В 1966 году во МХАТе состоялась премьера детективной драмы "Тяжкое обвинение". Ее автором был Лев Романович Шейнин, который с 1923 по 1949 год работал в советской прокуратуре.
Содержание "Тяжкого обвинения" сводится к тому, что через сорок лет после гражданской войны старый большевик обвиняет другого старого большевика в том, что тот в 1918 году выдал контрразведке атамана Дутова своих товарищей по подполью. Все подпольщики были осуждены дутовским военно-полевым судом, но тот, которого его бывший товарищ обвинил в предательстве, был помилован лично атаманом Дутовым перед самой казнью.
Проверку "тяжкого обвинения" поручают молодому следователю прокуратуры. А дальше этот следователь находит свидетелей из "бывших" "владельцев заводов, газет, пароходов", подписавших прошение о помиловании подпольщика, и допрашивает их, разматывая клубок мотивов и обстоятельств, скрывающих истину.
Поведение этих "бывших" в жизни и на допросах, на мой взгляд, представляет собой откровенный троллинг советской власти в пределах разумного, не допускающего их привлечения по статье за антисоветскую агитацию и пропаганду.
Судите сами.
Вот следователь вызывает на допрос бывшую настоятельницу женского монастыря матушку Соломониду, в миру — Евдокию Амбросьевну Преображенскую.
Допрос проходит в отделении милиции, расположенном в стенах ее бывшего монастыря, где она, по ее признанию, "не была уже лет сорок".
После того, как монастырь закрыли, матушка Соломонида пошла работать санитаркой, "чтобы можно было крест носить, он хоть и красный, а все-таки крест". Вот такая "фига" советской власти.
В ходе допроса следователь пытается "подколоть" Соломониду, рассказывая ей историю об американском миссионере, который поехал обращать в христианство африканских туземцев, но их вождь заявил, что им такая вера не подходит, ибо "чего стоит бог, которого убили люди, и что стоял люди, которые убили своего бога?". И этот миссионер не смог ничего им ответить.
А вот матушка Соломонида выдала ответ моментально:
— Вдвойне ду..к. Во-первых, потому что написал об этом. А, во-вторых, что не сумел ответить. Ведь Христа убили римляне, захватившие Иудею. Какие же это "люди"? Это, как теперь говорят — колонизаторы. Тем самым они только укрепили веру в Христа.
Но следователь не унимается.
— Так вы, значит, матушка, верите в непорочное зачатие, Вифлеемскую звезду, другие легенды?
— Легенды, мил человек, — отвечает ему Соломонида, — жизнь украшают. Вот у вас, у коммунистов, тоже были свои легенды. Ну-ка, давай-ка вспомним тот же "культ" (личности Сталина). Был?
— Был!
— А потом взяли и сами же от него и отказались.
— Ну правильно, отказались. Но так мы же народу о культе всю правду сказали, чтобы он никогда не мог повториться.
— Нет, милок. Знали бы Священное писание, и не было бы культа. Еще в Библии сказано — Не сотвори себе кумира. Истинная вера нужна.
— Ну вера у нас есть. Только вера в человека, в его будущее, в счастье, в партию...
— Хорошо коли так. Ну а в Логинова (подозреваемого в предательстве), о котором вы меня сейчас допрашиваете, вера-то у вас есть? А он ведь тоже человек.
— Ну а как вы думаете?
— Эээ, была бы вера, не стали бы вы людей допрашивать через сорок лет с гаком.
В конце допроса Соломонида уже напрямую наставляет молодого следователя, предостерегая его от слепой веры в свидетельские показания:
— Иной свидетель стремится так угодить следователю, что вместо правды начинает показывать то, что тому хочется. Об этом еще Симон бен-Шатах говорил.
Следователь признается, что ничего о нем не слышал.
— Плохо вас учат. Об этом не мешало бы знать. Симон бен-Шатах, милок, это тоже был вроде тебя, из судейских. Был он председателем Иерусалимского Синедриона еще до Рождества Христова. И так поучал своих судей: "Будьте осторожны в распросах свидетелей, дабы из слов ваших не научились они говорить неправду". Ну как, понял?
— Да вроде. Интересно. Это надо записать.
— Пиши-пишу, милок, тебе это в милиции пригодиться.
А дальше следует убойный, на мой взгляд, вопрос Соломониды:
— Ну как, подошел бы вам в следователи этот Симон бен-Шатах, или забраковали бы по анкете?
Дело в том, что в советских анкетах была графа "социальное происхождение", потому что при выдвижении на ответственные должности предпочтение отдавалось рабочим и крестьянам.
Но после смерти Сталина наступили другие времена, и следователь со смехом отвечает, что, пожалуй, подошел бы.
А "убойным" этот вопрос представляется мне потому, что он рушит границу между советскими и библейскими временами. Ведь если Симон бен-Шатах мог бы работать следователем в советской прокуратуре, то зачем и кому были нужны революция и гражданская война?
Впрочем, автор "Тяжкого обвинения" сам чем-то похож на этого библейского Симона бен-Шатаха... Но это уже другая история.
А что обо всем этом думаете вы?
Ваш