История Марины
Марина медленно закрыла за гостем дверь, и идеальная тишина квартиры на секунду её оглушила. Вот он, момент триумфа. Ужин прошел блестяще. Новый партнер Игоря был восхищен ею, её легкостью и прекрасным ужином, а сам Игорь сиял. С шести утра она держала марку: закончила квартальный отчёт на работе, дома навела чистоту как в операционной, приготовила новое блюдо — сложное каре по всем правилам, включая зачистку костей и равномерную прожарку. Каре, кстати, удалось просто идеально. Голова раскалывалась, спина ныла, но Марина только улыбалась . Она, как всегда, была идеальной. И только это имело значение.
Игорь подошел, чмокнул ее в лоб и, снимая галстук, бросил, не глядя:
— Молодец. Все прошло отлично. Ну, почти. Соус, честно говоря, был немного пресным. Не переживай, но в следующий раз не промахнись. Я спать, устал.
«Не промахнись», «пресным». В этот момент накопленное напряжение, вся усталость и обида скрутились в тугой, горячий узел и тоскливо заныло где-то в области сердца. Её хотелось кричать, хотелось сказать: «Да я три часа на этот соус убила! У меня мигрень, а ты даже не спросил, как я себя чувствую!». Хотелось, чтобы он увидел ее, наконец, как живую, измученную женщину.
Но голос пропал. В голове тут же включилось привычное: «Нельзя. Идеальные девочки не ссорятся. Если будешь недовольна, он увидит, что ты не идеальна, и найдет ту, которая лучше».
Она, конечно, знала, откуда взялся этот страх: в детстве ей постоянно приходилось доказывать, что она достойна маминой любви и внимания. А любви отца просто не было. Мама растила её одна. И, казалось, что Марина одна должна расплачиваться за всё, чем её обидел этот мир. Похвала следовала только за пятерками и помощью по дому. Только такая идеальная девочка имела право на тепло и любовь. Проявление же слабости или гнева мгновенно приводило к холодному отстранению. И Марина, уже преданная отцом, очень боялась быть отвергнутой и матерью. И поэтому стала идеальной...
Игорь уже скрылся в спальне. Марина медленно, будто в трансе, повернулась к раковине. Она видела, что посуда уже аккуратно загружена в посудомойку, а столешница вытерта. Но руки сами потянулись. Она вытащила фужер и начала его зачем-то намыливать. Сильно, яростно, до скрипа. Ее тело дрожало, а слезы обжигали щёки.
Когда до блеска отполированный фужер встал на полку, Марина тяжело опустилась на стул. Кухня была безупречна.
А она? Она избежала конфликта и осталась отличницей. Как всегда. Но теперь она чувствовала абсолютную пустоту внутри. На кого злиться? На Игоря, который просто не заметил? Или на себя, которая так и не смогла позволить себе быть собой настоящей?
Эта история — просто хрестоматийный пример того, как сформированная в детстве модель поведения, ломает жизнь взрослой, успешной женщины. И эта модель поведения называется синдром отличницы.
Целый день Марина как машина выполняла сложную программу: идеальный отчёт, идеальный порядок, идеальное каре. Её цель была одна: получить за это безоговорочное принятие и любовь от Игоря. Она как бы говорила ему: «Посмотри, какая я умница! Теперь ты не имеешь права меня не любить».
Эта привычка родилась, когда Марина была совсем маленькой. Любовь мамы никогда не была просто так, даром. Её нужно было заслужить. Пятёркой, чистой комнатой, помощью по дому. А отцовского внимания, которое дало бы ей первую, безусловную опору, не было совсем. В голове ребёнка сложилось жёсткое правило: «Я хорошая, только когда я безупречна. Если я ошибаюсь, меня бросают».
Что случилось, когда он сказал про соус?
Когда Игорь, уставший и невнимательный, не глядя, бросил: «Соус пресный», для Марины это было не замечание о еде. Это было увольнение. Это было: «Твои старания не засчитаны. Ты не прошла испытание. Ты не идеальна. И теперь я уйду».
Она восприняла его фразу как глобальную угрозу: сейчас он увидит, какая я на самом деле измученная и несовершенная, и заменит меня на ту, кто лучше.
Почему она не сказала: «Я устала»?
Её старая детская привычка не позволила ей это. Сказать: «Мне плохо» или «Я злюсь» — означало показать слабость, а слабость, по её внутреннему правилу, ведёт к отвержению. Поэтому она выбрала молчание и изоляцию. Она осталась одна на кухне, чтобы «отработать» свою вину. Яростное намыливание фужера — это попытка вернуть себе чувство контроля над ситуацией и заглушить боль, исправляя хотя бы то, что можно исправить.
В итоге, Марина получила то, чего боялась больше всего: эмоциональное одиночество и холодное отстранение любимого человека, и ей кажется, что она заслужила это сама.
Как же сломать этот сценарий?
Начать надо с самого сложного: разрешить себе быть неудобной и неидеальной:
Научиться разделять. Если говорят: «Соус пресный», просто ответить: «Надо было больше соли». Это про соль, а не про её ценность.
Начать с мелочей. Позволить себе иногда приготовить что-то простое, купить готовый ужин или открыто сказать: «Я сегодня слишком устала».
Помнить главное: если человек вас любит, он любит вас, а не ваш сложный соус с каре. Настоящая близость возможна, когда мы показываем себя не с парадной, а с настоящей стороны.
📌 Узнали ли вы себя в Марине, когда вместо того, чтобы сказать: "Мне больно", молча начинаете яростно мыть посуду? Поделитесь своим опытом!