КАК ПОПАСТЬ В УСЛУЖЕНИЕ К ЗЛОДЕЙКЕ
Утро третьего дня, когда мне велено было явиться во дворец, встретило нас легким морозцем и мрачным настроением от черных и ставших привычными для аркаимцев туч.
Очень хотелось всё поправить – благо, опыт имелся: однажды я сумела победить "Ужас" – вернула небу ясность, разогнала привидения и уложила назад в могилки оживших мертвецов, который Повелитель Тьмы напустил на лес между двумя селениями. Это оказалось не так уж трудно. Однако в данный момент проделывать ничего подобного было нельзя: и себя выдам, и приютивших меня людей подведу. Главное – благополучно попасть во дворец, осмотреться, разобраться в ситуации в целом и постараться отыскать лампу с Чернобогом внутри, похищенную черным аистом Бакой.
Мы с девочками и Аглаей уже обговорили все возможные ситуации и собрали в дорогу котомку с самым необходимым. А вот мою попытку прихватить с собой любимый дорожный рюкзак те немедленно пресекли:
– Тебе что, жить надоело?
Жить по-прежнему хотелось (желательно долго и счастливо!), поэтому в услужение я шла, как на каторгу, хотя и отчаянно храбрилась. Хорошо, что одну меня в незнакомый город не отпустили и довели почти до места. Над дворцовой площадью висела недобрая тишина – да и кто не умолк бы при виде двух огромных змей с темно-зеленой кожей и глазами крокодила, скользящих вокруг дворца!
На почтительном расстоянии от ламий собрались женщины в тулупах и шубках: не только молодые красавицы – были здесь и те, что постарше, не блиставшие очаровательной внешностью. Все едва сдерживали слезы. Я присоединилась к ожидающим и, войдя в роль «глупой гусыни», выпучила глаза (хотела для полноты образа подпустить еще и слюни, но решила, что будет перебор – такую дурочку могут и восвояси отослать) и принялась с любопытством осматриваться. Ползучие стражи не обращали на нас внимания, но страх от этого не убывал.
– Хоть бы уж поскорее внутрь пустили, – простонал кто-то. – Мужики-то наши совсем истомились, могут и не выдержать.
Я удивилась (о ком речь?) и оглянулась назад: на краю площади в тени домов стояли мрачные мужчины – женихи, мужья, братья и отцы, остерегаясь приблизиться к родным, чтобы не навредить им еще более. Удручающее зрелище!
Наконец на ведущей во внутренние покои лестнице появились выстроившиеся в два ряда слуги Марены в неизменных черных плащах. Ламии, как по команде, расползлись в стороны, а нелюди направились к нам.
Утро выдалось на редкость неласковым и ветреным. Внезапно налетевший порыв ветра заставил стоящих людей пошатнуться и сорвал глубоко надвинутые капюшоны, скрывавшие лица, на которых жители Аркаима видели лишь искусно наложенную иллюзию. На несколько мгновений в образовавшийся в тучах разрыв одним глазом глянул удивленный Ярило-Солнце, залив площадь ослепительным после привычных сумерек светом.
– Это кто-о, а-а-а? – заорал вдруг один из мужиков, указывая пальцем на лысых «красавчиков» с раскосыми змеиными очами.
– Да ведь это те самые прихвостни, что прислуживают новой правительнице! – осенило кого-то. – И что ж они с нашими бабами делать будут? Бе-ей гадов!
Тут уж и остальные разглядели, кого скрывают объемные рясы – в адрес нелюдей посыпались ругательства и пожелания, чтоб те немедленно провалились к Вию в Пекло вместе со своей хозяйкой, но… набежавшие тучи заставили свет померкнуть, и перед разъяренными мужчинами вновь предстали прекрасные юноши с прекрасными лицами в обрамлении густых белых кудрей. На помощь чернорясочникам, сердито шипя и шевеля высунутыми между острыми кривыми зубами раздвоенными языками, заскользили ламии, и аркаимцы поторопились убраться с площади. Их не догоняли – гораздо важнее было доставить прислугу во дворец. Вместе с перепуганными женщинами я поднималась по широкой лестнице, стараясь держаться с краю. В толпе не было ни одного мало-мальски спокойного лица: о том, что делается во дворце, никто точно не знал, а по Аркаиму ходили зловещие слухи – оттого и шли туда, как на казнь. У меня даже было преимущество перед другими: я знала, что смогу постоять за себя, а вот остальным ждать помощи было неоткуда. Однако, никогда не сталкиваясь с рептилоидами один на один, я ничего не знала про их сильные и слабые стороны (и почему не догадалась расспросить об этом «папочку» Чернобога, когда была такая возможность?). Впрочем, один изъян, похоже, все-таки проявил себя самостоятельно несколько минут назад: яркий солнечный свет способен растопить иллюзию и показать подлинный облик – не об этом ли толковал мне Повелитель Тьмы, принимая за приемную дочь? Но как использовать данный феномен в свою пользу, я пока не знала.
По-прежнему настораживал и тот факт, что Марена набирала прислугу из одних женщин. Разве дворец, как любое другое жилище, не нуждался в услугах истопников, плотников и других мастеровых? К примеру, на дворцовой кухне в том Аркаиме, откуда пришла я, стряпней заправлял Всемил – полный краснощекий мужчина, ревностно относящийся ко всему, что касалось поварского искусства. В остальном же – вполне оправдывал свое чудесное имя: был добрым, улыбчивым и невероятно заботливым – постоянно подсовывал нам с сестрёнкой Ладой то пирожок, то ватрушку, чтобы княжны в ожидании обеда не умерли с голоду.
Наконец лестница закончилась, и мы предстали пред темными очами правительницы.
ХОЛОДНЫЕ ИГРЫ СО СМЕРТЬЮ
Зевая и проклиная все и вся, начиная с приведшей меня в эти края червоточины и заканчивая новой хозяйки княжеских хором, ранее принадлежащих моему далекому пращуру, я мыла в коридоре пол. В полотёрки из посудомоек – а кем еще могут назначить девицу с красным шелушащимся и донельзя глупым лицом? – меня перевели третьего дня, когда моя предшественница вывихнула ногу, но при этом не освободили от обязанностей мыть посуду.
Посудомойкой я работала в течение дня (если так можно назвать вечные сумерки, царящие во дворце и за его пределами), а полы мыла на рассвете, пока Марена со своей свитой еще почивали.
За те две недели, что обреталась здесь, удалось узнать мало полезного, но зато уверилась, что Бака здесь не появлялся. Марена, как я уяснила, – существо закаленное. В ванной, опочивальне и прочих помещениях, где девушки прислуживали госпоже и наводили порядок, температура не превышала десяти-двенадцати градусов тепла (она и мылась-то в холодной воде!). Исключение составляли постирочная, гладильня и кухня (все-таки при стирке, утюжке и стряпне, хочешь или не хочешь, приходится использовать огонь).
Эти места были у прислуги любимыми: в просторную кухню с огромными плитами и мойками женщины прибегали погреться и посплетничать под любым предлогом, и я, всей душой ненавидевшая свое занятие, почти смирилась с ним: гораздо важнее мытья посуды были слухи, стекавшиеся на кухню. Мне необходимо было не только внимательно выслушивать их, но еще и исхитриться добыть как можно больше информации наводящими вопросами, а потом, разложив по полочкам, проанализировать.
Времени на нормальный отдых оставалось ничтожно мало, но я не позволяла себе раскисать и упорно искала плюсы в своем существовании: несмотря на дикую усталость, я все-таки проводила большую часть времени в тепле, да и постоянное движение во время мытья полов не позволяло мерзнуть, тогда как остальные женщины постоянно страдали от холода.
Правительница оказалась сварливой и придирчивой, как и положено злой колдунье. С первого дня нашего пребывания в чертогах дворца то там, то здесь слышались вопли Марены, распекавшей прислужниц за неповоротливость, нерасторопность и изводившей их мелочными придирками, хотя те старались угодить ей изо всех сил.
Через несколько дней многие стали жаловаться на слабость: на кухню приходили, опираясь о стенку – вялые, бледные, осунувшиеся и, как мне казалось, постаревшие. Добрые стряпчие, которыми командовала строгая Евдокия, старались подкормить их из остатков еды госпожи и ее слуг.
Не забывая ежевечерне смазывать лицо кремом для покраснения и шелушения, я немного выжидала, а потом, прикрывшись невидимостью, прогуливалась по опустевшим коридорам, где на стенах чадили факелы, отбрасывая то затейливые, то зловещие тени.
Иногда мимо меня скользили припозднившиеся рептилоиды, чувствовавшие себя в замке в полной безопасности. Откинутые на плечи капюшоны больше не скрывали их страшные змеиные морды, что не прибавляло мне хорошего настроения, однако один плюс я все-таки нашла: считая, что прислуга отдыхает в своих закутках, те не стеснялись в разговорах и переходили со своего свистяще-щипящего языка на человеческий – возможно, тренировались. Впрочем, как я поняла впоследствии, все обстояло с точностью до наоборот. Помнится, Бай обещал, что со временем я буду в курсе того, о чем стрекочут галки и сойки. Значит, и шипение нелюдей никогда и не было для меня проблемой – просто мешал страх перед этими мерзкими существами. Чаще всего рептилоиды с уважением и благодарностью отзывались о каком-то «отце» (позже я сообразила, что они имели в виду Чернобога), непрестанно заботящемся о благе своих «детей». Упоминали госпожу, обещавшую отдать им очередной отработанный материал, который ей больше не будет нужен, и уж тогда… Но что именно случится «тогда» и о каком материале шла речь, я не сообразила. Лишь одно несоответствие царапнуло слух: слово «материал» звучало в этом времени как-то неуместно.
Бывшая поломойка Малина лежала в своей крошечной коморке на узкой кровати, вытянув левую ногу, щиколотка которой была перетянута полоской полотна, и скучала от безделья. Мне она обрадовалась: во-первых, ей принесли поесть, а во-вторых, она была не прочь поболтать.
– Слышь, Акулька, и как ты еще на ногах держишься? – посмеиваясь, поинтересовалась краснощекая курносая девица с соломенными волосами, торчащими во все стороны из небрежно заплетенной косицы (она отлично знала, на кого взвалили ее обязанности!).
– Молча, – огрызнулась я. Болтушка не вызывала у меня симпатии. – Поправляйся скорее, а то я тоже свалюсь.
– Вот и хорошо, вместе будем прохлаждаться! – захохотала она и закашлялась, едва не подавившись куском черного хлеба.
– Уволит нас обеих Марена, вот что тогда будет. – Я постучала ее по спине и, забрав опустевшую тарелку и кружку, повернулась к двери. – Или казнит за отлынивание от работы.
– Не-е-ет, – ехидно протянула та. – Поостережется!
– Кого? Тебя, что ли? – усмехнулась я. – С чего бы?
– А с того, что знаю про неё кое-что. – Малину просто распирало от желания поделиться со мной секретом.
Да какие она может знать секреты? Даже время жаль на нее тратить, с тоской подумала я, но на всякий случай выглянула в коридор проверить, не подслушивает ли кто? Прикрыла поплотнее дверь и приготовилась слушать о том, как полотерка вывихнула ногу. Вопреки ожиданиям, рассказ и впрямь оказалась из разряда страшных тайн – тех, что надежнее всего хранить при себе.
…Припозднившись с уборкой, девушка мыла пол неподалеку от покоев Марены. Из-за закрытой двери неслись вопли государыни, распекавшей протиравшую пыль неумеху, но служанка безропотно сносила упреки.
– Наверное, еще и радуется, дурёха, что та руки не распускает! – прислушиваясь и с неудовольствием отмечая, что ругань стала тише, злорадствовала заканчивавшая уборку Малина, но тут откуда-то потянуло сквозняком, и дверь в помещение бесшумно открылась. Малина застыла в растерянности, не зная, как поступить: подойти и притворить (благо до нее было всего-то пара шагов) или быстренько уйти, пока ее не заметили и тоже за что-нибудь не отругали (причина у придирчивой правительницы всегда найдется!)? Недолго думая, полотерка на цыпочках приблизилась к господской опочивальне, протянула руки, чтобы закрыть дверь и… из её бедной головы улетучились все мысли, зато глаза попытались вылезти на лоб, а нижняя челюсть – упасть на пышную грудь!
На широкой господской кровати с навесом лежала окутанная голубоватым маревом обладательница толстой черной косы и бездонных синих глаз по имени Гликерия, которую все звали просто Ликой. Над девушкой, частично скрыв ее длинными распущенными волосами, склонилась Марена, а ее вытянутые вперед руки впитывали в себя едва заметную дымку.
Некрасивая Малина всегда завидовала Лике, но виду не подавала, считая себя умнее и хитрее, хотя и старалась, доказывая свое превосходство, при всяком удобном случае отпустить колкость в адрес красавицы. Но сейчас она возблагодарила Рода Всемилостивого за то, что тот обделил её при рождении красотой, стройностью, длиной ног и густотой волос. Иначе на месте той оказалась бы сейчас она, Малина, и именно с ней самозваная правительница проделывала бы непонятно что!
Впав в ступор, объятая ужасом, она слушала, как Марена, причмокивая губами, бормочет себе под нос:
– Так, так, хорошо… Еще чуть-чуть, и я навсегда оставлю тебя в покое!
К счастью, злодейка стояла спиной к входу и пока не замечала, что за ней наблюдают посторонние. Но тут Малина поскользнулась на мокром полу, пошатнулась и упала, неловко подвернув под себя ногу.
Больше всего на свете ей хотелось заголосить от боли, но нечаянная свидетельница нашла в себе силы стерпеть и почти не дышала. Осторожно оглянувшись назад и убедившись, что Марена по-прежнему всецело поглощена своим занятием, полотерка кое-как перевернулась на живот и, пятясь, как рак, со всей возможной скоростью поползла прочь, не обращая внимания на волочившуюся следом мокрую тряпку.
Лишь миновав коридор и оказавшись в соседней зале, хитрая девица поняла, что страшная комната скрылась из виду. Она села на пол и что есть мочи завопила, при этом ей не надо было выжимать из глаз слезы, они хлынули ручьем самостоятельно. Прибежавшие на шум служанки решили, что та ревет от боли, и отвели пострадавшую в ее коморку, удовлетворившись рассказом о том, как та пострадала из-за своей старательности. Час спустя кто-то принес туда забытые ведро и тряпку.
Малину никто ни о чем не расспрашивал, а она хранила свой секрет до тех пор, пока ей не подвернулась краснорожая глупая Акулина…
Я строго-настрого наказала болтушке держать язык за зубами и ни в коем случае не вздумать шантажировать Марену.
– Тебе что, жить надоело? – Та отрицательно замотала головой, а я на время успокоилась и убралась восвояси.
Тут было над чем подумать. Всё оставшееся до начала уборки время я просидела в опустевшей кухне, ломая голову над рассказом Малины и сопоставляя все, уже известные мне, факты. Вывод напрашивался нелицеприятный.
Исходя из древней легенды, Марена – злобная старуха, дух-паразит, питающийся, как и Повелитель Тьмы, чужой жизненной силой. Нынче, с комфортом устроившись в захваченном (то ли силой, то ли хитростью пополам с колдовством) дворце среди молодых девушек-служанок, она постепенно высасывала из них все жизненные соки – молодость и красоту, поддерживая тем самым собственную внешность на должном уровне. Когда источники энергии иссякали, она отдавала отработанный "материал" верным рептилоидам, а себе набирала новых служанок (мало ли красавиц в Берендеевом княжестве?).
Я содрогнулась, вспомнив случайно забредшую в мою голову разочарованную мысль двух «голливудских красавчиков» Навы и Анавата из последнего «выводка» Чернобога: «Еда уходит». Стало зябко. За окном забрезжил туманный рассвет – время уборки неумолимо приближалось. Хотя Марена, как правило, вставала поздно, я старалась выполнить свою часть работы побыстрее, чтобы не столкнуться ни с кем из ее свиты. Лентяйка Малина уже умудрилась найти проблему на свою голову! На ее месте я не была бы столь уверена в собственной безопасности: мало ли где ее нашли с вывихнутой ногой – ведро от опочивальни госпожи она не додумалась прихватить с собой!
За дверью послышались шаги. Я удивилась: кому это не спится в такой ранний час и, осторожно приоткрыв дверь, выглянула в коридор.
Мимо кухни слуги Марены несли большой тюк, в котором угадывался длинный, провисающий книзу предмет. Сквозь узкую щель много не увидишь, и я, дождавшись, когда те отойдут подальше, прикрылась невидимостью, разулась и выскользнула в коридор.
За время пребывания во дворце ничего подобного не наблюдалось: рептилоиды не поднимались в такую рань, предпочитая начинать активную (чуть было не сказала «трудовую») деятельность вместе со своей госпожой. Что же заставило их изменить привычкам?
Я бесшумно, на цыпочках, кралась следом за верноподданными Повелительницы. Нелюди, переговариваясь, на своем свистяще-шипящем языке, свернули в знакомый коридор, где в каморке, подобной моей, жила бывшая полотерка. Плохие предчувствия заставили меня насторожиться и замедлить шаг: что если Марена проведала-таки, что растрепанная девица с вывихнутой ногой подсматривала за ней, и послала слуг устранить нежелательного свидетеля?
Тем временем тащившие мешок рептилоиды, а вместе с ними еще несколько нелюдей благополучно миновали комнатку Малины и двинулись дальше – туда, где по сведениям прислуги располагался спуск в дворцовые подвалы (что там, внизу – тюрьма для преступников или продуктовое хранилище? – никто не знал). Не успела я вздохнуть с облегчением, как дверь в каморку распахнулась – двое отставших от основной группы вернулись назад. Один остался у входа, а второй вошел внутрь и… бесцеремонно выволок за косу девушку с перекошенным от ужаса лицом.
– Отпустите меня, – охрипшим до неузнаваемости голосом хрипло верещала жертва. – Что вы хотите со мной сделать? Я ни в чем не виновата, это ваша госпожа – людоедка!
Чернорясочники переглянулись и, откинув капюшоны, обнажили лысые головы. Я вжалась в стенку, закрыв рот ладонями, хотя знала, что ни за что не закричу.
– Venit mors velociter, rapit atrociter, – прошипел один из палачей.
Смерть приходит быстро, уносит безжалостно, мысленно перевела я.
– Вот тут ты ошиблась, детка, Сударыня Смерть не ест людей, – ласково поглаживая напрягшееся тело, вторил другой. – За неё это делаем мы! – Последовал стремительный бросок, укус в шею, и… девушка безжизненно обмякла…
Все сказанное было понятно – даже латынь, не имеющая никакого отношения к берендеям.
Трясясь от страха, я наблюдала, как веселятся нелюди в предвкушении пиршества (именно так могло быть расценено отрывистое шипение раззявленных зубастых пастей на запрокинутых безносых головах) и небрежно запихивают в мешок ту, что всего несколько минут назад была девушкой с именем сладкой ягоды, а потом уносят в конец коридора.
Больше не сомневаясь, что в появлении рептилоидов в древнем Берендеевом княжестве замешан Чернобог, я бы с удовольствием унесла отсюда ноги прямо сейчас, не сходя с места. Но как быть с беззащитными перед чужеродной нечистью женщинами?
– Позволю-ка я себе поиграть с Духом Смерти в прятки еще один (твёрдо обещаю: всего лишь один-единственный!) день, – прошептала я. – Попытаюсь научить подруг по несчастью, как защитить себя, а потом сбегу.
Я побрела в кухню, перебирая в уме простейшие способы самозащиты от иномирной нечисти, доступные обыкновенным берендейкам. Моё нынешнее настроение было весьма созвучно лирике лорда Байрона, воспитанного в нищете разваливающегося замка властолюбивой мамашей, о чем с удовольствием рассказывала обожавшая английского поэта Елена Спиридоновна – наш университетский преподаватель по зарубежной литературе.
– «Смерть неизбежна, благо в ней, хоть и уносит в цвете дней», – с чувством продекламировала я, оказавшись в теплой кухне.
– Что это ты, Акулина, сама с собой разговариваешь? Или развлекаешься, чтобы не уснуть? – Позевывая и надевая не слишком чистый фартук, ко мне присоединилась Евдокия. – Светает уже, пора браться за уборку, а то хозяйка лютовать будет.
Но я отмахнулась от предупреждения:
– Тебя жду.
– Меня? – Толстая повариха с размаху оседлала обиженно заскрипевший табурет. – Зачем? Хочешь предложить свою помощь в нарезке свинины?
…Змееголовые слуги Марены были, в общем-то, неприхотливы в еде и употребляли любые гарниры, но к ним непременно требовали подавать «пищу настоящих мужчин» – мясо, поджаренное «с кровью» (по-нашему – стейк). Повариха объяснила однажды, что его приготовление – настоящее искусство: сначала мясо должно покрыться корочкой, чтобы весь сок остался внутри, а затем его просто прогревают при более низкой температуре. На обжарку каждой стороны уходит не более минуты. Как Евдокия ухитрялась это сделать на отапливаемой дровами плите, оставалось загадкой. Кстати говоря, по дошедшим до нас из глубин веков слухам, стейки придумали древние римляне. Вполне вероятно, что какой-нибудь жрец украдкой облизнул пальцы во время кровавого жертвоприношения своему черному богу – ему так понравилось, что он… не донес свою жертву до алтаря…
– Не угадала! – Подтащив второй табурет, я устроилась напротив. – Есть разговор!
Евдокия оказалась понятливой ученицей (впрочем, берендеи, как я успела уяснить за время общения с сородичами, – на редкость умный и талантливый народ), лишних вопросов не задавала и слушала очень внимательно. Объяснение и небольшая тренировка заняли чуть больше запланированного времени, зато теперь я могла со спокойной совестью отправляться восвояси (Дуня расскажет обо всем остальным и научит применять прием защиты на практике!) – вот только сначала надраю полы. И отправилась за ведром и тряпкой.
* * *
Спохватившись, что забыла с вечера намазать лицо, я выскребала остатки мази с боков горшочка (косметического средства мне хватило ровно на столько времени, чтобы худо-бедно разобраться в происходящем!) и мысленно подводила итоги двухнедельного пребывания во дворце.
Как я уже упоминала, следы Баки не обнаружились – скорее всего, его тут и не было, и черный аист разгуливал сейчас в Джималаайе, куда, возможно вела какая-то другая «кротовая нора». Буду надеяться, что ребята догадались направиться туда вслед за ним (не будут же они столько времени обшаривать окрестности замка Чернобога в поисках внезапно исчезнувшей княжны Лели?). Но что же делать мне?
Пару раз я безрезультатно пыталась связаться с Аглаей, Веселиной или Владиславой и даже с оставшимся с ними котом-баюном. Сигнал не проходил: что такое Марена сотворила с дворцом, какую защиту поставила – то мне было неведомо. Оставалось одно: выбраться на волю и попытаться проделать то же самое там, иначе я пропала: одной с таким количеством врагов мне не совладать – высосут и съедят.
– «И никто не узнает, где могилка моя», – горестно пропела я, вспомнив о том, что делается снаружи дворца: даже если удастся незаметно покинуть треклятые чертоги, у входа меня будут поджидать «милые» толстушки-змейки. Возможно ли прошмыгнуть мимо и остаться живой и невредимой?
– А ты прикинься портнихой – измерь их и скажи: «Метр сорок, метр сорок, метр сорок! Где талию делать будем?». Вдруг им понравится? – совершенно некстати высунулся с ехидным советом внутренний голос.
Но вместо того чтобы послать его куда подальше, я улыбнулась:
– Спасибо, дорогой.
– Это за что же? – удивился тот.
– За подсказку.
Кажется, он бормотал что-то еще, но я больше не вслушивалась.
Постоянно забываю о своих чародейских способностях. Происходящие вокруг события частенько выбивают из колеи, и вместо того, чтобы включить мозги, я впадаю в панику.
– Никогда, слышишь, никогда не впускай в сердце страх! – наставляли меня Иван, Лада и тётя Агата – каждый в свое время. – Он позволяет воплотиться в реальности тому, чего ты боишься. А бояться чего-либо – значит, заранее допускать возможность поражения. Не позволяй же ослабить себя еще до того как начнешь действовать!
Пожалуй, так нелюбимые мною тётушкины нотации впервые вспомнились с благодарностью и, самое главное – к месту: прежде чем начинать праздновать труса, следует подумать, стоит ли вообще это делать!
Итак, на выходе меня поджидают ламии. А что если посмотреть на них под другим углом зрения? Может, это и не змеи вовсе, а просто дождевые червяки-переростки, попавшие однажды в питательную среду и ускоренно развившиеся – росли, росли и выросли до невероятных размеров.
Людей, как правило, пугает все неизвестное – вот они и придумали для ползучих гадов странное название, наделив чудовищными способностями, которых, возможно, на самом деле и нет. А поскольку у страха глаза велики, берендеи шарахаются от них при каждой встрече. Змейки же на самом деле добрые, чуткие и отзывчивые…
Получалось не очень убедительно. Ламии были, есть и останутся мерзкими существами, если только… если только… и в самом деле не превратить их во что-то совершенно безобидное – дождевых червяков, к примеру. Или все-таки сразу переместиться отсюда в домишко Веселины и Владиславы (и почему эта идея не пришла мне в голову с самого начала!)? Погрузившись в размышления, я не заметила, как закончила уборку зала и оказалась перед огромными резными входными дверями.
Поломойка уже отжимала тряпку над круглым, как небольшой бочонок, ведром в предвкушении отбытия из осточертевшего места, когда над ее ухом раздался вкрадчивый низкий женский голос:
– Как тебя зовут?
В помещении с хорошей акустикой, которое я до того момента считала пустым, вопрос прозвучал, словно выстрел. Резко выпрямившись, я поскользнулась, взмахнула руками, и, пытаясь удержать равновесие, едва не хлестнула мокрой тряпкой по лицу… Марены. Что это ей понадобилось здесь в такую рань? Может, оголодала? Тогда ей надо на кухню, где Евдокия наверняка уже успела состряпать завтрак. Правда, сама она там никогда не появляется, предпочитая передавать приказы через своих змееголовых «красавчиков».
Предшествующие встрече размышления у парадных дверей сыграли свою положительную роль – я смотрела на хозяйку холодных чертогов без страха: она, несомненно, злодейка, но подобные ей уже встречались на моем пути, и ничего – выжила!
Кажется, она что-то спросила? Я привычно выпучила глаза, включив дурочку, и пробурчала себе под нос что-то неразборчивое – а пускай понимает, как хочет!
– Как тебя зовут? – терпеливо (надо же!) повторила та, пристально разглядывая мое лицо.
– Акулина из… Сосенок, – проблеяла я первое, что пришло в голову, осторожно приседая в поклоне (только бы не растянуться, как Малина, – поднимать будет некому, а, возможно, уже и незачем).
– А скажи мне Акулина, ты родилась с таким цветом лица или это следствие недавней болезни?
Вот пристала! Может, ей приелись красотки и потянуло на дурнушек? А выспрашивает, потому что боится заразиться и приобрести такой же «прелестный» облик, присосавшись к глупой краснолицей девице. Меня разобрал смех: фыркнув – а чего еще ждать от неотесанной деревенщины? – я зачастила:
– Родилась такой, государыня! Только в младенчестве-то еще хуже было: вся в струпьях с головы до пят – лекари эту заразу псориазом назвали. От меня в Сосенках все парни шарахались. Засиделась я в девках-то, вот и подалась за женихом к городским родственникам.
– Хм-м! – Марена продолжала меня разглядывать, в задумчивости постукивая по полу изящным башмачком на низком каблучке: видимо, ответ её не удовлетворил или… – пришедшая в голову мысль заставила меня похолодеть – вдруг она меня в чем-то подозревает? Например, в том, что Малина успела поделиться со мной подозрениями? Или – что бедная полотерка, старательно изображающая перед ней недотепу, – вовсе не та, за кого себя выдает? А вдруг мое лицо, не получившее достаточной подпитки снадобьем Аглаи, стало прежним?
Я обругала себя последними словами: надо было не полы драить, а убираться отсюда подобру-поздорову, пока меня не отправили в подвалы дворца кормить рептилоидов! Куда? Да хоть в те же Сосенки. И лучше всего на хорошем скакуне – для скорости (я опять упустила из виду, что давно научилась перемещаться в пространстве без транспортных средств).
Умное подсознание припомнило недавние события, и перед глазами, как кадры кинохроники, промелькнули картинки из прошлого: болото с загадочной развилкой, где растут багульник и клюква и водятся кокетки-мавки; помолодевший плотник Терентий, которого односельчане считали злым колдуном; наш кошак Соломон, предлагающий переименовать село Сосенки в Лелюшечки... Воспоминания оказались такими яркими, что я забыла о стоящей передо мной Марене с её зловещими планами, а через мгновение осознала себя... сидящей на коне.
ПРАПРАПРАЩУРЫ
Скакуну не понравилась неведомая наглая девица, внезапно свалившаяся ему на спину прямо с небес, о чем он не замедлил сообщить – возмущенно заржав и встав на дыбы, конь замолотил передними ногами по воздуху, пытаясь выбросить меня из седла. Удивленная не меньше, чем конь, я выпучила от изумления глаза и изо всех сил вцепилась в белоснежную гриву – только бы не упасть!
– Стоять, Бурка! – Представительный мужчина в кольчуге весьма своевременно подхватил его под уздцы. Из-под кустистых бровей меня с любопытством разглядывали серьезные зеленые глаза, по плечам рассыпались густые русые волосы.
Выпрямившись, я получила возможность не только перевести дух, но и осмотреться: на меня удивленно взирали витязи в полном боевом облачении.
– Ну, слава Роду – свои! – выдохнула я. Прикинула кое-что в уме и поинтересовалась у своего спасителя: – А вы, наверное, Иван Берендей – отец Веселины и Владиславы?
Брови мужчины встали домиком и поползли наверх, но, упершись в верхнюю границу волосяного покрова, вынужденно вернулись на место, в глазах засветилось понимание.
– Так ты и есть та чужестранка, которую подобрала на улице и вылечила моя сердобольная сестра? – догадался он и, хлопнув себя по бокам руками в высоких кожаных перчатках, от души захохотал. – Она явно перестаралась!
И что, спрашивается, смешного он увидел? Или, может, это реакция на моё неожиданное появление? Тогда его можно понять: не каждый день человеку выпадает возможность познакомиться с собственной прапрапрапраправнучкой. Правда, он об этом еще не знает, ну, да я порадую!
– Прежде чем сваливаться порядочным людям на головы (пусть даже отдаленным временем и пространством родственникам), не мешало бы привести себя в цивилизованный вид! – встрял с советом ехидный внутренний голос.
Я представила, как выгляжу со стороны: застиранное платье с чужого плеча, мокрое и грязное от недавнего мытья полов, красное шелушащееся лицо, растрепанные волосы. Да уж, княжну Лелю в этом чучеле сейчас не опознала бы и родная сестра-близнец Лада! От осознания собственной ничтожности у меня загорелись уши, гармонично завершив мой прекрасный – в буквальном смысле слова! – облик. Мысли, как всегда, крупными буквами отразились на моем лице. Интересно умеет ли Великий князь Иван их читать? Если да, то это меня нисколько бы не удивило.
Не так давно на меня снизошло озарение, что наш с Ладой батюшка находится в курсе абсолютно всех дочерних затей, просто тщательно скрывает это, чтобы не разочаровывать неразумных чад. А недавно моя близняшка поделилась наблюдением: отец в последнее время сильно изменился – стал мягче, терпеливее и гораздо сдержаннее (во всяком случае, ненавистное словосочетание «княжеская честь» мы слышим уже гораздо реже!). Возможно, преподанный жизнью горький урок (из-за своего жёсткого характера и нетерпимости он однажды лишился любимой жены Вероники и одновременно нашей с Ладой мамы, сбежавшей с одной из дочерей в параллельный мир) кое-чему его научил. Познав на собственном опыте правдивость пословицы «Что имеем – не храним, потерявши – плачем», Василь Берендей стал мудрее и, соответственно, добрее к близким людям. Пока я размышляла, крепкие руки обхватили меня за талию и легко, будто перышко, вынули из седла.
Вновь оказаться на твердой земле было куда приятнее, чем, возвышаясь над ней, сидеть на косящем злющим карим глазом жеребце. Бурка тоже вздохнул с облегчением, когда смилостивившийся хозяин избавил его от наездницы.
– Ну, здравствуй, прапрапрадедушка! – не осталась я в долгу.
От такого приветствия правитель едва удержался на ногах. Вокруг дружно захохотали витязи, вытирая выступившие на глазах слезы.
– Кто-о-о? – Князь побагровел от гнева и обвел окружающих грозным взглядом – причём, начал с меня. Смех немедленно стих. – Да как ты посмела?!
Я уже пожалела о своей выходке. Вдруг привычка блюсти княжескую честь по делу и без дела – фамильная черта всех Берендеев? Тогда не миновать мне, как минимум, порки за свою фамильярность (в том, что моей голове ничто в данный момент не угрожает, и она ещё побудет на своих плечах, я была абсолютно уверена – иначе в далеком будущем Леля Берендей не появилась бы не свет!).
Тревожило то, что сейчас, скорее всего, начнутся неминуемые допросы-расспросы, на которые я с удовольствием ответила бы, но чувствовала, что моё время пребывания в прошлом истекает – это подсказывало хозяйке её тело, ощущавшее в последние часы некоторый дискомфорт, а также интуиция (или душа?), к которой я с некоторых пор начала прислушиваться. Значит, пора приступать к решительным действиям!
– Меня зовут Леля Берендей, и я одна из дочерей вашего потомка – Великого князя Василя, правителя княжества Берендейского, – отбарабанила я, чем повергла князя Ивана в состояние замешательства, и, не давая тому вставить хотя бы слово, продолжила в том же духе. – Попросите, пожалуйста, прибыть сюда вашу сестру Аглаю вместе с племянницами. И пусть прихватят мою одежду и… кота. – Я и сама могла переговорить с Аглаей, но пусть уж лучше это сделает ее брат: ей-то он доверяет? – И вот еще что: мне кажется, что вам и вашим родным грозит опасность, так что следует усилить охрану Сосенок…
Последняя фраза вырвалась спонтанно: Марена наверняка уже сообразила, что к чему, и направила своих прихвостней в избушку на дальней окраине Аркаима, откуда прибыла к ней в услужение краснолицая Акулина – боюсь, я невольно рассекретила тайный стан князя Василя, хотя в тот момент понятия не имела о том, жив ли прежний правитель и где теперь находится.
Глаза Берендея метали молнии. Он уже собирался собственноручно заткнуть рот наглой девчонке, посмевшей давать ему советы и распоряжаться с такой уверенностью, будто она имела на это какие-то права, и подал знак заключить меня под стражу.
– Поспешай, да не торопись, Великий князь! - Появление Аглаи, девочек и Соломона (прозорливая Берегиня, почувствовав неладное, опередила события) разрядило обстановку, и я вздохнула с облегчением, что не укрылось от моего прапрапрапрапрадеда:
– Разговор ещё не окончен! – предупредил он, бросив на меня неласковый взгляд, и переключил внимание на дочек.
Юные княжны обняли отца, и тот ласково погладил их по волосам.
– Леля! – Владислава заметила меня первой, тронула сестру за плечо, и они бросились ко мне. Я кинула косой взгляд на Берендея, присматривающегося к странной гостье с возрастающим интересом. – Хорошо, что с тобой все в порядке! У нас со вчерашнего вечера на душе тревожно.
– А мне в последние две недели так и вовсе покой только снился! – пожаловалась я. - Как раз вчера вечером распрощались с жизнью две девушки, прислуживавшие Марене. Вполне возможно, следующей жертвой должна была стать поломойка Акулина, и будущие ведуньи это почувствовали. Так это или иначе, но я была признательна им за тревогу и заботу о моей скромной персоне.
– Что ж, следуй за мной! – ещё раз скептически осмотрев странную гостью, князь Иван развернулся и направился в село.
Аглая хотела взять племянниц за руки, но те прочно завладели моими далеко не чистыми ладошками и никак не хотели их отпускать, что было очень приятно. Берегиня оставила всё как есть, лишь поинтересовалась:
– Ты нашла то, что искала? – Я отрицательно покачала головой. – Ну, значит, этого здесь и не было. Поищи в другом месте – в начале своего пути сюда. Кто ищет, тот всегда найдет, не так ли? – Озадаченная, я не успела спросить, что она имеет в виду.
Аглая поравнялась с братом, и они пошли рядом, тихо переговариваясь. Внезапно князь остановился, подозвал следующую на почтительном расстоянии охрану и отдал ей какое-то распоряжение. Один из витязей поднес сложенные лодочкой ладони ко рту, и раздалось уханье филина – условный сигнал тревоги.
Из крестьянских домов высыпали мужчины, на ходу пристегивающие к кольчугам ножны с мечами. Коротко глянув на главнокомандующего, они отвязывали от коновязей и седлали застоявшихся скакунов. Я с удивлением отметила, что их не так уж мало. Наверняка столько же воинов охраняют подступы к селу – значит, Берендею каким-то образом удалось сохранить большую часть своей армии, и эта догадка меня порадовала. Вспомнились слова выдающегося полководца Михаила Илларионовича Кутузова, блиставшего талантами во время Великой Отечественной войны 1812 года, которые часто повторяли российские СМИ во время подготовки к празднованию 200-летия Бородинского сражения: «Пока цела армия, есть надежда с честью кончить войну. С потерей армии не только Москва – вся Россия будет потеряна…»
Я с возрастающим уважением смотрела на размашисто шагающего впереди Берендея и гордилась своим прапрапрапрадедушкой.
В окнах показались любопытные лица – сосенцы вслед за своими постояльцами выскакивали на крыльцо, чтобы узнать, что за беда стряслась, и предложить посильную помощь. Князь Иван, не оглядываясь, дал отмашку и двинулся дальше. Селяне вернулись в дома, но я не сомневалась: теперь им будет не до сна. Деревенька погрузилась в тревожное ожидание.
Всю дорогу я слушала новости о событиях, случившихся в Аркаиме за те две недели, что не покидала дворца, лишь изредка кивала да поддакивала, что создавало видимость диалога. А в голове, тем временем, зрел план бескровной победы над Мареной. Он был основан на опыте использования необычных способностей и характера моих соотечественников, их любви к свободе и ненависти к тёмным силам, стремящимся поработить берендеев, насадив чуждую веру и культуру. Ничего нового и вместе с тем сложного в нём не было, а в поддержке Берегини я не сомневалась – осталось лишь кое-что прояснить для Берендея и его сподвижников. И ещё: я не считала себя ни спасительницей, ни освободительницей: просто с некоторых пор осознала себя частью чего-то большого и светлого под названием наРОД. Мой народ.
Мы вошли в большой дом, который правитель Берендеева княжества избрал своей резиденцией, и, минуя сени, оказались в просторном помещении, в центре которого стоял большой деревянный стол с длинными скамьями. Князь занял единственный табурет, Аглая с племянницами устроились поодаль. Я, так и не решив, присоединиться к ним или присесть возле Берендея, осталась стоять.
– Рассказывай! – потребовал Великий князь, вперив в меня тяжелый взгляд.
Мне вдруг стало обидно. Несмотря на заступничество Аглаи, правитель Берендеева княжества до сих пор видел во мне шпионку. В какой-то мере так оно и было на самом деле, но с одной оговоркой: я изначально рисковала жизнью ради берендеев.
– Боюсь, на пространное повествование у меня нет времени. – Я не опустила глаза и, решив, что в ногах правды нет, села на лавку – не пристало княжне Леле, не спасовавшей даже перед Повелителем Тьмы и Духом Смерти, бояться собственного пращура. – Я задам вопрос, который может показаться вам странным: какое нынче время года?
– Весна! – удивленные голоса Владиславы и Веселины слились в один отве, а я удивилась. Ну и ну! Да какая же это весна? Весной птички поют, солнышко припекает, сосульки плачут, роняя капель. Из-под снега появляются подснежники, распускаются первые клейкие листочки на деревьях. А тут – вечная зима! – Раньше в это время мы пекли блины и первые, с пылу с жару, – относили в лес на пробу медведям, а потом устраивали народные гулянья с песнями и плясками, во время которых сжигали чучело Зимы-Марены, – с грустью продолжила Веселина. – После этого и наступала настоящая весна.
Вот оно: идеальные условия для применения Вуду по-берендейски – страшной черной магии с острова Гаити на иной лад и с совершенно другой подоплекой. Нам необходимо при большом скоплении народа провести обряд изгнания Духа Смерти (Марены), воцарившегося в Берендеевом княжестве и принесшего с собой вечный холод.
– Чем дольше Марена во плоти будет сидеть на троне и питаться чужой силой, тем больше будет портиться погода в княжестве: придут мгла, льды и всепоглощающий холод. Тех, кто выживет, превратят в рабов Повелителя Тьмы и заставят поклоняться ему, принося кровавые жертвоприношения, и работать в поте лица своего, – я сама не заметила, как начала говорить вслух.
– Откуда ты это знаешь? – спросил удивленный женский голос за моей спиной. – Из Книги Перемен?
Оглянувшись, я встретилась взглядом с красивой светловолосой женщиной. Наверное, она вошла, пока я размышляла, и теперь сидела рядом с Веселиной и Владиславой, спокойно ожидая ответа.
– Жена моя Василиса, – Берендей представил – уже гораздо мягче! – свою супругу и бросил на нее любящий взгляд.
У меня наконец-то появился повод порадоваться: во-первых – тому, что у моих предков крепкая семья, а во-вторых – мне, кажется, начали доверять – наконец-то!
– Я знаю, о какой книге вы говорите, но прочитать её не мне пока не довелось. Скажу лишь, что она пережила многие поколения берендеев и сейчас хранится в надежном месте. Те, кому положено, знают ее содержание наизусть. – Я машинально повторила слова Костанадоса. – Но сейчас речь не об этом. Вам известно, что такое Вуду? – теперь я обращалась ко всем присутствующим.
Они отрицательно покачали головами в ответ.
– Это что ж за чудо такое? – удивился Великий князь.
– Это страшная чёрная магия, убивающая людей даже на расстоянии или лишающая их души и превращающая в бессловесных тупых рабов, – пояснила я. Василиса ойкнула и всплеснула руками, а Аглая понимающе хмыкнула. – Но в своем первозданном виде она нам не подходит. Вернее, подходит, но совсем не так, а по-другому. – Подбирая нужные слова, я едва не запуталась.
– А давай-ка, деточка, мы тебя накормим, – неожиданно предложила Аглая. – На сытый желудок и голова лучше соображает!
Не слушая моих возражений об утекающем, как песок сквозь пальцы, времени, она повела меня в кухоньку и принялась накрывать на стол. Следом подтянулись остальные члены княжеской фамилии (до сих пор не понимаю, каким образом мы все там уместились).
За едой Аглая вытянула из меня нужные сведения – что же представляет собой загадочная Вуду, и как её использовали на практике берендеи будущего, после чего извинилась и, не сходя с места, исчезла (совсем как моя тётя Агата!) – наверняка переместилась в Храм Судьбы, где ее с нетерпением ожидали жрецы из Совета Пяти (тоже как у нас!).
Второй раз в жизни попав на заседание военного совета при Великом князе и поначалу отчаянно смущаясь, я коротко прочитала собравшимся за большим столом витязям лекцию на тему «Что такое Вуду вообще и – по-берендейски – в частности». Те бросали недоумевающие взгляды на Берендея, но тот не торопился прерывать докладчицу и прятал улыбку в густых усах. Зато когда настал черед основной части, в устремленных на меня взглядах засветилось понимание, на которое я и рассчитывала, делая основную ставку именно на этих обученных людей. Простые же берендеи смогут поддержать их положительными эмоциями – зато в огромном количестве, что немаловажно (недаром считается, что положительная мысль гораздо сильнее отрицательной)! Подготовка требовала времени, но ею уже занялась Берегиня Аглая. Теперь злодейка-Марена обязательно получит по заслугам!
* * *
Несмотря на разгулявшуюся непогоду – начинающуюся метель и шквальный ветер – берендеи торопились на Дворцовую площадь. Причем, вопреки вошедшими в последние годы в привычку мрачному настроению, молчаливости и замкнутости, аркаимцы вели себя оживленно. Завидев знакомых и даже малознакомых людей, они с улыбкой здоровались, расспрашивали о делах и всячески демонстрировали дружелюбие, не обращая внимания на мороз и струящуюся по земле поземку.
Грядут перемены!
Крепчавший ветер гнал по небу тучи, и они неслись, словно стада обезумевших животных в предчувствии надвигающейся бури. Но берендеи, вливаясь на улицах в общий людской поток, спешили в известном им направлении, похлопывая ладонями в варежках и притопывая ногами, чтобы согреться, и улыбались своим мыслям: скоро, совсем скоро конец холодам!
Грядут перемены!
На Дворцовую площадь Аркаима все прибывали и прибывали жители столицы и ближних сел. Они пополняли огромную толпу, ощущая небывалый подъем духа, будто точно знали: уйдут надоевшие тучи, солнце растопит лед, и талые воды напитают бесплодные поля и луга, вновь будет распахана пашня и, обещая невиданный урожай, дружно взойдут хлеба!
Грядут перемены!
Всего несколько саженей отделяло передние ряды от подножия широкой дворцовой лестницы, когда показались огромные толстые ламии. Они медленно приближались, шурша чешуйчатыми боками с рядами костяных пластин, сверкая огромными раскосыми глазами и шевеля раздвоенными на конце языками.
– Вы только подивитесь, люди добрые, до каких размеров Марена раскормила этих дождевых червяков! – выкрикнула баба в цветастом платке и засмеялась собственной шутке. – Наверное, долго в земле копалась – выискивала тех, что покрупнее, а потом пичкала отрубями да морковью, чтоб еда лучше усваивалась!
Берендеи из первых рядов внимательнее пригляделись к змеям, и страх перед чудищами стал понемногу улетучиваться, как идущий изо рта парок.
– А ведь и впрямь напоминают червяков – только разожравшихся на дармовых харчах! – констатировал невысокий широкоплечий мужичок в тулупе. – Те тоже на боковых пластинах передвигаются. И будь их земляные собратья подобного размера, мы бы непременно услышали такое же шуршание.
Сзади напирали любопытствующие: всем хотелось на глаз оценить верность предположения.
Змеи замедлили движение, а потом и вовсе замерли на месте.
По мере того как весть, что Марену (ха-ха!) охраняют обыкновенные дождевые червяки, распространилась от первых до последних рядов, с разных сторон посыпались смешки, раздался язвительный хохот.
Ламии на глазах удивленных и обрадованных берендеев стремительно уменьшались в размерах. Они подпрыгивали и извивались до тех пор, пока их стало невозможно разглядеть с высоты человеческого роста – разве что пригнуться к самой земле.
Невероятное событие добавило радости: люди ликовали так, будто одновременно с ламиями испарились и захватчики во главе с Мареной. Эйфория достигла небес – снеговые тучи истончились, словно заношенные до дыр шерстяные носки, и в прореху заглянул удивленный Ярило, быстро расширяя ее жаркими лучами.
На крыльцо высыпали чернорясочники с откинутыми на плечи капюшонами: не было больше ни белокурых волос, ни прекрасных голубых глаз, а только безносые и отливающие зеленцой лысые змеиные головы, скалящие кривые зубы с мелькающим между ними черным языком.
– Хитра новая правительница, – не успокаивалась провокаторша, назвавшая ламий червяками. – Набрала в услужение гусениц да змеек (ужей и медянок!) и думает, что мы одного их вида испугаемся, да прочь разбежимся. Ан нет! Дави их, ребята!
Осмелевшая толпа подалась к дворцу.
Змееголовые от неожиданности попятились и, пропустив вперед госпожу Марену, сгрудились за её спиной. Надменная красавица с презрением смотрела на колышущуюся у своих ног толпу: ишь, расхрабрились! Или помог кто? Ох, как некстати упустила она странную поломойку с красным лицом – ведь чувствовала в ней необъяснимую силу, отсутствие привычного подобострастия… С той девицей было бы интересно поиграть, как кошке с глупым мышонком, вообразившим себя сильнее, хитрее и изворотливее хищного зверя.
Выходя по мере надобности к отчаянно трусившим людишкам, она повелевала ими, наслаждалась их замешательством, подпитывалась испускаемыми толпой эманациями страха. Это делало её сильнее, увереннее в собственном могуществе. Но сегодня толпа была настроена иначе: аркаимцы были одержимы ожиданием радостных перемен, вселяющим в их души радость и надежду, губительные для нее, Марены.
Грядут перемены!
«Надежда – глупое чувство!», – любил повторять ее супруг, могущественный Повелитель Тьмы, вырвавший Марену из объятий небытия, даровавший ей новое тело и уравнявший с собой. Обожаемый Чернобог часто навещал новую Повелительницу Берендеева княжества, пополняя ее войско рептилоидов новыми особями. Он учил ее колдовским штучкам, которые Марена, едва освоив, оттачивала на служанках, заимствуя у них молодость и красоту. Ей нравилось жить, оставаясь вечно прекрасной и… злой, потому что зло – долговечно и практично: не питает надежд и иллюзий, не терзается угрызениями совести, а лишь забирает, ничего не обещая и не давая взамен.
Злодейка привыкла потреблять, не созидая, и не собиралась менять привычки из-за того, что какое-то человеческое отребье внезапно возомнило, что может совладать с нею.
Ну, что же вы? Дерзните – сразитесь со мной, мысленно дразнила она толпу, страстно желая наказать жалких людишек.
– Захочу, и заморожу вас всех – украшу площадь ледяными статуями! Или дать вам последний шанс? – крикнула она, с удовлетворением отмечая, что гул голосов стал немного тише. – Так-то лучше! – Красивое лицо исказила злобная усмешка, и она приказала: – На колени!
Время шло, но никто из подданных не пал ниц перед госпожой – напротив, ропот, усилился.
– Не будем мы тебе кланяться! – крикнул кто-то. – Не заслуживаешь ты этого. А раз так – проваливай туда, откуда явилась – не запылилась, освободи место!
– В Берендеевом княжестве, чай, свой – законный! – правитель имеется! – поддержал другой.
– Не нужен нам твой Князь Тьмы, чтоб тебе с ним вместе сгореть! – подключился третий.
Марену так удивила непривычная дерзость, что она пропустила вздох и раскашлялась.
Толпа расступилась, пропуская крытую соломой телегу без лошади, которую с задорным гиканьем толкали вперед берендеи. Дробный стук оглоблей по камушкам Дворцовой площади настраивал на весёлый лад – народ хлопал в ладоши и смеялся.
– В чем дело? – начала заводиться обычно спокойная и уверенная в себе Марена и поперхнулась на полуслове, разглядев на установленном на телеге троне своего… двойника с распущенными черными волосами и усмешкой на бледных губах – до того похожего на оригинал, что самозваная правительница впервые растерялась и не нашлась, что сказать.
Телегу подкатили к самому подножию лестницы, занялась кем-то подожженная солома, огонь радостно заплясал по ней, подбираясь к трону.
Грянула песня:
– Весна-красна,
Все ты радостна!
Приди к нам с солнышком,
С пшеничным зернышком,
Со льном высоким,
С корнем глубоким…
Знакомый напев подхватывали все новые голоса, излучающие радость и предвкушение добрых перемен:
– Жаворонок песню
Поет на проталинке.
Призывает звонко
Весну-красавицу!
Они слились в громкий полнозвучный хор, заглушивший треск сгорающей в пламени костра телеги, на которой плавилось и оседало, превращаясь в бесформенную массу, тело воскового двойника настоящей Марены. Да и настоящей ли?
Правительница на глазах у всех вдруг потускнела и подурнела, становясь все темнее и прозрачней, пока не превратилась в черную, страшную призрачную старуху.
Люди показывали на неё пальцами и от души хохотали, а та скрипела зубами от злости и тянула к ним длинные кривые когти, но достать никого не сумела – завыла тоскливо, как зимняя вьюга, и, обернувшись в дымное марево, исчезла, и вместе с ней – последние тучи, будто и не было их. В чистых голубых небесах, лучась довольством, купался Ярило-Солнце.
Над местом, где стояла самозванка, весело закружились разноцветные бабочки – души погубленных ею девушек.
Толпа вновь расступилась, пропуская законного правителя Берендеева княжества – на белом жеребце в сопровождении верных витязей, войска и крестьянского ополчения. Иван Берендей направлялся к своему дворцу. Из-под ног княжеского скакуна прыснули в разные стороны зеленые юркие змейки, но мало кому из них удалось избежать копыт…
– Да здравствует Великий князь! – кричали в толпе и подбрасывали в воздух шапки. – Слава Ивану Берендею и его витязям! Да здравствует Берегиня-Матушка!
– Да здравствует Вуду по-берендейски, – пробормотала я, пробираясь сквозь ликующую толпу вслед за своим прапрапрапрадедом и сгибаясь от тяжести сидевшего на руках Баюна – не могла же я ссадить своего спасителя на землю – вдруг затопчут?
* * *
Во дворце я пробыла недолго – даже на таком расстоянии кротовина притягивала меня, как мощный магнит английскую булавку! – но и этого времени хватило, чтобы стать свидетелем страшной находки: обглоданных скелетов в одном из многочисленных подвалов дворца.
Я немного всплакнула об участи ни в чем не повинных девушек-берендеек и, вспомнив дни своей недолгой службы Духу Смерти, спросила, остался ли в живых кто-нибудь из прислуги? Оказалось – остались!
Евдокия, к которой я забежала на кухню, сердечно поблагодарила меня за подсказку.
– Мы с девочками воспользовались твоим советом, и ни один нелюдь из свиты Марены не смог к нам пробиться!
…Повариха, на свое счастье, оказалась способной ученицей и быстро освоила прием, который я впервые применила для защиты от гарпий, когда не иначе как с перепуга, вместо того чтобы прикрыться зеркальным куполом самой, спрятала под него всю нашу честную компанию…
– Неужели у остальных девушек тоже проснулся дар? – недоверчиво поинтересовалась я. – Столько чародеек одновременно на пятидесяти квадратных метрах дворцовой кухни – в подобное верилось с трудом.
– Да нет же! – отмахнулась Дуня и зарделась от смущения. Глядя на неё, я совершенно некстати вспомнила, что с моего собственного лица все еще не спала краснота, но хотя шелушение прекратилось, я страшно боялась остаться такой навсегда. – Сама всё сделала!
…Когда началась заварушка на площади, спокойной оставалась одна Марена. Нелюди же, почуяв неладное, стали кидаться на служанок: то ли хотели взять их в заложницы, то ли – полакомиться напоследок.
Перепуганные девушки спрятались на кухне, заперли дверь на засов и инстинктивно сгрудились вокруг Евдокии – её полное и мягкое тело казалось им защитой, пусть даже иллюзорной…
Я вспомнила, как в детстве в минуты обид или волнений находила защиту в маминых объятиях. Наверное, и одиноким девушкам, не по своей воле живущим среди смертельной опасности, кухня, в которой уверенно заправлялась Дуня, казалась самым надежным местом в холодном и страшном дворце, а повариха – кем-то вроде мамы.
…Дверь слетела с петель и внутрь ввалились змееголовые существа. Служанки, впервые увидевшие их в настоящем облике, завизжали от ужаса.
Открыв пасти с кривыми зубами, с которых капало что-то желтое и тягучее, как мед (то ли слюна, а то ли яд) и, облизываясь длинными раздвоенными языками, рептилоиды неторопливо, будто пританцовывая, подбирались к жертвам, чтобы, подойдя вплотную, наброситься на ничтожных людишек, так упорно цепляющихся за свои ничтожные жизни.
Девушки зажмурили глаза, моля про себя Рода Милосердного, чтобы их смерть оказалась быстрой и легкой, да еще об отмщении за свою безвременную кончину. Но… минуты тянулись, как часы, а с ними все ничего не происходило. Вокруг шипели и свистели разъяренные нелюди, удерживаемые невидимой преградой, не позволявшей дотянуться до жертв.
– Как же это? – лепетали ничего не понимающие молоденькие служанки. – Отчего мы все еще живы?
– А не хочется помирать во цвете лет! – отвечала повариха, крепко обнимая перепуганных и зареванных девушек, как наседка переполошившихся цыплят. – Мы ещё повоюем! - Те с удивлением взирали на свою спасительницу, которая, не отрываясь, смотрела на нападающих, словно сама хотела съесть их.
Змееголовые заходили с разных сторон, но невидимая глазу заплеванная стена стойко держалась до тех пор, пока Марена не призвала слуг к себе, и они, нехотя, потянулись к выходу, бросая на недоступных женщин взгляды, полные злобы и разочарования.
Когда в коридоре стихли их удаляющиеся шаги, Дуняша тяжело опустилась прямо на пол и прикрыла глаза. Защита исчезла, а на полу образовался круг из не достигших цели ядовитых плевков…
– Нашего полку прибыло, – констатировала я, с уважением и гордостью посмотрев на отважную повариху и оставив в памяти «зарубку» – предупредить о случившемся Берегиню. – Ты даже не представляешь, какая ты умница! – Евдокия потупилась и, покраснев от похвалы, смущенно затеребила передник. – Мне кажется, что вскоре твоя жизнь изменится, – предупредила я и, поймав ее растерянный взгляд, заверила: – В лучшую сторону. Все перемены – непременно к лучшему!
Иван Берендей не хотел отпускать свою прапрапраправнучку, но после короткой беседы с сестрой смирился с неизбежным, обнял и долго стоял так, что-то обдумывая. Наконец отстранился и, не опуская рук с моих плеч, произнес:
– Ты прости, внученька, коли обидел по незнанию. Прими благодарность за помощь в освобождении от врага. Я счастлив, что довелось познакомиться с прекрасной представительницей рода Берендейского из далекого будущего. Жаль, не могу достойно отблагодарить тебя…
– Думаю, можешь, – мою голову как раз посетила дельная идея. – Если когда-нибудь в поле зрения берендеев появится черный аист с бронзовой лампой в красной лапе, поймайте его, а лампу… – Я запнулась не зная, что предложить: ни в одной из восточных сказок, которые десятками поглощала в детстве, не было указания, как уничтожить волшебный сосуд. – Закопайте её, что ли. А еще лучше утопите в самом дальнем и глубоком болоте… вместе с птицей.
– А что в лампе-то? – заинтересовался князь.
Я взвесила все «за» и «против» и на всякий случай оглянулась на дверь, хотя знала, что нас никто не подслушивает – снаружи вход в княжеские покои охраняли бдительные стражи.
– Не что, а кто. Там сидит всего-навсего Повелитель Тьмы, уменьшенный до размеров мышонка, а еще, предположительно, могущественный джинн. Правда, после душа из отбивающей память водички оба понятия не имеют, кто они такие, но от этого не стали менее опасными, имейте это в виду, – предупредила я.
– Как же тебе удалось сотворить подобное?! – всплеснули руками Агата и Василиса.
А князь довольно захохотал:
– Ай, да внученька! Ай, молодчина!
– И не она одна, – встрял Бай, решив восстановить справедливость (как будто я могла присвоить себе чужие лавры!). – Слава сестрам-близнецам Ладе и Леле, их старшему брату и сыну Йогини-Матушки Ивану, наследнице Правителя волотов-асилков Ориане, Преемнику Жрицы Огня Рославу и бывшей приёмной дочери Чернобога – Марене!
Услышав знакомое имя, присутствующие вздрогнули, и я поторопилась прояснить ситуацию:
– На самом деле её зовут Марийка. Она – девушка с Беломорья с такими же, как у нас, способностями, которую злодей похитил у родителей, лишив их памяти о ней. Чернобог (он же Повелитель или Князь Тьмы) воспитывал девочку, как родную дочь, – способной творить лишь злые дела. А мы сестрёнкой помогли ей вспомнить свое подлинное происхождение и исправиться. Но это длинная и запутанная история. Я бы с удовольствием рассказала, но, боюсь, мои родные и друзья уже с ума сходят от беспокойства, куда опять запропастилась княжна Леля.
Больше меня не удерживали. Простившись с родными из прошлого (язык больше не поворачивался называть их предками), попросила выделить нам с Соломоном провожатого до места транспортировки в будущее. Проводить вызвалась Аглая. Девочек, как они ни просились с нами, оставили во дворце – помогать родителям наводить порядок после того, как там похозяйничали рептилоиды под началом Духа Смерти. Баюн тоже запросился – ко мне на руки: перекормленный благодарными берендеями кот едва переставлял лапы, а его набитое под завязку пузо почти подметало пол.
– Ничего, пройдёшься пешочком, заодно растрясешься! – отрезала я: пусть ищет себе другое транспортное средство – после перехода через всю Дворцовую площадь с котом на руках у меня ныла спина.
Аглая – не иначе прочитала мои мысли! – провела рукой вдоль позвоночника, обдав его жаром, и боль сразу отступила.
– Что ж ты сразу не сказала! – попеняла она, предупреждая слова благодарности. – Это самое малое, что я могу для тебя сделать.
А потом эта невероятная женщина одной рукой подняла с пола кота, а другой обняла меня, и через мгновение мы оказались у подножия того самого холма, с которого начались мои приключения в древнем Берендеевом княжестве.
Настала пора прощаться с Берегиней.
– Аглая! – У меня родилась одна совершенно бредовая идея, но… чем черт не шутит.
– Смелее! – подбодрила Берегиня. – Иногда кажущиеся нам самим нелепыми мысли способны материализоваться, если направлены на благое дело или доставят истинную радость и наслаждение.
– Я ведь так и не успела никому рассказать о своих приключениях, хотя вам всем наверняка было бы интересно узнать о жизни своих далёких потомков и их борьбе со злом. Там, у себя дома, я написала книжку и назвала «Вуду по-берендейски», – призналась я. – Если хотите, передам её через перенесшую меня сюда «червоточину». Вот только поймёте ли – ведь она напечатана совсем другими буквами?
– Нашла о чем тревожиться, – Аглая довольно потирала руки, будто мой подарок уже был на пути из будущего в прошлое. – Главное, не забудь прислать, а уж мы не только с благодарностью прочитаем, но и занесём твоё имя в Книгу Перемен!
Ну, уж это точно лишнее: ничего особенного я не сделала. Любой из нашего семейства поступил бы на моем месте так же.
– Позволь спросить тебя напоследок?
– О чём угодно! – я утвердительно кивнула.
– Кто такой Костанадос, о котором ты часто и с грустью вспоминаешь? – Я удивленно воззрилась на Берегиню» (этим секретом я не делилась ни с кем, даже с Ладой, но он помимо моей воли стал известен ещё кому-то!) и приложила ладони к запылавшим ушам, наверняка ставшим пунцовыми под стать цвету лица. – Не надо смущаться, девочка, я тебе не чужая и желаю счастья. Расскажи о предмете своих тайных мечтаний и я, возможно, помогу советом. Много времени это не займёт, обещаю.
И тут меня прорвало. Я призналась Аглае в своей любви к могущественному Хранителю, прозванному в народе Кощеем Бессмертным, хотя на самом деле он добрый и отзывчивый.
– А почему ты считаешь, что вы с ним так же далеки, как Земля и Глория?
– Да потому что Костанадос никогда не сможет бросить важное дело, которым занимается! – с отчаянием воскликнула я. И тихо добавила: – Хотя чувствую, что небезразлична ему.
Берегиня смотрела не меня с сочувствием, а я не могла сообразить, к чему конкретно оно относится: к тому, что я так долго ношусь с неосуществимой мечтой или, наоборот, к тому, что она очень даже осуществима, но я об этом не подозреваю и – опять же мучаюсь понапрасну. Окончательно запутавшись и смутившись, я спросила:
– Что это вы смотрите на меня, как на маленькую девочку, которая разбила чашку и боится признаться в этом маме?
– Верное сравнение! – встрял лежащий у моих ног Соломон, о котором я совершенно забыла. Ну, теперь-то мой секрет точно станет достоянием широкой общественности!
Я бросила на кота негодующий взгляд и вновь посмотрела на Аглаю: ну, не томите же!
– То, что сейчас скажу тебе, – прописная истина. – Удивленная, я приготовилась не пропустить ни слова. – Мы постоянно сталкиваемся с космическим законом притяжения. Ты ведь частенько повторяешь, что подобное притягивает подобное, не так ли? – Я кивнула. – Но сама постоянно забываешь, что только радостные и весёлые мысли и ощущение счастья в твоей душе притянут все, что ты хочешь получить от жизни. Представь себе изобилие, ощутив радость от обладания, и ты его получишь! Во Вселенной хватит всего и на всех. Вокруг нас более чем достаточно любви, радости, благополучия и творческих идей. Открой свой разум, чтобы получить желаемое, и никогда не забывай выражать за это благодарность. Мысленно представь себя такой, какой хочешь стать (у тебя непременно получится, ведь ты неутомимая фантазёрка!), отбрось сомнения, забудь о невозможности взаимной любви, и жизненные обстоятельства изменятся в лучшую сторону. А то, что происходит с тобой сейчас – просто остаточные явления твоих мыслей в прошлом.
Сказанное Аглаей было знакомо, и ничего сложного в этом не было. Надо лишь научиться постоянно заменять отрицательные мысли положительными, делать это сознано и не забывать подключать к ним нужные эмоции – очень созвучно с моим любимым «Симороном».
– Спасибо, Берегиня!
Я представила, как мягкие губы Хранителя касаются моих губ и шепчут: «Я тебя люблю!». От пронзительной нежности сердце забилось сильнее, и это было так сладко, что я не заметила, как неведомая сила подняла нас с Баем на холм и опустила прямиком в ведущий в будущее тоннель...
"Вуду по-берендейски" - 2: "В чужом теле".
Понравилась публикация? Поставьте лайк и подпишитесь на мой канал. Не забудьте оставить комментарий.