Ему было всего 30 лет, когда он решил отправиться на остров Сахалин. Нельзя сказать, что на край света его гнала жизненная неустроенность или разочарования. Он был уже хорошим врачом, известным писателем. Друзья отговаривали, родные предупреждали о развитии болезни, которая уже дала о себе знать. Но он всё-таки поехал.
К концу января 1890 года Чехов определил маршрут: река Кама, Пермь, Тюмень, Томск, Иркутск, река Амур, о. Сахалин, но маршрут несколько раз уточнялся и менялся. Из Перми Чехов ехал железной дорогой до Екатеринбурга, затем снова поездом до Тюмени, куда прибыл 3 мая 1890 года.
Именно от Тюмени началось его «коннолошадиное странствие» по сибирским дорогам с весенними ветрами, распутицей, грязью, холодом и нехваткой продовольсвия. Так что мужество Чехова проявилось задолго до его прибытия в пункт назначения – остров Сахалин.
Жалел ли Чехов о том, что начал небезопасную поездку? Не появлялось ли у него желания вернуться? Все разумные предположения разбиваются о свершившийся факт: Антон Чехов добрался до Сахалина, а в пути не прекращал вести дорожные заметки, да ещё и медицинскую помощь оказывал встречным болящим.
12 июля прибыл с визитом к начальнику острова генералу Кононовичу, который выдал писателю удостоверение, позволяющее ему беспрепятственно перемещаться по всему Сахалину. В документе указывалось, что удостоверение выдано «лекарю Антону Павловичу Чехову в том, что ему, г. Чехову, разрешается собирание разных статистических сведений и материалов, необходимых для литературной работы об устройстве на острове Сахалине каторги».
Вот так. Не больше – не меньше: разрешается собирание сведений. Но это на бумаге. А в действительности начальник острова своим чиновникам разослал другое распоряжение: за лекарем Чеховым установит постоянное наблюдение и не допускать «никаких сношений с ссыльно-каторжными… и административно-ссыльными, состоящими под надзором полиции».
Несмотря на строжайший запрет, Чехову под предлогом переписи населения Сахалина удалось встречаться с самыми разными каторжниками, оказывать им необходимую медицинскую помощь и даже передавать продукты.
Кроме того, писатель изучал быт местного населения, условия содержания в тюрьмах и сталкивался с вопиющими нарушениями во всём: от гигиенического состояния камер и жилищ до физических и моральных издевательств.
В декабре 1890 года Чехов вернулся в Москву и сразу начал разбирать привезённые бумаги с записями.
1892 год можно считать значимым в творчестве и жизни Чехова. Он продолжал работать над книгой «Остров Сахалин», то есть находился во власти увиденного и пережитого.
Но жизнь не дала ему передышек ни в физическом, ни моральном плане. В России разразилась холера и начался голод. Врачей для оказания помощи не хватало. И писатель снова стал лекарем Чеховым в Серпуховском уезде. Он отправился в холерные бараки, а там, где их не хватало, выделял собственные средства на их строительство, оказывал помощь голодающим и снабжал лекарствами крестьянские семьи.
Страха перед заразой у него не было. Было лишь желание помочь справиться с напастями.
После окончания холерной эпидемии Чехов приступил к работе над повестью «Палата № 6». Доктор Андрей Ефимович Рагин совсем не похож на доктора Чехова. Впрочем, возможно, какое-то сходство имелось. «Андрей Ефимович чрезвычайно любит ум и честность…» Чехов тоже любил ум и честность. На этом их сходство и заканчивалось.
Доктор Рагин понял, «… чтобы устроить около себя жизнь умную и честную, у него не хватает характера и веры в своё право».
Когда-то Андрей Ефимович принял больницу и трудился, как и подобает врачу, но в конце концов пришёл к равнодушию и спокойствию: зачем «мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого».
Конец Рагина страшен и выглядит, как показал Чехов, совсем не как «нормальный», но как закономерный для человека и врача, равнодушно взирающего на страдания других.
Спустя несколько лет после поездки на Сахалин, после эпидемии холеры, с которой он боролся как земский врач, после создания трагической истории доктора Рагина Чехов в рассказе «Крыжовник» выразил мысли, утверждающие суть существования человека:
«Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясётся беда – болезнь, бедность, потери, и никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других».
Дальше в рассказе «Крыжовник» Чехов сказал, что человека с молоточком нет…
Пожалуй, это единственный раз, когда Антон Павлович Чехов оказался неправ. Он и есть тот человек с молоточком. И его слышат. Не все, но многие.