От редактора
Данное интервью было взято зимой 2021-2022 года. Ни я, ни рассказчик не
подозревали о скором начале СВО и вели работу над текстом в плановом порядке. Оценки, данные по ходу, актуальны были для мирного времени до
начала СВО.
Интервью публикуется в исторических целях. Ниже идёт только текст финальной правки, от января 2022-го.
Интервью вышло огромным, аж 35 страниц. Скорее даже не интервью, а курсовая работа по военной науке, уровень разведгруппы/взвода. Теперь это самый объёмный материал в цикле «Из первых рук...». Было о чём поговорить во всех подробностях.
Во-вторых, лично я находил более ранние материалы в таком варианте: все романтические или «крутые интервью» на патриотических ресурсах, все критические — на оппозиционных. Например, у «Фонтанки» или теперь уже у иноагента «Медузы». Теперь же вас ждёт критическое и при этом чрезвычайно крутое, реалистическое интервью, но на патриотическом ресурсе, поскольку
послушав рассказчика, я счёл это не просто важным, а необходимым к публикации.
В-третьих, это интервью рано или поздно должно было появиться. Или подобное этому. Потому что оно не могло не появиться, учитывая те фотографии, что можно посмотреть в Телеграмме про деятельность ЧВК. Ведь не у меня одного возникали вопросы, так? О качестве экипировки, о старом облезлом оружии в руках операторов?
Когда я почитал и послушал историю «Славянского корпуса» (действовал в
2013-м, как первый эксперимент), то задался вопросом: «Они что, правда собрали крутых ветеранов войн с боевиками, сдали их в найм одному ближневосточному правителю, который вручил этим парням сплошное барахло — и ожидали, что это принесёт победу? В самом деле?». Когда я увидел фотографии 122-мм гаубиц М-30 из артиллерийского подразделения «оркестра» (советская гаубица времён Второй Мировой, образца 1938 года, дальность стрельбы 11,8 км), то я подумал «Чё? Неужели в Необъятной не нашлось хотя бы Д-20?!» (152-мм советская пушка-гаубица Холодной войны, образца 1947 г., дальность стрельбы 17,4 км). Ну, а когда я увидел, как на серьёзных щщах в Телеграмме стали публиковать операторов с отрезанными головами боевиков в руках (и с комментариями под постами в духе «это грязная правда войны, если ты её не примешь, то ты трус, либерал или левак!») + одновременно с этим пошли явно фашистские по идейной нагрузке песни и посты, то я уже задавался вопросом о нормальности происходящего. В смысле, у нас одновременно запрещены такая идеология за экстремизм, наша страна является правопреемницей СССР во всех смыслах, а резать головы — это удел дикарей-боевиков, с которыми и надо вести борьбу. Где ФСБ, МВД? Неужели одобряют? В чём отличие тогда у этого ЧВК? Мы осуждали и презирали американскую ЧВК «Blackwater» за расизм и стрельбу во все стороны — теперь у нас есть своя такая фирма. В чём прогресс?
Уже по этим фотографиям можно было предположить, что в этой фирме не всё в порядке, да только интервью про неё выходили другого рода. О защите интересов государства (правопреемника СССР, лол), о нелёгкой доле борцов с терроризмом. Я охотно верю, что ратный труд был опасен, а террористов нужно было уничтожить. Но это можно сделать, не опускаясь до вышеперечисленного,
более респектабельно и дисциплинированно.
Поэтому очень логично было предположить, что рано или поздно ко мне придёт человек, чтобы рассказать о том, что я видел на фотографиях, только текстом. Те, кто задавались теми же вопросами, что и я, будут удовлетворены — тут ровно про всё то, про что мы с вами видели фото и ролики. Про то, как
воевать с боевиками на дефиците снаряжения и на одних сухпайках в течении полугода, про гаубицы М-30, как предел мечтаний по арт.поддержке, про неудачные и успешные операции, про отличие удачи от «прухи», про специфическую кадровую политику и её результаты.
Повторюсь, если у вас возникнет ощущение, что это интервью — чернуха или
преувеличение, идите в Телеграмм, смотрите уже опубликованные фотографии и думайте, как это всё функционирует и насколько уместно. Затем возвращайтесь и почитайте, как работало в реальности и убедитесь, что «то, что на витрине — то и в магазине».
Ополчение
1) Как вас можно представить?
— Дрейк.
2) В какой роли и сколько времени вы провели в ополчении в Донбассе?
— В Донбассе я находился с 2014 года и до определённого момента, о чём расскажу позже.
Кого ни спроси, в ополчении в те годы всюду находились разведчики — в
разведке, на блокпостах, в обеспечении. Обязательно кто-нибудь набьёт себе татуировку с летучей мышью, а то и не одну, и будет этим гордиться. Дабы не выделяться из серой массы «разведчиков», мы причисляли себя к этой воинской профессии, хотя и держались обособленно.
Моя военная подготовка до поездки на Юго-Восток была чуть выше опыта
солдата срочной службы в ВС РФ. Имелась возможность повысить свой профессиональный уровень перед поездкой, чем я активно занимался. Чем,
кстати, рекомендую заниматься представителям воинских профессий в мирное время — всякая крупица теории, всякая практика увеличивает выживаемость хотя бы на 0,01%. И если вам доведётся куда-то поехать, учебный труд пригодится, даже не сомневайтесь.
3) В операциях какого типа вам приходилось принимать участие: подвижные
действия (охота на танки, разведывательные рейды и пр.), позиционная война в окопах, комендантская и охранная служба, тыловая работа в обеспечении?
— Стартовый уровень нашего подразделения скорее соответствовал хорошо подготовленной лёгкой пехоте, чем подразделению глубинной разведки. Из-за пехотного профиля подготовки мы занимались широким кругом задач: штурмовые операции, беспокоящий огонь, пытались охотиться на танки и другую технику с помощью ПТУР и так далее. Большую часть работы составляли штурмы позиций и рейды.
Штат у нас был укомплектован полностью, разве что не хватало собственного военного врача. С нами работал классный снайпер, например, с многолетним опытом и хорошим оружием. Не марксман/пехотный снайпер, а именно специалист. Нам повезло с сапёром — высочайшего уровня профессионал. В целом, мы прошли хорошую подготовку, в силу своего любопытства и нежелания умирать получили много дополнительных навыков, кроме разве что управления вертолётом или танком. Каждый из нас мог заменить пулемётчика, марксмана, провести простую инженерную разведку, выстрелить и попасть из РПГ или ПТУРа, осуществить минирование.
Отдельно хочется сказать про саму разведку за линией фронта. Наше подразделение выгодно отличалось от местных по уровню подготовки, но всё равно не могло выходить во вражеский тыл. Когда появлялись предложения куда-то там сходить, всё упиралось в непрозрачность задачи (пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что — как в сказке), недостатки слаженности, недостатки взаимодействия с соседями. И, один из главных моментов, который раскроется и в дальнейших ответах на ваши вопросы — нехватка обеспечения оптикой, другими техническими средствами, специальным оружием со специальными боеприпасами и так далее.
И ещё, конкретно о себе. В тот период я не испытывал недостатка в теоретической стороне подготовки. Благо мне очень везло на профессионалов при общении, а любознательность и желание жить стимулировали. Мне в тот период не хватало некоторой глубины в практической стороне дела.
Вторым важным моментом, повлиявшим на решение записаться в Фирму несколько позже, стала коммуникация с местными ребятами. Вернее, значительные трудности из-за разницы в подготовке. При этом местные товарищи, имея явные пробелы, чересчур легкомысленно пытались заниматься военным творчеством. Что привело к появлению обидной фразы «Нет хуже врага, чем союзник долбо*б».
Когда твоё подразделение окружают другие подразделения, имеющие худшую подготовку (не могут оказать элементарную медицинскую помощь друг другу), плохо понимающие кто из соседей где стоит, но не в меру желающие повоевать ну хоть с кем-нибудь, то может статься, что союзники обеспечат тебе эту самую необходимость в медицинской помощи. Приятель, воевавший в ЛНР, рассказывал, как пьяные казаки начали обстреливать их позицию с тылового направления из 82-мм миномёта. Это само по себе грозное оружие, а в руках алкоголиков — грозное для своих. Ярость и настырность, с каковыми казачки обрушили на подразделение приятеля мины, не знала границ. Не помогали маты в эфир, ребят не слушали и находились на какой-то своей волне. Наблюдающие за страданием наших ВСУшники решили, что долбят по своим, поэтому вызвали арт.поддержку по позициям казаков и стали нащупывать этих миномётчиков. В ответ те стали накидывать ещё чаще. Приятель с товарищами выползали со своей позиции в совершенно испорченном настроении. Хорошо, что ни в кого не попали.
4) Как вы охарактеризуете ваш боевой коллектив — слаженность/разложенность, дружность/враждебность, личности командиров? Мотивация — за что воевали?
— Коллектив был смешанным, состоял как из местных жителей, служивших в
силовых структурах Украины или гражданских, а также из тех, кто приехал помогать.
Приехавшие — поголовно добровольцы. Лично я считаю себя жертвой пропаганды (усмехается). В какой-то момент по некоторым российским телеканалам стали вместо рекламы показывать короткие ролики о происходящем на Украине. Убитые женщины, плачущие дети, разрушенные дома. Всё это повлияло. Возмутившись, я засобирался помогать ополчению и живущим в Донбассе.
Забегая вперёд, я скажу, что это не самое мудрое моё решение. Ни черта не умея (срочка в ВС РФ сами знаете что из себя представляет), сорвался на войну с кем-то там повоевать. Сегодня я считаю это ошибкой, полезной, но ошибкой,
которая счастливо завершилась. Но не всем везёт так, как мне. Если кто-то из ваших читателей считает, что можно без подготовки и экипировки уехать на войну, как говорят и пишут на некоторых ресурсах, то скорее всего, в большинстве случаев, это закончится плохо. Минимум для здоровья. «Не зная броду — не суйся в воду», дорогой друг-читатель. Либо начни реализацию своей мечты со всесторонней разведки. И не только о конфликте или о противнике, но и о союзнике, и об организациях, предоставляющих возможность, о работе, которой предполагаешь заняться.
Возвращаясь к ответу на вопрос. Коллектив у нас сложился и стал сплочённым, в первую очередь благодаря командиру. Достойный человек, ныне, к сожалению, погибший в одном из боёв. Царствие небесное для верующих, ну, а я просто вспоминаю добрым словом. Он сложил ядро коллектива и сформировал его так, что подтягиваться стали тоже хорошие люди. Главным
критерием при отборе в наше подразделение командир сделал профессионализм. Поэтому я считаю, что мне повезло там оказаться, ведь на старте я скорее представлял из себя воодушевлённого, но бойца-обузу. Однако благодаря ежедневным тренировкам и духу профессионализма мы все пришли к общему знаменателю. Мы были уверены в командире, в том, что он не дрогнет в бою и грамотен. Уверены в том, что нам не придёт плохо проработанная задача, на которую командир поведётся, и подразделение уйдёт в закат, и никогда уже не вернётся, хе-хе, просто потому, что старший — военно-морской якорь, тянущий личный состав на дно.
Внутренняя работа была поставлена на хорошем уровне. Ежедневные тренировки, по два занятия в день — одно по физической подготовке, одно по боевой. Занятия по тактике проходили в постоянно меняющихся условиях, что
способствовало адаптации. Это могла быть работа внутри зданий/помещений, инженерная и тактическая подготовка, перемещение по пересечённой местности, организация наблюдения, штурм здания, изучение оружия, включая тяжёлое, стрельбы. Думаю, большинство добровольцев могло бы позавидовать тому, насколько хорошо у нас устроили подготовку и взаимоотношения. В том числе, могли бы позавидовать и мне, как неопытному, но по большой удаче попавшему в годную команду. Особенно на фоне того, что творилось вокруг нас у соседей.
Мотивацией для нас действительно служила защита Русского Мира, как тогда говорили, защита мирного населения. Важнейшим событием, повлиявшим на решение многих, приехавших из России, стало сожжение людей украинскими нацистами в Доме Профсоюзов в Одессе, 2-го мая 2014-го. У местных, на чьи дома посыпались артиллерийские снаряды, мотивация была ещё более очевидной.
5) Как оплачивался ваш воинский труд? Каков уровень обеспеченности
оружием, боеприпасами, снаряжением и экипировкой? Не приходилось ли устраивать бартерный обмен, покупать боекомплект и другими способами
добывать необходимое для войны?
— Шикарный вопрос, он лучше всего раскрывает суть того ополчения, которое в 2014-2016-м воевало в республиках.
«Как оплачивался ваш воинский труд?». НИКАК. Наоборот, я тратил личные сбережения.
Все вопросы снабжения провиантом, униформой и всем остальным лежали на нас самих. Всё, что «родил» — твоё. Не смог «родить» — твоя печаль. Одному подразделению помогает «гражданское общество» или удалось урвать трофеи, другому нет. У одних дохрена, у других ни**я.
Нам повезло, благо уже на стартовом этапе нам хватало, но это для других
начинающих обыкновением не являлось, они воевали поначалу с барахлом. Дальше пошли трофеи. Хочу отметить, что трофейное имущество вовсе не
вымысел пропаганды, если мы говорим про 2014-й год. Братья-славяне с той стороны щедро оставляли на позициях то здесь, то там всякого рода приколюшки. Но тут нужно дать совет читателям: красивые вещи, красивое оружие, красивое снаряжение, вызывающий жажду наживы ящик с чем бы то ни было, от сухпайков до цинков с патронами — всё это обязательно нужно сначала проверить на минирование крюком-кошкой с безопасного расстояния. Среди врагов находились вредные люди, знающие нашу общую для одного народа любовь урвать что-нибудь «тiльки для сэбе».
Не ходи по тропам, не трогай того, что хорошо лежит и не снимай того, что не ставил. Это правило.
Возвращаясь к теме обеспечения. Расцветом для нас стала Дебальцевская операция. Трофеев всех видов мы и союзники собрали столько, что девать было некуда. Я уверен, что и сейчас в Донбассе население вооружено так, что можно позавидовать. Филиал Дикого Запада в Восточной Европе.
Вообще, на территории республик за «товарооборот» в то время обещали расстрел. Едва ли сию суровую меру стали бы применять на практике, особенно к гражданам РФ. Но крайне серьёзные неприятности в случае вскрытия преступных намерений гарантировались. Хотя, как обычно, военные через некоторое время войны — это люди прожжённые. Если кому-то вдруг захочется АКМС калибра 7,62-мм, то он-таки его добудет, хоть бы это ему стоило 13 «вёсел» калибра 5,45-мм. Такие забавные случаи, кстати, не в последнюю очередь зависели от своеобразных представлений о военной моде и профессии всё тех же разведчиков — где-то какой-то авторитет сказал, где-то кто-то прочёл в интернете, что «разведчик без АКМСа дрянь, а не человек» — и пожалуйста, вот он с АКМСом, красивый и решительный.
Фирма
1) Что мотивировало вас записаться в данную организацию? Финансовые
обещания? Романтика войны? Желание посетить зарубежные страны? Всё вместе?
— Финансовые обещания, всё остальное мимо. Но я бы раскрыл максимально подробно контекст принятия решения, чтобы читателю было ясно.
К моменту, когда линия фронта стабилизировалась, любому военному человеку стало понятно, что война переходит в позиционную фазу. Неизбежно обе стороны зароются в землю, раз в некоторое время начнут друг по другу стрелять. Для разведки, коей мы формально являлись и пытались соответствовать, закроют ходы на ту сторону — рано или поздно все секретные лазы будут вскрыты, заминированы, их возьмут под перекрестный огонь по несколько «секретов» и часовых, установят видеокамеры и датчики движения (копеечные траты, так-то) + БПЛА.
Остановимся подробнее на минировании местности. Подразделения с обеих сторон фронта в первую очередь заложили мины именно в складках местности. Затем, на всякий случай, заминировали и выпуклости. А потом, прежде всего с украинской стороны, выводя своих по ротации, они ещё раз проводили тотальное минирование. После такой работы минная опасность для разведчиков обеих сторон вырастает настолько, что предпринимать какие-либо действия смысла особого нет. Формуляров минных постановок ведь первые подразделения и не думали делать, а при передаче позиций потеряли или забыли, или спустили на авось — новички посмотрят сами. N-количество украинских военных и N-количество ополченцев, действительно проявивших хозяйственность и пожелавших оценить взрывоопасные угодья свои, подорвались. На своих минах, на чужих.
Добавим к этому несоизмеримо большие возможности и желание с украинской стороны, как у воюющего государства, обставить линию соприкосновения видеокамерами и микрофонами, чтобы обеспечивать контроль подступов. В основном рельеф в Донбассе степной, много открытых пространств. Иногда встречаются лесополосы, местность изрезана балками и оврагами.
И теперь добавим позиции. Военные как правило дублируют все процессы. На какой-то скрытый подступ будет смотреть минимум два караула. Если на одном даже сидит украинский срочник, переписывающийся с подружкой, и пропустит нашу разведку, то он же там не один — второй караульный с другого поста не пропустит. Поэтому в пределах 30 минут разведывательную партию скорее всего обнаружат и определят её местоположение. А дальше вас не атакуют, нет. Вас впустят поглубже, а после этого ваш лаз захлопнут, как крышку.
Длительное пребывание в окопах приводит к тому, что обе стороны рано или поздно находят все (вообще все) позиции друг друга. Находят все караулы и
позиции наблюдателей, находят место раздачи пищи и пункт боепитания. Любая новая позиция обнаруживается на неделями не меняющемся фоне на раз два. Война превращается в ту игру, когда ты должен ударить молотом высовывающегося из норы суслика. На первый план выходят корректировщики, пулемётчики, операторы ПТУР и снайперы. Разведке делать практически нечего. Вернее, залезть во вражий тыл очень хочется и очень интересно, но практически нереально — обращаю внимание, что речь про 2015-2016 годы, когда укомплектованность с обеих сторон в воинских частях ещё была высокой, свежа память о недавних боях, мотивации гадить друг другу предостаточно.
К сожалению, бывали случаи, когда низы хотели проявить свою молодецкую удаль, а верхи могли (хотели наград и титулов). И вот этот симбиоз неграмотности, бл*ть, с обеих сторон приводил к ощутимым потерям. Или к ситуациям, когда граждан РФ меняли потом на граждан Украины, один такой случай хорошо известен — при том меняли не новичков, а реальных профессионалов. Потому что изначально ресурсов для преодоления фронта не имелось в наличии. Ну, как вам объяснить, если нужны ещё аргументы? Когда через каждые 200 метров фронта сидит по наблюдателю, воткнута камера, микрофон и вдоль этого всего летает беспилотник, то шансы на успех исчезающе малы.
Вот на фоне всего перечисленного, когда наши возможности сократились, когда наша работа не оплачивается практически никак уже 2 года, когда мы сами себе военные, сами себе снабженцы, сами себе повара, нам, как подразделению, захотелось перейти туда, где всё это обещали, да ещё и в интересах Великой и Необъятной.
На меня к тому же давили кредитные обязательства. Родне я оставил внушительную сумму для оплаты кредитов, но за 2 года эти деньги закончились, родня вскладчину оплачивала их за меня, с трудом. Плюс, мне пришлось влезть в долги, а на войне я не получил ни копейки. Деньги на выплаты нужно было достать как можно быстрее, возвращаться на гражданку, получать гражданскую
специальность времени не было и не было ресурсов — тех же самых денег. Куда ни кинь, всюду клин. Пошёл в наёмники.
Наконец, накопилась некоторая усталость от постоянной опасности несчастных
случаев. Наши союзники были хорошими людьми, желавшими нам всего наилучшего. Мы делали с ними общее дело. Но регулярно происходили несчастья, поскольку на подразделение местных товарищей обязательно
находился хотя бы один, у кого отсутствие профессионализма сочеталось с неоправданно высокой уверенностью в себе. Эти неприятности преследовали нас и на фронте, и в тылу.
Вот вы спите в блиндаже или каком-то другом укрытии. Его охраняет караульный не из нашего подразделения, а из тех, в чьих интересах мы пришли поработать. Выходишь такой посты проверить или по нужде — часовой сидит в телефоне. Ночь, кромешная тьма, но его лицо подсвечено бледным излучением от экрана. Ты делаешь ему замечание, он отшучивается и говорит «Спи спокойно, братишка, кому мы на*** нужны?». Ты понимаешь, что «розвiдка» может заходить спокойно (если пройдёт через свои и наши мины). Ты понимаешь, что ему в подсвеченное лицо прилетит пуля. Но он ведь желает тебе добра! Остаётся нервничать и злиться. Или заниматься рукоприкладством в
образовательных целях.
Если вам нужен какой-то жёсткий случай, то я наблюдал, как один приятель застрелил другого на посту. Они выпили, один в шутку направил на другого ствол, забыв про патрон в патроннике. Ну, и всё, убил человека. Ох**тельно пошутил.
Однако это ещё ничего. Спорим, вы не могли себе представить, что вот вернулись с боевых, разместились, отдыхаете. И вдруг поблизости грохочет взрыв! «Обстрел», — думаете вы. Но на деле это оказывается энтузиаст, пожелавший выварить взрывчатку из 152-мм артиллерийского снаряда.
Разумеется, компетенцией и оборудованием он не обладал. Собирали потом
останки бедного энтузиаста по углам, чтобы можно было в гроб что-то положить. А ведь человек хотел помочь отряду добыть те самые недостающие ресурсы в области инженерно-сапёрного дела...
Или вот вы поползли вскрывать новые позиции противника. Договорились с союзниками про арт.поддержку, умеете сами наводить артиллерию, у вас есть
необходимое снаряжение для этого. Однако в те годы тебя могла убить собственная арта. Во-первых, их пристрелка могла начаться прямо с ваших координат, которые вы сообщаете, чтобы затем сказать направление к цели. Во-вторых, есть нормативные границы разлёта боеприпасов при пристрелке от которых строится безопасное расположение корректировщиков на местности. Например, для миномётов разлёт составляет до 200 метров, а безопасное место будет располагаться за 300 метров. Но вы знаете, что ваши миномётчики службу несут абы как, стрелять не умеют и периодически херят. Так что отползаете от цели на такое расстояние, с которого вообще-то корректируют огонь РСЗО «Град» — 800-1000 метров.
Подобное выматывало. Поэтому предложение присоединиться к команде профессионалов показалось отличной и своевременной идеей.
Да, и важный момент — наша небольшая группа товарищей не имела никаких
иллюзий насчёт того за чьи интересы мы на самом деле будем сражаться и что мы будем делать. Однако несмотря на это, в душе теплилась надежда, что мы вступим в организацию, наподобие «Blackwater» — с кропотливой проработкой операций, с отличной логистикой, с хорошей экипировкой, оружием, зарплатами и социальным обеспечением.
Думаю, по дальнейшим ответам вы поймёте, насколько сильно треснули розовые стёкла в очках.
Подготовка к командировке
1) Как долго проводилась подготовка вашего подразделения к командировке? И проводилась ли вообще?
— Я бы начал ответ с реплики *тяжёлый вздох*.
Поначалу работали инструктора и какая-то (не целостная) подготовка велась, но
затем всё похерили. И конкретно к этой командировке подготовка проводилась, очень скромная и по большей части силами ветеранов. То есть каждый, включая нас, делился своим боевым опытом, складывал это в общий котёл и перемешивал с остальными. Кто-то рассказывал про Афганистан, кто-то про Чечню, кто-то про Югославию, Приднестровье, а кто-то про Донбасс. Этот опыт мы сами, подчёркиваю — сами! — адаптировали под предстоящую командировку.
У такого стиля подготовки есть недостатки, поскольку подготовка шла неравномерно от подразделения к подразделению и от разума к разуму. Иные считали, что «я простой стрелок, нахрен мне знать особенности действий на пересечённой местности или про планирование задачи — командир за меня подумает». Нормой же уставного профессионализма как раз считается возможность для рядового бойца заменить убитого/раненого командира отделения, знать его логику действий и уметь организовать взаимодействие с другими отделениями взвода. Он должен знать и, желательно, попробовать себя в роли командира отделения и замкомвзвода. Для командиров отделений нормой является изучение обязанностей командира взвода, чтобы заменить его в бою. А я напомню, что командиру отделения, например, нужно не только уметь управлять перемещением подчинённых и их огнём, но и уметь наводить
артиллерию или миномёты. Непробиваемый пофигизм в некоторых подразделениях привёл позже к тому, что, например, командир взвода погиб, его зам проникается жаждой справедливой мести, тоже ловит пулю — и всё, подразделение обезглавлено, а рядовые и командиры отделений не могут никого выдвинуть из себя во временное руководство. Они просто не знают, как рулить подразделением такого уровня, даже в теории.
Напротив, в тех подразделениях, где люди подошли ответственно к самоподготовке, удалось создать хорошие условия. Подобные подразделения куда более смертоносны для любого противника, поэтому с ними предпочитают не связывать. Что, в свою очередь, повышает шансы дожить до конца командировки.
Теперь же нужно добавить, что всё вышеописанное происходило сразу после найма на работу. Однако переговоры о нашей отправке заглохли, и нас распустили по домам ждать вызова. Что делает военный с деньгами на руках? Пьёт. Чем большинство из нас и занялось.
Долго ли, коротко ли, прошло ни много ни мало 6 месяцев. Нас стали выдёргивать на повторное формирование подразделений. Мало того, что мы просели по навыкам и физическим кондициям, так нас ещё раз перетасовали. Формирование выглядело примерно так:
— Здоров. У меня есть вакантная должность пулемётчика, пойдёшь?
— Я тебя знаю, пойду.
— Спасибо, собирайся тогда, пора на базу. Кстати, помнишь такого-то и такого-то?
— Да.
— А, ну вот поставлю его на РПГ-7...
Короче, отделения и взводы формировались «по-братски». И на некое подобие
боевого слаживания у нас ушло на этот раз около 2-3 недель. Из этого времени мы в основном собирали вещи, утрясали дела дома, получали какую-то простую экипировку. Простую как по назначению, так и по качеству — средненький камуфляж, обувь, развалившуюся за несколько дней и так далее. Максимум, что мы успели сделать — это немного разгуляться по окрестностям, чтобы ноги вновь привыкли делать по несколько десятков километров за сутки. К этому добавились элементарные навыки по стрелковке и по ориентированию, в минимальных количествах. Да и всё, поехали.
2) Проводилось ли дообучение военнослужащих вашего подразделения (отделения, взвода) по воинским специальностям? Проводились ли полевые выходы вашего подразделения в местность, похожую по условиям на то, куда вас отправляли?
— Сошлюсь на ответ выше. В определённый момент времени подготовка проводилась.
Здесь следует отметить, что для проведения занятий нужны ресурсы, воля
старших командиров и договорённости с теми, у кого в ведомстве есть
соответствующие территории. С военными.
Ознакомительные прогулки по местности провели уже в песках, 2 дня в сопках высотой 300-400 метров.
Отдельной большой проблемой Фирмы как тогда, так и сейчас являлся и является принцип подбора кандидатов на командирские должности... Вернее, полное отсутствие принципов. Грубо говоря, не надо ставить СОБРовца или
ОМОНовца командиром инженерно-сапёрного подразделения или разведывательного взвода армейского типа. У них нет для этого соответствующих компетенций, как и у армейского экс-контрактника, начальника столовой, нет опыта в штурме зданий.
Дополнительной строчкой добавлю про боевой опыт. Всегда нужно задаваться вопросом — какой боевой опыт? В чём он заключается? Штурм квартиры с заложником или взятие с поличным банды, грабящей инкассаторов, не сильно пригодятся, когда вам нужно организовать поиск и уничтожение со скрытым маршем к месту засады, с постоянной минной опасностью.
Каким образом распределялись должности не совсем понятно. Есть ощущение, что тоже «по-братски».
Вы спросите: а как правильно? Правильно — подбирать похожие специальности
или те самые специальности. Нет у вас командира разведывательного взвода — возьмите командира мотострелкового взвода. Поскольку мотострелковый взвод тоже может ходить в разведку, то при доподготовке (которую обязаны проводить) такой командир адаптируется. Особенно если ему дать в замы человека с соответствующим боевым опытом.
Что касается «того самого опыта», то он, например, таков. Вашему подразделению скрытно нужно выдвинуться на стартовые позиции для атаки. Вы решаете пройти по руслу реки, вернее, по пересохшей канаве от неё. Кто-то должен вам рассказать о том, как выглядят минные ловушки в таких местах, потому что противник коварен и все узкости, и впадины минирует. Благо у него с обеспечением полный порядок. Кто-то должен вам пояснить, что по самой канаве идти не стоит, лучше забраться на края. Глядеть под ноги. Что любой объект, вынуждающий обойти, скорее всего будет заминирован именно там, где инстинктивно и хочется его обойти. А рядом, в том месте, куда вы вероятнее всего отпрыгните от взорвавшейся под ногами братишки мины, вас подстерегает вторая. Кто-то должен вам рассказать, что, во-первых, такое бывает в природе, дабы развить ваше воображение. А, во-вторых рассказать, что такое характерно для боевиков вот в этой стране и, желательно, для каких боевиков, из какой группировки — в плане профессионализма.
Однако кандидаты в командиры подбирались без этого, как мне кажется, базового и общепонятного профессионального подхода. Что в дальнейшем принесло нам кучу проблем. С горечью отмечу, что кровавые брызги от этих проблем до более высоко сидящих начальников почти не долетали, поэтому и забот у них почти не было. Впрочем, это для Великой и Могучей характерно во всех сферах на протяжении последних 40 лет.
3) Вам рассказывали о политической, экономической и культурной ситуации в
стране, куда вас отправляют? Если да, то каков был уровень подачи этой
информации?
— Я усмехаюсь при попытке ответить на этот вопрос :D Это какие-то высокие материи.
Вот что делают сотрудники предприятий, которых посылают в командировку в
жаркие страны? Туристы? Идут в посольство этой страны, чтобы получить прививки от наиболее распространённых болезней. Например, от малярии. Эту заботу сбросили на наши собственные плечи. Хочешь — делай. Хочешь — не делай и подохни от заразы. «Все же взрослые люди, ну?». Даже в таком аспекте на нас было плевать.
Что же до информирования, то мне даже трудно представить в каком виде нам бы его проводили, ха-ха! Дело в том, что с начала найма, через вынужденный простой и до отправки в пески нас не раз и не два стимулировали фразой «Вам платят — вы е**шите и не задаёте вопросы о том, как и почему всё работает и устроено!».
Так что никто не рассказывал нам о климатических, географических
особенностях страны, куда мы собирались ехать. О том, как тамошняя
погода влияет на здоровье, что там с продуктами, водой, эпидемиологической обстановкой. О философии исламского мира и о политико-экономическом его состоянии.
На фоне такого отношения мы были благодарны воинам-афганцам, которые находились среди нас. Каждый из них усиливал подразделение не только своей выучкой и профессионализмом, но и советской закалкой, поскольку им это всё
рассказывалось. Как отличить радикального исламиста от нормального мусульманина? Как у мусульман хоронят мёртвых? Когда и по сколько раз они совершают намаз? Что для них приемлемо, а что их оскорбит в любом случае? Чем, например, алавиты отличаются от шиитов? И по каком принципу сложилась про-правительственная коалиция в одной южной стране, а по какому — боевики? Да и просто о культурно-историческом наследии этой
территории?
Благодаря «афганцам» и с их подачи мы занялись самоподготовкой в этом направлении. Опять же, по мере интереса и энтузиазма знать больше — от самих ветеранов, из художественных и документальных фильмов (урывками) и интернета. Как вы понимаете, энтузиазм и любопытство были присущи единицам. Но эти немногие, включая меня, искренне благодарят наших старших товарищей за помощь.
Возможно, для купирования этого провала контакты с местными нам категорически запрещались, да и мы уехали в глушь. Однако это не исправляет проблему — на этот раздел подготовки командование просто забило. Казалось бы, это возмутительный факт, что большинство из нас едут на работу в тёмную, ни черта не представляя о регионе. Но, к сожалению, дела складывались
именно так.
4) Какова ваша физическая форма на момент подписания контракта? Какое вы сдавали вступительное испытание по физподготовке?
— На гражданке я занимался некоторыми видами спорта, но любительски, без особого рвения. Не могу себя назвать суператлетом.
Вступительное испытание заключалось в каком-то количестве отжиманий, подтягиваний (раз 10-12) и кроссе на 1 или 3 км, уже не помню. Для прохождения нужно было пробежать выше среднего. Мы сдали тест, бегали эти дистанции и в дальнейшем на базе.
Насколько я слышал, несколькими годами позже в Фирме даже вступительное испытание по ФП отменили из-за текучки кадров.
Перед командировкой физическое состояние было отвратительное. Едва успели
расходиться-разгуляться, натоптать ноги, привыкнуть к весу снаряжения, так как до этого около 5-6 месяцев провели по домам. Лично я, как и многие другие, периодически злоупотреблял вредной едой и вкусными горячительными напитками, так что... Это не могло не сказаться.
Что касается коллег, то я также не видел каких-то особо крепких атлетов или бывших профессиональных спортсменов. Не знаю почему. Да и людей без вредных привычек было мало. Наверное, 70% курили. Выпивали. Забегая вперёд, хочу сказать, что на боевых у нас был сухой закон, что хорошо сказывалось на работе. Правда, он царил только на передовой.
В защиту людей, не шибко развитых физически замечу, что главное оружие
разведчика — его голова. Нужно быть выносливым, в меру сильным. Сосредоточиться на прокачке навыков по тактической подготовке: топография, инженерное дело, огневая и так далее.
5) С вами поделились опытом предыдущих сотрудников, кто съездил в эту
страну? Известно ли вам было про действия «Славянского корпуса» (емнип, 2013 год), например?
— Да, мне стало известно о действиях «Славянского корпуса», но благодаря личным усилиям. Сотрудников предыдущих наборов к моменту нашей подготовки осталось очень мало. Среди них те, у кого знакомые воевали в том же «Славянском корпусе», нашлись всего в нескольких подразделениях. И вот так, через «друга моего друга», я кое-что узнал, да и то скупо. Возможно, эти крупицы помогли мне сохранить жизнь и хотя бы часть здоровья.
6) Вам оплатили аванс, сделали предоплату, выплатили подъёмные деньги на экипировку и форму?
— Продолжаем минутку юмора. «Выплатили ли вам аванс и подъёмные деньги?» — Ни-Хре-На. Ни подъёмных, ни авансов, ни предоплаты. В командировке нам платили небольшую сумму походных денег, ну и за месяцы простоя кое-что. Эта сумма в командировке не превышала $100-150. Мы их меняли на местную валюту, после чего брали сигареты, орешки, употреблявшиеся вместо нормальной еды (которой не было), да по мелочи чего-то ещё. Под конец тратили небольшую копеечку на местную мобильную связь.
7) Сколько элементов снаряжения вам выдали от Фирмы, а сколько пришлось закупать самому? Оценочно, навскидку.
— Когда я отправлялся в Донбасс, то потратил около 60 000 рублей (на
2014-й) в одном небольшом и известном только в узких кругах московском магазине. Замечательного качества снаряжение, которое изготавливали россияне. У меня появился годный «камок» с интегрированными налокотниками и наколенниками, что очень удобно, разгрузка, рюкзак на 35-40 литров («трёхдневник») и ботинки. Забегая вперёд скажу, что угробил обувь очень быстро, пришлось носить то, что выдали.
Из того, что выдали от организации: костюм «горка», туристический коврик,
ботинки и отвратительный комплект наколенников и налокотников. Похоже, что эти чёрные наколенники и налокотники делались для спецподразделений МВД, но, простите, какое отношение они имеют к армейским задачам? Кроме коврика всё остальное самого низкого качества. Да и к коврику я докопаюсь, поскольку одна из его сторон покрыта материалом, напоминающим фольгу. На той местности, где мы работали, он являлся превосходным демаскирующим элементом — поэтому у меня вопросы к тем, кто подбирал снаряжение, ибо военные не берут себе блестящие, демаскирующие штуковины.
Что касается «горок», то я внимательно читал бирки, чтобы после командировки съездить и набить *бальники тем негодяям, что их делали. Однако после стало жалко деньги на них тратить. Костюмы неудобные, не дышат совершенно, из-за чего ты весь в мыле. Разве что быстро сохнут. Выданная «горка» легко горит и быстро рвётся. Быстро выстирывалась до состояния чёрно-белой зебры, замечательно засвечивающейся на фоне природы страны пребывания. Ну, и самое главное: очень быстро рвётся в паху. Вы идёте в дозоре, от головняка поступает сигнал упасть на колено или на землю. И вы слышите, как хором трещат «горки» у нескольких братишек. Так ведь можно и смехом демаскировать позицию!
Ладно, можно ходить в рванье и покрасить себе «горку» зелёнкой, если уж совсем припечёт. Самую большую боль (буквально) доставляла ОБУВЬ! На чём никогда нельзя экономить, так это на разгрузке, бронежилете (если нужен по специфике работы), прицеле и о-б-у-в-и! В хреновой обуви вы очень быстро придёте в полную небоеготовность, какими бы крепкими ни были. Закупленная мною обувь подохла, пришлось носить выданную, и за 2 (два) дня я оказался полностью обездвижен. Впрочем, не я один, таких примеров оказалось много.
Кем был тот человек или группа лиц, что случайно или по предварительному сговору всучила нам весь этот набор барахла?
Командировка
1) Как вас вооружили и обеспечили техникой по прибытии в Страну? Я имею в
виду известную по прессе странность ранних лет работы Фирмы — подобрать отличных бойцов с боевым опытом, обеспечить современным снаряжением, но отдать вооружение и технику на откуп местному подрядчику. Который отдаст старьё — те же гаубицы М-30 времён Второй мировой, грузовики, пережившие Войну Судного дня (1973) и тому подобное.
— Давайте начну с того, что гаубица М-30 в условиях, в которые мы попали,
— это было офигенное оружие. Если у неё не пережжённый ствол, то наши
артиллеристы выжимали из неё максимум и стреляли довольно-таки неплохо. Но по порядку.
Одно время, где-то в 2015-2016 гг., работодатель сотрудничал с Министерством Обороны. Компанию снабжали по первому разряду экипировкой, оружием и техникой. Всё было очень круто. Но потом, по неизвестным причинам, «любовь прошла, опали помидоры», и работодатель решил приобретать оружие, снаряжение и технику у заказчика из страны, куда мы поехали в путешествие.
Предоставленная техника находилась в ужасающем состоянии. Сроки эксплуатации давно закончились, запчастей нет, а те, кто работал с ней до нас — в их профессионализме есть огромные сомнения. Механиков при этом среди нас оказалось мало, их время весьма ценилось, но даже их то, что нужно было
чинить, заставило трепетать. Да, и площадки с оборудованием для этого не имелось.
Под боевой техникой следует понимать БМП-1, БРДМ и МТЛБ бородатых лет, пощупанные и заезженные... я хотел сказать «местной армией», но скажу всё же «местным населением». Большой загадкой стал выбор некоторых способов доработки.
Это вообще фишка местных военных — улучшить (на самом деле, испортить) то, что хорошо работает. До сих пор непонятная, не поддающаяся объяснению мода на отпиливание прикладов у автомата Калашникова. Если это АКМ, то
приклад отпиливается, а если АКМС, то ты никогда не увидишь, чтобы «садык» стрелял из него с упором в плечо. Он будет палить из него с рук или от бедра — какое там использование целика? На все замечания парень белозубо улыбнётся и всё.
Другой пример — обваривание гусеничной техники со всех сторон решётками, которые ни черта не помогают. Обкладывание её кирпичами и мешками с песком, побольше на башню командира (в два ряда). При этом усиливается корма танка, хотя к врагу он выезжает лбом. Логики тут особой нет, кроме снижения суеверного страха. Всё это затем пришлось снимать и срезать нашим механикам — надо отдать им должное, работали споро и эффективно, имея на руках минимум инструментов.
Автотранспорт мы привезли с собой, по счастью. К нему вопросов не имели, хорошие машины.
Про вооружение. Мы получили несколько миномётов 82-мм. Миномётов 120-мм у нас либо не было, либо нам дали один — тут не помню. Артиллерийские
орудия и РСЗО находились в распоряжении даже не того отряда, в котором мы работали, а выше. Я видел один «Град», работавший в поддержке.
Как осуществлялась эта поддержка одним единственным «Градом»? Весьма специфично, я бы сказал, возникли некоторые вопросы. Реактивная система залпового огня предназначена для поражения площадных целей. Для этого её снаряды разлетаются кто куда, засеивая огромный квадрат (разумеется, примерно, по эллипсу рассеивания). Якобы поражают 1000м2 по живой силе и 840м2 по лёгкой технике. Но большинство снарядов из пакета ложится с разлётом до 300 метров. То есть по определению данная система не подразумевает точной стрельбы, как у ствольной артиллерии. Главное предназначение РСЗО «Град» — срыв вражеской атаки, для чего используется либо 20 снарядов (0,5 пакета), либо все 40 снарядов. Или из «Града» обрабатывают плохо окопавшуюся (находящуюся в процессе окапывания) живую силу противника перед собственной атакой. Или наносят удар по
разведанному скоплению техники, или для остановки колонны на марше.
Как же поддерживала та единственная БМ-21, что работала с нами? По цели
выпускается 1-2 снаряда. Летят в произвольном направлении, падают, допустим левее и ближе цели метров на 200. Вносится корректировка. Выпускается ещё 1-2 снаряда. Падают теперь правее и дальше цели метров на 100-150. Затем делается попытка финальной корректировки, но снаряды уходят снова левее цели, метров на 50-70. Тогда расчёт этого «Града» выпускал 5-6, максимум, 8 снарядов и докладывал об окончании арт.подготовки, после чего уезжал. Эффекта никакого, поскольку эти 8 снарядов ложились произвольно и в район цели с недалётом или перелётом на пару десятков метров падало хорошо, если 2 снаряда. И это повторялось из раза в раз, что немного намекает на особенности тактического мышления некоторых командиров и артиллеристов с той РСЗО.
2) Насколько интенсивно в плане боевых действий прошла командировка? Если
вы делали прикидку, то сколько боёв пришлось на весь срок пребывания в Стране?
— Пойдём от задачи. Задача заключалась в том, чтобы выковыривать террористический элемент из разных локаций, где они окопались. Так что движение шло от точки к точке, довольно рваным темпом.
По совместительству, в большинстве этих локаций располагались месторождения нефти, газа, а иногда даже заводы по их переработке, либо трассы трубопроводов. Выбор целей для освобождения соответствовал наличию чего-то экономически полезного, во всяком случае, для того человека, что заказывал музыку.
Боевики, кстати, располагались в этих местах ровно по тому же принципу. Под басни о войне за веру. По моему разумению, религиозная война заключается в
занятии священных для данного культа мест, а также интенсивная пропаганда и обращение в свою веру желающих и нежелающих методом убеждения или шантажа. Грубо говоря, от «запрещённых» стоило ждать похода на Мекку и Медину. Если бы они действительно, как это звучит в академических кругах, обладали бы субъектностью и независимостью. На практике же они отправились в поход по нефтяным местам. Вряд ли скважина чёрного золота обладает в их культе духовной силой. Поэтому свирепость боевиков, приводившая к сгону объявленных «неверными» с земель, часто богатых на полезные ископаемые, и предпочтение экономически выгодных районов мне лично (моё мнение, можете не соглашаться) говорит, что данная террористическая организация выполняла работу в интересах своих заказчиков. Возможно (возможно), из стран-конкурентов на нефтяном рынке по отношению к правительству той страны, что наняло на работу нас.
Соответственно, всё наше движение напоминало спринты от точки до точки. Отбиваем, окапываемся, пополняем ресурсы, ломимся дальше.
Что касается интенсивности боёв, то это зависело от количества противника и
его желания сражаться. Можно разбить командировку на несколько этапов.
Первый я бы назвал, как «Время п**дюлин и побед». Высокоинтенсивные боевые действия, по нашей инициативе. Очень агрессивный натиск, практически блицкриг. В это время мы воевали каждые несколько дней, так что всё сплелось в памяти в один большой бой, свинцовую тяжесть на плечах и литры пота. Даже такие моменты, когда сближаешься с противником на 70 и 50 метров не особо впечатляют, хотя тебе орут «Аллах акбар», а ты в ответ накидываешь гранаты.
Второй этап — некое затишье. Возможно, не берусь этого утверждать, происходила перегруппировка и пополнение запасов. Вот только для нас на передке вообще ничего не поменялось — ни в плане имеющегося оружия, ни в плане качества пищи (как сидели на паршивых сухпаях, так и остались при них), ни цели с задачами, ни подход к выполнению планов командования, ни особенности взаимодействия с соседями и союзниками, ни в каком-либо другом аспекте военной жизни изменений я не заметил.
Третий этап состоял из боевых действий средней интенсивности. Боевики от наших действий понесли ощутимые потери, некоторые группировки поссорились между собой и временами перестреливались. Против нас объединяли силы, но начали что-то делить. В этот период и произошло большинство запоминающихся историй. В том числе потому, что после каждого боя появлялось некоторое время, чтобы его обдумать. А также на этот завершающий период пришлось больше всего ляпов командования, травматических и драматических ситуаций, очень болезненных для всех нас. Даже если неприятности выхватывали соседи, это беспокоило и нас, поскольку завтра на их участке могли оказаться мы.
3) Поделитесь одним-двумя-тремя боевыми эпизодами, которые лучше всего запомнились, если можно?
— Были положительные моменты, случались и неудачи. В целом, к сожалению,
общая тенденция скорее негативная, из-за потерь. Поскольку потери мы несли от плохой организации взаимодействия, дружественного огня, а также из-за плохого снабжения, нехватки отдыха (нет ротации) и других грубейших нарушений принципов военного искусства. Поэтому истории соответствующие, уж извиняйте.
Рассказ первый. О минной войне.
Меня назначили старшим импровизированной разведгруппы (мы все умели ходить пешком и наблюдать), поставили задачу: обойти несколько сопок, чтобы
посмотреть их с обратной стороны. Если никого нет, то оставить часть людей для закрепления и сходить ещё подальше.
Впереди группы, как и положено, головной дозор. Эти ребята просматривают
местность, дабы не угодить в ловушку, ищут разведпризнаки засады, проводят осмотр и минимальную инженерную разведку в узких местах. Командир их также может отправить куда-то, чтобы досмотреть опасные места. За дозором с некоторым отрывом идёт ядро группы, в котором перемещается в том числе командир (в этот раз я) и связист. Позади движется тыловой дозор.
И вот мы движемся по узкому месту. Общение на скрытом марше осуществляется жестами и шумами. Сзади, от радиста, слышится напряжённое «чи-чи» (тихий, но различимый звук, предупреждающий об опасности). Поднимаю руку (даже не глядя в сторону головняка, знаю, что там скоро остановятся), приседаю на колено и оборачиваюсь. Жестами связист показывает мне, что перед ним растяжка. В разных ситуациях это может быть леска от ПТУРа, нитка. Туго натянутая или, наоборот, неряшливо кинутая — «пУтанка». В этот раз нас ждала как раз такая растяжка. Если смотреть на тропу со стороны, откуда мы шли, то справа от тропы располагался куст верблюжьей колючки (мы из них позже стали делать настойку — жажду утоляет, витамины даёт), а слева небольшой камень. Располагались они по диагонали, не симметрично, из-за чего чутьё их проигнорировало, но за каждым из них были закреплены хорошо
укрытые гранаты.
Как вы уже догадались, прикол этой истории в том, что через эту растяжку, переступить через которую можно маленьким шагом в 20-25 см (при длине шага 60+ см), прошёл головной дозор, несколько человек из ядра. И я. И только связист её заметил, и обозначил! Нас всех пронесло, хе-хе.
Это история, которая вызвала у нас раздумья о том, какой запас удачи,
вернее «прухи» у тебя остался. Ты никогда не знаешь, сколько израсходовал, а сколько есть в запасе. Позже я надеюсь, что не забуду раскрыть этот момент про отличие удачи от «прухи». Для понимания — нам повезло, но раз 5 я лично видел подрывы на минах и растяжках. Другим парням везло меньше.
Рассказ второй. Плохая арт.поддержка, хорошая арт.поддержка.
Артиллерия до сих пор является той штучкой, которая выковыряет почти любого окопавшегося противника. Поэтому прежде, чем куда-то идти, мы по идее должны согласовывать свои действия с соседями по флангам, и с артой. Это норма военного ремесла. Сам испытал на себе почти все калибры, кроме
«Ураганов», «Смерчей» и 203-мм САУ «Пион». Всё остальное сыпалось на голову в Донбассе постоянно — 152-мм, 122-мм, «градины», 120-мм «Нона», 120-мм миномёт, 82-мм миномёт, АГС и СПГ. Это очень страшно!
Для того, чтобы арта могла стрелять, ей нужна привязка к местности. Вы должны договориться об ориентирах, которые доступны артиллеристами (не вам в первую очередь, им!), им понятны и обозначены. Слушаться в этих вопросах надо именно артиллеристов, поскольку эти люди знают своё дело и как правильно очень грамотные товарищи. К линии соприкосновения от них выезжает представитель и показывает тебе, какой ориентир обозначен, как №1, 2 и так далее. Ты их отмечаешь себе на карте и запоминаешь визуально. Таким образом происходит согласование того, как артиллеристы видят цели и как ты видишь цели.
Случается, что вы вышли за пределы известных артиллеристам ориентиров. Или вы вместе с ними продвинулись вперёд, поддержка нужна прямо с колёс. Или ваши командиры — долбо*бы, не пожелавшие проводить согласование, что тоже реальный кейс, такое бывает. В таком случае, вам нужно сообщить место вашего стояния, азимут от вас (направление) и расстояние до цели, либо до места, куда нужно положить заградительный огонь.
Да, и ещё нужно делать поправку на то, что ваша карта местности меньшего масштаба, чем у артиллеристов. Просто потому, что вам нужно видеть детальные особенности местности (русла, перепады высот, проходы и другие нюансы), а артиллеристам можно масштаб побольше. Так вот, вам нужно сообщить масштаб вашей карты артиллеристу, дабы он, как грамотный человек, сопряг эти данные со своими. Тогда снаряды упадут на голову противника, а не
на вашу.
Наконец, есть безопасные расстояния от противника, с учётом корректировки огня. Для 82-мм миномётов это будет метров 200, для 122-мм ствольной арты подальше, для 152-мм ещё дальше, а для РСЗО удаление до 1000 метров.
Зная эту норму военного дела, приступаем к истории. Наше подразделение залезло на две высотки и нашло там бармалеев. Хорошенько наваляли им, прижали. Но ближайшее другое наше подразделение находилось в 8 км позади, так что в случае изменения баланса сил, поддержать нас никто не сможет, ибо
мчаться им пришлось бы по жестоко пересечённой местности.
А между тем та часть нашего отряда, что расположилась и закрепилась на высотке без противника, наблюдает весьма оперативную реакцию врагов. Те
минут через 10 стали выдвигать резерв на помощь осаждённым. В огромном
для масштаба боестолкновения количестве — порядка 50-60 человек.
Кто-то из читателей наверняка предложит погеройствовать: мы на высотах,
позиции выгодные, боекомплект есть — от чего бы и не побарахтаться? Дело в том, что между подразделениями нашего отряда разрыв километра в 2, в который может залезть противник. Имевшейся стрелковкой его не подавить, скорее, он подавит тебя, используя превосходство в количестве людей. Складываются предпосылки быть разбитыми по частям, в отрыве от подкреплений. Плюс, оперативное время — около 15 часов, а стемнеет в это время года в 18.
Поэтому принимается решение встать на педали и тiкать з мiста. Начинается «Операция Педаль». Но поскольку противник на автомобилях, а вы пешком и без ПТУРов, то кто кого догонит довольно очевидно. Враг просто сядет на высоты и начнёт поливать вам в спину. Ситуация неприятная, согласитесь? И складывается она прямо на глазах.
Несколько групп по несколько человек наиболее крутых ребят остаются, чтобы прикрыть отход отряда. Сами они отодвигаются по очереди, готовые поливать свинцом и сталью, если придётся. Тут бы и пригодился заградительный огонь артиллерии, верно? Но в этой ситуации мы и наступили на грабли кадровой политики организации. Ремарка эта касается подбора командиров взводов.
И вот складывается ситуация, при которой противник вот-вот будет доминировать над нашими по высоте, по количеству личного состава, а ещё у них хорошо подготовленный экипаж ЗУ-23-2, двуствольной зенитной автоматической пушки в кузове грузовика, дальность стрельбы которой составляет 2,5-3 км. Она простреливает всё расстояние до места, где можно было бы укрыться. Эфир у нас между разными подразделениями отряда общий — и в нём начинают раздаваться попытки скорректировать огонь артиллерии.
Думаю, краснели многие, слушая эти команды «Правее, левее, дальше 100», ведь артиллеристу это ничего не говорит, ибо арта может находиться не прямо у вас за спиной, а справа или слева сзади. Ему нужно сообщить азимут от своего места + расстояние, а корректировать, допустим, «южнее от точки попадания, 100!».
Артиллерист, помогавший нам, вызывал доверие. Во всяком случае, мне довелось услышать какие вопросы он задавал и оценить его стиль работы. Он искренне пытался выудить из потока команд хоть какую-то точную информацию, но тщетно. У командира, вызывавшего поддержку, на руках был и компас, и GPS-навигатор. Ресурсы есть, но ресурсы материальные, а вот с умственными не повезло. И под рукой нет человека с опытом, кто мог бы подсказать или взять управление огнём на себя. Артиллеристы в отчаянии, драма — п**дец. Снаряды улетают на километры как по глубине, так и по фронту. Под таким прикрывающим огнём и пришлось отступать.
Нас спас тот же бардак, что и чуть не подставил под смэрт. Один из командиров самостоятельно схватил миномётные расчёты в кузов грузовика, подкинул их на прямую видимость от высот и почти с предельного расстояния приказал открыть огонь. На мины привязываются мешочки с порохом, чтобы отправлять на разные дистанции. Здесь миномётчики крепили максимальный заряд. Работали эти ребята на глаз, дали хороший заградительный огонь по высоткам. Окончив работу, они стали сматываться с прикрывающей подгруппой под огнём той самой ЗУшки боевиков. Ей не хватило дальнобойности, снаряды разрывались в 150-200 метрах от миномётчиков.
Вот так этот командир своей компетенцией, волей и храбростью спас целое
подразделение, тогда как другой своей безграмотностью чуть его не угробил.
Рассказ третий. Один боевой день в песочнице.
Произошло это в первый период командировки, когда мы регулярно рубились с
боевиками. Нам поставили задачу выдвинуться к очередным высотам и взять их штурмом. Дальнейший рассказ напоминает наблюдение в калейдоскоп. Или похож на пластилиновый шар, слепленный из нескольких разных кусков, преимущественно коричневого оттенка.
Поскольку мы разведчики, то в штурме участия не принимаем. Командование нарезало нам других задач: сопроводить инженерную разведку на пути выдвижения пехоты и охранять прибывающий на поддержку танк. Как вы, наверное, предположите сначала нужно помочь очистить путь от мин, а затем идти охранять танкистов. Но мы сначала пошли к танкистам, а потом нас должны были позвать сапёры.
Выдвинулись под вечер, танкисты приехали к точке встречи, не особо заставляя себя ждать. Помогать нам в атаке приехал... Т-62 ранних серий, со старым добрым (но не в нашем понимании, мы-то хотели 125-мм) 115-миллиметровым орудием. В боекомплекте у наших славянских ребят лежали исключительно кумулятивные снаряды для борьбы с бронетехникой. Ни одного осколочно-фугасного для борьбы с пехотой, контакт с которой ожидался, не было! Тонкая кумулятивная струйка диаметром менее монеты 50 копеек вряд ли зацепит достаточное количество врагов. К тому же кумулятивные снаряды взрываются при малейшем контакте с препятствием.
Охраняли сон танкистов всю ночь, чтобы ребята как следует выспались. Что до нас, до разведчиков, то я свидетель — мы НИКОГДА за эту командировку не ходили в бой выспавшимися как следует. И также мы никогда не ходили в бой сытыми. При том недосып копился неделями. Если вы не спите один день, то как бы ни было сложно — сойдёт. Если вы спите по 2-3 часа в сутки неделю, то уже сложнее. Если же вы так живёте месяц, то бойцы начинают быстрее уставать, терять мышечную и вообще массу тела, быстрее остывать (ночью собачий холод, плюс, ветер, а днём адская жара). Ну, и, конечно, ловить визуальные и
звуковые галлюцинации, способствующие ложной бдительности.
Утром мы узнаём, что пехота забыла позвать сапёров для инженерной разведки. И благополучно ушла вперёд огромной колонной в несколько десятков
человек.
Тут надо отметить, что противник в минной войне понимал очень и очень хорошо. Сапёр нашего отряда, высочайший профессионал с многолетним опытом, отметил по характеру минирования, по типам подлянок и ловушек, по используемым приёмам создания постановок и по типам самих СВУ, что у боевиков работает либо равный по навыкам мастер-сапёр, либо талантливый ученик мастера-сапёра. Кроме хитрости минирование у боевиков отличалось щедростью на расход средств и даже избыточностью. Например, они клепали металлические болванки, внутрь которых закладывалось по 5 кг взрывчатки! Это вместо противопехотных мин. Какое «ногу по ботинок»?! Такая штука при активации стоящих возле неё дезинтегрировала в кровавую пыль, стоящих чуть поодаль лишала конечностей, а ещё чуть поодаль просто убивала. И таких болванок у боевиков было много, очень много. Помимо этого гранаты, мины серийного производства и СВУ других типов, в том числе под очень узкие задачи. Недооценивать минную опасность в таких условиях стало бы верхом
дебилизма — и тем не менее пехота ушла штурмовать без инженерной
разведки.
А нас направили на сопровождение прибывших, скажем так, от полка сапёров. Приказы эти товарищи обсуждать не пожелали, ушедшие на несколько километров вперёд подразделения тоже. Приказа оставлять танк мы не получили и просто пошли вместе с прибывшими прикрывать их мероприятие по уже не требовавшейся (почти не требовавшейся) инженерной разведке. Шли мы по вытоптанной дороге, если бы там что-то стояло, то пехотинцы сняли бы сюрпризы собой. Оставался вариант с танковыми минами — сапёры работали.
Пехоте удалось закрепиться на рубеже перед атакой. Духи прощёлкали наше
появление благодаря скрытности марша в плане местности и времени суток день только начался. Сапёров мы сопроводили, танк остался в тылу, что делать непонятно. Связи с командиром нет — он выдвинулся с одним из подразделений в какой-то хитрый манёвр. Из-за этого нам пришлось держать с ним связь через одно, а то и два подразделения в качестве ретрансляторов. «Сосна, передай Берёзе, чтобы Берёза передал Кабану, что Муравей спрашивает у Кабана что нам дальше делать?».
Беда началась тогда, когда заработали штурмовые взводы. Чтобы читатели
понимали, штурмовым взводом называют пехотинцев, усиленных по максимуму всем для захвата укреплённых позиций противника — расчётами автоматических гранатомётов АГС-17, раздачей стрелкам по несколько
одноразовых гранатомётов РПГ-18 и РПГ-22, реактивных гранат или одноразовых огнемётов типа «Шмель», гранатомётами РПГ-7 с соответствующими выстрелами, группами пулемётчиков, снайперов и миномётными расчётами 82-мм миномётов. Эти товарищи пошли в атаку и
сразу же напоролись на мины. Несколько человек улетело в стратосферу, поскольку зацепили они как раз одно из мощных СВУ. Очень неприятное зрелище.
И тут приезжает танк. Командир высовывается из люка с вопросом: «Шо, куда *бануть?». Пока командир пехотинцев пытается его сориентировать, на фоне идёт огневой бой. Работают снайперы, кое-кто из разведчиков постреливает и меняет позиции. Дистанции для стрельбы составляют около 250-300 метров. Довольно комфортно: лежишь в камнях, тут пострелял, туда откатился. Командир танка, получив указания, скрывается в танке, и тут через высоту по навесной траектории боевики закидывают нам «карандаш», то есть осколочный выстрел от РПГ-7. Спуск высоты примерно градусов в 40. Выстрел летит вдоль него, в метре над нашими головами и взрывается ниже, за танком. Танк стоял к нам боком, поэтому закрыл от осколков. Получился этакий устрашающий фейрверк, без потерь. Но стрелять мы стали активнее.
Танкисты собрались выехать из-за высоты и задать духам жару кумулятивными снарядиками. Однако при повороте металл на зубцах одного из направляющих катков решил, что за столько лет он устал, и сломался. Гусеница слезла, танк
встал. Танкисты радостно отрапортовали о том, что в связи с повреждениями, не совместимыми с движением их боевой машины, они выходят из боя. Позже этот Т-62 эвакуировали и мы более не видели его никогда до конца командировки.
К сожалению, дальше история повернулась в печальную сторону. Командиры нескольких подразделений допустили ошибки при выдвижении на исходные затемно, поэтому заняли не те позиции. С началом атаки подразделение по центру схлестнулось с противником, а другое оказалось от него сзади и сбоку. Почему-то эти граждане решили, что видят противника (хотя «он» стрелял в направлении от них, а не на них). С праведным гневом и без особых уточнений эти бойцы втащили своим братишкам в спину из всех стволов, наиболее злобным из которых стал АГС-17. Причесали как следует. 6х«200» (убитые) и масса «300» (раненые) за пару минут обеспечили. ВОГ-17, граната от АГС, даёт
прорву мелких стальных осколков. Хотя радиус их разлёта не велик, если вы окажетесь в зоне поражения, то в незащищённых бронёй мягких тканях они останутся. Выковырять их из-за размеров и количества очень непросто. А самое противное, что они окисляются, находясь в мышцах, что приводит к гниению. Боль чрезвычайно мучительная, требуется постоянная обработка антисептиками, к тому же площадь поражения скорее всего большая.
Противник был счастлив и стал давить пострадавших огнём. Как потом оказалось, боевиков сидело немного, они были хуже экипированы и обеспечены, но пользуясь несчастьем нашей стороны, по большей части ускользнули. В результате дружественного огня и действий противника мы почти полностью потеряли ранеными и несколькими убитыми целый взвод пехоты. Его пришлось выводить на расформирование и только несколько месяцев спустя, благодаря пополнению, он вернулся в Страну... где был разгромлен во второй раз. Целыми там остались несколько командиров и бойцов, общим количеством чуть более отделения.
В итоге этого боя мы выбили боевиков с высот, обнаружили несколько трупов со следами воздействия артиллерии, несколько убитых стрелковкой и гранатами. Потеряли убитыми нескольких человек на минах и от дружественного огня, потеряли ранеными разной степени тяжести очень много людей. Большая часть банды ускользнула.
Рассказ четвёртый. Успешная операция.
В средний период, когда мы засели в одном местечке и долго ждали пополнения, нарезали нашей разведгруппе задачу. С наблюдательных постов вокруг района сосредоточения заметили, что за нами пытаются наблюдать километров с 6-7. Выезжают на пикапе какие-то люди и зачем-то там копошатся. Гражданских в этой пустынной местности мы не видели с самого начала боёв, делать здесь нечего, тем более, что раньше эту территорию оккупировали боевики. Стало быть враг. А значит нужно пойти и шлёпнуть его в назидание.
Планирование операции сразу же отправилось в жопу. Надо сказать, что командир нашей разведгруппы упоминал, что карту за весь период видел раза три. И в этот раз ему её не показывали. Сказали довольно расплывчато — идёте к вооооон тем высотам, где-то там замечены пикапы наблюдателей. Устраиваете засаду, уничтожаете, убегаете. Общее время примерно сутки-двое. Вроде всё просто, но без контекста совершенно непонятно.
Начнём с того, что разведчики по-прежнему спали урывками, и в этот раз выходить предстояло также. К этому моменту лично я сильно одрищал (в своём
понимании) от больших физ.нагрузок, постоянного сидения на говёных сухпайках и недосыпа. Поэтому физически к задаче готов не был. Для понимания — из Страны я вернулся с дефицитом массы тела или «мелким телосложением» при высоком росте. Жердь, да и только.
Добавим сюда психологическое измождение от методов управления, царящего вокруг блядства (военного пофигизма), происходящих из-за этого мудацких потерь и погоды.
Рюкзаков у нас вместительных не было. Видите ли, кроме внушительного количества боеприпасов в пустыне нужно носить с собой ещё внушительное количество воды. Поэтому стандартный 30-40-литровый рюкзак-«трёхдневник» тут не очень годится.
Начальство пошло нам навстречу разве что при выборе оружия. Мы убедили их, что РПГ-7 брать избыточно, поэтому взяли несколько одноразовых РПГ-22 или РПГ-18. Почему не «семёрка»? Потому что целей немного, лёгкая техника, а
РПГ-7 весит 6,3 кг без выстрела. Добавляем хотя бы 1 выстрел ПГ-7ВЛ «Луч», обычно его сразу вставляют в ствол и переносят заряженным, остальное в сумке второго номера расчёта. Тогда гранатомёт весит 8,9 кг в снаряженном состоянии. После выстрела тебе эти 6,3 кг назад переть. Вместо него можно взять 3 штуки РПГ-22 (2,7 кг Х 3 = 8,1 кг). Или 3 штуки малогабаритных огнемётов МРО-А (2,9 кг Х 3 = 8,7 кг). После их использования тубусы выкидываются, идёшь налегке.
Взрывчатки взяли для изготовления фугасов где-то килограммов 5, распределив между бойцами. Да штуки 2 мины ОЗМ-72, каждая тоже по 5 кг весит, зараза. До кучи ещё боеприпасов для пулемёта, снайперской винтовки (такое чудо, как винтовка Мосина, м-м-м, иронизирую) и автоматов. Побольше воды и немного еды.
План на скрытый марш составили такой: выходим глубокой ночью, часа в 3, проходим несколько километров до точки привала и наблюдения, затем, если никого нет, добираемся ещё за 3-4 км до тех самых высоток. Ищем следы перемещения пикапов, самое удобное место для засады и ждём гостей.
Приступили. Вышли. Пёрли до места мы так долго, что я и не вспомню более длинных маршей за всю командировку, да. Пройти предстояло около 7 километров по холмисто-пустынной местности, если по прямой. Так что, во-первых, шли мы со всеми предосторожностями, постоянно осматриваясь. Это означает рваный темп, регулярные остановки и круговую оборону, стоя на колене. Головной дозор мечется туда-сюда по распоряжению командира, чтобы
проверить те складки местности, в которых нас может ожидать минная опасность или ещё что. Кстати, моё уважение этим парням за то, что довели целыми. Во-вторых, при всём при этом мы никому на х*р не сдались, поэтому продвигались успешно. Тут уже на первый план вышло переутомление, поскольку шли мы зигзагами, нагуливая больший километраж, чем предполагалось. Любой, кто ходил с весом, знает, что рано или поздно груз на плечах начинает придавливать. Плюс, галлюцинации от недосыпа. К моменту приближения к району поиска за врага мы разок приняли одинокого барана. Подошли мы к месту где-то к 18 часам вечера, когда стемнело. Стало быть, если вышли в 3 ночи, то в дороге провели часов 14-15.
На месте мы не обнаружили каких-либо нычек и других следов пребывания противника, кроме следов шин. Также мы не обнаружили на месте каких-либо следов растительности, где можно было бы спрятаться. Верблюжья колючка не в счёт. Выбрали позицию у Т-образного перекрёстка, через который автомобиль или караван из нескольких авто мог проехать как за высотами, так и между ними. Уровень утомления был настолько велик, что каких-то резервных планов насчёт того, куда отходим в случае разных ситуаций, делать не стали, что, конечно, нарушает стандарты военного дела и увеличивает шанс появиться на видео, где сначала покажут твою плачущую рожу, а затем твою отрезанную голову. Просто разбрелись по позициям, выслали наблюдателей во все стороны
предполагаемого выдвижения противника. Договорились, что сигналом к открытию огня станет взрыв либо фугаса, либо гранатомётчики стреляют, как только машина/машины преодолеют определённый ориентир на перекрёстке.
Сапёр наш поставил два фугаса. И тут сказалось хреновое обеспечение — у нас не было дистанционных радио-взрывателей, только провод. Провод, к счастью, медный, с низким сопротивлением, моток около 25 м. А ещё у сапёра не было даже простейшей подрывной машинки, хотя бы ПМ-1! Вместо этого у него в кармане лежала батарейка «крона», что вызывало сомнение в том, пробьёт ли её заряд эти несколько десятков метров провода?
От времени, когда мы пришли до боя прошло не так уж и много времени. Стемнело. Сапёр ушёл в тыл группы, чтобы поставить ОЗМки для охраны. Вот тут-то и появилась цель, судя по донесению дозора. Наш уважаемый «царь бомба» бросил постановку мин и кинулся к подрывному проводу, дабы успеть его активировать. Сработает ли фугас или нет — эта интрига сохранялась до
конца.
Цель представляла из себя одиночный пикап. «Машина, люди с оружием». Появилась она на перекрёстке, расстояние до которого от нас, сидевших на склонах обеих высоток, составляло около 150 метров. Гранатомётчики сработали с небольшим разрывом в пару секунд. Первый не попал, граната взорвалась перед машиной, но этого хватило, чтобы она тормознула и вильнула. Вторая граната задела хвост пикапа. После сработали оба фугаса, из которых один как следует приложил и остановил машину. Затем заработала вся стрелковка, из которой, разумеется наибольший вклад внёс пулемёт. Короб на 100 патронов превратил пикап в сито. Снайперу даже стрелять смысла не было.
Досмотрели добычу: 2 мёртвых боевика без документов, знаков отличия и явных разведпризнаков, 2 рации и 1 бинокль. Наблюдатели? Наблюдатели. Не
густо, но задачу мы выполнили — нашли, уничтожили, а то, что их только двое, так это уже не наши проблемы.
Дальше группа встала на педали, ушла в отрыв и побрела до базы. Мы опасались преследования — боевики же могли слышать взрывы. Так что петляли на обратной дороге. Сколько мы там шли — от натуги вспомнить сложно. Если дрались мы вечером, в сумерках, то пришли часов через 9-10, утром.
Тёплым словом хочется вспомнить ребят из наблюдательных постов нашей базы. Они выдвинулись нам навстречу, к точке рандеву подогнали машину. Мы до смерти устали, так что это растрогало. С нас сняли рюкзаки и разгрузки. Нас отвезли к расположению разведчиков, накормили и устроили помывку. А потом нас ещё несколько дней не тревожили, так что тут мы наконец-то отоспались! Чудовищно приятные ощущения.
Вы прочли историю, наверное, самой успешной нашей операции за те 6 месяцев, как разведывательного подразделения. Да, именно так выглядел успех
«по-песочному».