«Вы не молочная женщина», — сказала мне Марина Александровна, врач-неонатолог детской реанимации, как бы предлагая смириться с тем, что материнское молоко для моего ребёнка сейчас не в приоритете. Сегодня моему сыну исполнился месяц, а из-за слов врача визит как-то сразу не заладился.
«И что же мне делать?» — спросила я дрожащим от подступающих слёз голосом. Отмена грудного молока означала для меня две вещи: я больше не смогу приходить в отделение лишний раз, чтобы сцедиться, а значит, и одним глазком подсмотреть обстановку, и я больше не смогу утешать себя тем, что между мной и малышом есть связь через это такое важное и полезное питание.
Оба фактора рождали только новые поводы для тревог, поэтому мне надо было всеми правдами отстоять своё право приходить сюда и делать своё дело лучшим и единственно возможным образом. Не могу сказать, что я ярый сторонник ГВ любой ценой, но когда твой ребёнок совсем один среди всех этих боксов и трубок, хочется знать, что между нами есть та самая нить.
Позже я пойму, что эта нить не в ГВ и даже не в присутствии в отделении или где-то еще, а внутри нас. Она просто есть всегда и везде, это константа, аксиома, невидимая сила, двигающая нас на самые смелые поступки. Материнская любовь — это космос, его невозможно увидеть целиком или потрогать, но он существует, и пределов его до сих пор не познало человечество.
«Вы должны занять себя чем-то полезным. Ваш ребёнок не останется голодным, если вы не будете сцеживать молоко. Он получает высокобелковое сбалансированное питание смесью. Ваше молоко не может дать ему этого, его мало, а смешивание может привезти к парезу кишечника, а мы этого не хотим, нам и так пришлось долго лечить пневмонию, потом уходить с ИВЛ», — уверенно проговорила врач-неонатолог, что я ни секунды не сомневалась в её решении. Но от этих слов было не менее обидно. Но реально ли я не молочная женщина...? Я уже прошла такой путь, чтобы сохранить молоко, неужели придётся сдаться?
Но вернёмся к послеродовым событиям. Мне долгое время не хотелось делиться подробностями этого периода, ведь тема ГВ для каждой женщины очень деликатная и интимная. Мой опыт не уникален, но рассказ о нём, возможно, поможет другим женщинам понять границы дозволенного, не стыдиться своей хрупкости и ранимости, ощутить силу и уверенность.
Два дня после кесарева грудь не подавала никаких признаков прихода молока. Когда на 3-й день меня перевели в общую палату, то на обходе мой лечащий врач Ирина Геннадьевна — женщина лет 50-ти спортивного телосложения с короткой стрижкой — буквально силой насела на меня, совершая великое «благо», спасающее меня от лактостаза, а именно выдавливание молозива.
Стоит ли рассказывать, как я чувствовала себя, когда потратила несколько минут на попытку самостоятельно сесть на край кровати после сна, чтобы наконец собраться и пойти в реанимацию к сыну. Эта женщина без каких-либо прелюдий попросила меня поднять подол платья, чтобы осмотреть шов и грудь, а потом прижала меня коленом и начала экзекуцию. Когда твоё тело и так одна большая рана, то любая боль ощущается особенно ярко. Мне не довелось переживать боль во время родов, но та, что была от "выкачивания" молозива из пустой груди была самая сильная в моей жизни.
Никаких сюсюканий. Ведь женщине, пережившей двухчасовую операцию, потерю мечты на счастливую беременность и роды, принятие критического состояния своего ребёнка вдали от своей собственной груди, не нужно ни сожаление, ни ласки, ни мягкого обращение. «Все это переживали, и ты переживешь», «все рожали и в худших условиях, у тебя ещё ничего», «у кого-то всё ещё хуже, тебе повезло». Я шла по коридорам с болезненной опухшей грудью, подвязав её поясом халата, чтобы не болталась, и умирала в слезах от тотальной несправедливости всего, что должна проживать женщина, только лишь потому, что захотела стать матерью.
Так не должно было быть. То, что сделала та женщина для женщины, — настоящее насилие и некомпетентность. Когда я рассказывала об этом другим женщинам, многие говорили, что тоже переживали что-то подобное и именно таким способом. «Иначе никак, надо потерпеть», — говорили они, будто оправдывая действия своих врачей. «Ведь им лучше знать, они хотят как лучше». Запугивание застоем и вырезанием в случае инфекции — обычная практика. Какие тут могут быть сюсюкания? Терпи!
В этот же вечер я нашла консультанта по ГВ онлайн, который имеет опыт в выхаживании недоношенных. Нашей задачей было разогнать застой, который навертела мне эта врачиха, научиться сцеживаться по часам, сохраняя молоко для крохи. Пока я была на антибиотиках, у меня было время нагнать достаточное количество, чтобы потом носить в реанимацию. А пока он был на смеси.
В течение 6 дней в роддоме я изучила все варианты самомассажа, что прислала мне консультант, сцеживалась по будильнику и днём и ночью. По незнанию я начала с молокоотсоса, которым не умела пользоваться. Он создавал ненужное напряжение, которое привело к застою в некоторых участках груди. Каждый день был обход. Ирина Геннадьевна, осматривая вновь и вновь мой шов и грудь, не спрашивая, увеличивала силу нажатия, пытаясь "помочь" снять лактостаз. Но с каждым днём я обретала силу и давала ей отпор.
— Что ты как дура, ты же доведешь себя до мастита, придётся резать!
— До свидания, спасибо за осмотр, дверь там!
Я больше не была той тряпкой, что встретилась с ней в первый день осмотра. Я была зла за причинённую мне боль, за вменяемый мне страх. Я продолжала следовать рекомендациям консультанта по ГВ, и отёк постепенно спадал.
В день выписки Ирина Геннадьевна пожелала мне удачи, вручив выписку о пройденном лечении. Она поторопилась выйти из палаты, как будто я её обидела своей вычурной вежливостью. Но напоследок ко мне всё же зашла другая женщина в белом халате, представившись консультантом по ГВ Марией.
— Спасибо, мне ничего уже не нужно, я справляюсь сама.
— Можно я только посмотрю?
— Не надо, меня уже одна только посмотрела, до сих пор трясёт, когда её вижу.
— Я понимаю. Но я правда только посмотрю, расстегните, пожалуйста, рубашку.
Пухленькая дама с добрым лицом мягко приложила свою руку в перчатке к моей груди, аккуратно прощупала и сказала:
— Как вы сами сняли отёк? Что делали?
— Я делала лимфодренажный массаж, сцеживала по часам, использовала ещё разные средства...
— Вы большая молодец! Всё делала правильно. Но всё же застой ещё есть...
— Да, не понимаю, как его снять, очень болит в районе сосков.
— Хочешь я покажу тебе, как его снять? Твоей рукой? Я не буду трогать.
И она показала мне такие, казалось бы, простые манипуляции, которые по видео онлайн я не могла уловить. Было совсем не больно, а приятно, что напряжение уходит. А молоко, каждая его выстраданная до этого капля, стало течь ровно и обильно. Всё случилось так просто и естественно, без всякого насилия и угроз.
Эта женщина вернула мне веру в то, что есть специалисты, способные приносить пользу без боли и запугивания, на доверии, эмпатии и истинном желании помочь. Я уходила из роддома с уверенностью, что всё делаю правильно. А дома будет и теплее и комфортнее сохранять молоко каждый день.
Антибиотики отменили, я отладила режим сцеживания, оставалось договориться с детской реанимацией о приёмах. Но и здесь начались сложности, которые в итоге привели к полной отмене врачом-неонатологом питания моего ребёнка грудным молоком.
О «молочной кухне» детской реанимации в следующем посте. Подпишись, чтобы не пропустить.
