- от VictoryCon
Кто спорит, Александр Сергеевич Пушкин был гением, а его «Маленькие трагедии» относятся к величайшим произведениям литературы всех времен и народов. Однако сколь бережно должен относиться человек к сказанному слову, тем более, что слово гения имеет необычайный вес и практически приравнивается к истине…
Сальери! Именно по слову Пушкина его имя стало буквально нарицательным, как имя Иуды, означающее самого страшного предателя: злобный завистник, неудачливый музыкант и коварный безжалостный убийца… Настолько ярко, глубоко, необыкновенно пронзительно вывел Александр Сергеевич своих персонажей на арену людского суда, что в виновности Сальери сомневаться не приходится… Да и Анна Ахматова писала, что «быть может, ни в одном из созданий мировой поэзии грозные вопросы морали не поставлены так резко, как в «Маленьких трагедиях» Пушкина».
Косвенные основания для столкновения гения и посредственности у Пушкина были. В мае 1825 года Антонио Сальери скончался, и по Европе пронеслись слухи, что на смертном одре он признался в отравлении Моцарта. Это произвело на Пушкина большое впечатление, и он решил взять за фабулу пьесы событие из жизни реально существовавших и всемирно известных людей под их собственными именами. Знакомые позднее упрекали поэта за то, что он осмелился вынести приговор Сальери, не имея для этого достоверных оснований. В ответ в небольшой заметке Пушкин привёл анекдот о том, как Сальери освистал музыку Моцарта на премьере «Дон Жуана» и постановил: «Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца».
Я приглашаю вас в путешествие во времени – на 275 лет тому назад, когда в небольшой итальянской коммуне Леньяго в многодетной семье состоятельного торговца появился на свет мальчик, которому не суждено было стать продолжателем дела главы семейства, но имя которого стало необычайно известным, хотя и не так, как оно того заслуживало. О детстве Антонио Сальери известно немного. Отец его — тоже Антонио Сальери — торговал колбасами и ветчиной, никакой предрасположенности к музыке не имел, но против увлечения сыновей не возражал: наоборот, отправил своего старшенького — Франческо обучаться игре на скрипке у знаменитого виртуоза Джузеппе Тартини.
Выбор был хорош: Тартини являлся личностью незаурядной — он усовершенствовал конструкцию смычка, его игру отличала чистота интонации, прекрасная техника левой руки, а необыкновенное звучание его скрипки стало считаться эталонным. Среди его многочисленных сочинений: 25 концертов, 175 сонат для скрипки и чембало. Наибольшей и, несомненно, заслуженной популярностью и в современном репертуаре пользуется соната «Дьявольская трель», про которую сам музыкант говорил, что услышал её впервые во сне в исполнении Дьявола.
Поднаторевший в искусстве игры на скрипке у столь примечательного педагога именно Франческо стал первым наставником Сальери-младшего. Помимо скрипки, музыкально одаренный мальчик освоил клавесин, благодаря органисту местного собора, Джузеппе Симони, у которого также был не менее талантливый учитель – знаменитый падре Мартини — композитор, музыковед, педагог, капельмейстер, певец, скрипач и клавесинист, столь уважаемый, что его имя ныне носят консерватория и городская библиотека в Болонье.
Да, вундеркиндом юный Сальери, судя по всему, не был, но обладал, по свидетельствам очевидцев, помимо превосходного слуха, незаурядных способностей и редкого в его годы трудолюбия, красивым голосом.
Счастливая пора детства оборвалась в 1763 году: Антонио-младший потерял мать. Отец, видимо, не обладавший нужной в торговых операциях смекалкой, совершенно разорился и умер через год после кончины жены. Однако судьба была благосклонна к мальчику: его взяли на воспитание друзья отца — богатое и аристократическое семейство Мочениго из Венеции. Альвизе IV Мочениго был в то время седьмым дожем Венецианской республики. Помимо активной внешней политики, заключавшейся в установлении торговых соглашений с Триполи, Тунисом, Марокко, Алжиром, Францией, Великобританией, Российской империей, он обладал восприимчивой к искусству душой и ото всей этой щедрой души покровительствовал служителям разнообразных муз. Талантливый воспитанник семьи был им замечен и обласкан, по-видимому, именно дож Мочениго и занялся дальнейшим музыкальным образованием Сальери. С 1765 года мальчуган пел в хоре собора Св. Марка, изучал basso continuo у вице-капельмейстера собора, известного в то время оперного композитора Пешетти. Каждый из своих 11 лет, проведенных в Венеции, Пешетти писал и ставил свои новые оперы. Не было забыто и пение: гармонии и основам пения Антонио обучался у тенора Пачини.
Много позже маститый композитор Антонио Сальери вспомнит прекрасный «город тысячи каналов» и благодарно упомянет о нем по-своему, по-музыкальному в некоторых операх, но венецианский период оказался недолгим.
Судьба вновь улыбнулась начинающему музыканту: Пачини, по-видимому, выделял старательного ученика и от души порекомендовал его Флориану Гассману, придворному композитору Иосифа II, бывшему в Венеции по делу – проездом. Гассман увез шестнадцатилетнего Сальери в Вену. Лучшего покровителя и пожелать было нельзя: фанатично преданный музыке он настолько не мыслил жизни без нее, что в 12 лет бежал из дома от отца, не одобрявшего увлечения и видевшего в сыне продолжателя купеческого дела, и вскоре оказался в Болонье, где в течение двух лет учился у уже упомянутого знаменитого падре Мартини. Гассман был одним из очень немногих неитальянцев, получивших признание в Италии, никак не желавшей принимать талант чужаков. Он же основал Венское музыкальное общество, сыгравшее исключительно важную роль. Основным назначением Общества было создание и поддержание пенсионного фонда для вдов и сирот музыкантов: первые взносы сделали императрица Мария Терезия и её сын Иосиф.. Для этой цели оно регулярно, четыре раза в год, проводило благотворительные концерты и тем самым положило начало публичным концертам в Вене.
Новый покровитель взял на себя заботу не только о музыкальном, но и об общем образовании воспитанника: он нанял для него учителей немецкого, французского, латыни и литературного итальянского языков, обучал всему, что могло иметь хоть какое-нибудь отношение к его будущей профессии, включая светские манеры! Известный музыкальный критик Фридрих Рохлиц назовет Сальери одним из самых образованных австрийских музыкантов.
Много позже благодарный Сальери вспомнит: «В день моего приезда в столицу учитель повел меня в итальянскую церковь, чтобы там помолиться. По выходе оттуда он сказал мне: «Я полагал, что твое музыкальное образование должно начинаться с Бога. Только от тебя теперь будет зависеть, достигнешь ли ты успеха или нет; я в любом случае свой долг исполнил». — Редко встречаются такие люди!» В память о своём благодетеле Сальери своим многочисленным ученикам давал уроки, как правило, бесплатно; его ученицами были и дочери Гассмана, Мария Анна и Мария Терезия, ставшие оперными певицами.
Светские манеры, кстати, очень пригодились юному венецианцу: Гассман познакомил Сальери с признанным мастером оперного либретто, придворным поэтом Пьетро Метастазио, в доме которого собирались венские интеллектуалы и артисты.
Этим круг общения юноши, уже трудившегося на должности клавесиниста-концертмейстера придворного оперного театра, не ограничился: дело в том, что Гассман входил в узкий круг приближённых, с которыми почти ежедневно музицировал император и, конечно, похлопотал за своего одаренного воспитанника, положив начало его блестящей придворной карьере. Молодой человек небольшого роста, смуглый, с чёрными волосами и чёрными живыми глазами — так описывали его современники — скромный, но в то же время весёлый и общительный, к тому же рекомендованный Гассманом как самый способный из его учеников, быстро завоевал расположение императора.
Наконец, именно Гассман познакомил его человеком, чьим верным последователем Антонио останется до конца жизни — с Кристофом Виллибальдом Глюком, не просто композитором, но композитором – реформатором, взбунтовавшимся против традиционной итальянской оперы, в которой главными считались красота мелодии и пения, а композиторы нередко становились заложниками прихотей примадонн. Именно Глюку мы обязаны тем, что «опера-ария» превратилась в музыкальную драму, где музыка подчинена поэтическому тексту, и мы не просто наслаждаемся восхитительными мелодиями, но с замиранием сердца следим за перипетиями захватывающей сюжетной линии и переживаниями персонажей.
О ранних сочинениях самого Сальери известно немногое: установлено, что к 20-ти годам у него имелись концерт для гобоя, скрипки и виолончели с оркестром и месса «а капелла». Подобно своим учителям юноша, по-видимому, также был предан опере: «Весталку», оперу для четырёх голосов и хора он сочинил лет в семнадцать, но она не сохранилась.
Первый успех пришёл в двадцать лет! Госпожа Удача улыбнулась благосклонно и уже не выпускала юношу из поля своего капризного внимания. Вместо Гассмана, занятого заказом, Антонио сочинил для рождественского карнавала оперу-буффа «Образованные женщины». За ней последовали «Венецианская ярмарка», «Трактирщица» и героико-комическая «Похищенная бадья» — юношу узнали, признали и полюбили в избалованной Европе! Упомянем появившуюся на свет «Армиду» в стиле барокко, уже не комическую, а настоящую музыкальную драму: в 1774 году она даже была поставлена в далёком Петербурге тогдашним придворным капельмейстером Томмазо Траэттой, при том, что придворные капельмейстеры обычно исполняли только собственные сочинения.
В январе 1774 года к Антонио пришла беда — умер его нежно любимый и почитаемый покровитель Флориан Гассман, но жизнь продолжалась, и продолжалась счастливо и успешно — Сальери, к тому времени уже автор 10 опер, унаследовал от учителя должности придворного композитора камерной музыки и капельмейстера итальянской оперной труппы, что было чрезвычайно почетно — Вена уже была в те годы одной из ведущих оперных столиц.
Есть еще одна, весьма симпатичная версия того, почему Антонио Сальери был осыпан высочайшими милостями: в 1774-м году он женится. Женится по большой любви, до этого долго добиваясь согласия на брак опекуна своей невесты – Терезии фон Хельферсторфер. Свою будущую жену Сальери полюбил с первого взгляда, и она ответила ему взаимностью. Ее опекун, однако, большой сноб, полагал, что для дочери банкира это плохая партия: выйти за какого-то там композитора, да ещё и иностранца?! Легенда гласит, что про несчастье влюбленного прослышал сам император, и тут же пожаловал музыканту высокую должность, повысил жалование и обмолвился, что «с удовольствием бы услышал о помолвке герра Сальери». Понятно, что тут-то опекун и сдался! Брак был очень счастливым. У четы Сальери родилось семь дочерей и один сын, правда, до взрослого возраста дожили только четверо дочерей…
Да, молодой музыкант, благодаря своему покровителю, был очень близок к императору, но разве может чувствовать себя в покое человек, обласканный изменчивым вниманием сильных мира сего? Импульсивность и непредсказуемость Иосифа II никогда не позволяли Сальери считать своё положение достаточно прочным. Кроме того, император полагал, что всякое соперничество плодотворно для искусства, и намеренно устраивал состязания между композиторами, заказывая им оперы на один и тот же сюжет. Сальери держался на плаву благодаря тому, что чутко уловил требования времени: казна оскудела в результате военных действий — комические оперы по сравнению с традиционной итальянской требовали меньших затрат и пользовались большим успехом у венской публики.
А вот самого композитора они не привлекали: Сальери, приверженцу Глюка были по вкусу музыкальные драмы. Ему повезло в очередной раз: в 1778 году по рекомендации того же Глюка, он получил заказ на оперу для открытия нового театра – того самого «Ла Скала»! Сочиненная по этому случаю «Признанная Европа» была представлена публике 3 августа 1778 года. Годом позже его же оперой «Венецианская ярмарка» открылся еще один театр в Милане. А написанная им в 1779 году по заказу венецианского театра «Школа ревнивых» оказалась одним из самых успешных сочинений Сальери: за венецианской премьерой последовало более 40 постановок по всей Европе. Сохранился отзыв Гёте: «Вчерашняя опера была великолепна и очень хорошо исполнена. Это была «Школа ревнивых» на музыку Сальери, опера-фаворит у публики, и публика права. В ней есть богатство, удивительное разнообразие, и всё выполнено с очень деликатным вкусом»!
Меж тем, музыкальные пристрастия императора Иосифа подверглись немалому испытанию: в нем боролись нежная любовь к итальянской музыке и патриотический долг властителя, диктующий необходимость выдвижения на первый план оперу немецкую – зингшпиль. Скрепя сердце Иосиф закрыл Итальянскую оперу: как писал переводчик и критик Кронеберг, «он считал необходимым покровительствовать всему народному, немецкому и потому старался подавить в себе или, по крайней мере, не обнаруживать пристрастие к чужеземному». Однако, эксперимент не удался: любителей зингшпиля в Вене нашлось немного, театралы предпочесть патриотизм своим музыкальным пристрастиям не пожелали— и шесть лет спустя Итальянская опера возродилась, а Сальери вновь стал её капельмейстером.
Эти шесть лет Сальери даром времени не терял: его талант покорял зрителей Милана и Венеции, Рима, Неаполя и Мюнхена. Иосиф II между тем – раз уж комические оперы были так любимы его подданными, а Сальери как раз славился их сочинением – пытался подбить маэстро на написание комической оперы – немецкой, но, будучи мелодистом, Сальери на уговоры не поддался и до конца своих дней считал немецкий язык не самым пригодным для пения. Хотя, один зингшпиль он всё-таки сочинил — «Трубочист» на либретто придворного врача Леопольда фон Ауэнбруггера. Он пользовался успехом в Вене, пока его не затмил зингшпиль В. А. Моцарта «Похищение из сераля».
Тем временем Глюк не оставлял вниманием своего одаренного и верного последователя: он передал ему заказ Королевской академии музыки на оперу «Данаиды», который сам Глюк, перенёсший два инсульта, уже выполнить не мог. Однако во французской столице засомневались: Сальери в Париже, конечно, хорошо знали, но — как автора ярких комических опер. Случилась почти детективная история: замену Глюка на Сальери сочли неравноценной, премьера «Данаид» состоялась — но с именем Глюка на афише. И лишь позже, когда успех постановки стал неоспорим, Глюк назвал имя истинного автора. Сальери приобрел любовь парижан и покровительство сестры Иосифа II, Марии-Антуанетты, которой посвятил своё сочинение.
Причем, упомянем справедливости ради, «Данаиды» уже не были подражанием Глюку, который не имел обыкновения соединять трагическое и комическое в одном сочинении, как это сделал Сальери.
Итак, итальянская опера вновь господствует на театральных подмостках Вены, Сальери возвращается к своим обязанностям капельмейстера и пишет свою лучшую, по общему признанию, оперу-буффа — «Пещера Трофония», музыкальный стиль которой, по словам критиков, сочетал в себе «непринуждённый мелодизм итальянской оперы-буффа и язык австрийского волшебного зингшпиля».
Вернемся немного назад: будучи в Париже Сальери сблизился с Бомарше – помните: «Бомарше Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро»?…
Эта дружба, безусловно, заслуживает особого внимания: ее результатом стала самая успешная, в том числе и в финансовом отношении, опера Сальери — «Тарар». Премьера в Королевской академии музыки состоялась 8 июня 1787 года и вызвала ажиотаж, сравнимый только с постановками самых «скандальных» сочинений Глюка. Написавший для нее либретто Бомарше отметил: «Если наш труд будет иметь успех, я буду обязан почти исключительно Вам. И хотя Ваша скромность заставляет Вас всюду говорить, что Вы только мой композитор, я горжусь тем, что я Ваш поэт, Ваш слуга и Ваш друг». По мнению же более поздних ценителей, в частности музыковеда Ларисы Кириллиной, особое впечатление в «Тараре» производит «сильный героический стиль, иногда прямо предвосхищающий Бетховена».
Следующей ступенькой вверх для 37-летнего композитора стало назначение его на должность придворного капельмейстера: Джузеппе Бонно, занимавший этот почетный пост, находился уже в летах немалых. Такой поворот событий был ожидаем: император Иосиф питал к Сальери особое расположение, безоговорочно был признан в Европе его талант композитора и не только — он считался одним из лучших дирижёров своего времени, обладал организаторскими способностями и вел активную общественную деятельность. Фактически Сальери стал главой всей музыкальной жизни Вены.
Но императоры смертны, как и их обыкновенные подданные… В феврале 1790 года высокий покровитель Сальери умер, на престол взошёл его младший брат Леопольд, не разделяющий музыкальные пристрастия Иосифа и вообще с подозрением относившийся к его окружению. Музыкантов, в том числе, он близко к себе не подпускал. Директора Придворного театра графа Розенберга-Орсини отправили в отставку, и Сальери, не дожидаясь того же, подал прошение об отставке сам. Однако император отставку не принял и лишь освободил Сальери от обязанностей капельмейстера Придворной оперы.
Царствование Леопольда оказалось более чем кратковременным: на престол уже в 1792 году взошел его сын, император Франц II, который музыкой интересовался ещё меньше, чем отец. Однако и ему Сальери оказался необходим, как организатор празднеств и торжеств. Хотя самого музыканта, глубоко религиозного с детства, больше привлекала духовная музыка, да и ту он часто писал «для себя и для Бога». Видимо, к тому моменту Сальери как композитор очень плодовитый, бурно и энергично начавший свою сочинительскую карьеру, как говорят, «перегорел». Его зингшпиль «Негры», написанный в 1804 году, был признан откровенно слабым и критиками и зрителями. Но! Это не помешало ему оставаться все таким же деятельным и активным, как педагог и как общественник. В течение нескольких десятилетий, с 1777 по 1819 год, Сальери был постоянным дирижёром, а с 1788 года и руководителем Венского музыкального общества, собирающего немалые средства в пенсионный фонд, знакомящего публику с новыми сочинениями и не дающего ей забыть старые шедевры. Из-за этого общества Сальери даже поссорился с Бетховеном, назначившим свой авторский концерт на тот же день, в который должен был состояться концерт благотворительный, и пытавшимся переманить к себе лучших музыкантов из оркестра общества. К слову, именно Фонду вдов и сирот венских музыкантов Сальери завещал часть своего состояния.
Настоящего учителя в Сальери нашел Бетховене и посвятил ему три скрипичные сонаты. Их отношения продолжались и дальше: в 1806 году Сальери помогал уже зрелому и знаменитому, но не искушённому в оперном жанре Бетховену дорабатывать «Фиделио». Учеником Сальери был и Франц Шуберт, чей талант опытный музыкант разглядел, когда тот ещё мальчиком пел в Придворной капелле, и взял его к себе на бесплатное обучение. Шуберт посвятил учителю Десять вариаций для фортепиано, цикл песен на слова Гёте и три струнных квартета, а в своём дневнике он отметил, что знал Сальери как «художника, который, руководимый Глюком, познал природу и сохранил естественность, несмотря на противоестественное окружение нашего времени».
И именно ему Констанция Моцарт отдала на обучение своего сына Франца Ксавера Вольфганга…
Маэстро был выдающимся музыкальным педагогом, одним из лучших в Европе; он преподавал вокальную композицию, пение — сольное и хоровое, чтение партитур, в чём не знал себе равных, и теорию музыки. Он воспитал более 60 композиторов и вокалистов, при этом небогатым, но талантливым музыкантам давал уроки бесплатно, тем самым возвращая долг своему благодетелю Гассману.
Действительный статский советник Антонио Сальери был осыпан почестями с разных сторон: он был членом Шведской Академии наук, почётным членом Миланской консерватории, Наполеон ввёл его во Французскую Академию, а окончательно вернувшиеся в 1815 году Бурбоны наградили Орденом Почётного легиона.
Надо ли говорить, сколь прискорбно были омрачены его последние годы жизни сплетней о его причастности к смерти Моцарта. Сплетней, ничем, кроме досужих вымыслов не подтвержденной и родившейся просто из желания недалеких людей, как это было и есть во все времена, перемыть кости человеку известному и успешному, опустить его на свой невысокий уровень: как писал немецкий музыковед-историк, музыкальный критик, издатель Альфред Эйнштейн, Вена «во всём, что касается клеветы и сплетен, и тогда и потом оставалась провинциальным городишком».
Тем не менее, грязная сплетня свое дело сделала: Сальери впадает в тяжелую депрессию. В 1804 году он напишет реквием, хотя музыку ему никто не заказывал. Позднее – это вам ничего не напоминает? — реквием исполнят на его же похоронах… Реквием стал его «лебединой песней», после чего он вообще перестает писать.
Через год в 1805-м умирает его единственный, горячо любимый сын, а еще через два — обожаемая жена Терезия. Сумерки будто сгущаются над баловнем фортуны…
Есть несколько версий о том, что окончательно сгубило некогда столь светлый вдохновенный разум: по одной из них во время прогулки на него чуть не наехала карета, и Сальери, успев спастись в последний момент, воспринял это как знак судьбы. Другая гласит, что из-за обострения ревматизма у него отказали ноги. Ну и третья, широко известная – чудовищная сплетня.
Последние годы жизни композитора оказываются неизмеримо горькими – он проводит их в психиатрической лечебнице, а Вена оправдывает свое звание «провинциального городишки», на все лады горячо обсуждая сенсационную новость – Сальери пытается покончить с собой, терзаясь своим преступлением и виной перед Моцартом. Желтая пресса не дремлет и смакует в статьях рассуждения о том, каким мерзавцем оказался заслуженный человек.
Досужие языки не останавливает письменное заявление санитаров, приставленных к Сальери, в котором «перед ликом Бога и перед всем человечеством» они честью клянутся в том, что ничего подобного никогда от Сальери не слышали. В берлинской музыкальной газете и во французской «Journal des Débats» было опубликовано опровержение, написанное близким к семье Моцарта композитором и музыкальным критиком Сигизмундом Нейкомом: «Многие газеты повторяли, что Сальери на смертном одре признался в ужасном преступлении, — в том, что он был виновником преждевременной смерти Моцарта, но ни одна из этих газет не указала источник этого ужасного обвинения, которое сделало бы ненавистной память человека, в течение 58 лет пользовавшегося всеобщим уважением жителей Вены».
Что касается смерти Моцарта, в 1824 году главный врач Вены доктор Э. Гульднер фон Лобес свидетельствовал: «Он заболел ревматической и воспалительной лихорадкой поздней осенью. Эти заболевания были в то время широко распространены и поразили многих. Его смерть привлекла всеобщее внимание, но ни малейшего подозрения в отравлении никому и в голову не пришло. Болезнь приняла свой обычный оборот и имела свою обычную продолжительность. Официальное обследование тела не выявило ровно ничего необычного».
Один из учеников Сальери, прекрасный композитор Игнац фон Мозель вспоминал, как навестил учителя в лечебнице, и в минуту просветления Сальери сказал: «Поскольку это моя последняя болезнь, я могу искреннейше заверить Вас, что весь этот абсурдный слух не содержит ни йоты правды; Вы же знаете, говорят, будто я его отравил. Но нет же, тут злоба, обычная злоба, скажите это всему миру, милый Мозель; это говорит Вам старый Сальери, который скоро умрёт».
Сальери умер 7 мая 1825 года. «За гробом, — писал Игнац фон Мозель, — шёл весь персонал императорской капеллы во главе с директором, графом Морицем фон Дитрихштейном, а также все присутствовавшие в Вене капельмейстеры и композиторы, толпа музыкантов и множество уважаемых любителей музыки».
… В мае 1997 года в Миланском апелляционном суде состоялся официальный процесс «по делу композитора и педагога Антонио Сальери, которому ставилась в вину причастность к гибели Вольфганга Амадея Моцарта». Со стороны обвинения выступили лучшие юристы Италии, прославившиеся своими успешными процессами против мафии. Председательствовал сам президент апелляционного суда Винченцо Салафия. Суд был не показушным, постановочным, но вполне официальным: рассматривались улики и свидетельства, звучали обвинения и речи защитников и экспертов.
Итогом стало полное и окончательное оправдание Антонио Сальери и доказательство его непричастности к гибели Вольфганга Амадея Моцарта.
… Имя Сальери стало нарицательным для обозначения завистливой и коварной посредственности, а он сам, как писал советский музыковед Борис Штейнпресс, превратился с лёгкой руки Пушкина в музыканта, о котором ничего не знают, но очень много говорят…
Надеемся, если вам доведется «очень много говорить об Антонио Сальери», вы будете говорить, уже зная о том, каким талантливым музыкантом и прекрасным человеком он был!
Елена Шарова