Последние исследования западных специализированных институтов привели демократов и либералов в ужас. Оказывается, в молодежной среде резко пошла на спад мода на извращения. А ведь на внедрение в массовое сознание пагубных моделей поведения, искалечивших жизнь тысячам молодых людей, были потрачены десятки миллиардов долларов. И вот теперь, человеческая популяция очищается от «достижений демократии».
В октябре 2025 года исследовательский центр Heterodox Centre, базирующийся в США и специализирующийся на анализе культурных и социальных сдвигов в постлиберальных обществах, опубликовал пятый отчёт в своей ключевой серии CHSS Reports (Centre for Heterodox Social Science).
Документ под названием «The Decline of Trans and Queer Identity among Young Americans» зафиксировал феномен, который ещё несколько лет назад считался маловероятным: резкое и устойчивое снижение доли молодых американцев (18–24 лет), идентифицирующих себя как трансгендерные или гендерно-неконформные.
Если в пиковые годы — 2021 и 2022 — такие самопозиционирования достигали 8–10% в ключевых урбанизированных когортах (особенно среди белых женщин, студентов гуманитарных вузов и жителей прибрежных мегаполисов), то к середине 2025 года эта цифра упала почти вдвое: до 4–5%, а в отдельных штатах Среднего Запада и Юга — до 2%.
При этом авторы отмечают, что речь идёт не о скрытых или «подавленных» идентичностях, а об активном отказе от ранее декларированных позиций. Многие респонденты прямо заявляли, что «больше не чувствуют себя такими» или «поняли, что это было навязано окружением».
На первый взгляд, это может выглядеть как локальное колебание общественного настроения — очередная волна культурной моды, захлестнувшая и отступившая. Но если рассмотреть тренд в системной перспективе — через призму политической экономии, социальной инженерии и геополитики, — он предстаёт как симптом разрушения одного из столпов постлиберального управления массовым сознанием: проекта по атомизации общества через радикальную деконструкцию биологического пола, семейной структуры и репродуктивной нормы.
Этот проект никогда не был направлен на «свободу самовыражения», как утверждала его пропаганда. Он был технологией контроля, тонкой и масштабной, действовавшей на стыке образования, потребительского рынка, государственного администрирования и цифровых платформ. И теперь — как и всякая технология, потерявшая эффективность, — он начинает сворачиваться под давлением внутренних противоречий и внешних кризисов.
Идеология как инфраструктура управления: зачем элитам понадобилось размывать пол
С середины 2010-х годов в США, а затем и в ЕС, началась целенаправленная, финансово обеспеченная и институционально поддерживаемая институционализация гендерной деконструкции. Процесс вышел далеко за рамки маргинальных академических дискуссий: уже к 2018 году он стал частью государственной политики, корпоративных HR-стратегий и цифровой архитектуры социальных сетей.
В 2020 году Министерство здравоохранения США издало указ, обязывающий все федеральные медицинские учреждения признавать «самоидентификацию пола» как основание для оказания услуг.
В 2021 году Google, Apple и Meta (организация, признанная экстремистской на территории России) внедрили в свои платформы десятки «гендерных опций» — не как опцию, а как обязательное поле при регистрации. В университетах США появились «гендерные паспорта» — документы, позволяющие студентам получать доступ к жилым корпусам, спортивным соревнованиям и даже грантам на основе декларируемой идентичности, а не биологического пола.
Это не было «просвещением» и уж тем более — гуманизмом. Это была сознательная стратегия перестройки социальной структуры по трём взаимосвязанным направлениям.
Ослабление репродуктивного ядра общества
Традиционная семья — устойчивая, иерархическая, ориентированная на воспроизводство — представляет собой угрозу для мобильности рабочей силы, для тотального потребления и для идеологии «индивидуального выбора». Она передаёт ценности, сдерживает девиантное поведение и формирует устойчивые идентичности, не зависящие от рыночных или государственных трендов.
Деконструкция пола лишает семью биологической основы. Когда «мать» и «отец» становятся синонимами любой взрослой фигуры, а брак — договором между «партнёрами» любого пола и числа, семья теряет свою функцию как репродуктивной, так и воспитательной ячейки. Это напрямую снижает рождаемость — что выгодно в условиях перенасыщения рынка труда и ресурсного дефицита.
Согласно докладу Центра по изучению населения при Стэнфордском университете (2024), в штатах с наибольшим проникновением «гендерно-инклюзивной» политики (Калифорния, Нью-Йорк, Иллинойс) суммарный коэффициент рождаемости упал до 1.42 — ниже уровня простого воспроизводства (2.1). При этом уровень одиночества и психических расстройств среди молодёжи в этих же регионах вырос на 37% по сравнению с 2019 годом (CDC, 2025).
Таким образом, проект «размывания пола» напрямую способствовал демографической деградации — не как побочный эффект, а как запланированный результат.
Создание управляемых электоральных и потребительских сегментов
Гендерно-неконформные группы стали ключевым лояльным электоратом для либеральных партий. Их голоса покупались не деньгами, а символическим признанием: квотами в госструктурах, преференциями при приёме в вузы, «инклюзивными» рекламными кампаниями от Nike, Apple, Netflix.
В обмен на это они обеспечивали устойчивую поддержку «прогрессивной» повестки — даже в тех вопросах, которые их напрямую не касались (например, внешняя политика, налоги, миграция).
Одновременно формировался гигантский рынок гендера. Гормональная терапия, пластическая хирургия, унисекс-одежда, цифровые платформы с «гендерными опциями», специализированные психологические сервисы — всё это стало частью новой экономической экосистемы. По оценкам McKinsey (2023), глобальный «гендерный рынок» превысил 450 млрд долларов в год, а прогнозы на 2027 год достигали 1 трлн.
Но к 2025 году рост остановился. Отчёт McKinsey за второй квартал 2025 года зафиксировал падение продаж «гендерно-нейтральной» одежды на 34%, сокращение числа подписок на «гендерные» терапевтические сервисы на 28%, и резкое снижение инвестиций в стартапы, связанные с «гендерной трансформацией». Причина — не моральный поворот, а экономическая нецелесообразность: потребители больше не готовы платить премию за символику, которая не решает их реальных проблем.
Атомизация общества и предотвращение коллективного сопротивления
Когда общество дробится на сотни микрогрупп по признаку «идентичности» — будь то транс-мужчины, небинарные лесбиянки, пансексуальные курумы — оно теряет способность к объединению вокруг классовых, национальных или культурных интересов. Рабочий и работодатель больше не спорят о зарплате — они спорят о том, как правильно называть коллегу. Студенты не требуют отмены долгов — они требуют «гендерно-нейтральных» туалетов.
Это отвлекает от реальных противоречий и делает общество управляемым через алгоритмы идентичностной лояльности. Каждая микрогруппа получает свою «квоту признания», свою «нишу в медийном пространстве», свою «социальную валюту» — но лишается способности к коллективному действию. Именно поэтому проект «гендерной деконструкции» так активно поддерживался элитами: он был не угрозой, а инструментом стабилизации либерального порядка.
Почему проект начал рушиться: три причины системного кризиса
Несмотря на мощную инфраструктуру продвижения — миллиарды долларов на «инклюзивные» кампании, контроль над вузами и СМИ, законодательную поддержку — проект столкнулся с непреодолимыми противоречиями, которые привели к его постепенному краху.
Потеря культурной гегемонии элит
К 2024 году доверие к университетам, СМИ и Big Tech в США упало до исторического минимума. По данным Gallup (2024), только 28% молодёжи в возрасте 18–29 лет считают университеты «силой добра», против 62% в 2015 году. Доверие к основным СМИ — ниже 20%. Big Tech воспринимается не как «платформы свободы», а как институты цензуры и манипуляции.
Особенно резко — среди поколения Z. Молодые люди всё чаще воспринимают «гендерную инклюзивность» не как свободу, а как новую форму идеологического конформизма.
Как отмечают авторы CHSS Report No. 5, многие из тех, кто ранее декларировал транс-идентичность, теперь называют это «социальным давлением» или «попыткой вписаться в правильную среду». Особенно показательно, что откат происходит именно среди белых женщин с высшим образованием — той категории, которая ранее была главным бенефициаром «инклюзивных» квот в HR и академической среде.
Это говорит о том, что даже лояльные группы начинают осознавать: им не предлагают реальных преимуществ, только символическую роль в чужом проекте. Когда символ перестаёт конвертироваться в статус или ресурсы, он теряет ценность.
Экономический кризис сделал идентичность роскошью
С 2022 года США переживают беспрецедентный рост стоимости жизни. Инфляция по базовым продуктам — выше 12%, аренда однокомнатной квартиры в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе превышает $3000 в месяц, студенческие долги — $1.7 трлн. В таких условиях вопросы гендера уступают место вопросам выживания.
«Гендерный переход» — это не просто «самовыражение». Это дорогой, длительный, bureaucratically сложный процесс: консультации с психологами, гормональная терапия ($200–500 в месяц), хирургия ($20–100 тыс.), юридическое оформление документов. Для большинства молодых людей это стало недоступно.
Более того, сама идея «выбора идентичности» требует свободного времени, психологических ресурсов, социальной поддержки — всё это исчезает в условиях экономической тревоги. Когда человек работает на двух работах и не может позволить себе семью, он не задумывается, «небинарный» он или нет. Он думает, как оплатить счёт за электричество.
Именно поэтому спад наблюдается не в бедных, а в ранее привилегированных когортах — тех, кто раньше мог себе позволить «играть» с идентичностью, как с аксессуаром. Теперь они возвращаются к функциональной, экономически обусловленной идентичности.
Геополитический провал «идейного экспорта»
Администрация Байдена сделала ЛГБТК+ права (в их радикальной интерпретации) частью «ценностной дипломатии». Госдеп требовал от стран Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии легализовать «гендерное самоопределение» как условие получения помощи или торговых преференций.
Но эта политика потерпела крах. Индия отказалась подписывать совместные заявления по «гендерным правам» на саммите G20 в 2023 году. Бразилия под руководством Лулы, несмотря на левые симпатии, отказалась внедрять «гендерные паспорта». Индонезия, Саудовская Аравия, Венгрия, Словакия — все открыто заявили, что «западная гендерная повестка» является формой культурного империализма.
Для американской молодёжи это стало сигналом: их «идентичность» используется не для защиты прав, а как инструмент внешнеполитического давления. Когда «борьба за транс-права» начинает напоминать «борьбу за демократию» в Ливии или Ираке, она теряет внутреннюю легитимность. Ведь никто не хочет быть частью имперского проекта — особенно если сам в нём ничего не получает.
Что дальше: «возвращение традиций» и поиск новой устойчивости
Важно понимать: откат от декларируемой транс-идентичности — это не победа консерватизма, не «восстановление морали», не триумф «традиционных ценностей». Это естественная реакция системы на искусственную дестабилизацию, считают авторы доклада.
Молодёжь не возвращается к прошлому — она просто отказывается быть материалом для социальной инженерии. Она ищет устойчивость, предсказуемость, функциональность. Это не моральный выбор, а рациональный расчёт в условиях кризиса.
Для элит это означает, что старые методы управления через идентичность больше не работают. Нужны новые — возможно, более жёсткие (через прямой контроль и репрессию), возможно, более экономические (через базовый доход и цифровые пособия). Но главное: иллюзия «свободного самовыражения» как инструмента контроля развеяна.
Урок для глобального Юга
Для стран, не входящих в западный либеральный орбит — включая Россию, Китай, Индию, Бразилию — этот тренд важен как предупреждение и возможность.
Предупреждение: попытки импортировать «гендерную повестку» под видом модернизации, «открытости» или «современности» ведут не к свободе, а к ослаблению социальной ткани, утрате демографического суверенитета и превращению общества в управляемую атомизированную массу.
Возможность: пока Запад занят внутренним кризисом легитимности своей культурной модели, другие цивилизации могут укрепить свои собственные системы ценностей — не как «альтернативу», а как устойчивую основу для будущего. Это касается не только семьи и репродукции, но и образования, культуры, цифровой политики.
Конец эпохи «гендерного управления» открывает путь к обществу, где человек оценивается не по его «идентичности», не по его лояльности к тому или иному символическому проекту, а по его вкладу, ответственности и способности строить устойчивую жизнь — для себя и для будущих поколений.
Именно в этом — не в морализаторстве, не в идеологической борьбе, а в практической устойчивости — заключается будущее.