападкам он относился спокойно. Стало быть, рукопись существует. Об этом я высказал предположение на страницах газеты «Московская правда», в которой работал: «Происходит литературное воровство: у великого писателя отнимают великий роман». И тут мне позвонили: у Розалии Браудэ, бывшей секретарем-машинисткой высокого ранга, есть дневник прокурора Курской области Льва Сидоренко. В нем тот описал, как 11 июня 1930 года под видом увлекающегося литературой встречался с Шолоховым в его доме в Вешенской, а по сути, допросил на предмет того, мог ли столь молодой человек написать выдающийся роман. После обстоятельной беседы Шолохов подарил ему два тома произведения и надписал их: «...от точно автора с пожеланием взять литературу за рога». Больше прокурор не осмелился прийти к писателю. Он понял, что встретился с талантливым исследователем души человеческой, который раскусил нутро «государственного агента» и подлинную цель его визита. Спустя годы прокурор попал под молох системы, которой служил. Но дневник его остался, и его передали мне. Такая находка подсказывала: продолжай поиск — обязательно еще что-то найдешь...
Рукопись лежала в Москве. И все об этом знали!
В 1984 году Колодный нашел рукопись в семье погибшего на фронте друга писателя. Девять лет он говорил об этом, не называя, правда, конкретных имен, но и не встречая интереса властей к находке. И только в 1995 году, когда потеряло силу обязательство не разглашать в целях безопасности фамилии и адрес хранителей, обнародовал подлинные имена.
Все было просто. В 1929 году в Москве комиссия под началом Ульяновой разбирала слухи о плагиате Шолохова, и тогда писатель привез в столицу черновики первых книг романа.
— Прочитав в газетах о работе комиссии, я пошел по адресам, где Шолохов жил и работал в молодости, а затем — в 1922–1927 годах. Кстати, эти адреса мне дал сам писатель. Осенью я установил, что жена его друга — писателя Василия Кудашева, – сохранившая при замужестве свою девичью фамилию, теперь проживала с дочерью не на старой квартире возле Центрального телеграфа, а в далеком Матвеевском. Еду туда. Дом — хрущевка, двухкомнатная запущенная квартира. Здесь женщины выращивали породистых собак, птиц и продавали их, чем пополняли мамину пенсию и небольшую зарплату дочери, работавшей художницей в Останкино. Хозяйка, Матильда Емельяновна, встретила приветливо. Показала письма Шолохова, рассказала, как он дружил с ее мужем, о том, что именно от них он уехал на фронт.
И уже готовясь уходить, я формы ради спросил: а нет ли у них каких-либо бумаг, связанных с Шолоховым? Матильда Емельяновна вышла в другую комнату и тут же вернулась с двумя толстыми папками: «Это рукопись «Тихого Дона». И наш разговор вновь вспыхнул, но теперь уже о том, как рукопись оказалась здесь. Выяснилось, что, доказав в 1929 году комиссии свое авторство, Шолохов после разбирательства пришел к Кудашеву с ранней рукописью и попросил хранить ее у себя.
Рассказав это, хозяйка подчеркнула, что ничего не скрывала от общества. И показала известный Колодному сборник «Строка, оборванная пулей», несколько раз издававшийся «Московским рабочим» в память о погибших на войне литераторах. Вынула закладку на 304 странице, и тут, в подборке о Василии Кудашеве, ушедшем на фронт ополченцем, а потом ставшим работником армейской газеты, я нашел выдержку из письма, написанного осенью 1941 года: «Жив, здоров. Пишу тебе наскоро, но главное. Если Михаил в Москве — проси его немедленно вызвать меня через Политуправление на несколько дней. Мне необходимо сдать ему оригинал рукописи «Тихого Дона». Если Михаила нет в Москве — пиши ему срочно в Вешенскую...»
Оказалось, что эти папки держал в руках в 60-х годах еще в старой квартире Кудашевых аспирант из Смоленска — он писал диссертацию, но потом исчез. Матильда Емельяновна интересовалась его работой, но та нигде не появилась, и у нее сложилось мнение, что труд оборвался не по воле ученого.
Нетленные листы Шолохова
На первом листе дата — 15 ноября 1926 года. Разная бумага, на полях приписки автора синим карандашом, правка чернилами и карандашом. Здесь же листы с известным текстом, написанные как автором, так и его помощниками.
— Уходя, я спросил хозяйку, что собирается делать с рукописями. Оказывается, этот вопрос она задавала и Шолохову, на что тот отвечал: «Распорядись сама, но в нужное время отдай в надежные руки». И она хранила папки как память о муже и былых годах.
После этого Лев Ефимович стал активно выступать в защиту писателя, вызывая на себя новые удары его недругов. Себе же он задавал вопрос: почему Шолохов не попросил Матильду вернуть ему рукопись, чтобы показать ее чернителям? Ведь ему, Колодному, он дал адрес Кудашевых, но никому не рассказывал, где оставил рукопись. В итоге журналист пришел к выводу: уже после войны, повторно вверяя рукопись жене погибшего друга, которого не смог отозвать с передовой, Шолохов хотел так искупить вину перед этой семьей и обеспечить вдове и ее дочери будущее. То, что это дорогой подарок — он знал, ибо знал цену своим автографам, к которым проявляли высокий интерес многие.
Но от второй встречи с журналистом Кудашевы отказались и уехали на курорт. Лев Ефимович этого не ожидал и задумался: почему перед ним захлопнули дверь к рукописи? Проанализировал свой первый визит и понял: от него — известного во
властных кругах города — женщины ждут помощи в улучшении жилищных условий. И он пошел в исполком Моссовета, к секретарю столичной организации писателей Ивану Стаднюку, шефствовавшему над фронтовиками и их вдовами. Выслушав его, здесь сделали все, чтобы вскоре женщины переехали в Юго-Западный массив в новую квартиру, выделенную им за счет лимитов Союза писателей. Затем он помог им получить телефон. И вскоре его пригласили в новое жилье и разложили заветные папки.
— Изучая их содержание, я понимал, что мне не поверят, если не предоставлю рукописи хотя бы в копии. И я решился, уходя, каждый раз самовольно выносить часть листов для копирования. Где это буду делать — знал. Жена работала в Московской организации Союза журналистов: у них имелся редкий в то время ксерокс. Это гарантировало мне сохранение тайны даже от вездесущих работников спецслужб.
Так, журналистка Фаина Иосифовна Колодная скопировала 119 страниц первого варианта романа 1925 года (ныне они в Институте мировой литературы имени Горького), в том числе страницы первой части «Тихого Дона» с обилием авторской правки, что представляло интерес для текстологов.
— Когда я начал печатать в газетах материалы, сопровождая их копиями рукописи, Матильда Емельяновна ничего не сказала. Похоже, она знала, что я копирую страницы, как и понимала, что иначе я не мог бы защищать Шолохова и привлекать интерес к существующему, но скрываемому архиву писателя.
С этими оттисками Колодный был даже в ЦК партии, дошел до помощника Горбачева — академика Фролова. Выслушав его, тот предложил... выступить со статьей в закрытом бюллетене ЦК. Но Колодный просил партию выкупить рукопись у женщин или обменять ее на дачу — они были согласны на это. Увы, здесь не услышали журналиста, совершившего великое дело во имя торжества истины и, по сути, восстановившего чистое имя российского гения.
В 1997 году Матильда Емельяновна умерла. И ее дочь попросила Колодного помочь продать рукопись за... полмиллиона долларов. Он понял, что та в критическом состоянии, но и не осознает, что происходит в стране. Просил не разделять рукопись, не продавать ее за рубеж: это преступление перед Родиной, перед памятью отца и его друга. Но Наталья Васильевна твердила: ей нужно за рубеж, чтобы там жить и лечиться... Не найдя в Колодном союзника, она перестала ему звонить, а спустя несколько месяцев умерла.
— С помощью столичной милиции я вышел на связь с родственницей умерших и унаследовавшей всю их собственность, включая рукопись. Теперь уже и Институт мировой литературы начал переговоры. По его инициативе провели графологическую экспертизу в том же институте, где по моей просьбе ее проделали десять лет тому назад. Заключение совпало с тем, которое я передал музею в Вешенской.
Так появилась возможность выкупить роман из частных рук. Но институт медлил...
А в один из вечеров домой к Колодному напросились коллеги влиятельной газеты: они хотели якобы написать о его успешном поиске. Верящий людям Лев Ефимович не подозревал, что журналистов прислали их хозяева только для того, чтобы добыть новый адрес рукописи. Через несколько дней она оказалась не в ИМЛИ, а в сейфе нефтеконцерна.
История поиска черновиков «Тихого Дона» подтверждает еще раз — рукописи не горят. Их рано или поздно находят. Лев Колодный, которого по праву считают в Москве Гиляровским XX века, выполнил гражданский и профессиональный долг, расчистив дорогу к истине. Теперь у него есть только один вопрос к писателю Александру Солженицыну: что побудило его инициировать поток клеветы против того, кого он сам когда-то высоко оценил как автора «Тихого Дона»? Он много лет пытается связаться с Александром Исаевичем, чтобы узнать причину его неприязни. Он и сейчас надеется, что писатель объяснит свое заблуждение и покается за грех.
Виктория НАДБИТОВА, Анатолий КЛЕВА, Москва
P.S. Благодарим за ваше внимание. Пожалуйста, уделите несколько секунд, чтобы поставить лайк и подписаться на наш канал.