Что есть сон? Мимолётная игра нейронов или потайная дверь в иные измерения? Мы все бывали там — в мире, где законы физики подчиняются причудливой логике подсознания. Где время течёт вспять, а расстояния сокращаются до шага. Где ушедшие возвращаются, а невозможное становится обыденностью.
Нейрофизиологи скажут: это всего лишь обработка воспоминаний, нереализованных желаний, скрытых страхов. Психиатры опишут механизмы проекции и сублимации. Биохимики укажут на роль серотонина и мелатонина.
И всё же…
Кто из нас, проснувшись, не ощущал горечь от того, что яркий мир сновидений растаял без следа? Кто не пытался удержать хотя бы обрывок видения, понимая, что в нём было нечто настоящее — не менее реальное, чем утренний кофе и шум городского трафика?
Возможно, сны — это щель между мирами. Или мост. Или эхо иных реальностей, доходящее до нас сквозь барьеры пространства и времени.
Герману было почти тридцать, когда жизнь разделилась на «до» и «после». Смерть отца от тяжёлой болезни в конце зимы не обрушилась внезапно, но сильно ранила. Первые месяцы Герман жил как в тумане — работа, дом, редкие встречи с друзьями. Всё казалось тусклым, лишённым красок.
Но спустя какое-то время начали сниться сны. Они снились и раньше, но теперь в снах отец приходил к нему — не призрачный, не размытый, а такой же, каким Герман помнил его при жизни. И каждый такой сон был накануне дождя. Они разговаривали о пустяках, вспоминали прошлое, смеялись над старыми шутками. Эти сны были настолько реальными, что, просыпаясь, Герман ещё долго ощущал тепло отцовской руки на своём плече.
Он, человек с гуманитарным образованием и рациональным складом ума, пытался найти научное объяснение этим снам. Изучал литературу о сновидениях, читал исследования о посмертных переживаниях. Сны повторялись с пугающей регулярностью, а их содержание становилось всё более конкретным.
Однажды отец во сне сказал:
«На окраине города есть место. Там, где старый лесопарк переходит в поле. В дождь ты сможешь увидеть меня по‑настоящему».
Герман колебался несколько недель. Рациональный ум шептал нереальности снов, но сердце рвалось навстречу призрачной надежде. Когда сухая осень наконец сдалась под натиском холодных дождей, он отправился в указанное место.
Лесопарк встретил его утренней тишиной и осенней моросью. Герман шёл по мокрой траве, пока не оказался на границе поля. И тогда он увидел.
По одну сторону невидимой границы шёл дождь, монотонный шум которого было хорошо слышно, а по другую — лишь моросило. В потоке дождя стоял отец. Он выглядел абсолютно реальным — капли стекали по его лицу, одежда промокла насквозь, но глаза светились тёплом, которое Герман хорошо помнил.
— Папа?.. — голос дрогнул.
— Да, сын, — ответил отец. — Но не переходи черту. Тебе сюда не надо.
— Почему? Что это за место?
— Не могу объяснить. Просто поверь. И ещё… не говори маме. Ей лучше не знать.
Так начались их встречи. Герман приходил каждый раз, когда ночью или под утро начинался дождь. Они разговаривали всё время: о жизни, о новых событиях в жизни сына, о маме. Отец много расспрашивал о ней - видно было как он скучал. Наверняка она тоже вспоминала о нём, но никогда об этом не говорила Герману. Как только дождь по ту сторону стихал, силуэт отца становился призрачным, таял на глазах сына и беседа обрывалась.
С каждой встречей Герману становилось всё труднее держаться на расстоянии. Желание прикоснуться, обнять отца становилось невыносимым.
В один из дней, когда дождь утром лил особенно сильно, они какое-то время стояли напротив друг друга и разговаривали, как обычно, и в какой-то момент Герман не выдержал и шагнул через невидимую границу навстречу отцу.
Отец резко произнёс:
— Герман! Назад!
Но было поздно - сын уже стоял рядом. Не обращая внимания на упрёки, он крепко обнял отца. Тот на мгновение замер, затем ответил на объятие.
Они стояли под дождём, похлопывая друг друга по спине, и время будто остановилось.
Но вскоре Герман заметил, что капли стали реже, а шум дождя постепенно начал стихать.
Голос отца вдруг изменился. В нём появились тревожные, почти панические нотки:
- Герман, слушай меня внимательно. Дождь заканчивается. Ты должен уйти прямо сейчас. Если останешься, то застрянешь здесь навсегда, между мирами. Понял?
Герман хотел что‑то возразить, но отец резко отстранил его и толкнул в сторону границы:
- Беги! Сейчас же!
Герман рванулся вперёд, чувствуя, как ноги внезапно стали вязнуть в размокшей земле. Дождь почти прекратился, и невидимая граница становилась всё более ощутимой — словно упругая стена воздуха. Герман прыгнул сквозь неё в последний момент, когда дождь уже перешёл в морось.
Оказавшись по ту сторону, он обернулся. Отца не было. Лишь редкие капли падали с неба, а поле выглядело совершенно обычным.
С тех пор отец почему-то перестал приходить во сне накануне дождя. Герман больше не видел отца и в той непонятной аномальной зоне, сколько бы раз ни приезжал в то место. Но он знал: где‑то там, между мирами, есть место, где живые могут встретиться с ушедшими. И теперь он понимал, почему отец просил не говорить маме. Потому что знание об этом — слишком тяжёлое испытание и не для всех.
Что это было? Почему именно там? Почему только во время дождя? Возможно, ответы найдутся или придётся их найти.