Приятели вышли на узкую лесную тропинку и неспешно зашагали вглубь. Вечер окутал лес мягким полумраком, и каждый звук здесь обретал особую чёткость. То тут, то там из густой травы доносилось стрекотание сверчков — будто невидимые музыканты настраивали свои крошечные инструменты. Где‑то высоко над головами, постепенно затихая, отбивал барабанную дробь неугомонный дятел. В вечернем лесу эти звуки сливались в причудливую симфонию, нарушаемую лишь сопением идущих по тропе зверей и приглушённым шорохом их лап и копыт по мягкой земле.
— Ай! — рыкнул медведь, резко растянувшись на тропинке. — Чёртова коряга! Ничего не видать в этой темноте. Кабан, фонарь взял?
Полтос торопливо скинул с плеча мешок на ремне и принялся рыскать в нём, почти уже в кромешной лесной темноте, которая подкралась быстро и незаметно — словно хищник, выслеживающий добычу.
— Вот, держи, — наконец протянул он медведю небольшую стеклянную банку, излучавшую тусклый, мерцающий свет.
Пухлый, слегка запыхавшись, поднялся на задние лапы. Он поднёс банку поближе к морде и, всматриваясь в содержимое, недовольно пробурчал:
— Светляки почти дохлые. Обновим на обратном пути.
Кабан согласно хрюкнул, и они двинулись дальше. Медведь шёл впереди, неся перед собой на вытянутой лапе светящуюся банку — её призрачный свет выхватывал из темноты причудливые тени, будто разыгрывая на стволах деревьев немую пьесу. Полтос торопливо семенил следом, то и дело оглядываясь по сторонам с настороженным видом.
Они прошли две опушки и одну заросль можжевельника, как вдруг громкое сопение медведя резко оборвалось вместе с его шагом. Не успев среагировать, кабан уткнулся в широкую спину приятеля, едва не опрокинувшись назад.
— Тссс, — медведь поднял лапу в предупреждающем жесте и прошептал. — Там кто‑то есть.
Он показал куда‑то вверх, в гущу кроны деревьев, где тени сплетались в загадочные узоры.
Кабан попытался всмотреться в указанном направлении своими маленькими подслеповатыми глазками, но кроме колышущихся ветвей и играющих в листве бликов ничего не разглядел.
— Не иначе пасут нас, — в голосе медведя прозвучала нотка тревоги.
— Кто? — кабан ещё сильнее забегал глазками по сторонам, словно пытаясь уловить малейшее движение в сумраке.
— Сейчас узнаем, — не глядя на приятеля, медведь протянул назад банку-фонарь, а сам, пригнувшись, стал шарить в траве свободной лапой, ощупывая каждый сантиметр.
— Ага, нашёл! — прошептал он удовлетворительно, и из травы показалась увесистая палка.
Размахнувшись что было сил, медведь швырнул её в тёмную гущу дерева.
— Угу! — что‑то ухнуло и кирпичом свалилось вниз под дерево, взметнув облако опавшей листвы.
Медведь выхватил у кабана фонарь и поспешил посмотреть на сбитую мишень. Тусклый свет выхватил из темноты взъерошенную фигуру в перьях.
— Сова! Ты что ль? — удивился медведь, слегка смутившись.
— Кто ещё, по‑твоему, ночью на ветках может сидеть, болван лохматый! — проскрипела сова, потирая подбитый глаз и поправляя перья.
— Ну ты, мать, даёшь. Зачем на дерево полезла? — не унимался медведь, пытаясь скрыть неловкость положения.
— А как ты думаешь, зачем совы ночью вылезают? Есть охота! Глаза уже не те, вот и тяжело стало с пропитанием. Сидела, высматривала что-нибудь съедобное. А вы далече на ночь глядя? — ответила сова, слегка склонив голову набок и с любопытством разглядывая медведя и кабана.
— Мы к Ботану идём. На ужин. Пойдём с нами? — предложил медведь.
Сову не пришлось уговаривать: она неуклюже взгромоздилась на плечо медведя, и уже втроём они двинулись дальше по лесной тропе.