- от VictoryCon
Детский музыкальный театр «Карамболь» уникален в своем роде: взрослые, выполняя благородную миссию приобщения ребятишек к высокому театральному искусству, обнаруживают, что им и самим есть, чему удивиться на его спектаклях, о чем задуматься, над чем погрустить, а над чем посмеяться. Ненавязчиво и деликатно спектакли «Карамболя» преподают зрителям самого разного возраста уроки доброты, справедливости и красоты, делая это легко, ярко, душевно — с остающимся надолго необыкновенным послевкусием.
Егор Матвеенко — один из артистов театра, с одинаковой убедительностью воплощающий самые разноплановые образы в самых разных спектаклях: Лис в «Маленьком принце», хулиган Квакин в «Тимуре и его команде» или Фараон в «Иосифе и его удивительном плаще снов». И будьте уверены — вы запомните его персонаж надолго, испытывая острое желание прийти снова и снова.
На какой роли теряются килограммы, почему слово «нет» — это часть профессии, что связывает артиста и Академию имени А. Вагановой — об этом и о многом другом нам рассказывает Егор Матвеенко.
Режиссер Лев Рахлин в своей автобиографической книге писал: «Не надо искать призвание, оно само вас найдет. Как нашло призвание Вас?
У каждого — свой путь. У меня все началось с детства. Я родился в глухой Сибири, в районе Байкала в маленьком городке. Какие-то предпосылки к моей будущей профессии у меня были с раннего возраста. Уже в садике маме сказали: «Отдайте его куда-нибудь», а в 12 лет я пел в «Утренней звезде». Дальше было музыкальное училище, немного учебы на дирижерском, в Новосибирске — на вокальном отделениях. Позже я переехал, чтобы учиться в екатеринбургской консерватории: поступил на академический вокал, но потом перешел на отделение, готовящее артистов музыкального театра — на академическом мне особо ловить было нечего. Консерватория дала мне хорошее классическое образование. Если меня отправят на необитаемый остров, я попрошу один альбом Баха и другой музыки мне не надо.
Учился я у потрясающего мастера: Бориса Григорьевича Нодельмана, главного дирижера Свердловской музкомедии. Вот он мне сказал: «Старик, голос у тебя хороший, но его маловато для оперы. Фактура тоже не для оперы. Давай на мюзикл». У меня были очень хорошие преподаватели по актерскому мастерству, и я сделал упор не на вокал, потому что я терпеть не мог петь, а именно на актерское мастерство.
Так все и сложилось. Я работал в филармонии, параллельно осветителем в театре, преподавал, а потом Борис Григорьевич устроил мне три прослушивания в Петербурге — в «Зазеркалье», «Санкт-Петербург опера» и в «Карамболь».
Юрий Исаакович Александров, художественный руководитель «Санкт-Петербург опера» меня не помнит, хотя мы вместе уже три спектакля сделали, а тогда он мне сказал примерно то же, что и Борис Григорьевич: «Голоса у тебя маловато, хотя парень ты хороший». В «Зазеркалье» я не попал, потому что там не было на тот момент главного дирижера Павла Бубельникова, решить вопрос не могли.
А попал к Ирине Дмитриевне Брондз в «Карамболь» и слава Богу. Это было четырнадцать лет назад.
То есть у Вас сразу случился «Карамболь»?
Я тогда работал и параллельно учился у замечательной преподавательницы Татьяны Ивановны Ручинской, пионерки ленинградского джаза. Она воспитала плеяду певцов, заведовала кафедрой в Институте культуры, а я там год преподавал.
У нее был очень известный муж — Сергей Ручинский, аранжировщик музыки в том числе для спектакля «Человек-амфибия». Потом понял, что и как артист не тяну, и занялся самообразованием: нашел себе хороших преподавателей, например, Анну-Катарину Середу. Она переделала мое мышление полностью: я стал понимать, что, оказывается, можно играть по-другому — не изображать, а проживать.
Свое место в «Карамболе» я занял лет пять спустя, доказав, что могу не просто кого-то клонировать. Потом у меня изменилась внешность: пришел я туда симпатичным мальчиком, а превратился в лысого брутального мужчину, что не сразу приняли.
Как Вас Петербург встретил?
Первые несколько лет жил в нищете: зарплата — минимальная, жилья не было, но все романтично — я снимал угол в комнате с прекрасными друзьями. У нас был выход на крышу с видом на Володарский мост, мы курили по ночам на подоконнике, провожая все корабли. Так прошло несколько лет — в прекрасном угаре.
Петербург я изучал в одиночестве первые полгода. В театре молчал, ни с кем не общался, был очень закрытым, замкнутым, израненным…
Этот город я люблю так сильно, что, отправляясь отдыхать куда-нибудь, перед ним извиняюсь. Я никуда и никогда не хочу из него уезжать. Пошел пятнадцатый год, как я здесь, но ловлю себя на мысли: «Неужели я здесь живу?» До сих пор не верю, что это мой город.
Вы говорите, что были израненным…
Я был очень незрел, имел завышенные ожидания к самому себе, мне хотелось что-то кому-то доказать, и от этого случалось много неудач. Но одновременно это сподвигло меня много работать, затаясь на несколько лет. Это сейчас я служу в двух театрах, снимаюсь в кино, даже отказываюсь от чего-то: вот летом отказался от самого сумасшедшего предложения в своей жизни — мне предложили поехать в Москву играть в «Служанках» Виктюка.
А ведь с этого спектакля началась моя творческая жизнь. Двадцать лет тому назад я увидел его в Екатеринбурге, два дня не мог после него разговаривать и сказал себе: «Я буду актером». Я тогда увидел, как мужчина может передать душу женщины.
И тут Эдвальд Арнольдович Смирнов, балетмейстер «Служанок» предлагает мне в них играть! Я отказался, потому что у меня было семь спектаклей здесь. Думаю, это был знак: «Следующий раз будь готов к этому шансу». Меня и семья поддержала: «Мы за тобой поедем, мы знаем, как для тебя это важно». Но Эдвальд сказал: «Егорушка, ты не расстраивайся! Это не последнее предложение даже в этом проекте, поверь мне».
Для участия в таком спектакле необходима очень серьезная пластическая подготовка. Вы этому отдельно учились?
В детстве я окончил школу-интернат, обучаясь эстрадному вокалу, балету и фортепиано. В Екатеринбурге работал в школе балета, вел актерское мастерство у детей, и даже танцевал в двух балетах: в «Сказках дядюшки Римуса» и «Чипполино» в оперном театре — мне надо было заменить артиста, и девочки во время действия говорили мне, что делать.
Уже в «Карамболе» поставили спектакль «Дорога в Изумрудный город», в котором Эдвальд Арнольдович сделал мне Злого клоуна, который превратился в генерала армии Урфина Джюса — это очень интересная роль: там все на пластике.
Не буду спрашивать какая роль любимая, это неправильно, но какая самая значимая?
Их несколько. Очень важно, когда роль создана для тебя. С пятого моего года в театре это и началось. Первая знаковая роль — это Волк в «Жар-птице». Ее Ирина Дмитриевна написала для меня, я получил за нее премию фестиваля «Театры Санкт-Петербурга — детям». Ирина Дмитриевна как-то почувствовала, что я могу передать перемену в персонаже, когда он из злого превращается в доброго. Там я уже использовал актерские навыки, мог не изображать, а вытащить что-то интересное изнутри.
Интересная история была с «Шербургскими зонтиками». Ушел артист, и меня ввели на роль мужа главной героини — Ролана Кассара: поначалу хотели, чтобы я копировал каждую интонацию, каждое движение. Но мой Кассар — широкоплечий, лысый, бородатый, с мужским началом. У меня получилось сделать эту роль по-своему, и я ее стал любить.
Конечно — прекрасный Фараон в «Иосифе»: это возможность подарить людям праздник, выйти на пять минут и победить.
Конечно — Квакин в «Тимуре». Эту роль я посвятил своему брату, что придает особую энергию спектаклю. Брат трагически ушел из жизни несколько лет тому назад. Он прошел весь хаос 90-х: я взял его походку, его движения, его манеру говорить. Сначала я отказывался, потому что речь же в произведении идет о подростках. Но режиссер Антон Оконешников сказал: «Успокойся, там все условно, там нет возраста». С Антоном хорошо работать: он не ломает тебя, он накладывает правильные навыки на роль, а наполняешь ты ее сам. Квакин — это моя победа, потому что ребенок уходит из театра, переходя на мою сторону: я его оправдал для себя и понял мотивы. Когда Антон спросил, какая мотивация, по моему мнению, может быть у Квакина, я ответил: «Да пацанам поляну накрыть вечером». Он говорит: «Ну вот и накрывай».
Ко мне родители подходят в метро, особенно отцы и говорят: «Спасибо за Квакина». Тимуру приходится делать неимоверные усилия, чтобы выстоять против него. Тимур, кстати, не такой хороший, как кажется, он как маньяк, одержим своей идеей, может и прибить — только за правое дело.
«Сказка странствий» — это целая страница в моей жизни, которая принесла мне много боли и — продвижения вперед через эту боль. Я был одержим музыкой Шнитке: в консерватории писал диплом по его творчеству, и кто бы мог подумать, что мы поставим мюзикл «Сказка странствий». Я сразу сказал: «Это провидение! Знак! Я должен там играть!» Сначала мне нашлось место в ансамбле, потом — в роли одного из судей, а потом приехала режиссер Даша Борисова и нас с Костей Гайдуком к полной неожиданности выбрала на роль Орландо.
Премьера. Орландо произносит свой монолог о том, что когда люди все поймут, то не будет злодейства, и наступит золотой век благоденствия… И в этот момент у меня отключился микрофон… В состоянии аффекта я просто вышел на авансцену и начал кричать. Потом мой духовный наставник сказал: «А ты как хотел? Ты думал, тебе позволят просто так говорить такие слова со сцены? Нет, только через препятствия». Для Ирины Дмитриевны очень важен этот монолог, она спокойно сказала: «Я тебе благодарна за то, что ты справился».
Меня в этой роли уничтожили критики, к чему я был не готов. Все ждали «Андрея Миронова», упрекали в слабой актерской игре. Сейчас я им очень благодарен, потому что через мой провал они меня заставили работать над ролью по-другому. Я принял это поражение и продолжил играть Орландо, поняв, в чем моя ошибка: я слишком хочу о себе заявить, а нужно просто играть партнершу. У него такая мотивация: ему плевать, какой он, он не боится умереть, для него жизнь заключается в сверхзадаче — помочь этой девочке.
Я стал так играть, и родился совершенно другой образ.
И, конечно, очень значимая для меня роль — это Лис в «Маленьком принце». Сначала на меня примеряли парик, но потрясающий художник Сергей Илларионов отказался: «Зачем? Очки оставьте свои, а голову мы зататуируем».
Получился такой неформал — мудрый отшельник, проводник. Мы сделали его с Антоном легко, в богомоловском, быть может, стиле. Я как с вами разговариваю, так и его играю. Ирина Дмитриевна написала щемящую арию. Я переживал: ну что это за персонаж — выходит в конце спектакля…. А сейчас понимаю: он вышел и поставил все точки над «i».
Ну, и есть невероятный почтовый Голубь в «Несносной принцессе». Когда я делал эту роль, было стыдно, потому что мне дали какую-то размытую задачу.
Что должно быть? Зачем это все?
Думал, думал… И надумал: «Я голубя вам играть просто так не буду!» Когда-то я ходил в театр «Лицедеи», где гениальная Наталья Парашкина играла раненую чайку. Черноморский курорт. Чайка гадит на всех — и всем смешно. А потом выходит на сцену во втором акте и кричит — все еще смеются… А крыла-то одного нет… и все начинают плакать. И я подумал: «Вот! Голубь — то мой так и выстрелит — он не умеет летать»…
Агония была в зале на каждое слово, я думал, это что происходит? Это же просто такая реприза. Но, видимо, возникла особая энергия. Да и когда ты не переходишь в клоунаду, а веришь тому, что происходит, даже малюсенький фрагмент может вызвать такой эффект, что только о нём буду говорить потом.
Так маленьких ролей нет?
Вообще нет. Я вышел после премьеры и говорю: «Ребята, должен признать: не знаю почему — но это моя лучшая роль!»
В «Несносной принцессе» вы играете ещё сказочника. Вы как считаете: есть место сказке в жизни?
Да я только одной сказкой и живу. У меня нет возраста. Мне абсолютно плевать, сколько мне лет. У меня трезвая самооценка по отношению к себе. Я, например, раньше себя считал уродом, а сейчас считаю красивым, но не для всех. Думаю, это какой-то этап зрелости начинается. Я знаю, что мне нужно от жизни, и даже если не будет театра, справлюсь. Сейчас в театре я обрёл свой дом, мне не надо никому ничего доказывать, занимаю своё место. Я очень люблю Ирину Брондз, знаю, как с ней обращаться. Она знает, как обращаться со мной. Мы много чего прошли вместе.
Театр, конечно, меня сдерживает: роли предлагают, а я не могу. Если мне дадут какую-то сквозную роль в сериале, то для меня это будет знак.
Или ещё раз в «Служанки» позовут, то уже не откажусь.
А сказка? Почему я остаюсь в детском театре работать? Сказка нужна людям, особенно сейчас, нужны светлые истории. «Карамболь» отличается тем, что несёт эту добрую мораль. Тут не просто детские сказочки, а сказки для детей и взрослых.
У Вас — самый трудный и самый честный зритель — дети. Если скучно, они Вас слушать не будут. Если смешно, они будут смеяться. Как Вы с этим залом работаете?
Моя любимая Роза Хайруллина, которая начинала в казанском ТЮЗе, выходила на сцену без носа и без колпака и говорила: «Здравствуйте, я — Буратино». И держала долгую паузу. И начинались чудеса.
Я умею с залом обращаться, чувствую его. И еще все решает сценический вкус, когда ты не заигрываешь со зрителем, а живёшь вместе с ним по-честному: тогда он откликается — это единственный секрет.
Мы, артисты находимся в божественной иерархии, потому что только Бог может вести творчество. У нас есть возможность, выходя на сцену, получать и создавать положительные вибрации и немного помочь Богу через честную игру. И дети это чувствуют: я приглашаю их поиграть на равных.
Я очень люблю детей, когда они с цветочком к тебе идут, успеваю спросить биографию и пригласить на спектакли. Или где-то в магазине подарить проходку, потому что мне понравился этот ребенок. Ну, и еще работаю с детьми как коуч по актерскому мастерству, чаще всего в танцевальных коллективах.
Олег Янковский говорил: «Если не складывается, значит, не суждено было изначально. Я никогда не мечтал ни о какой роли». А Вы?
Все идет свыше. Слово «нет» — это часть профессии. И к этому тоже сразу не придешь, потому что у всех — завышенные ожидания.
Мне помогло кино: там постоянные пробы и много-много «нет». Если о каждом переживать, то ничего от тебя не останется. Я пришел в сериал, записал пробы и мне показалось, что они были очень хорошими. Режиссер сказал: «Ты классный артист, мне с тобой комфортно». Спрашиваю: «А почему вы меня не взяли на роль?» — «Да не в тебе дело, просто ты своим лицом не подошел в ансамбль, к актерству это не имеет вообще никакого отношения».
Когда-то я мог играть Шагала в «Бале вампиров». Меня пригласили на эту роль: «Срочно нужен Шагал!» Я за ночь все выучил. Всем, как дурак, рассказал об этом, меня благословили. Стою на остановке, мне звонит ассистент и говорит: «Уже не надо».
Я посмотрел спектакль — он очень крутой, но я рад, что там не играл. Сейчас я, конечно, «стеночку» бы построил, а тогда я был уязвимым. Я там увидел только отрицательные страсти: все в конце упиваются, что они — вампиры. А в чем мораль?
А что за международный конкурс, лауреатом которого Вы были?
Это было давно, еще в студенчестве, вокальный конкурс проходил в местечке под Киевом. Маленьким я звездил, мы конкурсами одними и жили.
Как нормальный артист мечтал о «Золотых масках» и «Софитах», но видел, что с артистами происходит, когда они их получают — или нет. Сходят с ума, получают инфаркты: тут же все очень тонко. С моей профессией, естественно, я — немного псих. А как иначе? Просто я очень умею с этим обращаться: чуть-чуть — и можно грань перейти.
Мы ведь — как инструменты, надо держать форму. Почему мне нужно много денег: кроме того, что надо кормить семью, мне необходимы тренировки, спортивные добавки, массажи, психолог…
Говорят: «Какая у него энергетика!» Энергетика – это, как я себя чувствую, сколько я книжек прочитал, сколько я влюблялся — желательно безответно. Вот из этого все и складывается, а не из того, что я с этим родился.
Мюзикл а капелла «Айсвилль» — лауреат «Золотой маски», а Вы единственный поющий артист, который там не пел. Это Ваша вторая работа с Франдетти — Вам с ним комфортно? И почему нет арии Инспектора?
Мне позвонил ночью Алексей Борисович: «Егор, без проб есть роль для тебя» — «Даже названия не говорите — да!» Ирине Дмитриевне я сказал: «Есть такие режиссеры, которым не отказывают». И она меня отпустила. С Алексеем очень хорошо работать, потому что он позволяет тебе быть соучастником, я даже одну сцену придумал — сцену оргии, сделанную на тактильной, но без прикосновения импровизации: без пошлости.
Моего персонажа сначала решили убить. Но прекрасный либреттист Константин Рубинский не согласился с таким финалом. И я ему очень благодарен, это оправдывает тот факт, что я присутствую в ансамбле — себя играю в будущем.
Да, роль скромная, арии сольной нет, к сожалению. Но я люблю этот спектакль, на котором мы теряем килограммы, особенно летом — у нас даже дежурил врач: одеты мы в шкуры, спектакль очень динамичный, компактный, и ты ни на секунду не имеешь права потерять концентрацию.
Я безумно благодарен «Айсвиллю» — он стал стартом новой жизни. Я начал в себя верить, понял, что мне надо делать гораздо больше, чем я делаю.
У Вас — особенно с прошлого года — бурный роман с кино. Как он завязался?
Кино всегда было моей мечтой, но у меня нет профильного образования: было стыдно что-то предлагать. Но меня поддержали друзья, коллеги, и я решил просто попробовать, начав с пятиканальных сериалов. Пришел. Снялся. Мне было очень страшно, опять же поддержала партнерша: «У тебя все получается, ты органичный…»
Есть тонкий момент: нужен агент, он все решает. У меня его нет, как нет и опыта в съемках, который я нарабатываю на мелких ролюшках: куда с работы по понедельникам отпустят.
Не так давно у меня случились самые пока трудные, но и самые классные съемки. В советское время был такой Николай Харьковский — основоположник парикмахерского искусства в Советском Союзе. У него учились Зверев, Долорес Кондрашова. Компания «Эстель» решила сделать про него документально-художественный фильм. Харьковского сыграл потрясающий Валерий Дегтярь. Я проходил пробы на роль генерального директора «Эстель» Льва Охотина — а мы с ним как две капли похожи. Меня даже познакомили со Львом Охотиным.
Ну, а играть с Валерием Дегтярем было главным моим испытанием: сложно вывезти мастерство ведущего артиста БДТ, такая мощь!
В сериалах как бывает: напутал слова, ну и Бог с ними, главное — продолжай. А тут он останавливает: «Вы сказали не «возле», а «около»: это неправильно». И при этом держит за руку и говорит: «У вас все получится».
Все получилось…. И я слег потом на две недели, потому что организм не выдержал той энергетической нагрузки, которая была мне послана авансом.
Мне нравится кино профессиональной атмосферой: вы смотрите по телевизору паршивый сериал, и не представляете, какой за этим стоит труд и какое желание, чтобы получилось. Вот промелькнула на секунду табличка «Продукты», а на это потрачено минимум три часа. Человек 50-80 ежедневно делают свою большую работу. Мне так нравится этот механизм!
Это и классная актерская школа: ты всегда находишься в режиме творческого стресса. Самое трудное в кино — быть естественным: одно микродвижение — и ты сыграл.
Вы еще занимаетесь дубляжом. Надо ли в дубляже актерское образование или нужен просто человек с приятным голосом?
Этим может заниматься не каждый: нужна мгновенная реакция, а приятный голос сейчас значения не имеет. Ты должен прожить жизнь того артиста, который играл, успеть в нее погрузиться желательно с первого дубля. И интуитивно предугадать, что он сделает дальше.
Очень помогает режиссер, проживая все вместе со мной. Так как я могу менять голоса, то мне прописывают всю массовку насквозь. Например, сцена снимается в кафе, позади сидят люди за столиками — они все прописываются: это называется «гур-гур». То есть ты придумываешь им какую-то жизнь, диалоги, а потом это все сжимают, оставляют столько, сколько надо по динамике.
Что самого сложного от вас требовали?
Один раз я кинул стул об стену и сказал: «Я ухожу, до свидания». Самое сложное, особенно для начинающего — существовать характерно. Характерность можно внешне сыграть и спрятаться за нею, а существовать на полутонах — это уже внешний пилотаж. Мне как-то дали роль по принципу: потому что он был лысый! Вот такая мотивация.
А тогда это был отрицательный персонаж с целой бурей эмоций внутри, внешне выраженных минимально. И вот попробуй это озвучь. Не получалось. Кинул стул. Потом перезагрузился, все получилось: прекрасный режиссер Игорь Ефимов сказал: «Пойдем, попьем чаю, а домой нельзя».
Мне помогает вот что: выбираю одного персонажа в исполнении наших советских корифеев и играю вместе с ним: он говорит, и я вместе с ним, стараюсь поймать, за счет чего он все это делает, какие навыки использует.
Есть такие артисты как Андрей Миронов — за ним повторять легко, потому что он — каскадный артист, всегда существует на характере, на каскаде. А вот за Леоновым — невозможно: у него всегда идет внутренний монолог его совести, как будто ему всегда стыдно за нас всех.
Или вот Леонардо ди Каприо: если вместе с ним попробовать прожить фильм, можно в обморок упасть — он очень сложно существует, хотя внешне все легко. Там по-другому работают: по полгода готовятся к фильму.
Помимо «Карамболя» и «Театра на Садовой» чем Вы еще плотно заняты?
Сотрудничеством с хореографом Эдвальдом Смирновым, главным балетмейстером театров «БУФФ», «Геликон опера», профессором Академии имени А. Вагановой. Эдвальд Смирнов наравне с Ириной Дмитриевной — главный авторитет в моей жизни.
С ним мы делаем спектакли на выпускных экзаменах. Сейчас в балете кризис с мальчиками, особенно в современной хореографии. И я в этом помогаю. Конечно, не блещу каким-то хореографическими сумасшедшими элементами, делаю все больше актерски. Участие в этих спектаклях для меня большая честь.
Вообще со Смирновым мало кто любит работать, он человек очень жесткий, потому что он гений. А за меня он как-то зацепился, поверил.
Он ставил со мной балет «Из жизни богомола» на основе музыки к опере «Кармен»: после спаривания самка же откусывает богомолу голову, а в, общем-то, и Кармен погубила Хозе… Я тогда получил две грыжи, потому что физически не справился. После этого осознал, что тело надо укреплять.
А второй балет мы выпустили в июне: взяли ре-минорный концерт Баха-Гульда и поняли, что под эту музыку надо танцевать. Причем танцевать повесть Маркеса «Осень патриарха». В этом году будем делать «Гамлета»: это синтез музыки и слова, танца, и это мой шанс сыграть Принца Датского.
У меня есть коммерческие проекты. Существует агентство, организующее мероприятия для богатых людей: учреждения типа Газпрома заказывают себе спектакль на корпоратив. Там всегда собирается мощная команда: другое отношение, другие гонорары. Как раз сейчас мы готовим спектакль на свадьбу в замке Павловска. Это не только шанс заработать, это шанс поработать в очень классной команде.
Я всегда много подрабатывал: в клубах танцевал, аниматором был.
Целый этап в жизни — уборщик в «Заре». Там на протяжении десятков лет уборкой по утрам занимались только артисты: такая политика была. И я попал в эту тусовку: приходил в магазин в Доме Мертенса на Невском в семь утра, до десяти убирался. Потом меня повысили: я комплектовал мусор. Там была дисциплина: неважно — плохо тебе или настроения нет…Ты же летаешь где-то, а тут раз — и тебя немного заземлили. Работаешь с какой-нибудь актрисой, а ее вчера на «Золотую Маску» номинировали. У нас там женились, умирали, собирались все театры: один — с Антрепризы Миронова, другой — с БДТ. Потом «Зара» уехала из России, нас расформировали… Но мне даже снится эта «Зара», и я по ней скучаю… По компании, по дисциплине… Это было душевно.
А сейчас в приоритетах — чтобы в моем доме было все хорошо. Это самое главное в жизни. Раньше я был одержим своей профессией как маньяк и много страдал по этому поводу, а сейчас она честно занимает второе место: на первом месте — мой дом.
Тот же Лев Рахлин говорил: «Все дело в мгновении, оно определяет жизнь». У Вас были такие мгновения?
Абсолютно верное выражение. И надо немного плыть по течению, доверять жизни, делая все, что в твоих силах. Я не строю никаких планов: у меня есть цель — прожить сегодняшний день максимально плотно и честно.
Можете сказать, что самого важного Вы сделали в своей жизни к этому моменту?
После ухода из жизни почти всех членов моей семьи, мне удалось перевезти маму в Петербург и постараться обеспечить для нее счастливую старость.
Егор Матвеенко за роль Лиса в мюзикле Ирины Брондз «Маленький принц» попал в шорт-лист Премии «Звезда театрала» – единственной независимой значимой российской театральной награды.
Победителей выбирает зрительская аудитория. Проголосовать можно на сайте Премии «Звезда театрала».
Голосование продлится до 30 ноября, награждение победителей — 15 декабря в Театре имени Вахтангова.
Елена Шарова