Телефон зазвонил как раз когда я мыла посуду после завтрака. Руки были все в пене от моющего средства, я еще подумала — ну вот, только начала, а тут звонок. Вытерла ладони о кухонное полотенце и глянула на экран. Номер незнакомый был, городской какой-то.
— Алло?
— Добрый день. Это Татьяна Викторовна Морозова беспокоят?
— Да, я слушаю.
— Нотариальная контора Сергеева вас беспокоит. Меня зовут Анна Петровна, я работаю помощником нотариуса. Вам нужно приехать к нам в офис, есть важная информация по поводу наследства.
Я вообще опешила. Какое еще наследство? У меня же никто не помирал вроде. Родители оба живые, в своем доме на краю города живут. Других родни особо нет — ну там дальние какие-то, с которыми мы вообще не пересекаемся годами.
— Извините, а вы точно туда попали? Просто я не жду никакого наследства совсем.
— Нет-нет, мы не ошиблись. У нас речь идет про квартиру, она на Садовой улице находится, дом номер тридцать два, квартира восемнадцать. Завещание оформляла Вера Николаевна Соколова. Сможете приехать сегодня после обеда к нам?
Вера Николаевна Соколова. Я прямо задумалась — имя какое-то знакомое вроде, но никак вспомнить не могу, кто это вообще такая. Может соседка была когда-то? Или родственница дальняя какая-нибудь?
— Приеду, конечно. А во сколько лучше подъехать?
— В три часа подойдет?
— Да, хорошо, буду.
Записала адрес их конторы в блокнот и положила телефон на стол. Муж мой, Володя, сидел в это время за кухонным столом, газету читал утреннюю. Он на меня посмотрел с интересом таким.
— Кто это звонил-то?
— Нотариус какой-то. Говорят, что мне квартиру кто-то по наследству оставил, представляешь.
Он газету отложил сразу.
— Как квартиру? А кто вообще?
— Да какая-то Вера Николаевна Соколова. Я даже не помню, честно говоря, такого человека у нас.
— Может, это родня дальняя какая-то будет? Позвони своей маме, спроси у нее.
Я маме сразу набрала. Она долго не брала трубку, наверное в огороде была — когда ответила, голос запыханный был совсем.
— Мам, привет. Слушай, скажи, а у нас кто-то по фамилии Соколовы в родственниках есть?
— Соколовы? — мама помолчала немного. — Нет, по-моему нет. А что случилось-то?
— Да вот нотариус звонил мне. Сказали, что женщина с этой фамилией мне квартиру завещала.
— Вера Николаевна что ли? — мамин голос прямо изменился весь. — Это про Веру Николаевну Соколову речь?
— Да, именно про нее. Ты что, ее знаешь?
Мама замолчала совсем. Я только дыхание ее слышала в трубке, больше ничего.
— Мам, ты чего молчишь?
— Танюш, приезжай ко мне. Прямо сейчас приезжай. Нам надо серьезно поговорить с тобой.
— Так у меня же встреча в три часа с нотариусом назначена.
— Ну тогда сразу после нее приезжай. Это очень важно, понимаешь.
Она трубку положила, даже не дождалась моего ответа. Я на Володю посмотрела.
— Вот странно как-то все. Мама себя так необычно повела, прямо испугалась чего-то.
— Наверное, знакомая старая какая-то была, — предположил муж.
— Не знаю даже. Но судя по тому, как мама среагировала, история там какая-то сложная явно.
К нотариусу я приехала ровненько в три часа дня. Их офис в старом здании размещался, прямо в центре города, на втором этаже. Та самая Анна Петровна встретила меня — женщина годов пятидесяти, в строгом таком костюме, но улыбалась приветливо.
— Татьяна Викторовна? Проходите, пожалуйста, не стесняйтесь.
Провела меня в кабинет, где за большим таким столом сидел уже сам нотариус — мужчина лет шестидесяти, волосы седые, но глаза добрые.
— Присаживайтесь, прошу вас, — он кивнул на кресло напротив него. — Дмитрий Александрович Сергеев меня зовут, очень приятно познакомиться.
Я села, сумку на колени положила. Руки дрожали почему-то, сама не понимаю от чего.
— Значит так, — начал говорить нотариус, папку с бумагами открыл. — Вера Николаевна Соколова умерла три недели назад уже. По ее завещанию, которое она пять лет назад составила, вся ее собственность, а это однокомнатная квартира в центре, переходит теперь вам.
— Но почему именно мне-то? Я же ее даже не помню совсем, этого человека!
— В завещании написано, что вы дочь ее младшей сестры, которую звали Людмила.
Людмила. Я прямо застыла на месте. Мою маму действительно Людмилой зовут. Только она мне никогда не говорила, что у нее сестра была.
— Извините, пожалуйста, но моя мама единственный ребенок в своей семье была. Никаких братьев или сестер у нее не было вообще.
Дмитрий Александрович посмотрел на меня так внимательно.
— Татьяна Викторовна, я понимаю прекрасно, что для вас это неожиданность большая. Но все документы у нас в полном порядке. Вера Николаевна еще и письмо для вас оставила. Просила передать его вам лично, когда она уже умрет.
Протянул мне конверт. Старый такой, пожелтевший уже, на нем мое имя написано. Почерк был красивый, старинный какой-то.
— Можете прочитать его прямо здесь или дома, как вам будет удобнее. А насчет квартиры — вам нужно документы будет предоставить для вступления в наследство. Анна Петровна весь список даст, что нужно.
Взяла я этот конверт руками, которые все еще тряслись.
— А можно узнать... как она вообще умерла?
— Спокойно, во сне. Ей восемьдесят два года было. Похороны соседи организовали, потому что родственников она никаких не указывала в документах своих, только вас в завещании упомянула.
Вышла я из конторы какая-то вся в тумане. Села в машину, но заводить ее не стала сразу. Положила конверт на сиденье пассажирское и долго просто смотрела на него. Потом все-таки решилась и вскрыла его.
Письмо написано было от руки, тем же красивым почерком таким.
«Дорогая моя Танечка! Если ты сейчас это письмо читаешь, значит меня уже нет на этом свете. Извини, пожалуйста, что такую неожиданность на тебя свалила. Понимаю прекрасно, что ты про меня скорее всего вообще ничего не знаешь. Людмила никогда тебе не рассказывала про свою старшую сестру. И у нее были на это свои причины, конечно.
Мы с Людой в детстве очень дружили между собой. Она младше меня на пять лет была, и я всегда о ней заботилась, как только могла. Но когда выросли, между нами встал мужчина один. Виктором его звали. Я с ним первая познакомилась, почти год мы встречались. Я думала тогда, что он меня любит, о свадьбе мечтала.
Но потом Виктор Люду мою встретил. Она же моложе была, красивее намного, веселая такая. Он в нее влюбился буквально с первого взгляда. А она в него влюбилась тоже. Я узнала об этом случайно — застала их вместе как-то. Мы тогда с Людой поссорились ужасно. Я кричала на нее, что она предательница, что жениха моего украла. А она плакала и говорила, что не хотела так, что само вышло.
Виктор выбрал Люду в итоге. Они поженились быстро. А я возненавидела сестру свою. Совсем перестали общаться мы. Родители наши пытались нас помирить, но я слишком упрямая была. Сказала им, что у меня больше нет никакой сестры.
Так и не вышла я замуж никогда. Всю свою жизнь учительницей проработала, одна жила в этой квартире. И только когда годы прошли, поняла я, какую глупость страшную совершила. Людмила ведь не виновата была совсем. Любовь — это же не то, чем можно управлять как-то. Виктор меня не любил по-настоящему, иначе бы в другую не влюбился так.
Пыталась я с сестрой связаться несколько раз потом. Письма писала ей, звонила. Но она не отвечала мне. Наверное боялась, что я опять упреки ей буду высказывать. Или просто не могла себе простить то, что между нами произошло тогда.
А потом столько лет прошло, что уже неудобно стало вообще. Как объясняться после такой пропасти молчания длинной?
Видела я тебя один раз в жизни. Тебе лет восемь было тогда. Людмила с тобой в парке гуляла, недалеко от моего дома. Я стояла в сторонке и смотрела на вас издалека. Ты такая хорошенькая была, в красном платьице, косички у тебя были заплетены. Людмила смеялась, когда качала тебя на качелях. И мне так захотелось тогда подойти, обнять сестру мою, познакомиться наконец с племянницей. Но я не решилась на это.
Танечка моя, я оставляю тебе эту квартиру не из жалости какой-то и не из чувства вины. Оставляю ее потому, что ты единственная моя родственница сейчас, часть моей сестры, которую я так и не смогла простить по-настоящему. А может это она меня простить не смогла, кто знает.
Живи здесь счастливо, пожалуйста. И если сможешь, передай Людмиле от меня, что я любила ее всегда. Несмотря вообще ни на что.
Твоя тетя Вера».
Дочитала я это письмо и заплакала. Вот прямо так сидела в машине посреди дня и ревела как маленькая. Прохожие на меня оглядывались, но мне было совершенно все равно на это.
Когда слезы закончились наконец, завела машину и поехала к родителям своим. Мама встретила меня уже на крыльце их дома. По ее лицу я сразу поняла, что она догадалась уже, о чем мы сейчас разговаривать будем.
— Заходи, доченька моя.
Сели мы на кухне. Мама чайник поставила, печенье какое-то достала из буфета. Делала все очень медленно, будто оттягивала этот разговор специально.
— Она умерла, да ведь? — спросила наконец мама, не поднимая на меня глаз.
— Три недели уже прошло.
Мама кивнула головой и вытерла глаза ладонью своей.
— Я знала, что этот день когда-нибудь придет обязательно. Но все равно я не готова была совсем к этому.
— Мам, а почему ты мне никогда не рассказывала, что у тебя есть сестра родная?
Она вздохнула тяжело и села напротив меня за стол.
— Потому что мне было очень стыдно, Танюш. Я у нее жениха отняла. Осознанно сделала это, специально. Мне тогда двадцать лет было всего, молодая была, глупая совсем. Виктор такой красивый был, обаятельный. Я в него влюбилась буквально с первого взгляда сразу. И начала за ним ухаживать, хотя знала прекрасно, что он с Верой встречается.
— Но она в письме написала, что не винит тебя совсем.
— Она всегда добрая была. Слишком даже добрая для этого мира. А я нет. Я эгоисткой была настоящей. И когда мы с Верой поссорились тогда, когда она сказала, что видеть меня больше не хочет, я решила, что так и правильно будет. Что мне легче без этого чувства вины будет, которое меня каждый день терзало изнутри.
— А ты пыталась с ней потом помириться?
— Несколько раз пыталась, да. Писала ей, звонила. Но потом твой отец умер... он так внезапно ушел от нас. Тебе всего десять лет тогда было. Я в таком состоянии была ужасном, что просто забыла про все остальное. А потом столько времени прошло уже, что я не знала даже, как подступиться к ней. Думала, что Вера меня возненавидела навсегда. Что никогда не простит мне этого.
— Она видела меня один раз. В парке, когда мне восемь лет было. В письме об этом написала.
Мама подняла на меня глаза свои.
— Правда что ли? А когда это было?
— Когда мне восемь было. Мы с тобой гуляли недалеко от ее дома, помнишь.
— Господи Боже мой, — мама закрыла лицо руками своими. — Значит она была так близко тогда от нас. А я даже не почувствовала ничего.
Протянула я ей то письмо.
— Прочитай его. Она кое-что для тебя там передала.
Мама читала очень долго. Слезы текли по ее лицу постоянно, капали прямо на бумагу. Когда закончила читать, прижала это письмо к своей груди крепко.
— Простила она меня. Вера меня простила наконец-то.
— Она всегда тебя любила, мам. Всегда.
Просидели мы на этой кухне до самого вечера. Мама рассказывала мне про Веру — какая она была в детстве своей, как заботилась о младшей сестре постоянно, как учила ее косички плести и вышивать крестиком всяким. Как они мечтали вместе о своем будущем, о принцах на белых конях, о красивых свадьбах в белых платьях длинных.
— Знаешь, что самое ужасное во всем этом? — говорила мама. — Я даже на похоронах ее не была совсем. Не знала вообще, что она умерла. А ведь я могла бы навестить ее, пока еще время было. Могла попросить прощения лично, а не через это письмо вот.
— Зато она знала точно, что ты любишь ее. Она мне квартиру оставила не просто так же. Это ее способ был сказать, что зла не держит совсем.
— А что ты делать собираешься с этой квартирой?
Я задумалась серьезно. Если честно, я сама еще не решила совсем.
— Не знаю пока. Может быть, буду сдавать ее кому-нибудь. Или вообще продам.
Мама головой покачала сразу.
— Не продавай ее, Танюш, пожалуйста. Это же все, что осталось от Веры моей. Это ее дом был, ее целая жизнь там.
На следующий день поехала я смотреть эту квартиру. Дом старый был, но ухоженный такой, прямо в самом центре города стоял. Поднялась я на третий этаж и открыла дверь теми ключами, которые мне в нотариальной конторе дали.
Квартира встретила меня такой тишиной и запахом старых книг. Прихожая небольшая, комната одна с окнами прямо во двор, кухонька совсем крохотная. Все было очень чистое, аккуратное такое. На полках стояли книги — их было очень много, целая библиотека настоящая. На стенах висели разные фотографии.
Подошла я к одной из них поближе. На снимке две девочки стояли. Старшая младшую обнимала, обе улыбались прямо в камеру. Я сразу узнала мою маму — у нее такие же глаза были, такой же разрез губ. А рядом стояла Вера. Серьезная такая, с прямой спиной, но во взгляде теплота была.
На столе кухонном лежала старая тетрадь в клеточку. Открыла я ее. Это дневник был оказывается. Вера его вела в последние свои годы. Я листала эти страницы и читала записи о том, как она про сестру думала постоянно, как скучала по ней сильно, как жалела, что не помирились они. На самых последних страницах был текст завещания написан — черновик, наверное.
«Оставляю квартиру свою Татьяне. Пусть живет здесь счастливо всегда. Пусть в этих стенах будет настоящая любовь, которой мне так не хватало всю жизнь».
Закрыла я дневник этот и села на диван. Старый он был, продавленный уже, но удобный такой. И вдруг поняла я, что хочу остаться здесь жить. Не сдавать никому, не продавать совсем. Остаться и жить в квартире тети Веры, которую я вообще никогда не знала, но которая любила меня на расстоянии, кажется.
Вечером позвонила я Володе своему.
— Ну как там квартира эта? — спросил он меня.
— Хорошая очень. Уютная такая. Знаешь, я думаю, что нам сюда переехать надо.
— Серьезно что ли?
— Да, серьезно. Тут же ближе к центру намного, ты на работу свою быстрее добираться будешь. А нашу квартиру можем сдавать кому-нибудь.
— Ну если ты уверена в этом...
— Уверена полностью.
Переехали мы через месяц примерно. Мама помогала разбирать все вещи Веры. Книги мы решили оставить все — этот огромный шкаф с классикой разной, поэзией, мемуарами. Фотографии повесили на те же стены обратно. А дневник я спрятала в свой ящик письменного стола — как память о женщине этой, которая прожила всю жизнь в одиночестве таком, но так и не разучилась любить по-настоящему.
Иногда вечерами сижу я у окна с чашкой чая и смотрю вниз во двор. И думаю про то, как же странно жизнь устроена вообще. Одна старая обида разделила двух родных сестер на целые десятилетия. А одно простое письмо объединило сразу три поколения — бабушку, которую я никогда не знала совсем, маму, которая всю свою жизнь несла этот груз вины тяжелый, и меня, которая получила не просто квартиру какую-то, а целую историю настоящую про любовь, прощение и надежду.
Мама приходит к нам теперь каждую неделю обязательно. Пьем мы чай на той самой кухне, где когда-то давно Вера готовила свои уроки для учеников своих. И я вижу постоянно, как мама смотрит по сторонам — ищет следы сестры своей в каждой мелочи, в каждой детали этого интерьера.
А на прошлой неделе съездили мы с мамой на кладбище вместе. Нашли там могилу Веры — скромная такая, с простым памятником обычным. Мама стояла и плакала долго, а я держала ее за руку крепко. Потом принесли мы цветы туда и долго сидели рядом совсем молча.
Когда уже уходили, мама обернулась назад и сказала очень тихо:
— Прости меня, сестренка моя родная. И спасибо тебе за все.
Я думаю, что Вера слышала это точно. И наконец-то смогла по-настоящему успокоиться там.