Предновогодняя школьная история
Помните, эти предновогодние утренники в саду, театральные постановки, забавные сценки, которые мы так нервно и тревожно готовили к новому году в школе?
Уже в конце ноября все предвкушали - скоро каникулы, подарки и, конечно же, главный школьный блокбастер года — новогодняя «Ёлка».
В нашем 8 «Б» за постановку отвечала учительница литературы, Евдокия Петровна. Женщина, которая ставила «Грозу» Островского так, что сам Островский попросил бы у нее прощения за слишком простой сюжет.
Ее новогодний сценарий был расписан по секундам. Никакой самодеятельности. Снежинки должны были кружиться строго по часовой стрелке. Зайцы — синхронно махать ушами.
Роли распределились предсказуемо. Отличница Леночка, конечно же, стала Снегурочкой. Я, как человек без особых талантов, но с высоким ростом, был утвержден на роль Сугроба (стоять и не двигаться).
А вот Дедом Морозом, к всеобщему ужасу Евдокии Петровны, пришлось назначить Толика. Толик был нашим главным хулиганом, двоечником и мастером спорта по срыву уроков. Но он был единственным в классе, кто мог басом сказать «Хо-хо-хо!», не рискуя сорвать голос.
Репетиции были похожи на подготовку к запуску космического корабля.
Евдокия Петровна бегала по залу, крича: «Зайцы! У вас недостаточно трагизма в глазах! Вы боитесь Волка!».
Главной проблемой был Толик. Он постоянно забывал свой текст. Его посох, сделанный из швабры и обмотанный «дождиком», он использовал то как гитару, то как копье. А ватная борода щекотала ему нос, и он оглушительно чихал в самые драматичные моменты.
«Толик, соберись! На тебя смотрит вся начальная школа!» — взывала Евдокия Петровна.
Толик вздыхал и в сотый раз обещал выучить слова.
И вот настал день премьеры. Актовый зал был набит галдящими детьми и их родителями с фотоаппаратами. Мы, артисты, тряслись за кулисами.
Сначала все шло по плану. Снежинки покружились. Зайцы помахали ушами. Я героически изображал Сугроб. И вот настал кульминационный момент. Под громогласную музыку должен был выйти Дед Мороз.
Толик вышел. Но он так нервничал, что на полпути к елке споткнулся о провод. Его роскошная борода из ваты съехала набок, обнажив хитрую ухмылку.
Посох-швабра с грохотом упал. В зале повисла мертвая тишина. Даже самые маленькие зрители поняли: что-то пошло не так.
Толик замер посреди сцены. Он смотрел в зал, и мы видели, как в его голове происходит титаническая работа мысли. Он начисто забыл все свои слова. Евдокия Петровна за кулисами была белее моего костюма Сугроба.
Катастрофа. Провал.
И тут Толик сделал гениальную вещь. Он не стал пытаться вспомнить текст. Он обвел зал своим фирменным хулиганским взглядом, поправил бороду и басом спросил у ошарашенных первоклашек:
«Ну, чего стоите? Рты открыли? Думали, я вам сейчас тут сказку рассказывать буду? Подарки хотите? А вы себя хорошо вели?»
Это был нокаут. Зал взорвался хохотом. Сначала дети, потом родители. Это был не сказочный Дед Мороз из сценария. Это был живой, настоящий, немного дерзкий Дед Мороз, которого они запомнят на всю жизнь.
Он полностью сымпровизировал остаток выступления. Он не читал стихи, а вел с детьми живой диалог, шутил, заставлял их хором кричать и топать. Это было шумно, хаотично и совершенно не по сценарию Евдокии Петровны. И это было великолепно!
После выступления Евдокия Петровна подошла к Толику. Мы думали, она его испепелит. Но она просто посмотрела на него, вздохнула и сказала: «Знаешь, Толстой тоже был не самым прилежным учеником». Это была высшая степень похвалы.
С тех пор прошло много лет. Я не помню ни одной строчки из того сценария. Я не помню, как кружились снежинки и о чем пели зайцы. Но я до сих пор помню, как двоечник Толик спас наш Новый год одной гениальной фразой, родившейся из чистого отчаяния.
И знаете, в этом и есть вся мудрость. Мы так часто пытаемся спланировать идеальный праздник, идеальную жизнь, следовать идеальному сценарию. А самые лучшие, самые теплые и настоящие моменты случаются тогда, когда все идет наперекосяк. Когда отклеивается борода, и тебе ничего не остается, кроме как быть собой.
Идеальные праздники забываются. А вот такие, спасенные хулиганами и живой импровизацией, — остаются с нами навсегда.