Найти в Дзене
Код вселенной

Что если бы ИИ появился в XIII?

Писатели XVIII века, с их острым умом и склонностью к философским рассуждениям, увидели бы в этом явлении не просто технологический прорыв, а вызов самой сути человеческого творчества. Их реакция, разумеется, не была бы единой. Вот как бы они могли отреагировать с нескольких позиций. 1. Просвещенческий Оптимист (например, Вольтер) — · Оценка: Добро и великая надежда. · Реакция: Вольтер, ярый сторонник прогресса и разума, увидел бы в этом триумф человеческого гения. «Наконец-то! — воскликнул бы он. — Мы создали механического Фридриха Великого для ума!». Для него ИИ — это воплощение энциклопедического идеала: машина, аккумулирующая все знания мира и делающая их доступными для каждого. Он бы предвкушал, как это ускорит распространение просвещения, разобьет оковы невежества и освободит человека от рутинного умственного труда для высших целей. Писать письма, сочинять документы, даже создавать литературные опусы — всё это теперь можно поручить искусному механизму, а самому человеку заня

Писатели XVIII века, с их острым умом и склонностью к философским рассуждениям, увидели бы в этом явлении не просто технологический прорыв, а вызов самой сути человеческого творчества. Их реакция, разумеется, не была бы единой.

Вот как бы они могли отреагировать с нескольких позиций.

1. Просвещенческий Оптимист (например, Вольтер)

· Оценка: Добро и великая надежда.

· Реакция: Вольтер, ярый сторонник прогресса и разума, увидел бы в этом триумф человеческого гения. «Наконец-то! — воскликнул бы он. — Мы создали механического Фридриха Великого для ума!». Для него ИИ — это воплощение энциклопедического идеала: машина, аккумулирующая все знания мира и делающая их доступными для каждого. Он бы предвкушал, как это ускорит распространение просвещения, разобьет оковы невежества и освободит человека от рутинного умственного труда для высших целей. Писать письма, сочинять документы, даже создавать литературные опусы — всё это теперь можно поручить искусному механизму, а самому человеку заняться философией, наукой и улучшением общества.

---

2. Сентименталист и Проповедник (например, Жан-Жак Руссо)

· Оценка: Абсолютное Зло и конец человечности.

· Реакция: Руссо пришел бы в ужас. В своем «Рассуждении о науках и искусствах» он уже обвинял прогресс в порче нравов. Айфон с ИИ стал бы для него кульминацией этого кошмара. «Вы создали искусство без души! — обличал бы он. — Вы заменили божественную искру творчества, идущую от сердца, холодными вычислениями машины!». Он увидел бы в этом окончательный разрыв человека с природой, подмену подлинных чувств и уникального авторского стиля — безликой, штампованной продукцией. Для Руссо такой инструмент убил бы самое главное в искусстве — его способность выражать неповторимые человеческие переживания.

---

3. Сатирик и Моралист (например, Джонатан Свифт)

· Оценка: Зло, порожденное человеческим тщеславием и ленью.

· Реакция: Свифт, автор «Путешествий Гулливера», не стал бы ни восхищаться, ни просто ужасаться. Он написал бы язвительный памфлет. Он представил бы мир, где «умные машины» пишут льстивые оды глупым правителям, сочиняют ложные новости для легковерной толпы, а люди, разучившиеся думать, только и делают, что потребляют этот словесный фаст-фуд. Его главный удар пришелся бы по самим людям: «Вы радуетесь, что не нужно трудиться? Поздравляю, вы стали прислужниками собственного изобретения, которое мыслит за вас, чувствует за вас и вот-вот начнет жить за вас». Для Свифта это был бы не ужас, а достойная осмеяния закономерность — вершина человеческой глупости.

---

4. Норма как Неизбежность (например, Дени Дидро)

· Оценка: Норма и мощный инструмент.

· Реакция: Дидро, как главный редактор «Энциклопедии», видел в технологиях в первую очередь инструмент. Его подход был бы прагматичным. «Смотрите, — сказал бы он, — это новый станок. Но не для ткани, а для текста. Плохой ремесленник будет производить им убогие безделушки, а мастер — использовать его как помощника для черновой работы, для перевода, для быстрой компоновки фактов». Дидро одним из первых попытался бы понять принципы работы ИИ, чтобы поставить его на службу просвещения. Он бы не боготворил его, как Вольтер, и не проклинал, как Руссо, а изучал, использовал и предупреждал о возможных злоупотреблениях. Для него это стало бы новой, мощной главой в великой энциклопедии человеческих знаний.

В итоге, их спор идеально отразил бы наш собственный: это дилемма между прогрессом и человечностью, между безграничными возможностями и утратой подлинности. И как часто бывает, правда оказалась бы где-то посередине, в позиции Дидро, признающей потенциал инструмента, но не забывающей о руке, что им управляет.