Мы, люди, любим порядок и четкие инструкции. Мы привыкли думать: если что-то можно разобрать на части, измерить и собрать обратно, мы это понимаем. Поэтому, когда речь заходит о сознании, мы, недолго думая, берем скальпель и томограф, чтобы препарировать мозг — этот «орган», который, по мнению ученых, и порождает наше «Я». Но вот тут-то и кроется главная ирония: чем глубже наука проникает в нейронные сети, тем больше она удаляется от самого предмета исследования. Сознание нельзя объяснить через описание процессов: внутренний опыт требует иной логики понимания.
Граница между процессом и переживанием
Что фиксирует нейробиология
Нейробиология сегодня — это настоящий прорыв. Ученые, используя позитронно-эмиссионную и функциональную магнитно-резонансную томографию (ПЭТ и фМРТ), могут буквально наблюдать за «электрическими бурями» в мозгу. Мы видим, как конкретные нейроны и кластеры клеток участвуют в мыслительном процессе, как активируются определенные зоны, когда вы распознаете лицо или испытываете гнев. Исследователи скрупулезно ищут нейронные корреляты сознания (NCC), пытаясь найти то «особое место» или схему, где объективный процесс превращается в субъективный опыт. Это похоже на работу детектива, который составляет карту преступлений, чтобы найти логово злодея.
Мы точно знаем, что нейронная активность коррелирует с нашим опытом. Например, активность вентромедиальной префронтальной коры связана с нашими представлениями о себе. Когда мы смотрим на снимки мозга, мы видим, что, если у пациента поражена определенная зона коры, он может перестать чувствовать сострадание или стыд. Все это — ценные данные о том, как работает мозг.
Почему этого недостаточно
И вот тут я вынужден прибегнуть к сарказму. Нейробиологи, выходя из лаборатории, почему-то забывают прописную истину: корреляция не означает причинно-следственную связь.
Мозг часто сравнивают с радио. Если вы ломаете радио, оно начинает трещать, но вы не говорите, что Моцарт внутри сломался. Точно так же, когда мы видим на томограмме активность мозга, связанную с мыслью, это не доказывает, что мозг создает мысль. Мозг — это, возможно, лишь материальный субстрат для передачи мысли, как транзистор в радио.
Главный тупик — так называемая «трудная проблема сознания». Как микровольты электричества и горстка движущихся молекул могут вызвать в человеке благоговейный трепет от Гранд-Каньона? Почему физическая обработка информации вообще должна порождать богатую внутреннюю жизнь, а не просто функционировать как зомби-компьютер? Если вся работа системы — это пересылка электрических импульсов, зачем нам нужно еще и чувствовать страх или боль? Зачем нейронам эмоции, чтобы стимулировать друг друга? Ни одна система обработки информации, управляющая современным автомобилем, не испытывает страха, но она отлично функционирует.
Природа субъективного опыта
Знание снаружи и знание изнутри
Я знаю, что у меня есть мозг, только со слов других (из учебников, от врачей) — это знание «от третьего лица». Это знание об объектах, существующих независимо от моего сознания, как, например, радиоактивное излучение. Но о своем сознании я знаю иначе — непосредственно. Это знание «от первого лица». В этом и заключается парадокс сознания: с одной стороны, это самая загадочная сущность, с другой — это единственное, что мы воспринимаем непосредственно.
Наш личный, внутренний опыт — квалиа — это ощущения, эмоции, мысли, цвета, боль. Они существуют только в нашем осознании. Непрочувствованная боль — это оксюморон. Мы не можем даже быть уверены, что вы и я видим красный цвет одинаково; мы оба выучили называть его «красным», но наши субъективные переживания могут быть разными.
Где начинается философия
Наука работает с тем, что можно объективно измерить. Она ищет объяснения (почему что-то происходит). Физики, желая понять природу, стараются максимально отстраниться от человеческой точки зрения.
Но когда мы пытаемся описать собственное душевное состояние, мы не можем полагаться на понятия, выработанные для неживой природы. Философия начинается там, где наука бессильна. Она задает вопрос не о том, как работает ум, а о том, почему у нас вообще возникает этот субъективный опыт. Если сознание — это сам факт субъективности, то как можно его измерить объективными методами, которые требуют отстранения от субъекта?
Разрыв объяснения
Проблема перехода
Нам неведомо, как совокупность мозговых электрических импульсов преобразуется в субъективные переживания. Как перемещение электронов претворяется в субъективное чувство любви или гнева?
Всякий раз, когда мы пытаемся свести сознание к материи, мы сталкиваемся с тем, что остается огромный пробел в объяснении. Нейробиологи утверждают, что наши воспоминания — это физические сущности, зашифрованные в синаптических связях. Это, конечно, впечатляет. Но как эта «физическая спайка двух нейронов» порождает сознательное воспоминание? Если бы мы могли полностью описать физическую деятельность организма, то все равно не смогли бы объяснить, на что похоже быть этим организмом для него самого.
И если сознание не выполняет никакой биологической функции, а является лишь ментальным «выхлопом» (как рев двигателя или выдох углекислого газа), зачем тогда нам его изучать? Но это утверждение порождает моральный абсурд: если субъективные переживания не важны, то почему пытки и насилие неприемлемы? Ответ: потому что они причиняют страдания, а страдание — это субъективное переживание.
Ограничения научного подхода
Наука, как она построена сегодня, принципиально ограничена в постижении сознания. Она была успешна именно потому, что исключила из своих границ те аспекты природы, которые не могла систематически объяснить. Субъективный мир чувств, мыслей и ощущений непостоянен, переменчив и не поддается измерению.
Мы, как существа, наделенные сознанием, не можем воспринимать, измерять или представлять реальность, лишенную сознания. Наши методы познания — это инструменты, созданные сознанием, которые пытаются объяснить его природу. Мы используем язык науки, который пытается трансформировать наш опыт в нечто, называемое объективностью, но сама «объективность» является опытом. Мы оказались в заколдованном круге: мы можем узнать, что мозг делает, но не можем узнать, почему он это ощущает.
Сдвиг мышления
Новый взгляд на сознание
Когда материалистический редукционизм заходит в тупик, возникают радикально иные идеи.
Согласно «восточной» точке зрения (я, конечно, упрощаю), сознание — это первичная реальность, а физический мир — это материализованные мысли сознательных существ. Мозг в этой парадигме — это не генератор сознания, а его «дверь».
Сознание может быть вездесущим (панпсихизм), что даже субатомные частицы обладают примитивным «чувством» опыта. Либо сознание — это способ, каким информация ощущает, что она подвергается обработке определенными сложными методами. Эта точка зрения позволяет нам считать субъективный опыт самостоятельной онтологической реальностью.
Роль ИИ
Проблема с искусственным интеллектом (ИИ) как моделью сознания заключается в том, что он может идеально симулировать функции и достигать сверхчеловеческих результатов (обыгрывать в шахматы, диагностировать рак), но при этом оставаться «философским зомби» — системой, которая не осознает, что делает.
ИИ может быть построен по образу и подобию мозга, но мы не знаем, возникнет ли у него феноменальный опыт автоматически как следствие повышения эффективности системы. Если ИИ сможет убедительно обсуждать с нами свой эмоциональный опыт, мы, скорее всего, согласимся, что он обладает сознанием. Но это будет наше философское решение, основанное на «скачке веры», а не на научном доказательстве. ИИ — это машина, которая может иметь модель собственного мышления, но это не гарантирует, что она имеет доступ к субъективному опыту.
Будущее человека как субъекта
Почему внутренний мир важнее процессов
С точки зрения нейробиологии, наше «Я» — это, вероятно, иллюзия. Чувство осознанного намерения — просто запоздалая мысль. Мозг что-то «сварил» внутри своего хаоса, а сознание лишь постфактум оправдывает это решение.
Но даже если наше единство и самосознание — это «привилегированная галлюцинация», субъективный опыт — единственное, что придает смысл нашему существованию. Он имеет огромную моральную и политическую ценность. Наше достоинство основано не на том, что мы — сложные биологические машины, а на том, что мы — носители переживаемой реальности, способные к состраданию.
Новые горизонты философии
Философия сознания — это не абстрактные игры, а основа нашей этики и правовой системы. Нам нужно преодолеть концептуальный провал между объективной наукой и субъективным опытом. Если ученые не найдут физическую причину сознания (а многие считают это возможным), нам, возможно, придется признать, что сознание — это фундаментальное состояние мироздания.
Нам нужна «объективная феноменология», чтобы попытаться описать субъективный характер опыта в форме, доступной даже для существ, которые этот опыт иметь не могут (как зрячий пытается объяснить красный цвет слепорожденному). Переосмысление сознания определяет будущее: кто мы такие, какова наша ценность и как мы будем относиться к искусственным сверхразумам.
Вывод
Мы находимся на перекрестке. Наука, зацикленная на поиске «чертежей» в мозгу, упускает саму суть человеческого бытия — внутренний, уникальный опыт. Мы ищем, как материя породила сознание, но может быть, пора взглянуть на это с другой стороны: сознание — это «золото», из которого ювелир (то есть мы сами) мастерит любые изделия (тело, мозг, реальность), но само золото остается неизменным. Откройте для себя этот внутренний мир, ведь он — единственная истинная реальность, которую вы можете знать наверняка.