Представьте себе фермера. Но только не такого, который по звонку будильника встает пахать землю, дабы прочертить по ней идеально ровные борозды для кукурузы. Вообразите бунтаря и практика, который смотрит на лес не как на дикий хаос, а как на совершенный, самодостаточный механизм по созданию еды.
Это человек, который принял истощенный, эродированный клочок земли в Висконсине и превратил его в пышный, многоярусный оазис, работающий по законам Природы, а не вопреки им.
Этого человека зовут Марк Шепард, и он — один из самых ярких и, пожалуй, провокационных голосов в мире восстановительного сельского хозяйства. Его рассказ - это манифест.
Исповедь.
Практическое руководство, приправленное едким юмором.
Он безжалостно срывает покровы с «незыблемых» агрономических догм, высмеивает наши самые глубокие страхи и предлагает путь, который кажется одновременно и радикально новым, и до смешного очевидным.
Мы отправимся в путешествие по миру его идей, и чтобы понять их суть, нужно сначала понять самого Марка. Его философия выросла прямо из земли, пропиталась дымом промышленных труб его детства и закалилась в длинных очередях за бензином во время нефтяного кризиса 70-х.
Его история — это хроника пробуждения от иллюзий современного мира.
Мы увидим, как он разрушает мифы о сельском хозяйстве, которые лишают нас силы и воли. Посмотрим в лицо реальности, которую Марк без обиняков называет «зомби-апокалипсисом» — тотальному истощению ресурсов и пугающей хрупкости наших систем снабжения.
Но в конце этого туннеля мы разглядим свет.
Это элегантное и мощное решение, основанное на подражании главной силе Природы — естественной сукцессии, постоянному стремлению Жизни к развитию и усложнению.
Прежде чем мы погрузимся в его слова, нам важно понять: Марк не появился из ниоткуда. Он сам говорит, что стоит на плечах гигантов — людей, которые задолго до него осмелились бросить вызов Системе.
Он с восхищением вспоминает Лютера Бёрбанка, гениального селекционера-самоучку, который в своем саду в Калифорнии создал более 800 сортов растений. Бёрбанк не занимался генной инженерией в лаборатории, он просто «бросал генетические кости» в огромных масштабах, высаживая десятки тысяч саженцев, доверяя Природе сделать самый строгий отбор.
Он с улыбкой говорит о Джонни Эплсиде, том самом легендарном чудаке, который на самом деле был прозорливым предпринимателем по имени Джон Чепмен.
Он разносил по американскому фронтиру не просто яблочные семечки, а саму идею децентрализованного изобилия. Он давал людям не рыбу, а удочку в виде генетического разнообразия и устойчивости.
Марк черпает мудрость у трансценденталистов, таких как Генри Дэвид Торо и Ральф Уолдо Эмерсон, которые учили не просто созерцать Природу, а жить осознанно, полагаясь на собственные силы. Ключевой книгой для него стала работа Дж. Рассела Смита «Древесные культуры: перманентное сельское хозяйство», написанная еще в 1929 году как отчаянный призыв остановить эрозию почв, предвосхитивший катастрофу Пыльного котла. И конечно, он отдает дань уважения «тому австралийскому парню», Биллу Моллисону, отцу-основателю пермакультуры, научившему мир проектировать экосистемы по образу и подобию Природы.
Все эти нити сплетаются в уникальную ткань мировоззрения Марка Шепарда.
А теперь — давайте дадим слово нашему герою.
Марк Шепард:
Итак, для начала: я не Гэри Циммер. Если вы пришли на лекцию Гэри Циммера, то вы ошиблись дверью.
Я — Марк Шепард.
А это — поместье, где я живу последние 25 лет. Вчера мы весь день говорили об управлении водой, о том, как собирать дождевые и ливневые стоки в масштабах сада, фермы или усадьбы.
Все эти узоры на земле, что вы видите — это результат одного принципа: мы распределяем воду там, где она падает. Направляем ее с холмов и из лощин к гребням, заставляем впитываться в почву, накапливаем в прудах для скота, для полива — для всего.
Идея, которая родилась больше двадцати лет назад, была простой.
Превратить мертвую ферму, где до меня выращивали только кукурузу и сою, в цветущую многолетнюю поликультуру, которая подражает местной экосистеме. И сделать это не как красивый некоммерческий проект, а как настоящее фермерское предприятие, которое само себя окупает. Чтобы сельское хозяйство платило за восстановление Природы.
И знаете, это сработало.
Этот снимок сделан на пятнадцатый год. Сегодня поместье производит больше энергии, чем потребляет.
Один из самых простых шагов к этому — вот какой: каждое здание, которое мы строим, будь то дом или сарай, должно само себя отапливать, само обеспечивать электричеством и само собирать для себя воду.
Точка.
Если мы не закладываем это в проект, этого просто не произойдет. Подумайте о своем доме. Если он не греет себя сам, не питает себя энергией и не собирает воду для ваших нужд — он просто неправильно спроектирован. Все начинается с нас.
Сначала мы меняем свою жизнь, а потом — вместе с собой и всю остальную Планету.
Марк сразу же заземляет нас, показывает картину своего мира. Это не просто ферма, это живое доказательство его философии. Обратите внимание на его язык: он говорит не об «оптимизации ресурсов», а о том, как «направить воду» и «заставить ее впитываться». Он мыслит не как менеджер, а как партнер Природы, который наблюдает за ее естественными потоками и встраивается в них.
Этот подход — ключ ко всему, о чем он будет говорить дальше.
Марк Шепард:
Но мало кто знает, что хоть я и живу в Висконсине, вырос я совсем в других краях — в Ланкастере, штат Массачусетс, километрах в тридцати к северу от Вустера. И на меня сильно повлияли некоторые местные ребята.
Вот, например, Лютер Бёрбанк.
У него были поразительные идеи в генетике, хотя он и понятия не имел ни о каких ДНК и хромосомах. Этот человек в одиночку создал больше сортов растений, чем кто-либо другой на планете. Как? Он просто подражал Природе в ее методе массового отбора.
Посмотрите на дубы.
В иные годы они просто ломятся от желудей. Миллионы, миллиарды желудей сыплются на землю. И что дальше? Из этих миллиардов лишь единицы доживут до взрослого дерева. Выживут те, чья генетика оказалась идеально подходящей к здешним условиям: к почве, дождям, пожарам, животным, загрязнению — ко всему. Бёрбанк делал то же самое. Он просто бросал в землю тысячи семян и смотрел, кто выживет.
Знаете картошку фри? Ее делают из картофеля сорта «Рассет Бёрбанк».
А как получают новые сорта картофеля? Из семян. Но вам тут же скажут: «О нет, нельзя сажать семена, они не сохраняют сортовые признаки!» То же самое скажут и про яблоки.
Вам же наверняка вбивали в голову с детства: «Не сажай яблочные семечки, из них вырастет дичка! Да и вообще, нужна тысяча семян, чтобы получить один хороший сорт!»
Слышали такое?
Так вот, я называю всю эту фразу целиком — брехней. Это ложь. И наша работа, как людей, меняющих эту планету, — пробиться сквозь эту ложь к реальности.
Кто-нибудь может привести хоть один пример, когда человек посадил яблочное семечко, а из него выросло что-то, кроме яблони? Оно передает сортовые признаки. Да, оно не будет точной копией родителя. Так и мы с вами — не клоны своих родителей!
В этом и есть весь смысл полового размножения. Нам нужны эти вариации.
И вот эта мысль, что нужна тысяча семян для одного хорошего сорта, — это идея, которая лишает нас силы. Ее вложили нам в головы те, кто хочет на нас зарабатывать, поработить нас. А ведь можно взять тот же самый факт и просто повернуть его по-другому. Нужна тысяча семян для одного хорошего сорта? Отлично! А сколько семян нужно, чтобы получить ПЯТЬ хороших сортов? Пять тысяч! Черт возьми, если в одном яблоке пять семечек , то это всего лишь тысяча яблок!
Тысяча яблок — и у вас пять совершенно новых сортов, устойчивых к вредителям и болезням именно в вашей местности, без всяких удобрений, опрыскиваний и прочей химии.
Нам всем просто нужен встроенный «детектор брехни».
И вот тот парень, Бёрбанк, черт побери, он был в этом деле мастером. Он создал 800 сортов, просто бросая генетические кости.
Это важный момент в мировоззрении Шепарда. Он показывает, как одна и та же информация может либо парализовать, либо вдохновить на действие. Все зависит от точки зрения.
Индустриальная система говорит: «Это сложно, оставьте это нам, профессионалам, а вы просто купите готовое».
Марк же говорит: «Природа сама делает всю сложную работу, вам нужно лишь дать ей шанс и материал для отбора». Он возвращает нам право на созидание, отнятое экспертами и корпорациями.
Марк Шепард:
И такие ребята были повсюду.
Джон Чепмен, знаете кто это? Джонни Эплсид. (яблоневое семечко). Он тоже родился там, в Ланкастере. Так что вот вам связка: есть Лютер Бёрбанк, который сажает все подряд, чтобы найти волшебные растения. А потом приходят Джонни Эплсиды и разносят их повсюду. Так вот, мы с вами — это Лютеры Бёрбанки и Джонни Эплсиды будущего. Куда бы мы ни шли, мы должны оставлять за собой райский сад. Просто потому, что это наша суть.
Рождается новая культура.
И совсем рядом жили эти ребята — Генри Дэвид Торо, который «ушел в леса, чтобы жить осмысленно», и Ральф Уолдо Эмерсон с его идеей самодостаточности.
Хотя мне не нравится слово «самодостаточный», потому что никто из нас не остров. Мы социальные существа, мы зависим друг от друга.
У меня есть сильные стороны, а у вас — гораздо больше слабых. Я же говорил. Но мы работаем вместе. И если я мыслю категориями дефицита, я должен брать, брать и брать. И вы тоже. И скоро мы начнем отбирать друг у друга, и останемся ни с чем.
А что если просто развернуть эту логику? Что если я начну отдавать, отдавать и отдавать? И вы тоже. И внезапно на меня обрушивается столько добра, что я не знаю, что с ним делать! У меня изобилие! И я должен отдавать еще больше и быстрее.
Это просто другой подход.
Это не просто агрономия, это уже социальная философия, выросшая прямо из земли. Марк показывает, что модель сельского хозяйства напрямую связана с моделью общества.
Однолетние, истощающие почву монокультуры порождают экономику дефицита, конкуренции и контроля. А многолетние, изобильные поликультуры, подражающие лесу, естественным образом создают экономику дара и взаимопомощи.
Изобилие не нужно охранять, его нужно раздавать.
Марк Шепард:
Это было странное время, мое детство.
Шла война во Вьетнаме, и ее впервые показывали по телевизору. Не так, как сейчас, когда мы толком не знаем, что творится в Афганистане или Ираке. Тогда это всё было смачно, натурально.
Каждый вечер мы видели горы трупов. Для десятилетнего ребенка это было… сильно.
А главной игрой у нас во дворе была «Угадай, какого цвета сегодня река?». Река Нашуа.
Она бывала красной, зеленой, синей, оранжевой.
Мой любимый цвет был нежно-голубой, как фруктовое мороженое. Однажды мой друг упал в нее и пролежал неделю в больнице. А потом по новостям показали, как загорелась река Кайахога в Огайо.
Я спросил маму: «А что такого? Наша река Нашуа горит постоянно. Разве реки так не делают?» Это было такое… экологическое пробуждение. Внезапное осознание: нет, черт возьми, реки так делать не должны.
А потом начался нефтяной кризис.
Мне было лет десять. Бензин выдавали по талонам, через день, не больше девятнадцати литров за раз. Мы стояли в очередях длиной по 800 метров. И вот однажды, пока мы стоим в такой очереди, у нас в машине кончается бензин. Младший брат орет в своем детском кресле, а я и мой «ирландский близнец» — он на восемь месяцев меня младше — толкаем машину. Точнее, толкаю я. Десятилетний пацан толкает машину в 400-метровой очереди за бензином. У меня было много времени подумать, куда катится эта планета.
Марк погружает нас в личные воспоминания не для того, чтобы разжалобить.
Он показывает тот самый момент, когда абстрактные проблемы — война, загрязнение, дефицит ресурсов — перестали быть газетными заголовками и стали его личной, физически ощутимой реальностью. Горящие реки и бесконечные очереди за бензином — это не просто картинки из 70-х, это тот горн, в котором закалялась его воля к переменам.
Именно тогда, в десять лет, он начал задавать вопросы, которые определили всю его жизнь.
Марк Шепард:
Мой отец был пойман в ловушку: встать, пойти на работу, получить деньги, купить еду, чтобы получить энергию, чтобы снова встать и пойти на работу.
У нас был самый большой огород во всем округе. Отец был даже в какой-то степени знаменит в кругах хиппи, потому что умел делать компост.
А в те времена за слово «органика» тебя могли уволить, заклеймив коммунистом. Но даже с этим огородом мы себя не кормили. Мы все равно ходили в магазин. И я начал думать: как же нам прокормить себя? Как же люди делали это раньше?
Я начал читать и наткнулся на книгу Дж. Рассела Смита «Древесные культуры: перманентное сельское хозяйство». Год издания — 1929-й. Смит писал, что половина всех однолетних культур идет на корм скоту, и это уничтожает почвы на холмах. И он спрашивал: почему бы нам не выращивать на этих холмах деревья с орехами, плодами, ягодами, и пусть животные пасутся под ними?
Он называл наше земледелие временным, кочевым.
Ты сажаешь семена, собираешь урожай и можешь бежать дальше. А он говорил о сельском хозяйстве постоянном, перманентном. И это словосочетание — «перманентное сельское хозяйство» — намертво засело у меня в голове.
А вскоре после этого вышли книжки «Пермакультура 1» и «Пермакультура 2», написанные одним австралийским парнем, Биллом Моллисоном. Вот они меня по-настоящему и встряхнули.
Потому что он говорил о полном перепроектировании нашей среды обитания, чтобы она была экологически здоровой и экономически выгодной одновременно.
Пермакультура — это сокращение от «перманентного сельского хозяйства». Все остальное, во что это превратилось, — прекрасно, но суть в этом.
Это системное перепроектирование.
А все эти ракетные печи, глиняные дома, грядки из кирпичей — это не пермакультура. Это при-бам-ба-сы. Инструменты, которые можно использовать в рамках общего дизайна.
Но не сама суть.
Марк Шепард бросает нас прямо в гущу событий. Его рассказ — это живая, дышащая панорама целой эпохи.
Мы видим горящие реки, ощущаем безнадежность очередей за бензином, чувствуем запах компоста его отца-«хиппи» и слышим эхо идей Торо и Эмерсона.
Он не просто рассказывает, он заставляет нас пережить тот опыт, который его сформировал. Он показывает, как личный кризис и интеллектуальный поиск слились воедино, породив идею всей его жизни: если современное сельское хозяйство временно и разрушительно, значит, должно существовать нечто постоянное и восстанавливающее.
И он нашел ответ.
Прозреть сквозь туман лжи
Прежде чем строить новый мир, нужно разрушить старые иллюзии. Марк Шепард, словно опытный сапер, обезвреживает одну за другой «мины», заложенные в наше сознание агропромышленным комплексом и культурой потребления.
Он начинает с самого простого — с яблочного семечка — и использует его как рычаг, чтобы перевернуть наши представления о генетике, селекции и нашей собственной роли в создании изобилия.
Марк Шепард:
Нас научили многому, что попросту не соответствует действительности. Но мы даже не ставим это под сомнение, потому что… ну, «так уж заведено», верно? А это нужно делать, потому что многое из «заведенного» не приносит нам никакой пользы.
Что, если бы каждый шестиклассник сохранил семечки от своего яблока, посадил их в стаканчик из-под школьного обеда, вырастил маленькое деревце и высадил у себя во дворе? Сколько миллионов яблонь у нас было бы по всей стране? Сколько новых, устойчивых сортов, которым не нужны ни удобрения, ни пестициды, потому что они выросли прямо здесь?
Если саженец сможет пережить вашего младшего брата, который проедется по нему газонокосилкой; если он выстоит, когда сбежавшие козы обгрызут его до самого ствола; если он уцелеет после того, как ваш пьяный кузен Чед на своей машине накрутит «пончиков» на заднем дворе… если после всего этого он даст прекрасный, здоровый плод — значит, у нас появился новый чудесный сорт!
Кстати, самое первое яблочное семечко, которое я посадил, превратилось в фантастическое дерево. Невероятно вкусные яблоки. Яблонная плодожорка их обожает, но больше никакая зараза их не берет. Иначе оно бы просто не выжило.
Этот простой пример с яблоком вскрывает более глубокую проблему. Мы перестали доверять собственным глазам и опыту, променяв их на готовые концепции, которые нам услужливо подсовывают. Марк показывает, насколько губительна эта подмена реальности удобным ярлыком.
Марк Шепард:
Мы должны научиться отличать наблюдение от концепции.
Наблюдение — это то, что мы видим, слышим, пробуем на вкус, измеряем приборами. А концепция — это просто идея в голове, ярлык, который мы придумали для упрощения. И когда мы смотрим на мир через эти ярлыки, мы не видим правды.
Возьмем «инвазивные виды».
Назовите хоть одно живое существо на планете, кроме человека, у которого в голове есть понятие «вторжения». Нет таких.
И как мы реагируем на вторжение? Мы сражаемся, сражаемся, сражаемся. Навесив ярлык, мы перестаем видеть само растение. Почему оно здесь? Как оно живет? Что любит? Мы не можем познать его реальность, потому что наш мозг кричит: «Враг, сражаться!». И мы до сих пор не выиграли ни одной битвы в этой навязанной войне.
Вот вам простое упражнение, которое покажет, насколько глубоко это в нас сидит. Я покажу вам фотографию грозди бананов. Сорт «Кавендиш», тот самый, что лежит в каждом магазине. Прямо сейчас спросите себя: какого они цвета? Если вы подумали «желтый» — вы неправы. Это черно-белое фото. Бананы на нем — серого цвета. А вот это — желтый. Это мелочь, но она показывает, как автоматическая реакция в голове подменяет для нас реальность.
Марк показывает, как легко мы попадаем в ловушку собственных концепций. Сказав «инвазивный», мы перестаем изучать растение и начинаем с ним войну, которую заведомо проигрываем. Назвав черно-белое изображение банана «желтым», мы демонстрируем, как идея в нашей голове оказывается сильнее прямого наблюдения.
Эта умственная слепота и подводит нас к главной иллюзии — иллюзии современного сельского хозяйства.
Марк Шепард:
Нас научили многому о сельском хозяйстве. Эти факты могут быть верны, но поданы они так, что ведут нас прямиком к разрушению.
Взять хотя бы подсечно-огневое земледелие. Нам рисуют милую картинку: «древние людишки делали в лесу маленькие прогалины, растили овощи, а потом шли дальше».
Это сказка. Это неправда.
В реальности это происходит в промышленных масштабах. В Африке, например, это огромный бизнес на древесном угле. Вырубают лес, пережигают на уголь, продают в городе за наличные. Наличные тратят на выпивку. А когда деревья заканчиваются, просто идут дальше. На истощенную, смытую дождями землю приходят фермеры и пытаются выжить. За ними приходят скотоводы и съедают все дочиста. А последним приходит крупный агробизнес.
Вот сахарная компания в Уганде. Видите эту дымку в небе? Знаете, сколько времени прошло с тех пор, как на этом месте был тропический лес с шимпанзе, до момента, когда сделали это фото? Четыре года.
Всего четыре года.
То же самое и у нас. Нам твердят: «Нужно пахать, или лить гербициды, или делать что угодно, чтобы избавиться от экосистемы и вырастить свой урожай». А потом мы удивляемся, почему в этом урожае нет питательных веществ.
Да потому что мы смыли всю плодородную почву в океан!
А когда река выходит из берегов и затапливает поле, нам говорят: «О, это катастрофа, страховка покроет».
Послушайте, что это за ровное место по обе стороны реки? Это пойма. Ответ в самом названии! Что делают поймы? Они затапливаются! Это не катастрофа, это нормальное природное явление. Так какого же черта мы вообще распахиваем голые поля в поймах?
Это же просто глупость.
И это происходит в Соединенных Штатах Америки. Мы же научные, у нас все под контролем. Мы ведь не смываем наш верхний слой почвы в море со всей возможной скоростью, правда? А когда весной земля слишком влажная для посадки, мы не ищем другую культуру, нет. Мы осушаем поля дренажными трубами, сливая всю воду вместе с пестицидами и удобрениями прямо в Миссисипи и создавая гигантскую мертвую зону в Мексиканском заливе.
Все проблемы, с которыми мы столкнулись, созданы нами же. Мы сами это сделали. Ради чего? Ради горстки твердых, бесполезных семян.
Марк безжалостно вскрывает абсурдность наших действий.
Мы называем норму (затопление поймы) катастрофой, а сами создаем настоящие катастрофы (мертвая зона в заливе), считая это «эффективным фермерством».
Мы уничтожаем сложные, живые экосистемы, которые Природа создавала тысячелетиями, ради выращивания «глупых твердых семян», которые наш организм с трудом переваривает. Эта критика подводит нас к самому сердцу тьмы — к той суровой реальности, в которой мы уже живем.
Зомби-апокалипсис уже наступил
Термин «зомби-апокалипсис» в устах Марка — это не шутка. Это точный диагноз. Он описывает состояние общества, которое, подобно живым мертвецам, бездумно пожирает ресурсы собственной планеты, разрушает среду своего обитания и бредет к обрыву, даже не замечая, что падение уже началось.
Свои выводы он подкрепляет не эмоциями, а холодными фактами из самых неожиданных источников — от записей землемеров XVIII века до отчетов мировых страховых гигантов.
Марк Шепард:
Я как-то ехал по восточно-центральному Огайо и увидел историческую табличку. Остановился. Оказалось, это была одна из точек, где останавливались геодезические команды во времена президента Джефферсона (1801–1809). Они шли с интервалом в 9,7 километра, вбивали колышек и описывали все, что видели вокруг. Так они нанесли на карту весь так называемый Западный резерв.
И вот в этом конкретном месте они сделали наблюдение. Вокруг было примерно 15 огромных, гигантских дубов на гектар. На ветвях висели пумы. Бродили индейки и паслись олени, которых они подстрелили для провизии. Там были бизоны. Черные медведи и гризли. Были и бурые медведи. Паслись не просто олени, а целые стада белохвостых оленей. Стада лосей. Повсюду — стаи птиц.
Это место выглядело как африканская саванна, невероятно богатое. Но больше всего их поразило то, что трава была выше голов их лошадей.
Эта картина, задокументированная прагматичными землемерами, переворачивает наши представления о «дикой природе» Америки.
Это был не дремучий, непроходимый лес, а скорее парковая саванна, экосистема невероятной продуктивности, поддерживаемая крупными животными и, вероятно, коренными народами. Это был потерянный рай. И именно на эту изобильную землю пришли пионеры, ведомые мифами о прогрессе.
Марк Шепард:
Мы попадаем на эту прекрасную землю, и что мы делаем? Мы все вырубаем. Все вспахиваем. А поскольку весной земля слишком влажная, мы роем канавы, чтобы ее осушить. И вот что нам остается. Это называется сельским хозяйством. Прогресс. Освоение Запада.
Нам каким-то образом доказали, что это хорошо и это правильно.
И еще нам говорят, что растительная диета экологичнее, чем мясная. Что ж, может быть.
Давайте сравним.
Что оставит меньший след: питаться растениями из этой экосистемы [показывает на лес] или растениями из этой [показывает на кукурузное поле]? Поэтому мой вызов людям, которые не едят животных: прекратите есть это дерьмо, кукурузу и сою, вы для этого даже не приспособлены. У нас нет ни зоба, ни мускульного желудка, чтобы переваривать эти твердые семена. Начните есть то, что растет здесь, в лесу. Здесь полно не-животной пищи.
А если вы едите мясо, то не ешьте животных, выращенных вот так, на поле. Ведь до 80% всей нашей кукурузы и сои идет им на корм! Если вы едите мясо из этой системы, вы поддерживаете ее разрушение.
Начните есть животных, которые выросли в многолетней, здоровой экосистеме.
И что интересно: если мы едим растения из такой системы, животным остается больше еды, и их становится больше. Воздух чище, вода чище, еда питательнее. Потому что эти растения в лесу эволюционировали, чтобы жить здесь, а эти, что растут на кукурузном поле — нет.
Поэтому нам и приходится постоянно добавлять в почву компост, микоризу и прочее, чтобы хоть как-то повысить их питательную ценность.
Слова Марка звучат как пощечина.
Он разрушает священную корову веганства, основанного на соевых бургерах и кукурузном сиропе, показывая, что такая диета поддерживает ту же разрушительную систему, что и промышленное животноводство. Решение — не в отказе от мяса, а в отказе от Системы, которая производит и мясо, и сою на мертвых землях. Решение — в возвращении к питанию из сложных, живых экосистем.
Марк Шепард:
И мне, в каком-то смысле, все равно, кто победит в споре об изменении климата. Нам нужно выживать в реальности, такой, какая она есть.
А реальность такова…
Я черпаю много информации у страховых компаний. Это настоящие букмекеры. Они делают ставки на реальные данные, чтобы не прогореть. И вот что они выяснили: с 1950 года количество торнадо утроилось.
Интенсивность штормов растет.
Помните «бомбовый циклон» в прошлом апреле? Это был самый крупный шторм из когда-либо зарегистрированных на планете. Один шторм накрыл треть Земли, от Гренландии до Гавайев.
Наши однолетние растения реагируют на это снижением урожайности и питательности. В этом году в сельском хозяйстве США прозвенел оглушительный звонок: из-за дождей и наводнений около 25% урожая кукурузы, пшеницы и сои так и не было посажено.
Как выжить, когда у вас четверть полей пустует?
И что самое удобное… при такой потере урожая было очень кстати ввести тарифы против китайцев, чтобы они перестали покупать наше зерно. Так можно обмануть людей, заставив их поверить, что виноваты тарифы. А настоящая причина в том, что нам нечего было им продавать! У нас не было урожая.
А что случится, когда мы зависим от этой еды, и вдруг ее становится на 25% меньше? Кто из вас, та самая четверть, что готов голодать в следующем году?
По данным ООН, 30% человечества живет в трущобах. 70 миллионов человек — беженцы. Две трети стран мира находятся под угрозой неминуемого коллапса. Не когда-нибудь, а в любую секунду.
Мы в зомби-апокалипсисе, ребята. Прямо сейчас.
Есть такой автор, Джеймс Говард Канстлер, он говорит, что мы как лягушка в кастрюле с холодной водой, которую медленно нагревают.
Лягушка не дергается, она просто постепенно сваривается. Мы находимся в «долгой чрезвычайной ситуации»: ресурсы истощаются, экономика рушится, долги растут. А мы этого почти не замечаем, потому что «сегодня не так уж и плохо по сравнению со вчера».
Как нам прокормить себя, пока эта Система продолжает разваливаться на части?
Времени больше нет. Нет времени думать и изучать.
Мы и есть те, кто должен найти ответ. Мы должны пережить этот зомби-апокалипсис.
Марк не пугает, он констатирует факты. Апокалипсис — это не голливудский блокбастер со спецэффектами, а медленное, почти незаметное сползание в хаос, как у лягушки в закипающей воде. Система, основанная на однолетних монокультурах, хрупка по своей сути.
Она уязвима для погоды, экономических потрясений и политических игр. Она производит пищу, лишенную питательных веществ, и порождает целую индустрию добавок, чтобы компенсировать этот дефицит. И именно в этот момент, когда кажется, что надежды нет, Шепард указывает на решение, которое было у нас под носом все это время.
Сила, которую нельзя победить
Если наша проблема в том, что мы ведем обреченную на поражение войну с Природой, то решение до смешного простое: нужно сложить оружие и перейти на сторону победителя.
Марк Шепард говорит о силе, с которой знаком каждый садовод, — о неукротимом стремлении планеты одеться в зелень. Это фундаментальный закон жизни, известный как естественная сукцессия.
Марк Шепард:
Как нам напитать себя, не уничтожая то, что ещё осталось от этого мира?
Вот так выглядит Массачусетс. В такой системе на гектар приходится больше питательных веществ, чем в любом саду или на любой ферме, которую вы когда-либо сможете создать. Я готов поспорить.
Сколько труда ушло на поддержание этого леса? Кто его пахал? Кто таскал мульчу? Кто полол сорняки? Никто.
Это и есть рабочая экологическая модель для этого места.
Так как же нам исцелить то дерьмо, что мы натворили? Как превратить пустыню в нечто подобное?
И мы можем сделать это, обеспечивая себя полноценной едой. Я не говорю о возвращении к собирательству диких растений. Вот моя ферма в Висконсине, поликультура, основанная на принципе дубовой саванны. Но вместо диких видов я сажаю известные культурные сорта или отбираю и развожу собственные.
Вот яблоки. Вот фундук. Вот каштаны.
Сколько из вас вывели хотя бы четыре собственных сорта яблок, которые устойчивы к болезням и не требуют ни удобрений, ни опрыскиваний, ни обрезки? Ни одного?
А почему? Почему вы не сажаете свои семена?
Этот вопрос Марка бьет в самую суть нашей выученной беспомощности. Нам сказали, что это сложно, что это работа для лабораторий и корпораций, и мы в это поверили. Мы отдали свое право творить жизнь в обмен на удобство покупки безвкусных, стандартных плодов. Марк призывает нас вернуть себе это право.
Марк Шепард:
Путь к этому основан на явлении, которое каждый из вас видел снова и снова. На этой планете есть невидимая, непобедимая Сила. Сила с большой буквы. И она напрямую связана с вашим огородом.
У кого из вас есть сад? У вас бывали сорняки? Вы когда-нибудь пололи их? Вы когда-нибудь побеждали в этой битве?
Дело в том, что эта Планета — в жаре или в холоде, в засухе или в болоте — хочет одеться в зелень.
И она делает это вопреки всему, что мы можем предпринять. Почему фермер на том снимке с пыльной бурей снова и снова пашет землю? Потому что сорняки возвращаются.
Почва, должно быть, на 99% состоит из семян сорняков! Естественную сукцессию, эту способность земли исцелять себя и покрываться жизнью, еще никому не удалось победить.
Она всегда выигрывает.
Марк подводит нас к своей центральной идее: вместо того чтобы тратить энергию на безнадежную борьбу с сорняками, мы должны оседлать эту зеленую волну. Сорняки — это не враги, а пионеры, первые солдаты армии Природы, которые приходят, чтобы исцелить рану, нанесенную плугом.
Чтобы проиллюстрировать мощь этой армии, он рассказывает две истории — одну почти мифологическую, а другую — случившуюся на его памяти.
Марк Шепард:
Давным-давно, очень-очень давно, с неба упал большой камень. Ба-бах! Он ударил в полуостров Юкатан. Гигантские волны прокатились по планете, а стена жара температурой в 4400 градусов Цельсия испепелила все живое за 24 часа.
Половина всей жизни на Земле погибла.
Катастрофа. Почвы стали щелочными от пепла. Все изменилось.
Но посмотрите, что произошло потом. За несколько коротких лет жизнь вернулась. И в некоторых местах, к югу от Чикаго, толщина плодородного слоя почвы сегодня составляет 60 метров. Шестьдесят метров!
Как это возможно?
Это произошло без дождевых червей, которых тогда не было в Северной Америке. Это произошло без медоносных пчел. Это произошло без ископаемого топлива и тракторов. То невероятное плодородие, которое мы сегодня уничтожаем ради наших дурацких твердых семян, было создано самой жизнью, восставшей из пепла.
А если вы не верите в эту древнюю историю, вот то, что случилось при моей жизни.
Гора Сент-Хеленс. Я был в выпускном классе. И вдруг — ба-бах, за пару недель треть горы превратилась в гравий и взлетела в воздух, накрыв пеплом все вокруг. Склоны превратились в безжизненную серую пустыню.
Но в этой пустыне остались крошечные островки жизни, убежища, которые почему-то уцелели. И оттуда процесс пошел снова.
Естественная сукцессия.
Через три-четыре года на щебне уже были травы и цветы. Через пятнадцать лет — молодые деревья. А через тридцать пять лет система почти полностью восстановилась.
Она вернулась.
Та же самая сила, что восстановила планету после астероида и гору после извержения, работает в вашем саду каждый день.
Если вам не нужно вкладывать в это деньги или труд, а нужно просто создать условия и позволить всему случиться, — насколько это доступно?
Если мы создадим систему, где вместо случайных сорняков будут преобладать нужные нам растения для еды, топлива и лекарств, а затем просто отойдем в сторону, у нас будут нулевые затраты.
Какова ваша рентабельность, если затраты равны нулю, а в конце года вы получаете, скажем, 10 долларов? Возьмите этой осенью семена чеснока и просто разбросайте их на заднем дворе. Уходите. Вернитесь в июле следующего года, и я спорю, вы найдете пару головок. Продайте их за доллар. Ваша рентабельность инвестиций будет бесконечной, потому что вы пытаетесь делить на ноль.
Мы тут уже оперируем мнимыми числами!
Так что вы делаете, пока этот чеснок растет сам по себе, а 99% его собратьев погибают в естественном отборе? Вы отдыхаете на пляже. Проводите время с семьей. Занимаетесь музыкой. Делаете что-то полезное и продуктивное.
Например, помогаете другим стать такими же ленивыми, как и вы.
Марк предлагает нам стать «ленивыми фермерами», но его лень — это высшая форма эффективности. Это глубокое понимание того, что Природа — наш самый могущественный союзник.
Вместо того чтобы истощать себя и почву в бесконечной борьбе, мы можем стать мудрыми дирижерами, которые задают первоначальную тему, а затем позволяют оркестру жизни сыграть свою мощную симфонию.
Но как именно выглядит партитура для такого оркестра?
План действий для вашего региона
Теория великолепна, но как применить ее на своем участке земли? Марк Шепард предлагает конкретный инструмент — «Розеттский камень» для любого региона. Нужно всего лишь определить, какое естественное растительное сообщество характерно для вашей местности, и использовать его как шаблон для создания собственного съедобного рая.
Он показывает это на примере Новой Англии, где и проходит конференция.
Марк Шепард:
Этот процесс естественной сукцессии, который происходит везде на планете, всегда проходит одни и те же стадии: от голого камня к лишайникам, затем к лугам, кустарникам и, наконец, к лесу. Меняются только скорость и конкретные виды растений. И в эту систему постоянно вмешиваются естественные, нормальные нарушения: пожар, ветер, наводнение.
В Калифорнии экосистема огня. Она горела всегда.
Но вместо того, чтобы адаптироваться, люди пришли со своей концепцией: «Мы построим здесь деревянные дома и будем подавлять пожары, и ничего не случится». Что ж, продолжайте убаюкивать себя этой мыслью, пока зомби выходят из-под земли.
Все растения здесь привыкли к таким нарушениям, они привыкли к изменениям климата. Дубы существуют 95 миллионов лет. Они пережили более 30 циклов потепления и похолодания.
У них все схвачено.
Этот вопрос бьет в самый нерв нашего аграрного безумия.
Марк показывает, что наш бесконечный труд — это не признак усердия, а симптом в корне неверной стратегии. Мы тратим свои силы, пытаясь оживить то, что обречено, и убить то, что неукротимо стремится к жизни. Он предлагает нам увидеть в этом не битву, а просто неверно поставленную задачу.
Марк Шепард:
Так почему мы выращиваем культуры из самой ранней фазы сукцессии, которые требуют постоянных нарушений? Почему мы возимся с однолетниками, которым нужна голая почва? Нам приходится либо пахать, либо мульчировать, либо лить гербициды — делать что-то, чтобы избавиться от того, что хочет жить, и одновременно пытаться сохранить жизнь тому, что хочет умереть.
Вам не кажется, что это шиворот-навыворот?
Давайте лучше возьмем то, что хочет жить, и научимся это использовать.
Я все прошу: дайте мне скалу площадью в два гектара посреди озера.
Я покажу вам, как вести на ней прибыльное сельское хозяйство. Потому что все ответы — вот они, прямо перед нами.
Лишайники растворяют камень и создают почву для мхов. Мхи отмирают и создают почву для трав. Откуда взялась почва? Растительное сообщество создало ее из камня, воздуха и дождя.
Если вы занимаетесь сельским хозяйством так, что вам приходится что-то добавлять для улучшения почвы, — вы делаете это неправильно. Вы боретесь против Природы. Вы проиграете. История однолетнего земледелия — это 10 000 лет постоянных неудач, из-за которых цивилизации рушились и захватывали чужие земли.
Вот фотография из парка рядом. Это сосна, растущая прямо из скалы. Где почва? Она сама ее создает. Это растительное сообщество делает среду богаче, разнообразнее, и в этих растениях больше питательных веществ, чем в любом из ваших садов.
Точка.
Марк дает четкую инструкцию: найдите справочник по естественным растительным сообществам вашего региона. Они почти всегда доступны онлайн на правительственных сайтах. Определите свой тип сообщества — дубово-гикориевый лес, сосновая пустошь, пойменный лес.
Посмотрите список видов, которые там обитают. Выберите из них съедобные, посадите их вместе, даже на небольшом пятачке. А потом — отойдите и не мешайте.
Природа сама разберется.
Марк Шепард:
Как узнать, какие растения здесь родные?
Зайдите на сайт вашего штата, найдите раздел об экологии и отыщите документ «Типы растительных сообществ». Выясните, в каком из них вы живете.
А затем откройте список видов для вашего сообщества, выберите все съедобные и посадите их вместе. Если у вас есть круг диаметром шесть метров на заднем дворе — посадите их все в этот круг. А потом знаете, что делать?
Уходите. Игнорируйте их.
Давайте я возьму для примера два типа сообществ, характерных для Новой Англии, которые растут на худших почвах: кустарниковые дубовые заросли и сосновые пустоши. Вот как это выглядит в природе.
Большинство из нас не узнает в этом на 100% съедобный лес.
Но это он и есть.
Просто он не спроектирован человеком, поэтому его продуктивность ниже. Но если мы возьмем все те же растения, немного их упорядочим, организуем потоки воды, то получим невероятно продуктивную ферму.
Марк не просто предлагает красивую идею.
Он дает готовые, проверенные миллионами лет эволюции рецепты. Он показывает, что полноценное питание, устойчивость к болезням и вредителям, а также высочайшая питательная ценность уже заложены в естественные экосистемы нашего региона. Нам не нужно ничего изобретать — нужно лишь скопировать и упорядочить то, что уже идеально работает.
Марк Шепард:
Вот Розеттский камень для вашего региона. Сфотографируйте это. Это ваш тип дубового сообщества. Я расположил растения по ярусам.
Верхний ярус — это дубы, каштаны и бук. Подлесок — яблони, которые росли здесь и до европейцев. Кустарниковый ярус — орешник, а также все из рода Prunus: сливы, вишни, персики, абрикосы. Ниже — малина, ежевика, виноград, смородина. На земле — грибы.
И сквозь все это проходят пасущиеся животные. Как долго такая система может существовать здесь сама по себе? Ну, скажем, миллионов так 95 лет.
А вот другой Розеттский камень — сосновая пустошь.
Эти растения живут вместе с сосной. Итак, у нас есть сосна или кедр с его кедровыми орехами, персики, вишни, сливы, ирга, орешник, голубика, малина, клюква, брусника, виноград, грибы, пасущийся скот.
Эта система еще древнее, чем дубовая. И они постоянно смешиваются.
Вы знаете хоть одно место в Новой Англии, где не росла бы сосна? Эти растения принадлежат этому месту. А мы можем все вырубить, посадить кукурузу и потом удивляться, почему у нас паршивые урожаи.
Давайте посмотрим на эту кукурузу.
Вот анализ питательной ценности из моей книги. Это все, чего вам не хватает, если вы питаетесь одной кукурузой. Вы думаете, почему существует целая индустрия витаминов? Потому что еда, которую мы едим — это мусор. И вы можете добавлять в почву что угодно, но ваша кукуруза не начнет производить фолиевую кислоту.
В ней ее просто нет генетически.
А теперь давайте посмотрим на анализ питательной ценности системы, которую я предлагаю. Какой здесь самый большой дефицит? Посмотрите. Соль. Почему мы так жаждем соли? Потому что это незаменимое питательное вещество, которого обычно мало в наземных экосистемах.
И еще один небольшой дефицит — фолиевая кислота.
Откуда ее можно получить? Из мяса и зеленых листьев. Можем ли мы найти в нашей системе зеленые листья? Конечно. А соль? Прямо там, в большом пруду, Атлантическом океане, ее целая куча.
Вместо того чтобы пытаться «исправить» почти бесполезную кукурузу с помощью добавок, Марк предлагает систему, которая по своей природе полноценна, за исключением двух легко восполняемых элементов — соли и зелени. Это не просто другой способ ведения сельского хозяйства. Это совершенно иная парадигма, основанная на изобилии, а не на дефиците.
Регенеративное хозяйство в действии
Марк Шепард — не теоретик. Все, о чем он говорит, он воплотил в жизнь на своей ферме «New Forest Farm». Это его живая лаборатория на 43 гектарах в Висконсине, доказывающая, что его идеи работают.
Он взял деградировавшую, истощенную землю, на которой десятилетиями выращивали кукурузу, и превратил ее в процветающую, изобильную дубовую саванну, которая кормит его семью, приносит доход и сама восстанавливает разрушенную экосистему.
Марк Шепард:
Вот вам крайний пример, скала на юге штата Мэн. Это тот самый тип растительного сообщества. Кто-нибудь из вас может вести хозяйство на этой скале? Да, можете. Но вам потребуется вложить в это кучу денег и сил. А можно выращивать то, что растет здесь, с нулевыми вложениями. Эти растения будут расти при полном, абсолютном пренебрежении, в самых дефицитных условиях.
И они будут производить достаточно питательных веществ и калорий.
Это экологическая модель для вашего региона.
Если мы будем ей подражать, мы будем возделывать саму систему, а не пытаться заставить расти кукурузу и брокколи. Где почва на этой скале? Ее нет. Она в процессе создания.
А это уже не скала, а один из моих участков в Новой Англии.
В 1989 году здесь была сплошная вырубка. Потом я пришел, перепроектировал все и засадил заново, чтобы создать съедобную экосистему. Я там не живу, поэтому ухода почти ноль. Я появляюсь там раз в год, а иногда и раз в три-четыре года. И мой основной инструмент — бензопила.
Эта фотография, вам не кажется знакомой? Похоже на северо-восток, верно? Здесь сто процентов еды. Это пищевой лес, с которым вам практически ничего не нужно делать. Моя себестоимость продукции почти нулевая.
Реальная себестоимость — это сбор урожая.
А вот это, на мой взгляд, результат деятельности людей, у которых в голове есть концепция, а не реальность.
У них мульча, бордюры, у них куча работы уходит на это безумие. И на самом деле этот красивый огород не производит много еды.
А сюда, в мой лес, вы можете прийти и жить. Он дает достаточно топлива, чтобы согреться зимой, достаточно материалов, чтобы построить дом, и достаточно еды, чтобы остаться в живых.
Это ключевой момент.
Упорядоченный, вылизанный, но требующий титанических усилий «пермакультурный» огород — это все еще концепция, навязанная Природе. А «неопрятный», заросший лес Марка — это прямое взаимодействие с реальностью, которое дает настоящие результаты с минимальными затратами. Он предлагает переход от однолетних культур к многолетним через агролесоводство — систему, где деревья, кустарники, травы и однолетники растут вместе, многократно увеличивая общую продуктивность земли.
Марк Шепард:
В лесоводстве есть такой термин: «коэффициент эквивалента земли».
Если я выращиваю один гектар пшеницы и получаю полный урожай — это единица.
Если я выращиваю гектар каштанов и получаю полный урожай — это тоже единица.
Но если я создаю систему, где на 80% площади растет пшеница, а 20% отдано под каштаны, я получу 80% урожая пшеницы и, скажем, 50% урожая каштанов. 80 плюс 50 — это 130%. Я получаю на 30% больше еды с той же площади.
В моей книге есть фотография, где мой младший сын стоит посреди одного акра земли. На этом акре одновременно росли болгарский перец, желудевая тыква, подсолнухи и каштаны.
И с этого одного акра я получил половину урожая каштанов, половину урожая тыквы, половину урожая перца и половину урожая подсолнухов. В сумме это дало мне два полных урожая с одной и той же площади.
Вот такой совокупный эффект от многоярусной, многовидовой системы.
Марк Шепард:
Говорят, нельзя пасти коров в яблоневом саду.
Можно.
Сначала я сам собираю то, что могу достать, — «низко висящие плоды». А остальное падает на землю для свиней. Затем приходят коровы. Они съедают всю поросль и нижние ветки, обрезая деревья до нужной высоты.
Так они прерывают цикл парши — грибкового заболевания, которое разбрызгивается на ветки с земли. Они делают за меня работу по контролю над болезнями.
Потом вы скажете: «Но все червивые яблоки остались на земле, теперь у тебя будет еще больше вредителей!». Нет, не будет. Потому что как только я заканчиваю сбор, в сад приходят свиньи. Они подчищают каждое упавшее яблоко, съедая вместе с ним и личинок вредителей. Они выполняют за меня работу по контролю над насекомыми.
А потом лежат под деревьями, ферментируют съеденное и визжат от удовольствия.
Это и есть оазис.
Убежище от зомби-апокалипсиса, который прямо сейчас происходит на планете. Все эти виды возвращаются домой. Они принадлежат этому месту. И я могу есть. Я могу есть каштаны, грибы-сморчки, спаржу и свинину.
О боже, я похоже проголодался.
Животные — неотъемлемая часть системы Шепарда.
Это не просто источник мяса или молока, это его главные работники. Они выполняют функции, которые в традиционном хозяйстве требуют техники, топлива и человеческого труда: они удобряют почву, борются с болезнями и вредителями и даже занимаются обрезкой деревьев.
Это и есть регенеративное сельское хозяйство в действии. Это система, которая сама себя удобряет, сама себя защищает от вредителей, сама себя восстанавливает и при этом производит избыток питательной еды, создавая дом для дикой Природы.
Это ферма, которая работает как лес, и лес, который является фермой.
Практические детали
После основного выступления, наполненного революционными идеями и жесткой критикой, наступает время для заземления. Из зала звучат вопросы — не о философии, а о практике. Как это работает? Где взять технику? Что делать с вредителями и сорняками?
Ответы Марка не менее провокационны, чем его лекция, и раскрывают еще несколько ключевых слоев его подхода.
Как собирать урожай
Первый же вопрос бьет в самую больную точку любого фермера: как собирать урожай в таком, казалось бы, хаотичном многообразии? Не пришлось ли Марку, как какому-нибудь Илону Маску от агрономии, изобретать собственную технику?
Марк Шепард:
Нет, не пришлось.
Вокруг полно инженерных школ, и студенты ищут проекты, которые придадут их жизни смысл. Я просто говорю: «Эй, парень, изобрети машину, которая собирает фундук с куста».
И такая работа уже ведется.
Если вы погуглите «механический сбор миндаля», то увидите комбайн, который сейчас адаптирован в Висконсине для сбора фундука. Он же будет собирать малину, виноград, смородину. Это многоцелевой уборочный инструмент.
Он уже коммерчески доступен.
Я же сказал вам, погуглите.
Компания называется Oxbow. Хотите собирать каштаны, грецкие орехи, желуди — все это оборудование есть в свободной продаже. Хотите все это перерабатывать? Оборудование для переработки существует по всему миру. Проблема в другом.
Проблема в том, что вы, ребята, не выращиваете эти культуры в достаточном количестве.
В этом ответе вся суть.
Проблема не в технологии, а в масштабе. Одному мелкому фермеру невыгодно покупать дорогой комбайн для своих двух гектаров. И здесь Марк предлагает решение, которое старо как мир, но сегодня актуально как никогда, — кооперация.
Марк Шепард:
Что нам нужно делать — это объединяться. Мы все скидываемся по паре долларов и покупаем необходимое оборудование.
Оно уже существует.
Если его нужно просто доработать — и его доработают, потому что в нашей общей компании будут инженеры. И когда это оборудование понадобится мне на моих пяти гектарах или вам на ваших десяти, оно просто приедет и сделает свою работу.
Вы знакомы с Organic Valley?
Я был фермером номер 24. Когда я присоединился, у них было продаж на 300 000 долларов. Мы мечтали о дне, когда станем большим бизнесом с оборотом в миллион. В 2015 году мы перешагнули за миллиард. Мы, мелкие ребята, можем оставаться мелкими. Но когда мы объединяемся, мы действуем как большая компания.
Что делать с «инвазивными видами»?
Затем из зала звучит вопрос, который волнует каждого, кто хоть раз пытался что-то вырастить: что делать с «инвазивными видами»? С сорняками, которые, кажется, невозможно победить?
Марк Шепард:
Я не использую этот термин. Для меня это просто «другие виды».
И когда вы управляете не отдельным участком, а всей системой целиком, вы начинаете понимать, как работает это растение, что заставляет его вести себя так, что вы называете его «инвазивным».
У меня на ферме есть и мультифлора, и крушина, и жимолость, и древогубец — все «инвазивные виды», какие только можно представить в Висконсине. И они не являются проблемой. Они становятся нашим ресурсом для дров или для инокуляции грибами.
Дизайн системы
Следующий вопрос касается дизайна системы: каким должно быть расстояние между деревьями? Здесь Марк возвращается к своему главному принципу.
Марк Шепард:
Это зависит от ваших основных древесных культур, от уклона участка, типа почвы и региона. Это всегда индивидуальный дизайн. Хотя Природа и повторяет один и тот же шаблон повсюду, он всегда подгоняется под условия вашего конкретного участка.
Ваше место отличается от его места, а его — от моего. Нет единого рецепта, есть только универсальный принцип: копируй то, что работает.
Почему не красивый пермакультурный огород?
Но самый показательный обмен репликами случается, когда кто-то из зала спрашивает, зачем создавать такой «неопрятный» лес, когда можно сделать аккуратный и красивый пермакультурный огород с ровными грядками.
Марк Шепард:
Этот красивый огород — результат деятельности людей, у которых в голове есть концепция. А мой «неопрятный» лес — это взаимодействие с реальностью.
У них мульча, бордюры, и куча работы уходит на это безумие. И на самом деле этот огород не производит много еды. А сюда, в мой лес, вы можете прийти и жить. Он дает топливо, стройматериалы и еду.
И в этом есть еще один аспект — продовольственная безопасность.
Когда начнется зомби-апокалипсис, они не узнают в моем лесу источник еды. Зомби запрограммированы искать ровные грядки с луком. Они пройдут мимо, а я буду сидеть внутри и напевать песенки.
Каждый ответ Марка — это еще один мазок на картине мира, где человек не борется с Природой, а становится ее мудрым и немного ленивым соавтором. Он не предлагает готовых решений, он дает в руки навигатор, по которому каждый сможет проложить свой собственный путь к изобилию.
Итоги послания
Идеи Марка Шепарда — это, по сути, предложение капитулировать.
Он призывает нас признать поражение в 10 000-летней войне против Природы, сложить плуги и гербициды, которые служат нам оружием, и перейти на сторону победителя. Его главный принцип прост: прекратите убивать то, что хочет жить, и пытаться оживить то, что хочет умереть.
Главный враг фермера — не сорняки или засуха, а его собственная концепция борьбы.
Работайте с силой естественной сукцессии, и тогда Природа станет вашим самым могущественным союзником. Копируйте гения. Природа уже решила все проблемы, с которыми мы сталкиваемся.
Изучите естественные растительные сообщества вашего региона — это готовый шаблон для создания устойчивой и продуктивной системы.
Сажайте свои семена.
Отбросьте страх и ложь о том, что семена из съеденных вами фруктов бесполезны. Каждое семечко — это шанс создать новый, идеально приспособленный к вашим условиям сорт.
Объединяйтесь. В одиночку мы слабы. Вместе — мы сила, способная создать новую, справедливую и устойчивую экономику.
Не нужно сразу покупать 40 гектаров и сажать пищевой лес. Начните с малого. Посадите на своем участке несколько деревьев и кустарников из «Розеттского камня» вашего региона.
Вместо того чтобы выпалывать все «сорняки», изучите их.
Оставьте уголок сада «дичать» и наблюдайте, как Природа исцеляет землю. И самое главное — измените свой взгляд. Посмотрите на лес, луг или заброшенный пустырь не как на хаос, а как на учебник, полный мудрости.
Марк Шепард оставляет нас с простым, но пугающим выводом. История однолетнего земледелия — это 10 000 лет постоянных неудач, когда цивилизации истощали свои земли и шли войной на соседей.
Он показывает, что мы продолжаем идти по тому же пути, но в планетарном масштабе. Его послание — это не просто призыв к смене агротехнологий, а предупреждение о том, что, продолжая так жить, мы лишаем будущее самого шанса на существование.
Мы живем в долг у будущих поколений, уничтожая основание, на котором они должны будут стоять. Но его послание — это не послание отчаяния.
Это послание надежды и силы. Силы, которая дремлет в каждом семечке, в каждом клочке необработанной земли и в каждом из нас, кто готов отбросить старые концепции и вернуться домой — в изобильный и щедрый мир Природы.
Создано по материалам лекции: Mark Shepard: Nutrient Density of Ecological Food Systems