Двойной, настойчивый вибросигнал смартфона выцепил Аню из сладкой субботней дремы. Утро было тихим, ленивым. Муж, Лев, спал рядом, повернувшись к стене и мерно посапывая. Сын Мишка гостил у свекрови. Это был тот редкий, почти драгоценный день, который можно было потратить только на себя.
Аня лениво потянулась к телефону на тумбочке. На экране — два сообщения из банка. Наверное, проценты по вкладу капнули.
Она разблокировала экран. И сон испарился, будто его и не было.
«Списание: 210 000 руб. Zolotoe Runo. Операция выполнена».
«Списание: 4 200 руб. Gorodskoe Taxi. Операция выполнена».
Липкий холод, не имеющий ничего общего с утренней прохладой, пополз вверх от солнечного сплетения. Двести десять тысяч? Какое еще «Золотое Руно»? Что за черт?
Пальцы, мгновенно ставшие ледяными, забегали по экрану, открывая онлайн-банк. Да. Это ее счет. Ее личный, куда она упрямо, по копеечке, откладывала на их первый семейный отпуск у моря.
Операция прошла вчера. В восемь вечера. В то самое время, когда она, Аня, стояла в «собаке мордой вниз» на йоге, полностью отключив звук на телефоне. А карта… Карта должна быть в сумке. В коридоре.
Аферисты? Скимминг?
Она метнулась в прихожую. Сумка на месте. Рывком открыла кошелек. Карты… не было. Пустое отделение, где та всегда лежала.
Паника сменилась острым, звенящим ступором. Кто? Кто мог? В квартире были только…
Ее взгляд упал на спящего мужа. Нет. Ерунда. Лев? Зачем? Он же знал, как она ждала этой поездки.
Взгляд вернулся ко второму списанию. Такси. Четыре тысячи двести рублей.
Куда?
Она лихорадочно открыла детализацию. Маршрут: от их дома… до дома его сестры. Марины.
И тут уродливый, дикий, невозможный пазл начал собираться.
Марина.
Ее золовка, вечно недовольная жизнью, которая на прошлом семейном ужине громко сетовала, что ее «старый пуховик» годится только для дачи, а на новый «приличный» денег нет.
Значит, Марина? Пришла, пока она была на йоге? Взяла карту? Но…
Золовка тайком стащила мою карту и обновила гардероб. Но это было невозможно. Карта была защищена.
ПИН-код!
Марина его не знала. Знала только она, Аня.
И… Лев.
Она замерла, глядя на спящего мужа. На его безмятежное, расслабленное лицо. Человек, с которым она делила жизнь семь лет. Ее «каменная стена», как он любил себя называть.
Неужели?..
Нет. Он не мог. Он не мог быть… таким.
Аня вспомнила их жизнь. Она — ведущий аудитор, «локомотив» семьи, как шутил ее отец. Своя квартира, в которую он и переехал. Он — «свободный художник», талантливый, но вечно «недооцененный» музыкант, ждущий «своего часа». Она взяла на себя ипотеку, счета, быт, давая ему «возможность творить». Она покупала ему новые синтезаторы. Она… тянула семью.
Его родня, мама и Марина, приняли ее прохладно. «Слишком деловая», «при деньгах». Особенно Марина. Та язвила при каждом удобном случае: «Ну, Анечке-то хорошо, в офисе своем сидит… А ты, Левушка, все с гитарой своей, за идею…»
И Лев молчал. А Аня… она терпела. Ради него. Даже пыталась «подружиться» с Мариной. Дарила подарки. Одалживала деньги (безвозвратно). Хотела быть «своей».
И вот она — благодарность.
Но пин-код? Откуда?
И тут ее прошибло холодной, острой мыслью. Мой муж. Он ей сказал.
Мысль была такой грязной, что захотелось вымыть руки. Это был не просто импульс. Это был сговор. Спланированный. Они дождались, пока она уйдет. Он дал ей карту? Или она сама взяла? А он… он просто продиктовал четыре цифры.
Годовщину их свадьбы.
Она стояла посреди спальни, глядя на спящего. И чувствовала не злость. Не обиду.
Она чувствовала… брезгливость.
Он не просто позволил сестре ее обокрасть. Он — помог. Он предал. Все. Их доверие. Их близость. Их семь лет.
Ради чего? Чтобы Марина перестала капать на мозги? Чтобы выглядеть «заботливым братом»? За ее счет. За счет ее отпуска, на который она пахала.
Ощущение было, словно ее вываляли в чем-то липком.
Она посмотрела на свою руку с обручальным кольцом. Оно вдруг стало чужим, тяжелым.
Комната, залитая солнцем, казалась теперь чужой. А Лев спал. Его мирное дыхание казалось теперь издевательством. Как можно так спокойно спать, спланировав и осуществив эту мелкую, крысиную кражу… у собственной жены?
Аня села на край кровати. Телефон в руке казался невыносимо тяжелым. В голове бился один вопрос: «Как?»
Дело было не в деньгах. Вернее, не только в них. Хотя двести с лишним тысяч, отложенные на море, были суммой, ради которой она отказывала себе во многом. Дело было в способе. В этом тихом, трусливом воровстве.
И самое омерзительное — пин-код.
Годовщина их свадьбы. Четыре цифры, которые были их маленькой тайной. Символом. Он не просто дал сестре ключ. Он взял что-то личное, что-то, принадлежавшее их истории, и использовал это как отмычку. Он обесценил их прошлое, чтобы купить сестре пуховик.
Вспомнились эти семь лет. Она — «локомотив». Он — «творец в поиске». Она тащила ипотеку, оплачивала счета, верила в него. Или… просто хотела верить?
А он? Он принимал эту веру как должное. Его «непризнанность» стала удобной ширмой. А его семья… они видели в ней лишь «денежный мешок». Холодную карьеристку, которая «поработила» их «талантливого мальчика».
И вот теперь… они заодно. Брат и сестра. Против нее.
Они договорились заранее? «Левушка, Анька твоя на йогу уедет. Дай мне карту. Скажи цифры. Я куплю, а ты сделаешь вид, что не при делах». Или он сам предложил? «Марин, у нее там премия. Бери, пока ее нет». Какой из вариантов был гаже?
Надо было его будить. Сейчас же.
Аня коснулась его плеча. Раз. Другой.
— Лев. Вставай.
Он недовольно замычал, отмахнулся.
— Ммм, Ань, ну суббота же… Дай поспать…
— Лев! — голос стал твердым, как сталь. — Встань. Немедленно.
Он почувствовал этот тон. Медленно открыл глаза. Увидел ее — бледную, в ночной рубашке, с телефоном в руке. Увидел ее взгляд. Испугался.
— Анюта? Что… что стряслось? На тебе лица нет.
Он еще не понял. Он еще играл.
Эта фальшь была последней каплей.
Аня не кричала. Она молча протянула ему телефон, экраном вверх.
— Объясни. Вот это.
Он уставился на экран. Сонливость мгновенно слетела.
— Я… я не знаю… — пролепетал он. — Что это?
— Это — двести десять тысяч. С моей карты. Которая вчера, пока я была на йоге, лежала в этом доме.
Он молчал. В глазах мелькнул страх. Он лихорадочно соображал.
— Аферисты! — выпалил он. — Боже! Взломали! Я же тебе…
— Хватит, Лев, — оборвала она его. Голос был тихим, но тяжелым. — Не унижай себя. И меня.
Она открыла второе списание.
— Такси. До дома Марины. Сразу после покупки в «Золотом Руне». Тоже аферисты, да? Решили украсть у меня деньги и заодно твою сестру домой подвезти?
Он смотрел на нее, открыв рот. Он понял. Попался.
Кровь отхлынула от его лица.
— Аня… — прошептал он. — Анечка… это… это не то, что ты думаешь!
— А что я думаю, Лев? — она села напротив, глядя ему в упор. — Я думаю, что ты… или твоя сестра… взяли мою карту из моего кошелька.
Он молчал, вжимаясь в подушки.
— И я думаю, — продолжила она, — что Марина не могла знать пин-код. Если только… его не сказал ей ты.
Он вздрогнул.
— Аня!
— Годовщину нашей свадьбы, Лев, — она почти выплюнула эти слова. — Ты помнил ее? Чтобы продиктовать сестре?
Тишина в спальне стала оглушающей. Лев смотрел на Аню — на ее бледное, суровое лицо, на ее холодные глаза. Он был пойман. Окончательно.
Он медленно опустил голову.
— Да, — прошептал он. Голос был глухим. — Я сказал.
Признание. Сухое. И от этого — еще более чудовищное. Аня заставила себя не дрогнуть.
— Зачем, Лев?
Он же знал. Он не мог не знать, что она все увидит. Он… он хотел, чтобы его поймали?
Он вдруг поднял глаза. И в них не было раскаяния. Была — злость. Накопившаяся, горькая.
— А ты не понимаешь?! — он почти зашипел. — Ты… ты бы все равно не дала!
— Я бы не дала без спроса. Мы бы обсудили.
— Обсудили! — он усмехнулся. Мерзко. — Что бы мы обсуждали? Твои нотации? Как ты «устала всех тащить»? Как мне надо «найти нормальную работу»?
Он вскочил с кровати, начал метаться по комнате — невысокий, худой, теперь казавшийся не «творческой натурой», а просто… мелким, озлобленным.
— Ты… ты думаешь, мне легко?! Жить вот так?! Знать, что ты — «главная»? Что ты — «кормилец»? А я — так, приложение к тебе! «Муж аудиторши»!
Она молчала, ошеломленная этим ядовитым потоком. Он… он обвинял ее?
— А Маринка… она одна, кто меня понимает! — кричал он, брызгая слюной. — Она видит, как мне хреново! Как ты… как ты меня давишь своим успехом! Своей этой… квартирой! Своей зарплатой! Я… я задыхаюсь здесь!
Вот оно. Настоящая причина. Не пуховик. Не Марина. А — он. Его уязвленная гордость. Его зависть к ее успеху. Его ненависть к своей зависимости.
И этот сговор… это была не просто кража. Это была — месть. Мелкая, пакостная месть ей, «успешной» жене. Способ «наказать» ее.
А пин-код ей подсказал мой муж. Этот факт больше не был просто пособничеством. Он стал символом. Он взял годовщину их семьи и использовал ее, чтобы унизить эту семью.
Аня смотрела на этого кричащего человека. И не узнавала его. Семь лет… Семь лет она жила с этой затаенной злобой? Она думала, что «поддерживает», а он… он ненавидел ее за эту поддержку?
Теперь я знаю, что даже близким нельзя доверять. Эта мысль, холодная, как скальпель, резанула по сознанию. Не просто «близким». Самому. Близкому.
Он продолжал что-то кричать. Про Марину, «единственную родную душу». Про свою «непризнанность».
А Аня… она перестала его слушать. Она подошла к своему столу. Взяла свой телефон.
— Что ты делаешь?! — он замолчал, увидев ее спокойствие.
— Звоню, — ответила она, не глядя на него.
— Кому?! В полицию?! Аня, не смей! Не позорь меня!
Она посмотрела на него. Долго.
— Нет, Лев. Не в полицию.
Она набрала номер.
— Алло, Марина? Здравствуй. Это Аня.
Лев замер. Угроза позвонить сестре, его союзнику, повергла его в панику.
— Не нужно слов, Марина. У меня к тебе деловое предложение. — Аня говорила тем ровным, металлическим голосом, который ее подчиненные называли «режимом аудита». — Сегодня, до восьми часов вечера, двести десять тысяч рублей должны вернуться на мой счет. Номер карты я тебе сейчас пришлю.
На том конце, видимо, разразилась тирада. Аня терпеливо ждала.
— Ты не поняла, — продолжила она, когда Марина выдохлась. — Это не просьба. В 20:01 я пишу заявление в полицию. У меня есть чек из «Золотого Руна». У меня есть детализация такси от магазина до твоего дома. И у меня есть показания твоего брата, который подтвердит, что был в сговоре и предоставил тебе пин-код от моей карты.
Она посмотрела прямо на Льва. Его лицо стало пепельным.
— Это статья 158, часть 3. Кража с банковского счета, совершенная группой лиц по предварительному сговору. От трех до шести лет. Тебе, как исполнителю. И ему, — она кивнула на мужа, — как соучастнику. Думай, Марина. У тебя есть время до восьми.
Она нажала отбой.
В спальне воцарилась мертвая тишина. Лев смотрел на жену с ужасом. Он понял, что она не шутит.
— Аня… — прошептал он, протягивая к ней руки. — Анечка, не надо… Не ломай нам жизнь… Я…
— Нам? — она усмехнулась.
— Мне! Ей! — он запутался. — Аня, это… это она! Она меня подговорила! Она знала, что у тебя премия! Она капала мне на мозги! Говорила, что ты… что ты мне должна!
Он с легкостью предавал сестру, чтобы спасти свою шкуру. Ожидаемо. И омерзительно.
— Она вернет! — кричал он. — Я… я ее заставлю!
— Не трудись, Лев, — Аня подошла к шкафу. — Она вернет. Она испугается. Вопрос не в этом.
— А в чем?! — он с надеждой посмотрел на нее.
— В тебе.
Она достала с антресолей его старый рюкзак, тот, с которым он когда-то въехал в ее квартиру. Бросила его на кровать.
— Что… что это? — он не понял.
— Собирай вещи.
— Как… собирай вещи? Аня, ты что?! Она же вернет деньги! Все же будет как раньше!
— Нет, Лев. Как раньше — уже не будет. Деньги вернутся. Доверие — нет.
Она смотрела на него без ненависти. С ледяной усталостью. Теперь я знаю, что даже близким нельзя доверять. Особенно — тем, кто так долго притворялся жертвой.
— Илья, — она села на край кровати. — Дело не в пуховике. Дело в том, что ты меня… не любишь. Ты меня, кажется, презираешь. За мой успех. За мою силу. Ты завидовал мне. И ты нашел способ мне отомстить. Мелко, грязно, через нее. Ты использовал годовщину нашей свадьбы, чтобы унизить меня. Чтобы растоптать то, что у нас было.
Он молчал. Потому что это была правда.
— Я… я не могу жить с человеком, который меня презирает. Который видит во мне не жену, а… ресурс. Я не могу, Лев. И не буду.
— Но… куда я пойду?! — в его голосе было отчаяние. Не от потери ее. От потери комфорта.
— К маме. К Марине. Они тебя «понимают».
— Аня! Не делай этого! Я… я изменюсь! Клянусь!
— Ты не изменишься, Лев. Потому что ты даже сейчас… ты не раскаиваешься в том, что ты сделал. Ты боишься последствий. Это разные вещи.
Она встала.
— У тебя полчаса, чтобы собрать самое необходимое. Остальное я вышлю позже. Ключи оставишь на тумбочке.
Она вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Оставила его одного — с его страхом и его пустым рюкзаком.
Она прошла на кухню. Руки дрожали. Налила себе стакан воды, выпила залпом. Слезы навернулись на глаза, но она не дала им потечь. Не сейчас.
Будет больно? Да. Будет одиноко? Возможно. Но это будет… честно.
Ее путь к себе только начинался. Путь к осознанию, что она — не «спасатель». И не «спонсор». Она — просто Аня. И она заслуживает уважения. Хотя бы — от самой себя.