Когда мне предложили сделать эту работу, я сразу почувствовала прилив энергии. Тема — три шимпанзе в уличном стиле, каждый с собственным характером и аксессуарами — казалась одновременно простым и глубоким нарративом о современной культуре, самоидентичности и общении.
«Три обезьяны» (яп. 三猿, сандзару или 三匹の猿, самбики но сару) — устойчивая композиция из трёх обезьяньих фигур, закрывающих лапами глаза, уши и рот. Считается, что три обезьяны символизируют собой идею недеяния зла и отрешённости от неистинного.
Каждая из трёх обезьян имеет собственное имя: не видит — Мидзару, не слышит — Кикадзару, не говорит — Ивадзару. В русском переводе более популярна версия «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Иногда в композицию добавляется четвёртая обезьяна — Сидзару, символизирующая принцип «не совершать зла».
Но заказ был конкретный- три обезьяны в современной интерпретации и даже скинули картинку с интернета).
Я представляла себе композицию, где центральная фигура держит зрителя в напряжении, а боковые образы дополняют её, раскрывая разные грани одной истории.
Начало работы всегда наполнено трепетом. Я делаю множество набросков, зарисовок и выбираю настроение. Для этой картины мне хотелось сочетания игривости и серьёзности, поэтому я остановилась на тёмном декоративном фоне, напоминающим лейблы высокой моды, чтобы создать контраст между уличной эстетикой и отсылкой к брендам. Начертить силуэты трёх фигур было приятно — ритм композиции задавался буквально с первого штриха: центральный шимпанзе — более массивный, с прямым, почти вызовным взглядом; слева — погружённый в музыку, с наушниками и закрытыми глазами; справа — отрешённый, в очках и кепке, как бы наблюдающий мир с нескрываемой самоиронией.
Работа с фактурой шерсти стала медитативным процессом. Я использовала тонкие перьевые мазки, слой за слоем выстраивая глубину и блеск. Каждый волосок на теле и шее — результат терпения и желания передать живую текстуру. Чем больше я уделяла внимания деталям, тем сильнее начинала ощущать связь с моделями: они перестали быть просто изображениями, превратившись в персонажей с собственной историей. Центральный шимпанзе, прикрытый оранжевой банданой, оказался для меня символом защиты и уязвимости одновременно. Бандана не просто закрывала лицо — она говорила о нюансах времени: о желании быть замеченным и одновременно сокрыться. Я тщательно прописывала складки ткани, игру света и тени, чтобы даже этот элемент выглядел как живой.
Выбор цвета был ключевым в создании настроения. Я сознательно взяла яркие, даже немного неоновые акценты — оранжевый, синий, желтый — чтобы передать энергию городской культуры. Наушники слева — красные, с белым логотипом; они врезаются в общую палитру и рассказывают о музыке, которая уносит в другие миры. Левый персонаж с закрытыми глазами словно поёт — его лицо выражает наслаждение, которое я старалась передать через мягкие переходы цвета и лёгкую улыбку. Правая фигура, в солнечных очках, выглядит хладнокровной и уверенной; мне хотелось, чтобы зритель увидел в ней смесь сарказма и самоуверенности, типичную для городских наблюдателей.
Процесс часто сопровождался музыкой: я слушала разные жанры в зависимости от сцены, которую прорабатывала — от соула для левого персонажа до хип‑хопа и фьюжн для центрального и правого. Музыка помогала войти в настроение каждого героя, задавала ритм движению кисти. Когда я работала над выражением лиц, особенно центрального взгляда, появлялось ощущение, что картина начинает отвечать мне взаимностью — глаза, казалось, смотрели в ответ, требовали быть услышанными. Это немного пугает и очень вдохновляет одновременно: будто ты не создаёшь просто изображение, а приводишь в мир новых «людей».
Фон также был важен для общего посыла. Я нанесла черный фон с элементами известного бренда, который одновременно отсылает к люксу и воспринимается как ночное небо города, наполненное неоном и рекламой. Работа с эпоксидной смолой дала эффект глубины, а появившийся блеск на фоне создал впечатление, что картина дышит и играет на свету, словно оживая при каждом шаге зрителя. В моменты, когда смола ещё подсыхала, я подходила к полотну, подсвечивала и наблюдала, как отражения оживляют композицию — это приносило тихое счастье, почти интимное.
На финальной стадии я делала последние корректировки: усиливала контрасты, подчёркивала блески в шерсти, добавляла мелкие детали на аксессуарах — логотип на наушниках, текстура банданы, отражение в очках. Когда настал момент подписи, я задержала кисть на секунду, чувствуя благодарность самой себе и всему пути, который привёл к этой работе.
После завершения картины я испытала глубокое удовлетворение и тепло. Каждый персонаж, хоть и нарисован мною, сохраняет свою автономию — зритель может придумать для них свои истории. Мне нравится мысль, что кто-то посмотрит на эту работу и улыбнётся, кто-то задумчиво упрётся в горделивый взгляд центрального шимпанзе, а кто-то почувствует ритм музыки, исходящий от левого персонажа. Для меня искусство — это диалог, и эта картина стала приглашением к разговору о моде, масках, музыке и индивидуальности.
Ну и конечно многие, когда видят эту картину сразу говорят : «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»
В завершении хочу сказать: создание этой работы было праздником творчества. Я шла за интуицией, позволяла краскам говорить за меня и не боялась экспериментов. И когда заказчик увидел картину и сказал, что она «дышит», я поняла, что цель достигнута. Это чувство признания и счастья остаётся со мной и вдохновляет на новые проекты — ведь в каждом новом полотне можно рассказать ещё одну историю, открыть ещё один характер и подарить миру немного радости и размышлений.