Луна существует, только если на нее смотрит мышь?
Знаете, я всегда думал, что в науке нет места мистике. Нам говорили: мир объективен, он существует, даже когда мы спим. Наше сознание всего лишь побочный продукт сложно устроенного мозга. Но вот парадокс: теория, которая дала нам самые точные предсказания в истории квантовая механика, в своем основании содержит такую дикую, нелепую загадку, что Эйнштейн до конца дней не мог с ней примириться. Речь идет о знаменитой проблеме измерения: почему элементарная частица, которая до наблюдения пребывала в туманной суперпозиции всех возможных состояний (одновременно и здесь, и там, и, возможно, даже за углом кофейни), вдруг, в момент, когда мы на нее смотрим, выбирает одно конкретное состояние?.
Физики получили невероятно успешную математическую формулу, которая работает с точностью до волоска, наброшенного на континент. Но, когда их спрашивают, что стоит за этой формулой, они разводят руками. Квантовая механика это не физика, а сборник рецептов, невероятно точных, но лишенных смысла. Рецепт работает, но мы не знаем, почему именно он приводит нас от волны вероятности к твердой реальности. В этом наша главная интеллектуальная дилемма. Мы построили цивилизацию на основе теории, которую никто, кажется, до конца не понимает.
Цена объективности
Чтобы справиться с этим позором, физики приняли прагматичную, почти циничную позицию: «Заткнись и считай!». Философские сложности? Выбросить. Вопрос о том, что такое «наблюдатель» человек, камера, белка или просто пылинка? Неважно. Главное, что мы получаем верные ответы.
В результате мы оказались в мире, разделенном невидимой, но жесткой границей. На микроуровне царит хаос и неопределенность (мы даже не можем сказать, какой путь прошла частица в прошлом, пока не измерим ее сейчас). А на макроуровне, в мире стульев и котов, все кажется определенным и классическим.
Ученые предложили несколько виртуозных уловок, чтобы «спасти» объективность, устранив из уравнения сознание.
Теория скрытых переменных? Она пыталась вернуть детерминизм, утверждая, что частицы всегда имеют точное положение, просто мы его не знаем. Увы, эксперименты по проверке неравенств доказали, что локальных скрытых переменных не существует.
Декогеренция? Вот это уже элегантнее. Она говорит, что макрообъекты (вроде котов или измерительных приборов) никогда не бывают по-настоящему изолированы от окружающей среды. Любое взаимодействие (столкновение с молекулой воздуха или фотоном) «расщепляет» волновую функцию, и она распадается на неинтерферирующие ветви: кот жив в одной, мертв в другой. Сознание тут не нужно. Но и эта теория не дает окончательного ответа: она объясняет, почему мы не видим суперпозиции, но не объясняет, как природа «выбирает» финальное состояние.
Что мы прячем от самих себя?
Если мы последовательно придерживаемся идеи, что волновая функция никогда не коллапсирует, а просто ветвится при каждом акте измерения (так называемая многомировая интерпретация), мы попадаем в ошеломляющую картину: каждый из нас расщепляется на бесконечное количество копий каждую секунду. Это чистый физикализм и детерминизм, но ценой бесконечного метафизического дублирования.
Но давайте взглянем на проблему с другой стороны, используя то, что мы постоянно, но неуклюже пытаемся вытеснить из науки субъективный опыт.
Наши органы чувств это не окно в объективную реальность, а скорее пользовательский интерфейс, разработанный для выживания. Классическая реальность, с твердыми столами и стульями, это удобная, но неполная иллюзия, порожденная нашим мозгом.
Что происходит, когда мы пытаемся честно описать этот субъективный опыт? Мы упираемся в загадку сознания. И тут на арену выходит крайне провокационная мысль: может быть, загадка квантовой механики и загадка сознания это не две загадки, а одна.
Наблюдение стало не актом познания, а загадочной, необратимой операцией, разрывающей ткань детерминизма.
Если сознание это фундаментальное свойство Вселенной (панпсихизм), а не просто химическая реакция в мозге, то все встает на свои места.
Сама реальность – это, по сути, «ментальный конструкт», формируемый актом восприятия.
Именно сознание, как полагали некоторые великие умы, от Платона до Вигнера, может быть той самой сущностью, которая «актуализирует» возможности, вызывая коллапс волновой функции. Этот вывод вступает в прямое противоречие с материализмом. Почему? Потому что если сознание причиняет коллапс, то оно обладает каузальной силой, меняющей физический мир, а не просто является его пассивным отражением.
Сознание как недостающий закон природы
Физикалисты долгое время отмахивались от сознания, утверждая, что нет «пробелов» в физической картине, которые оно могло бы заполнить. Но коллапс волновой функции это и есть такой пробел, «разрыв» в нашей теории.
Попытки объяснить сознание только через нейроны и электрохимию не работают: мы описываем «как» (корреляции), но не «почему» (субъективный опыт).
Если же мы возьмем на себя смелость признать, что сознание фундаментально, мы можем, наконец, завершить квантовую механику.
Тупик физикализма заставляет признать, что сознание, возможно, не «возникло» из материи, а было вплетено в ткань мироздания изначально.
Эта идея что мир, Вселенная, это не машина, а скорее гигантский, запутанный, самоосознающий разум, позволяет нам выйти из ментальной тюрьмы нашего классического восприятия. Мы не просто пассивные наблюдатели, регистрирующие факты; мы, как сказал один из великих, вплетены в ткань реальности, и человеческая Вселенная больше не кажется надуманной.
Если мир может быть понят только через наше участие, то как будет выглядеть новая физика, где «Я» это не ошибка, а основная константа?
Если сознание это фундаментальный элемент, который привносит необратимость и определенность в квантовый мир, то, возможно, только разрабатывая теорию сознания, мы сможем, наконец, найти ту самую недостающую «Теорию всего», которую физики ищут столетие.
Но готовы ли мы к тому, что научный прогресс, достигнув вершины, требует от нас принять то, что всегда считалось уделом мистиков?