Армейская байка
Пролог
Эту историю мне рассказал как-то мой отец, служивший тогда в городе К. Владимирской области. Он был дружен с капитаном Ф., хотя сам носил уже майорские погоны. Мой папа хорошо помнил то время, когда сам был старшим лейтенантом и служил под началом капитана Ф. Однако, по службе его не продвигали, несмотря на уже достаточную выслугу лет. Папа, будучи уже майором, старался продвинуть своего друга по службе, но всегда получал холодный отказ. Как-то капитан Ф. под хмельком и “большим секретом” рассказал ему свою историю, но, как говорится, то, что знают двое – знает свинья.
Поэтому – слушайте на здоровье, история дается в изложении самого капитана Ф.
Часть I
Выдержка из памятки “О порядке инструктажа лиц, прибывающих в Группу Советских Войск в Германии на службу, в командировку или убывающих в отпуск”
Гриф секретности – "для служебного пользования":
“Во время пребывания в Группе Советских Войск в Германии запрещается:
— продавать или обменивать вывезенные из СССР предметы быта, материальные и культурные ценности;
— фотографироваться в фотоателье, других учреждениях и у частных лиц - граждан ГДР, посещать рестораны, кафе за пределами расположения воинских частей;
— вывозить (выбрасывать) на свалку конверты, письма, книги, журналы, газеты, конспекты и другие бумаги;
— устанавливать и поддерживать контакты непосредственно или через других лиц с местным населением без разрешения командира части.
В случае возникновения конфликтов с местным населением, обращаться к нему же. Вести себя с местным населением максимально корректно и дружелюбно;
— использовать личный автотранспорт граждан ГДР, прием машин в качестве подарков;
— давать гражданам ГДР расписки или подписываться под какими-либо документами, а также давать сведения конфиденциального характера, могущие нанести ущерб обороноспособности Вооруженных Сил СССР, а также Группе Советских Войск в Германии;
— экскурсии и другие выходы личного состава за территорию воинских частей без разрешения командира части. Выходы за пределы части осуществлять попарно, не допускать одиночного выхода военнослужащих за пределы охраняемой зоны. Перед выходом обязательно проводить дополнительный инструктаж о правилах поведения в местностях ГДР и обращения с местным населением.
— одиночное купание в реках или иных водоемах на территории ГДР.
Главное Политическое управление Вооруженных Сил СССР, 1975 год.”
- “ Эту выдержку под роспись “ознакомлен, обязуюсь выполнять. Дата, подпись.” зачитал мне замполит по прибытии в воинскую часть в маленьком заштатном городке Айзенау на реке Нейссе [1] в Германской Демократической Республике. На мой вопрос, почему так все сурово, он не менее сурово ответил, что я теперь нахожусь на переднем крае борьбы с империализмом и до границы с соседней Федеративной Республики Германии здесь езды на машине меньше 20 минут. Краем уха я слышал, конечно, о трупах, иногда вылавливаемых из местной речки Нейссе. Или о пропаже в городе военнослужащего, решившего “посидеть” как-то в одном из кафе, названия которого я уже не помню. В этом случае, наше командование обратилось к ГДР-овской контрразведке “штази”, и человек, местный житель виновный в пропаже офицера, или назначенный виновным, также бесследно исчез.
Поэтому командование строго-настрого запретило посещать то злополучное кафе в городе. Замполит прибавил, что там собираются бывшие нацисты и ветераны Вермахта и советскому человеку там делать абсолютно нечего. Пригрозил, что в случае нарушения какого-либо запрета отправит меня обратно в Союз, “в самую говенную часть”. В чем-то он был прав, конечно. Попасть сюда было трудно, а вот вылететь отсюда пинком под зад – это завсегда запросто.
Пошли чередой армейские будни. Надо сказать, что парк армейских машин в нашем военном городке был весьма обширен. Тут тяжелые и легкие танки, армейские грузовики для перевозки личного состава, вооружений и подвоза боеприпасов, боевые машины пехоты различных модификаций, пушки, реактивные системы залпового огня "Град" и даже крытые машины-холодильники для продовольствия, которое вывозилось из СССР. Поэтому мои розовые мечты об яблочном штруделе, [2] пиве “Будвайзер”, сосисках по-баварски развеялись в пух и прах. На территории ГДР мы питались только отечественными продуктами и в офицерской столовой, расположенной на территории части. Хотя да, для начальства был тонкий ручеек “контрабанды” из местных продуктов, но об этом все предпочитали держать язык за зубами. Одно неосторожное слово – и ты вылетаешь отсюда пробкой.
Подружиться здесь с кем-то – большая удача, все “стучали” [3] друг на друга начальству неимоверно, по малейшему поводу. Откуда такой вывод? Раз в неделю были построения на плацу, где всему личному составу зачитывались приказы, распоряжения, инструкции. А также - объявлялись дисциплинарные взыскания и благодарности, как рядовому составу, так и офицерам. Подробный "разбор полетов" для офицеров происходил в "спецчасти", под руководством замполита, который руководствовался при этом вышеприведенной инструкцией. Ни одно, даже маленькое нарушение не проходило мимо грозного ока начальства. Откуда только оно все это знало!
Конечно, приходилось держать себя в соответствующем “тонусе”. Надо сказать, что окружающая обстановка тебя дисциплинировала и не давала расслабиться по пустякам. Поэтому отношения здесь с друг дружкой были строго уставные, никакой “дедовщины”. Начальство это поощряло и поддерживало. Кроме того, командованием проводились каждодневные тяжелые тренировки, иногда - с многокилометровыми марш-бросками в полной амуниции и снаряжении, стрельбы и крупные тактические учения на полигонах в условиях постоянной боевой готовности всех частей и соединений Группы Советских Войск в Германии (ГСВГ). Все это было самой что ни на есть боевой работой и требовало соответствующего ухода за техникой, а иногда даже серьезного ремонта.
Сами натовские стратеги признавали, что в течение четырех суток части ГСВГ могли достигнуть Ла-Манша. А наши бойцы были готовы концентрическими танковыми ударами взломать оборону вероятного противника, либо сдержать натиск врага, пока мобилизуется остальная Советская армия.
В иные годы численность войск ГСВГ доходила почти до полутора миллионов солдат и офицеров, а на её вооружении стояло до 5 тысяч танков, до 10 тысяч бронированных машин пехоты (БМП), полторы тысячи самолетов и вертолетов, до 5 тысяч артиллерийских орудий. [4]
Мы были готовы нанести упреждающий удар по базам НАТО первыми. Советская ядерная доктрина позволяла нам это сделать.
Так нам говорили на обязательных, два раза в неделю, политзанятиях, которые проводил наш замполит (заместитель командира части по политической и воспитательной работе), иногда один, а иногда в комплекте с каким-нибудь важным чином “из командированных сюда по мере надобности контролеров”. Может, цифрами просто удивить хотели – я не знаю. Пропуск хотя бы одного политзанятия без уважительной причины сразу карался нарядом вне очереди. Уважительных причин было только три: болезнь, смерть или командировка. Даже если ты был очень занят по службе, при наступлении этого часа "Х" - бросаешь все и бежишь в гарнизонный клуб, ибо опоздание каралось также, как и пропуск.
И все же, в текучке будней, мне не давала покоя мысль: чем провинился пропавший наш вояка перед местными? Или просто сильно “перебрал” в кафе и не смог добраться до части самостоятельно? Больницы, морги, камеры предварительного заключения Народной полиции ГДР – все это в Германии работало четко, но и там не нашли никаких следов пропавшего лейтенанта.
А кроме того, как сейчас выглядят “бывшие нацисты” и ветераны Вермахта, что они думают про нас, спустя столько лет? Все эти вопросы, можно сказать, “жгли” меня изнутри, но до поры, до времени приходилось сдерживаться и ничем не выдавать себя."
Часть II
И все-таки в один прекрасный день я решился сделать вылазку за “периметр” части. Но как ее осуществить? Уйти в “самоволку” одному практически невозможно, нужна помощь товарищей, а довериться я никому не мог.
Осталось только дожидаться, когда тебя пошлют за “периметр” официально.
Подходящий случай долго не представлялся. Но как-то заболел майор, отвечавший за материально-техническое снабжение нашей воинской части, и на его место временно поставили меня, нижестоящего по званию и должности. А это означало, между прочим, частые вылазки туда-сюда, в том числе и за “периметр “. Я решил для начала примелькаться на проходной. Это мне удалось. Затем я стал выходить в город в гражданской одежде. Дежурный на посту офицер, сначала удивленно поднимал брови, а затем – перестал.
И вот, наступил момент, когда я в гражданской одежде переступил порог этого злосчастного кафе. Бармен за стойкой внимательно оглядел меня с головы до ног, и хмуро пробурчал по-немецки, что, дескать, пиво практически закончилось, продукты – тоже. Кафе закрывается до нового подвоза, а когда это случится – один Бог знает.
В нерешительности я стоял у стойки бара. И вдруг услышал по-немецки:
- “Herr Offizier, kommen Sie zu mir, bitte!” [5]
Оглянувшись, я увидел седовласого крепкого мужчину, в добротном замшевом пиджаке, махавшего мне из-за столика у окна.
Я подошел, сел за столик, и уставился на него. Мужчина широко улыбнулся и дальше заговорил на русском языке, с небольшим акцентом:
- “Герр офицер, не смущайтесь. Здесь все свои. Я долгое время был в плену в Союзе, поэтому знаю русский, возможно лучше всех, здесь присутствующих. Вас выдает военная выправка, ну и очертания Вашего славянского лица.
Это очень хорошо, что вы пришли сюда в гражданской одежде. Ваш предшественник явился сюда в военной форме и, несмотря на оказанное ему гостеприимство, вел себя совершенно по-скотски. Напившись, он стал говорить несуразности, типа “не забудем, не простим”. В конце концов – выблевал у входа, сказал, “мало в вас стреляли, подонков и сволочей” и, пошатываясь, ушел. Вслед за ним ушел один из наших. Больше обоих мы не видели и ничего об их судьбе не знаем. “
Вот так совершенно случайно я узнал судьбу своего предшественника. Молча поднявшись из-за столика, я уже собрался уходить.
Но мужчина, опять широко улыбнувшись, сказал:
- “Герр офицер, оставайтесь! Мы все здесь видим, что Вы – совершенно другой человек. Наш герр Хельмут, бармен - старый наци, его уже не перевоспитаешь, но я сейчас все поправлю.”
C этими словами он направился к стойке. Последовал энергичный диалог на повышенных тонах между ним и барменом на немецком языке, в котором я уловил “шайссе”, “фотце”, “пиммель”. [6] Наконец, он вернулся, неся на подносе две огромные стеклянные кружки пива, две тарелочки с веточками зелени и сосисками по-баварски, с картофельным пюре и подливой в качестве гарнира. Об этих сосисках я мечтал, можно сказать, всю жизнь! Плюс был еще маленький пластмассовый стаканчик с горчицей и два здоровенных куска черного хлеба.
Вот тебе и “нет в кафе продуктов”!
Поставив все это на стол, мужчина протянул мне руку:
- “Позвольте мне представиться – Хайнрих. Генрих, по-вашему. А вот за столиком, где я брал горчицу, сидит мой боевой товарищ Фриц. Это - Фридрих, по-вашему. Во время войны вы всех немцев фрицами называли.” Он опять широко улыбнулся. Я встал, пожал протянутую руку и смущенно сказал: “Александр, м-м-м, Иванович.”
Мы сели за столик и принялись за еду. Шум, гам, смех в кафе потихоньку стали стихать. Постепенно у меня создалось впечатление, что все присутствующие в кафе прислушиваются к нашему разговору.
Мой новый знакомый это заметил, но отреагировал весьма своеобразно:
- “Не смущайтесь, ешьте все, герр офицер. Будет еще вторая смена блюд, а если Вы захотите - то и третья. Наедайтесь, сколько Вам захочется. В частности, всё это и есть выражение нашего немецкого гостеприимства здесь, на немецкой земле. Кроме того, я договорился с нашим барменом, герром Хельмутом, чтобы Ваше угощение было за счет заведения. Это – небольшой сюрприз для него. Штраф за то, что он отказался обслужить Вас за стойкой бара."
И добавил уже громко, обращаясь к бармену за стойкой по-немецки:
- "Das ist es wahr, Herr Helmut, haben Sie zeitgleich mit einer Verwarnung an Ihre Adresse, und eine Geldstrafe bekommen?" [7]
Бармен сделал вид, что ничего не расслышал.
Герр Хайнрих рассмеялся, затем продолжал свой монолог, как ни в чем не бывало:
- "Вы танкист – и я танкист тоже, правда, уже бывший. В той войне мы смотрели друг на дружку сквозь прицелы танковых орудий. Но несмотря на все ужасы войны, мы к своему противнику старались оказать уважение. Я даже помню случай, когда мы похоронили одного красноармейца со всеми воинскими почестями. [8] Так приказал наш командир – генерал Хайнц Гудериан. В своем устном приказе он отметил, что подвиг этого красноармейца должен быть примером для всех солдат Вермахта. Кстати, он учился у вас, в Казани. Мы его все очень уважали. Конечно, и у нас были разные люди тоже. По секрету я Вам скажу, что мы все, которые были чуть постарше и имели на родине семьи, в душе воевать не хотели. А вот молодежь – та да, рвалась в бой. Но, после первого же боя – как правило, остывала.”
Слушая многочисленные тирады словоохотливого немца и будучи поглощенным самим процессом еды (все было очень вкусно!), я все же попытался вставить свою реплику:
- “Ну так зачем вы решились воевать против нас? Сами же говорите, что генерал-танкист Хайнц Гудериан учился в Казани. Дружили бы и дальше, что вам мешало? Бросали бы ружья, да ехали домой.”
На что мой новый знакомый ответил:
- “Видите ли, семьи дезертиров, "пропавших без вести” и другие "пораженцы" попадали автоматически в концлагерь, сами дезертиры – расстреливались. Кроме того, мы переняли у вас такую тактику, как “заградительный отряд”. Только у вас он состоял из частей НКВД, а у нас – из частей СС. А это – уже совсем другие люди, поверьте мне. Они шли всегда “вторым эшелоном” после нас, и что в городах и селах ими занятых творилось – все вы тоже знаете. А первый удар противника на себя принимали вместо них – чаще всего мы, солдаты Вермахта.
Вы когда-нибудь слышали о судьбе бывшего военного коменданта города Кёнигсберга генерала Вермахта Отто фон Ляша? Его семья в Германии была арестована и помещена в концлагерь. Условием ее освобождения было "удержание города любой ценой". И это несмотря на то, что его зять-инвалид, получивший ранение на Восточном фронте, имел боевую награду - Железный Крест. Правда, я не знаю, какой степени эта награда была.
А сам генерал после упорных боев за город все же сдался в плен и попал в воркутинский лагерь. Я лично видел его там. Он был лишен всех наград и званий, а сам приговорен заочно к смертной казни приказом фюрера. За это ему у вас давали... как бы сказать это по-русски?... А-а-а, вот как! "Преференции" от начальства в лагере для военнопленных. А вот его немецкая семья таких "преференций" в немецком же концлагере, увы, не имела.
Потом, конечно, эту практику в Рейхе несколько приостановили. Ибо у нас военнопленных уже некуда было девать. А их было много, поверьте мне. Затем маятник войны качнулся в другую сторону и массово в плен стали брать нас уже вы.”
При этом он опять широко улыбнулся и продолжал:
- “Я не буду рассказывать дальше свои приключения в Союзе. Но я готов забыть про все. Предлагаю и Вам сделать это же. Начав дружбу с чистого листа мы, простые люди, быстрее поймем друг друга. Как я, например, понял и принял Вас, а Вы, наверняка, поняли и приняли меня.
А это значит, что между нашими народами никогда больше не будет войны. Командиру вашему скажите, пусть сюда приходят советские офицеры и их семьи. Наш герр Хельмут будет обслуживать всех по высшему разряду. Мы с ним, как всегда, договоримся.”
При этом он грозно поглядел на бармена. Тот опустил глаза и стал быстро протирать стойку бара.
Мой знакомый, герр Хайнрих поднял свою кружку:
- “Давайте-ка выпьем за мир во всем мире и за здоровье нас, вас, наших и ваших близких. Только сидя в окопе, начинаешь понимать, какая это ценность - мир. Нет – войне! Ну, про́зит!” [9]
Мы чокнулись и допили пиво. Герр Хайнрих проводил меня до двери, пожал мне на прощание руку и приветливо сказал:
- “Заходите сюда еще, герр Александер. Вы всегда меня сможете найти здесь. Надо смотреть в будущее, а в прошлом копаться – бесперспективно, а иногда - даже противно.”
И добавил многозначительно:
- “Вы – мужественный человек, раз решились прийти сюда. Мы это ценим и уважаем Вас.
Auf Wiedersehen, Нerr Offizier!” [10]
О допросе, сидя в “спецчасти” (попросту говоря, на "губе") [11] рассказывать не буду. Допрашивал меня следователь, одетый в форму Военной Прокуратуры. Запрет командования на посещение того кафе остался в силе без изменений. Ну, а как в части узнали, что я там был? Видимо, в том кафе под каждым столиком был спрятан диктофон, как в фильме “17 мгновений весны”. Или на меня донес очень разобиженный, что все вышло не по его хотению, буфетчик – не знаю. Со временем, я стал допускать мысль, что донести мог любой сидящий в кафе, мало-мальски знающий русский язык, в том числе – даже сам герр Хайнрих.
У немцев -“особистов” тоже глаз наметанный, он сразу выделил меня из всех посетителей кафе.
С другой стороны, как этот человек, которого я видел всего один раз в жизни, смог угадать все мои тайные мечты (в том числе - гастрономические), и к тому же - практически мгновенно расположить меня к себе? Может, действительно дело в его личном обаянии и он был тогда со мной вполне искренен, честен и откровенен?
Уже через три дня я получил приказ о назначении в Верхоянск, Якутию, в караульную часть. А это ни много, ни мало – практически "полюс холода". Видимо, здесь уже “постарался” наш замполит, обещавший мне это ранее, по прибытии в часть..
Моя жена пошла к командиру части и ссылку на “полюс холода” через неделю заменили на районный город К. Владимирской области, в местную танковую дивизию. На “перевоспитание” скорее всего, и, разумеется, с "желтой" характеристикой, тормозящей продвижение по службе. У нас ее, кстати, между собой называли "стоп-кран".
Жалею ли я о содеянном? Пожалуй, что нет. Через год-полтора начался поэтапный вывод всей Группы Советских Войск в Германии, обратно, в СССР. Как оно бывает, вывод был в “чистое поле”, а я успел по новому месту службы получить двухкомнатную служебную квартиру.
Но зато я хоть отведал сосисок по-баварски, да поел в немецком кафе до отвала и к тому же - абсолютно бесплатно. Удачно воспользовался "местным гостеприимством", к удивлению моих бывших сослуживцев. Они-то всё знали про расчетливость немцев, даже "восточных". Поэтому многим, служившим вместе со мной, не удалось получить даже этого. Заодно, будучи ТАМ, наконец смог получить ответы для себя на все свои вопросы. И я думаю, что это стоило всех понесенных потом мною лишений.”
Эпилог
О дальнейшей судьбе капитана Ф. после развала СССР известно мало.
Жена с ним развелась и осталась жить с детьми в городе К. Владимирской области. Он же перевелся на малую родину, в Тирасполь. Это сейчас - Приднестровская Молдавская Республика, а тогда была очередной "горячей точкой", каких было несколько на территории бывшего СССР. Видимо, там он погиб при боевых действиях, или умер сам.
Как погиб, но позже, его непосредственный начальник – генерал Лебедь.
_____________________________
Примечания и комментарии:
1. Имя города и реки в бывшей ГДР изменены.
2. Штрудель – сладкий пирог или пирожок из слоеного теста с начинкой.
3. “Стучали” – здесь: доносили.
4. По материалам сайта http://histrf.ru/biblioteka/b/russkaia-giermaniia-dien-gsvg
5. “Herr Offizier, kommen Sie zu mir, bitte!” (нем.) – “Господин офицер, идите ко мне, пожалуйста!”
6. Шайссе, фотце, пиммель (нем. Scheisse, Fotze, Pimmel) – немецкий мат. По выразительности не уступает русскому мату.
7. "Das ist es wahr, Herr Helmut, haben Sie zeitgleich mit einer Verwarnung an Ihre Adresse, und eine Geldstrafe bekommen?" (нем.) -
"Это правда, герр Хельмут, [что] Вы сразу получили и нагоняй в свой адрес, и штраф?"
8. Подробнее см. на сайте express-novosti.ru. Идентификатор страницы 2147500697
9. “Про́зит!” (нем. Prozit) – тост типа "За Ваше здоровье!"
10. "Auf Wiedersehen, Нerr Offizier!" (нем.) – "До свидания, господин офицер!"
11. "Губа" (воен. жарг.) - гауптвахта, помещение для содержания арестованных военнослужащих и одновременно - следственный изолятор.
Все вышеизложенное является творческим вымыслом. Все совпадения событий, мест и времени случайны. (С)
Продолжение: