Смена выдалась спокойная. Я работала медсестрой в детской поликлинике уже пятнадцать лет и научилась ценить такие дни, когда народу немного и можно спокойно заполнить карточки, разложить документы по папкам. Обычно к концу рабочего дня наваливается усталость такая, что домой еле ноги тащишь, а тут вроде ничего, даже силы оставались.
Часы показывали половину шестого. До конца смены оставалось полчаса, и я уже мысленно планировала, что приготовлю на ужин, когда дверь кабинета открылась. Вошла женщина лет тридцати пяти с девочкой примерно четырех лет. Девочка была худенькая, бледная, держалась за мамину руку и смотрела в пол.
— Здравствуйте, — сказала женщина. — Мы на прием к педиатру записаны на шесть часов. Ребенок кашляет третий день уже.
— Проходите, садитесь пока, — кивнула я на стулья у стены. — Доктор сейчас освободится, минут пять подождете.
Женщина села, девочку посадила рядом. Я продолжила заполнять какие-то бумаги, но краем глаза наблюдала за ними. Что-то в этой паре меня насторожило сразу, хотя я и не могла понять, что именно.
Девочка сидела тихо, не ерзала, не капризничала. Вообще как-то слишком тихо для четырехлетнего ребенка. Обычно дети в этом возрасте непоседы, вертятся на стульях, достают родителей вопросами. А эта сидела как статуэтка застывшая.
— Как девочку зовут? — спросила я, заполняя направление.
— Катя, — ответила мать.
— Катенька, а сколько тебе годиков?
Девочка молчала, даже не подняла головы. Мать ответила за нее:
— Четыре. Она стесняется очень, к чужим людям не идет.
Я кивнула и продолжила писать. Но что-то все равно не давало покоя. Опыт работы научил меня обращать внимание на мелочи, которые обычные люди не замечают. И сейчас каждая клеточка моего тела кричала — что-то здесь не так.
Дверь кабинета врача открылась, вышла женщина с мальчиком. Доктор Светлана Викторовна выглянула в коридор.
— Следующий!
Мать Кати встала, взяла девочку за руку и повела в кабинет. Я встала тоже, потому что обычно присутствовала на приеме, помогала врачу. Когда девочка проходила мимо меня, я увидела на ее шее что-то странное. Маленькое красное пятнышко, похожее на родинку или след от укуса насекомого.
Мы зашли в кабинет. Светлана Викторовна начала расспрашивать мать про симптомы, когда начался кашель, была ли температура. Я стояла рядом и готовила инструменты для осмотра.
— Катенька, иди сюда, милая, — позвала доктор, похлопывая по кушетке. — Давай послушаем тебя.
Девочка подошла медленно, как-то неохотно. Мать помогла ей забраться на кушетку. Светлана Викторовна начала осмотр — послушала легкие, посмотрела горло. Все это время девочка молчала, только глаза у нее были какие-то испуганные.
— Раздевайте ее, посмотрю грудную клетку, — сказала доктор.
Мать начала снимать с девочки кофточку. И вот тут я увидела то, что заставило меня похолодеть. На плече у ребенка было несколько синяков. Небольших, но отчетливо видных. А на спине, когда мать повернула девочку боком, я заметила еще один — свежий, желто-зеленого цвета.
Наши глаза со Светланой Викторовной встретились. Она тоже увидела. Доктор была опытная, работала в педиатрии больше двадцати лет. Она знала, как выглядят следы от падений и игр, а как — от побоев.
— А это что у вас? — спросила она осторожно, показывая на синяки.
— Упала на детской площадке позавчера, — быстро ответила мать. — С качелей свалилась. Я ей говорила аккуратнее быть, так нет же.
— Понятно, — доктор продолжила осмотр, но я видела, что она насторожена тоже.
Когда закончили осмотр и одели девочку обратно, я подошла поближе. Мне нужно было рассмотреть ту метку на шее, которую я заметила раньше. Сделала вид, что поправляю воротничок кофточки, и увидела четко — это было не пятно и не родинка. Это была буква. Маленькая, нацарапанная чем-то острым прямо на коже. Буква была красная, воспаленная, явно свежая.
Сердце мое екнуло. Я видела такое только один раз в жизни, на семинаре по выявлению жестокого обращения с детьми. Нам рассказывали, что иногда похитители или насильники метят детей, чтобы потом узнавать своих жертв. Ставят какие-то знаки, символы.
— Извините, а это что у девочки на шее? — спросила я как можно спокойнее, показывая на метку.
Мать дернулась, быстро поправила воротник, закрывая шею ребенка.
— Царапина. Кошка наша поцарапала недавно.
— Можно я посмотрю внимательнее? — не отступала я. — Вдруг инфекция какая, обработать надо.
— Не надо! — резко сказала женщина. — Я уже обработала дома. Нам пора идти уже, вы рецепт выпишете?
Светлана Викторовна посмотрела на меня вопросительно. Я едва заметно кивнула. Доктор поняла.
— Подождите минутку, я еще несколько вопросов задам, — сказала она. — Для истории болезни. Катенька, а где ты живешь? В квартире или в доме?
Девочка молчала. Мать ответила за нее опять:
— В квартире. Что за допрос вообще?
— Обычные вопросы, не волнуйтесь. Катя, а с кем ты живешь? С мамой и папой?
Девочка подняла наконец глаза. Посмотрела на женщину рядом, потом на доктора. И вдруг очень тихо, почти шепотом, сказала:
— Я не знаю.
— Как не знаешь? — удивилась Светлана Викторовна. — Ты же с мамой пришла.
— Она устала просто, — быстро вмешалась женщина. — Плохо спала ночью из-за кашля. Нам действительно пора, выпишите что-нибудь от кашля и мы пойдем.
Я подошла к девочке и присела рядом, чтобы быть на одном уровне с ней.
— Катюша, а как твою маму зовут?
Девочка посмотрела на меня своими большими грустными глазами.
— Не знаю, — повторила она.
— Что значит не знаешь? — женщина нервничала уже открыто. — Ты что несешь вообще? Меня зовут Ирина Сергеевна, вот мой паспорт, если не верите!
Она достала из сумки паспорт, положила его на стол. Светлана Викторовна взяла, открыла. Я видела, как она внимательно изучает фотографию, сверяет с лицом женщины перед собой.
— А свидетельство о рождении ребенка у вас с собой есть? — спросила доктор.
— Нет, зачем оно на прием нужно? Вы что, проверкой документов занимаетесь или лечением?
— Обычная процедура, — спокойно ответила Светлана Викторовна. — Нина Петровна, позовите, пожалуйста, заведующую.
Я кивнула и вышла из кабинета. Сердце колотилось как бешеное. Что-то было определенно не так с этой парой. Быстро дошла до кабинета заведующей, постучала.
— Алла Михайловна, срочно нужна ваша помощь. В восьмом кабинете ситуация странная.
Заведующая поднялась из-за стола сразу. Она была женщина строгая, но справедливая. И самое главное — опытная. За тридцать лет работы в поликлинике она насмотрелась всякого.
Мы вернулись в кабинет вместе. Та женщина, которая представилась Ириной Сергеевной, уже стояла и держала девочку за руку, явно собираясь уходить.
— Стойте, пожалуйста, — сказала Алла Михайловна. — Нам нужно уточнить некоторые данные для карточки.
— Какие еще данные? Мы уже все рассказали! Отпустите нас!
— Присядьте, пожалуйста. Это займет пару минут.
Заведующая достала телефон. Я поняла, что она собирается звонить в полицию, и попыталась задержать женщину разговором.
— Ирина Сергеевна, а давно вы переехали в наш район? Просто карточки девочки у нас нет.
— Недавно переехали. Неделю назад. Я собиралась завести карточку, но вот заболела дочка, пришлось срочно на прием идти.
— А из какого района переехали?
— Из Южного.
— Понятно. А школу или садик выбрали уже?
— Еще нет, не успели.
Алла Михайловна вышла в коридор с телефоном. Я знала, что она вызывает наряд полиции. Нужно было продержать эту женщину здесь, пока не приедут.
— Катенька, а ты в садик ходила раньше? — спросила я у девочки.
Та кивнула.
— И как тебя там звали? Катя или Катенька?
— Софа, — вдруг сказала девочка.
Воцарилась тишина. Женщина побледнела.
— Она оговорилась! У нее подружка в садике была Софа, вот и перепутала!
Но было уже поздно. Светлана Викторовна встала из-за стола и подошла к двери, загораживая выход. Я тоже переместилась ближе, хотя сердце колотилось от страха. Если эта женщина действительно похитительница, кто знает, на что она способна.
Вернулась Алла Михайловна.
— Ирина Сергеевна, или как вас там на самом деле зовут, сейчас приедет полиция. Советую вам сидеть спокойно и никуда не дергаться.
Женщина вскочила с места.
— Вы не имеете права меня задерживать! Я сейчас возьму дочь и уйду!
— Это не ваша дочь, правда ведь? — спросила я, глядя ей прямо в глаза.
Она замолчала. По лицу расползалась паника.
— Я ничего вам не обязана объяснять!
— Катенька, — обратилась к девочке Алла Михайловна, присаживаясь рядом. — Скажи, пожалуйста, эта тетя правда твоя мама?
Девочка посмотрела на женщину, потом на заведующую. Губы ее задрожали, и она тихо-тихо сказала:
— Нет. Я хочу к маме. К настоящей маме.
Все произошло очень быстро. Женщина бросилась к двери, но Светлана Викторовна преградила ей путь. Завязалась борьба. Я схватила девочку, прижала к себе, отошла в дальний угол кабинета. Девочка плакала, вцепившись в мою форму.
— Тихо, тихо, солнышко, — шептала я ей. — Все хорошо будет, все хорошо.
Через минуту в кабинет ворвались двое полицейских. Они быстро скрутили женщину, надели наручники. Она кричала что-то, ругалась, но ее уже выводили в коридор.
Один из полицейских, мужчина лет сорока, остался с нами.
— Рассказывайте, что случилось.
Мы втроем — я, Светлана Викторовна и Алла Михайловна — по очереди рассказали все, что заметили. Синяки на теле девочки, странную метку на шее, то, как она говорила, что не знает эту женщину.
Полицейский присел перед девочкой.
— Как тебя зовут, малышка?
— София, — ответила она, все еще всхлипывая.
— А фамилия?
— Белова.
— А где твои мама и папа?
— Не знаю. Та тетя сказала, что мама меня попросила с ней пойти. Мы пошли, а потом она меня в машину посадила. Я хотела домой, а она не отпускала.
— Когда это было?
— Не знаю. Я спала много раз.
Полицейский достал телефон, позвонил кому-то.
— Пробейте по базе пропавших детей. Девочка четырех лет, имя София, фамилия Белова.
Он слушал ответ, и я видела, как его лицо становится серьезнее.
— Есть совпадение? Хорошо, узнайте контакты родителей. И вызовите опеку, ребенок нуждается в осмотре и психологической помощи.
Положив трубку, он посмотрел на нас.
— Девочку действительно похитили пять дней назад. Забрали прямо из детского сада, когда она гуляла на площадке. Воспитатель отвернулась на минуту, а когда обернулась — ребенка уже не было. Родители с ума сходили все эти дни.
У меня слезы навернулись на глаза. Представила, что чувствовали эти люди, не зная, где их дочь, жива ли она, что с ней делают.
— А зачем ее похитили? — спросила Светлана Викторовна.
— Сейчас выясним. Но судя по всему, для перепродажи за границу. У нас сейчас несколько таких дел открыто. Похищают детей, делают поддельные документы и пытаются вывезти. Хорошо, что вы вовремя заметили.
— Это Нина Петровна заметила метку на шее, — сказала Алла Михайловна, кивая на меня.
Полицейский посмотрел на меня с уважением.
— Что за метка?
Я осторожно отогнула воротничок кофточки Софии. Там все еще была видна та самая буква, нацарапанная на коже.
— Вот это. Я видела на семинаре, что так иногда метят детей преступники.
— Черт возьми, — выругался полицейский. — Значит, она не одна работала. Это целая сеть. Нам срочно нужно эту женщину допросить, выйти на остальных.
Он снова достал телефон, начал кому-то звонить, отдавать распоряжения. Мы сидели с Софией на стуле, я гладила ее по голове, а она прижималась ко мне и всхлипывала тихо.
Через полчаса приехали родители. Когда дверь кабинета открылась и вошла женщина лет тридцати с мужчиной чуть старше, София сорвалась с моих рук и бросилась к ним.
— Мама! Папа!
Они схватили ее, прижали к себе, и все трое плакали, обнимая друг друга. Я тоже плакала, не сдержавшись. Светлана Викторовна вытирала глаза платочком. Даже суровая Алла Михайловна сморгнула слезу.
Когда первые эмоции схлынули, мать Софии подошла ко мне. Взяла мои руки в свои.
— Спасибо вам. Спасибо, что спасли мою девочку. Я не знаю, что бы мы делали, если бы вы не заметили.
— Я просто делала свою работу, — сказала я, смущаясь.
— Нет, вы сделали больше. Вы вернули нам дочь. Вернули нам жизнь.
Они еще долго благодарили нас всех, плакали, обнимались. Полицейские составляли протокол, задавали вопросы. София показывала на меня и рассказывала родителям, как я ее обнимала и говорила, что все будет хорошо.
Домой я уехала поздно вечером. Вся вымотанная, но со странным чувством удовлетворения. Думала о том, как одна маленькая деталь — эта метка на шее — помогла спасти ребенка. Если бы я не заметила, если бы не обратила внимания, Софию могли бы вывезти из страны. И родители никогда бы ее больше не увидели.
На следующий день ко мне в кабинет зашла Алла Михайловна.
— Нина Петровна, звонили из полиции. Хотели поблагодарить лично. Та женщина раскололась на допросе, выдала всю свою группу. Они похитили уже пятерых детей за последние месяцы. Теперь всех найдут и вернут семьям.
Я не знала, что сказать. Просто кивнула. Алла Михайловна подошла ближе.
— Вы большая молодец. Не каждый бы обратил внимание на такую мелочь. И не каждый бы решился действовать. Спасибо вам от всех нас.
Прошло уже несколько месяцев с того случая. Иногда мне снится та девочка, София. Снятся ее испуганные глаза, когда она сидела в кабинете с чужой женщиной. А потом снится, как она бежит к родителям с криком «мама, папа», и как они обнимают ее, не веря своему счастью.
Родители Софии приходили как-то, принесли цветы и конфеты. Рассказали, что девочка восстанавливается, ходит к психологу, снова начала улыбаться и играть. Говорят, что иногда она вспоминает добрую тетю-медсестру, которая ее спасла.
Я не считаю себя героем. Просто делала то, чему меня учили — быть внимательной, замечать детали, не проходить мимо, когда что-то кажется неправильным. Но если моя внимательность помогла вернуть ребенка родителям, значит, все эти годы работы были не зря.
Теперь на всех семинарах для медицинского персонала я рассказываю эту историю. Объясняю, как важно обращать внимание на странности в поведении взрослых с детьми, на необычные метки на теле, на то, как ребенок реагирует на якобы своих родителей. Одна замеченная деталь может спасти чью-то жизнь. И это не просто слова — это правда, которую я проверила на собственном опыте.