Знаменитый Дом на набережной - этакая крепость советской элиты. И в одной из его квартир - худой, болезненный подросток в очках, с тетрадками под мышкой. Он не гоняет в футбол во дворе, его мир - книги, оперы, сложные чертежи и… его дневник. Для своих одноклассников, среди которых был будущий писатель Юрий Трифонов, он был «местным Леонардо». А для нас, оглядывающихся назад, - загадкой, которую не могут разгадать до сих пор.
Его звали Лев Федотов. И его дневники, которые он исписывал порой по сотне страниц в день, - это не просто мысли подростка. Это готовый сценарий войны, написанный за несколько недель до ее начала. Причем сценарий настолько точный, что поневоле задумаешься о природе самого времени.
Вот он, Лёва, сидит 5 июня 1941 года и выводит своим мелким почерком: «Я думаю, что война начнется или во второй половине этого месяца, или в начале июля... ибо ясно, что германцы будут стремиться окончить войну до морозов». Запись от 21 июня еще конкретнее: «Теперь, с началом конца этого месяца, я уже жду… беды для всей нашей страны - войны…»
Но это не просто догадка. Это - детальный, пошаговый анализ. Он не просто предсказывает нападение. Он раскрывает сверхсекретный план «Барбаросса»! Пишет о растянутом фронте от Ледовитого океана до Черного моря, о главном ударе на Украину, о тактике окружения крупных городов. Он предрекает падение Минска, Киева, упорные бои за Одессу, но непоколебимую стойкость Ленинграда. Он допускает, что немцы дойдут до Москвы, но уверен - замкнуть кольцо до зимы не успеют, а русские морозы станут их могилой. Он даже заглядывает в самый конец войны, рассуждая о том, как наши войска будут штурмовать Берлин, а Геббельс, «как полоумный раб», все еще будет горланить о победе.
Откуда он это знал? Ведь его информационная диета - это советские газеты, где царила бодрая уверенность в нерушимости пакта о ненападении. Его отец, партработник, трагически погиб при странных обстоятельствах - утонул в ручье во время командировки. Семья жила более чем скромно. Никаких связей в Генштабе. Только его собственный, ни на чей не похожий, ум.
Одноклассники поражались его феноменальным способностям. Самоучкой, по памяти, он записал всю оперу «Аида». Играл на фортепиано, не зная нот. Его акварели выставлялись на выставках. Он был губкой, впитывавшей все на свете - историю, физику, музыку, геологию. И его мозг, как мощный процессор, перемалывал разрозненные факты из прессы, выдавая на-гора пугающе точные выводы.
А потом грянула война. И что же Лёва? Его реакция парадоксальна. Услышав от тетушки страшную новость, он лишь удивленно спрашивает: «А чего это вдруг?». Словно его аналитическое «я» знало и предвидело, а человеческое - отказывалось верить.
Он рвался на фронт, но его не брали - слишком болезненный, с больным сердцем и сильной близорукостью. Поразительно, но его призвали лишь в 1943-м, и его служба оказалась короткой и загадочной. По одной версии, он поехал с матерью копать картошку, его забрали в армию на месте, и грузовик со штрафниками, в котором он почему-то оказался, разбомбили по дороге. По другой, более конспирологической, его «предсказания» могли заинтересовать определенные структуры, и его гибель была инсценировкой для начала новой, засекреченной жизни. Так или иначе, в 20 лет его не стало.
После войны его мать передала 15 тетрадей сына писателям. И тут началось самое интересное. Куда-то пропали 11 из них! В музее «Дом на набережной» хранятся лишь 4. Где остальные? Ходят слухи, что в подвалах того самого дома нашли новые тетради, где Федотов предсказал появление адронного коллайдера, избрание Барака Обамы и даже финал его карьеры.
Но это уже из области легенд.
Так кто же он был? Гений-аналитик, чей мозг видел логику истории, как шахматист - комбинацию на десять ходов вперед?
Или невольный провидец, чье сознание могло подключаться к чему-то большему? Его дневник - это памятник не мистике, а колоссальной силе человеческой мысли. Силе, которая, оказывается, может не только познавать мир, но и заглядывать в его будущее. И этот тихий мальчик из Дома на набережной навсегда остался самым загадочным пророком ушедшей эпохи.