Первый раз он сделал это на берегу осеннего озера. Воздух был холодным и прозрачным, а вода, казалось, впитала в себя все золото опавшей листвы. У Марка дрожали пальцы, когда он нащупывал в кармане маленькую бархатную коробочку.
— Катя... — его голос сорвался на полуслове. Он сделал паузу, глотнул ледяной воздух и начал заново. — Катя, выйдешь за меня?
Она повернулась к нему, и ветер поиграл прядью ее каштановых волос. В ее глазах Марк не увидел ни удивления, ни радости. Лишь легкую дымку задумчивости.
— Ты действительно этого хочешь? — тихо спросила Катя, глядя куда-то мимо него, на уходящих вдаль чаек. — Ты уверен в этом, как в том, что солнце завтра взойдет?
— Абсолютно уверен! — выдохнул он, и это была чистая правда. В тот момент он был уверен во всем: в их любви, в общем будущем, в том, что они состарятся рука об руку.
Она опустила глаза, и ее долгие ресницы отбросили тень на щеки.
— Прости, Марк. Я не могу. Слишком рано. Слишком страшно.
Его мир, такой прочный и ясный секунду назад, дал трещину. Они знали друг друга со времен университета. Сначала это были совместные побеги с скучных пар, пицца за полночь во время подготовки к сессии, бесконечные разговоры ни о чем и обо всем. Он влюбился в нее примерно на второй год этой «дружбы», но для Кати он так и остался надежным товарищем, «своим парнем».
Он пытался изменить сценарий. Признался в чувствах после выпускного, стоя под проливным дождем, чувствуя себя героем дешевого романа. Она мягко улыбнулась, прикрыла зонтом его промокшие волосы и сказала: «Марк, ты мне как брат. Не порть нам все».
И вот, спустя годы, они все же стали парой. Это случилось как-то само собой, постепенно. Катя начала позволять ему больше: держаться за руку дольше обычного, целовать ее в щеку на прощание. Он, окрыленный, принял эти крохи как знак великой перемены. Но даже став «официальными», они не стали по-настоящему близкими. Она никогда не говорила «я тебя люблю». На прямой вопрос отшучивалась: «Мы же вместе! Разве этого мало?»
Мало. Ему всегда было мало.
Второе предложение он сделал через два года. Уже не на берегу озера, а в уютном ресторане, при свечах. Он думал, что теперь-то все иначе. Они живут вместе, ведут общий быт. Он знает, как она пьет котрл утром (с двумя ложками сахара, но вслух это никогда не признает) и как ворчит, когда не может найти ключи.
— Катюш, — начал он, уже с меньшим трепетом, но с большей надеждой. — Давай поженимся. По-настоящему.
Она снова устроила свой спектакль с удивлением.
— Опять? Марк, нам что, без штампа в паспорте плохо? Мы и так живем, как муж и жена.
— Но дети... — попытался он вставить.
— Какие дети?! — ее смех прозвучал фальшиво и резко. — Мне всего двадцать шесть! Давай не будем торопиться.
Его сердце сжалось. Он снова увидел эту стену — высокую, гладкую, без единой зацепки. Но тогда она предложила компромисс, который он, в своем ослеплении, принял за шаг вперед.
— Давай просто переедем ко мне! — сказала она, касаясь его руки. — Гражданский брак — это ведь почти то же самое. Какая разница?
Разница, как он понял гораздо позже, была колоссальной. Штамп в паспорте был бы для нее обязательством, рекой, которую нельзя переплыть назад. А гражданский брак — всего лишь хлипким мостиком, с которого всегда можно свернуть.
Так начались их три года сожительства. Три года, когда он засыпал с мыслью о ней и просыпался с той же мыслью. А она... Она просто жила. Удобно, комфортно, без лишних волнений. Он был ее теплым гаванью, где можно переждать непогоду, но не портом назначения.
Третий раз совпал с ее тридцатилетием. Они сняли большой дом за городом, собрали друзей. Марк наблюдал за ней: смеющейся, красивой, хозяйкой этого праздника. Ему казалось, что время пришло. Она взрослая, зрелая женщина. Конечно, сейчас все будет иначе.
С кольцом в кармане он пошел искать ее после торжественной части. Большой дом был полон гулких уголков и пустующих комнат. Он услышал ее смех на втором этаже. Подойдя к приоткрытой двери спальни, он замер. Шепот подруг и ее голос — ясный, трезвый, без намека на шампанское.
— Нет, я его никогда не любила. Не таким образом.
В груди у Марка что-то оборвалось и замерло.
— Как это? — удивилась одна из подруг. — Вы же вместе шесть лет!
— Удобно, — прозвучал простой и страшный ответ. — Он надежный, предсказуемый. Мне не страшно. А тогда, на озере... Мне стало его так жалко. Смотрела на его дрожащие руки и не смогла отказать в переезде. Это как взять бездомного щенка.
— Но это же ужасно нечестно! — вступила другая. — Ты украла у него годы! Скажи ему правду!
— Скажу. Обязательно. Когда встречу Того Самого. А пока... а пока пусть будет. На что еще он может надеяться? Он ведь без меня пропадет.
Эти слова ударили его с такой силой, что он физически почувствовал боль. Он был не любимым, не желанным. Он был «удобным». «Бездомным щенком». «Тем, на что можно надеяться». Вся его жизнь за последние семь лет оказалась грандиозной ложью, построенной на жалости.
Он толкнул дверь. В комнате повисла тишина. Он не смотрел на подруг, только на Катю. Ее лицо вытянулось от ужаса, но лишь на секунду. Затем на нем появилась привычная, снисходительная улыбка.
— Марк! Мы тут...
Он не дал ей договорить. Медленно, с ледяным спокойствием, он достал из кармана коробку. Открыл ее. Бриллиант холодно блеснул в свете люстры.
— Я был слеп, — тихо произнес он, и тишина в комнате сделала эти слова оглушительными. — Но теперь я вижу. Все.
Он захлопнул коробку, повернулся и вышел. Со стороны это выглядело как сцена из кино. Но внутри у него бушевал ураган, сметающий все на своем пути.
Она пыталась вернуться. Приехала домой с репетированной речью о «пьяном бреде» и «нелепых шутках». Но дом уже перестал быть их общим. Он молча указал на собранные у двери чемоданы.
— Ты что, выгоняешь меня? После шести лет? — ее голос дрожал, но теперь это не вызывало в нем ничего, кроме усталости.
— Я не выгоняю тебя, Катя. Я выпускаю себя. Из твоей удобной клетки.
Она ушла, так и не поняв, что произошло. Она была уверена, что он остынет и вернется. Ведь «без нее он пропадет».
Но он не пропал. Спустя полгода Марк встретил Ольгу. Она не была похожа на Катю. Она смеялась громко и заразительно, могла заплакать из-за трогательного фильма и никогда не держала свои чувства при себе. Первый раз, когда она, обняв его, прошептала «Я так тебя люблю», он расплакался. Ему потребовались годы, чтобы понять: его любят не за удобство, а просто так. Безусловно.
Катя же еще долго искала своего «Идеального». Ее запросы оставались заоблачными: успешный, красивый, с определенной маркой машины и статусом в обществе. В тридцать пять, испугавшись одиночества, она вышла замуж за того, кто соответствовал анкете, но не сердцу. Ее муж был холодным, расчетливым человеком, видевшим в ней красивую аксессуар. Комфорта не было. Любви — тоже.
Иногда, укачивая сына, она вспоминала тепло Марка, его дрожащие руки на берегу озера и три неозвученных предложения, которые она так легкомысленно отклонила. Она поняла страшную истину: она была не временной жительницей в его жизни, а он — в ее. И когда срок аренды истек, оказалось, что купить настоящее счастье за запоздалое сожаление невозможно.
Марк же научился новой мелодии — мелодии взаимности. И в его доме наконец-то зазвучала настоящая музыка.