Это неимоверно красиво и кроваво. Гильермо дель Торо, неутомимый коллекционер монстров и любитель всего, что шевелится в тени, наконец-то дорвался до своего белого кита – «Франкенштейна» Мэри Шелли. Вы же не думали, что после «Формы воды» и «Лабиринта Фавна» он исчерпал запас нежности к уродам? Его новая картина –одновременно кровавый балет и философский трактат, где каждый шов на теле Существа напоминает о шрамах в душе его создателя. Это не просто адаптация; это больше похоже на исповедь, где режиссёр, словно алхимик, смешивает викторианскую меланхолию с современным ужасом перед техно-бро, которые обещают бессмертие, не понимая, что создают одиночество.
Действие начинается в арктической пустыне, где корабль натыкается на полумёртвого Виктора Франкенштейна (Оскар Айзека) – изобретателя с лицом аристократа и душой травмированного ребенка, который выглядит так, будто только что отыграл рок-концерт. Задыхаясь от холода, глубоких ран и собственной вины, он начинает рассказ: как решил победить смерть, собрав человека из отборных… кхм, «деталей». Творение оживает (вряд ли это спойлер), но вместо триумфа – паника: результат слишком неуклюж, слишком уязвим и поначалу ничего не понимает. Существо (Джейкоб Элроди) – двухметровый Аполлон, похожий на манекенщика, сшитого из лоскутов мрамора, чьи движения – танец отверженности, а взгляд – зеркало нашего собственного испуга перед иным.
Появление Существа меняет тон фильма: если первая половина – готический вихрь, где лаборатория Виктора напоминает мясной отдел в супермаркете, а кровь стекает отовсюду с таким изяществом, будто это вино на званом ужине, то вторая – тихая элегия, где создание смотрит на мир с бесконечным удивлением ребёнка, увидевшего звёзды.
Оскар Айзек играет Виктора с такой эксцентричной самоуверенностью, что тот кажется карикатурой на современного визионера: франтовские шляпы, рубашки с рюшами и ухмылка суперзвезды. Его Виктор – не просто учёный, а токсичный сынок, застрявший в стадии «я покажу папе», где отец (Чарльз Дэнс) – холодный хирург, хлещущий за ошибки, а мать (Миа Гот в двойной роли) – объект слишком трепетной привязанности. Айзек находит юмор в абсурдности: подслушивает в исповедальне, фыркает на критиков, тычет пальцами в воздух, словно дирижирует оркестром собственной грандиозности. Это одна из его лучших ролей за последнее время – одержимый, страшный, упертый и, наконец, жалкий, он вызывает странное сочувствие, как к ребёнку, который сломал игрушку и теперь не знает, что с ней делать.
Миа Гот – королева готической жути – здесь играет и мать, и Элизабет – невесту младшего брата изобретателя (который всё время выглядит как камбала в аквариуме с акулами). Героиня – не просто дама в беде, а острая наблюдательница, которая видит в Существе чистую душу, а в Викторе – эгоиста, уверенного, что мир ему должен. Костюмы Кейт Хоули подчёркивают это: шифон, кружева, узоры, эхом повторяющие жилы и нервы так, будто платье само рассказывает о хрупкости плоти. Заставляют задуматься: не пора ли вернуть в моду корсеты с позвоночниками? А Миа Гот добавляет иронии: и едкими репликами, и любованием потрохами в лаборатории.
Неизменно хорош и Кристоф Вальц в роли Харландера – инвестора с золотыми каблуками, который сначала кажется лихой сатирой на венчурных капиталистов в стиле «Ты кому-нибудь еще об этом рассказывал? Возьми все мои деньги!» – но аттракцион невиданной щедрости имеет неприглядный мотив.
Визуально фильм – это пиршество, где каждый кадр достоин музея. Оператор Дэн Лаустсен творит чудеса. Саундтрек Александра Деспла – эмоциональный вихрь, подчёркивающий то амбиции, то отчаяние. Грим Существа во второй части – шедевр: оно выглядит как мраморная статуя, ожившая под рукой безумного скульптора, со швами, которые кажутся скорее украшением, чем уродством. Игра Джеймса Элроди достойна наград: его Существо – не монстр, а ребёнок в теле гиганта, чья балетная грация и тихая мука разрывают сердце. Девушки, готовьте платочки – и, возможно, фанфики.
Дель Торо, неисправимый романтик тьмы, не экранизировал роман Мэри Шелли – а переосмыслил. Можно спорить, насколько удачно – но совершенно точно в своём стиле (он мечтал снять «Франкенштейна» с 2007 года!). Это не история об «играющем в Бога», а скорее о бегстве от отцовства.
Фильм не идеален: он очевидно затянут и представляет собой скорее набор сменяющих друг друга картин – чудовищных и прекрасных – нежели источник смыслов. Но это дель Торо в лучшей форме – страстный, кровавый, трогательный и острый как скальпель. Здесь не просто красиво и кроваво – а красиво до боли, кроваво до катарсиса. И если Шелли предупреждала об ответственности за творение, то дель Торо добавляет, что важно его еще и любить. Зато Элроди здесь такой, что даже Шелли бы одобрила.