Он вошел в наше сознание в бархатной шляпе и с томным взглядом.
Арамис.
Идеальный образ романтического героя, мушкетера-интеллектуала, для которого фехтование — лишь изящное дополнение к искусству обольщения. Казалось, сама судьба подобрала Игоря Старыгина на эту роль — уж слишком много в нем было от его экранного воплощения: аристократизм, шарм, легкая ирония. Но кино — это глянец, а жизнь — это текст, написанный под копирку, с трагическими помарками на полях.
За кулисами того самого «Д’Артаньяна и трех мушкетеров» существовал другой Игорь Старыгин. Студент ГИТИСа, всеобщий любимец, щедро одаренный вниманием женщин. Он и сам играл в эту игру, пока однажды в Театре юного зрителя не столкнулся взглядом с Мирой Ардовой — Микой. Она была старше. Замужем. Ждала второго ребенка. И казалось, между ними — пропасть.
Но судьба, как нарочно, сталкивала их в московских переулках, словно проверяя на прочность. Тот самый подземный переход на Пушкинской стал для них роковым. Его настойчивость и ее попытки «проучить» юного поклонника обернулись чем-то настоящим. «Бросай всё, будь со мной! — умолял он. — Твои дети будут моими». И это не были пустые слова красавца-ловеласа. В этом была какая-то отчаянная, почти мальчишеская искренность, против которой она не устояла.
Их роман взорвал привычный уклад. Мать Старыгина в истерике звонит в дом драматурга Ардова, отца мужа Мики, с требованием «забрать свою невестку». Скандал, шок, осуждение. Но Мика ушла. И наступили те самые, почти десятилетие счастья, о котором потом будут вспоминать как о золотом сне.
Старыгин сдержал слово. Он стал настоящим отцом ее дочерям, обожал их, носил на руках, привозил подарки. Казалось, этот брак, рожденный из сопротивления всему миру, — и есть та самая настоящая жизнь. Но тут грянула слава. Не просто известность — идолопоклонство. Ошалевшие от Арамиса поклонницы осаждали его повсюду. И Игорь, этот рыцарь без страха и упрека на экране, в жизни оказался слаб. Он не мог, да и не хотел, наверное, устоять.
Мика терпела. Прощала. Пока однажды не наступила та самая последняя капля. «Хватит». И дверь в их общий мир захлопнулась.
Развод стал точкой отсчета обратного отчета. Не карьеры — жизни. Арамис постепенно превращался в призрака. Роли становились все эпизодичнее, взгляд — все более потухшим. А потом грянули 90-е, добившие многих. Он потерял почву под ногами и, кажется, веру в себя. В его жизни появлялись женщины, но это были уже не те истории. Он смотрел на них сквозь призму одной-единственной потери.
Казалось, спасение пришло в лице Екатерины. Она вытащила его из омута, заставила снова работать, вернула к жизни. Он бросил пить, нашел силы бороться. И в этом новом, тихом счастье был свой уют и своя правда. Но была ли это любовь?
Перед самой его смертью Екатерина спросила его прямо: «А ты меня любишь?». Он, всегда такой галантный, ответил: «Обожаю». Но в этом слове была вся правда его жизни. Обожать — можно многих. Благоговеть, ценить, быть благодарным. Но любить — по-настоящему, безрассудно и разрушительно, как в том подземном переходе — он мог только одну женщину. И эту любовь он, Арамис без маски, безвозвратно проиграл.