Село Нижние Пузыри, ночь с пятницы на субботу. Гремит так, будто сам Илья-пророк решил переставить мебель на небесах. Молния лупит каждые три секунды, как стробоскоп в сельском клубе на дискотеке 90-х. А на холме над деревней стоит Витька Сопельняк, мой одноклассник и по совместительству главный местный изобретатель-гений-самоучка. В одной руке сачок из маминой тюли, в другой — сумка из-под картошки с надписью «Авоська-3000». И орёт во всё горло:
— Сейчас поймаю тебя, зараза! Будешь у меня дома светить, как лампочка на 220! Хватит по небу шастать, иди в плен!
Громых! Молния прямо над головой — аж волосы у Витьки встали дыбом (а они и без того дыбом всю жизнь стояли). Село высыпало на улицы в трусах и халатах. Баба Нюра с четвёртого двора даже самовар притащила — говорит, чайку попьём, пока дурак молнию ловит.
Витька носится по холму кругами, как кот за лазерной указкой. То к берёзе прижмётся — молния рядом, бах! Дерево в щепки. То к ручью кинется — молния в воду, кипяток до небес. Рыба всплыла брюхом кверху, местные уже ведра несут.
— Вить, ты чё творишь?! — кричит председатель кооператива дядя Коля, бывший военный.
— Эксперимент провожу! — орёт Витька, не отрываясь от дела. — У меня теория! Молния — это просто большая искра! А искру можно приручить! Будет у меня домашняя молния! Назову Машкой! Будет по ночам светить, холодильник питать и соседей пугать!
Соседи в голос ржут. Кто-то уже ставки принимает: поймает — сто рублей, не поймает — пятьдесят. Бабка Фрося поставила на то, что Витька сам в сумку залезет и застрянет. Коэффициент 12.
Три часа ночи. Витька уже хрипит, как старый трактор. Сумка порвалась, сачок превратился в половую тряпку. Сам весь в копоти, брови опалены, на голове — прическа «после встречи с розеткой». А он всё бегает и кричит:
— Ну ещё разок! Последний! Я уже почти понял траекторию!
Молния, будто издеваясь, бьёт прямо в него. Раз — ослепительная вспышка! Два — Витька стоит столбом, волосы дымятся, глаза квадратные. Три — тихо так падает на колени и шепчет:
— Машенька… ты моя…
Все ахнули. Думали — всё, приехали, жарить будем на поминках. А Витька вдруг встаёт, медленно поднимает руку… и в кулаке у него светится что-то маленькое, яркое, как сварка. Настоящая мини-молния! Сантиметров десять, шипит, искрит, пытается вырваться.
Село замерло. Даже собаки перестали лаять.
— Получилось… — шепчет Витька благоговейно. — Получилось, суки…
И аккуратно, двумя пальцами, суёт её в новую сумку — из-под лука, с двойным дном. Завязывает узелок. Молния внутри бьётся, сумка светится синим, как ночник из детства.
Утром по единственной сельской дороге медленно шёл ночной герой. Весь лохматый, весь седой (за одну ночь поседел наполовину), глаза безумные, но довольные-достойные. На плече — та самая сумка, из которой доносится тихое шипение и периодически вырываются голубые искры.
Шёл и улыбался. Широко так, до ушей.
Навстречу — бабки на лавочке.
— Витька, поймал всё-таки?
— Поймал, бабы.
— И чё теперь?
— Теперь у меня дома вечный свет. И будильник. И зарядка для телефона. И если кто ночью полезет — получит по башке 10 000 вольт.
Прошёл мимо школы — дети высыпали, рты пооткрывали.
Прошёл мимо магазина — продавщица Светка выскочила:
— Вить, а мне продашь?
— Не продаётся вдохновение, Свет. И Машка тоже.
Дошёл до своего дома, открыл дверь, аккуратно поставил сумку на табуретку посреди комнаты. Снял крышку. Мини-молния выскочила, покружила по потолку, шипя, как рассерженная кошка, потом послушно залетела обратно. Витька накрыл её старым шерстяным платком — типа одеяльце.
Соседи ещё неделю ходили смотреть на чудо. Платили по пятёрке за сеанс. Витька купил новый сачок — на всякий случай. Говорит, хочет поймать гром, чтобы Машке не скучно было. И радугу. И северное сияние — для романтики.
А по ночам в окне у Витьки теперь светит мягкий голубой свет. Без счёта за электричество. И иногда слышно, как он там, в тишине, нежно так говорит:
— Ну не капризничай, Машенька… Ложись спать… Завтра опять полетаем…
И улыбается. До сих пор.