Где крестился князь Владимир?
Если ответить на вопрос, обозначенный в заголовке статьи, одной фразой, то получится до обидного банально: где именно крестился князь Владимир, нам в точности не известно. И это о событии не просто значимом, но во всех отношениях переломном, определяющем в нашей истории!
К сожалению, так бывает почти всегда. Именно переломные, ключевые события истории в наибольшей степени обрастают разного рода домыслами и легендами, подвергаются многочисленным истолкованиям, так что разобраться в них оказывается особенно трудно. Тем более когда речь идёт о столь отдалённом от нас времени.
А ведь для многих современных читателей картина, напротив, представляется более или менее ясной. Общепризнанно, что Владимир принял крещение в Корсуни — греческом Херсонесе, городе в Крыму, на территории нынешнего Севастополя. Во всяком случае, так сказано в школьных учебниках истории и многочисленных популярных брошюрах. Экскурсоводы могут показать даже точное место, где находилась купель, в которую трижды был погружён князь; именно в Севастополе проводятся и официальные мероприятия, связанные с юбилейными датами в истории князя Владимира и Крещения Руси. В последние же десятилетия этот сюжет приобрёл и громкое политическое звучание, сделавшись неожиданно актуальным.
С другой стороны — и, очевидно, по тем же причинам, — приходится сталкиваться и с весьма агрессивным мнением людей, утверждающих, что им точно известно: князь Владимир в Корсуни креститься не мог, и сведения об этом — не более чем выдумка позднейшего, политически ангажированного летописца.
Попробуем разобраться, в чём же тут дело. А для этого обратимся к имеющимся в нашем распоряжении историческим источникам
Наиболее обстоятельный рассказ о крещении князя Владимира содержится в «Повести временных лет» — древнейшей из дошедших до нас летописей. Рассказ этот занимает три летописных статьи — под 986-м, 987-м и 988 годами. Начинается же он с того, что к князю явились проповедники из разных стран: мусульмане из Волжской Болгарии, немцы «от папы», хазарские евреи и, наконец, греческий «философ», развернувший перед князем грандиозную картину творения мира. Выслушав проповедников, каждый из которых хвалил свой закон, а чужие хулил, Владимир вместе с боярами и «старцами градскими» — своими всегдашними советчиками и «думцами» — избрал десять послов, «добрых и смысленных мужей», и отправил их в разные страны, чтобы те на деле сравнили, как поклоняются Богу разные народы.
Когда-то учёные относились к этому рассказу как к вымыслу, «сказке». Ныне же признаётся, что летописное сказание — пускай и в самом общем виде — верно отражает религиозную ситуацию вокруг Киевской Руси. В течение длительного времени Русь находилась в окружении стран и народов, придерживавшихся разных вероучений и молившихся разным богам. Христианство различных толков, ислам и иудаизм действительно проникали сюда с запада, юга и востока. Так, летописный рассказ о посольстве Владимира «в Болгары» находит косвенное подтверждение в явно тенденциозном рассказе мусульманских авторов о посольстве «царя русов» «Буладмира» (то есть Владимира?) с просьбой об обращении его страны в ислам — правда, не в Волжскую Болгарию, а в более далёкий Хорезм (куда, кстати говоря, и сами болгары обращались за разъяснением сложных религиозных вопросов). Известно нам и о пребывании на Руси латинских миссионеров, равно как и о русских посольствах к германским императорам в княжение предшественников Владимира на киевском престоле — его бабки Ольги и брата Ярополка. С давних времён жили в Киеве и иудеи, прежде всего выходцы из Хазарского каганата, с которыми тоже мог общаться Владимир. Вполне вероятно, что князь всерьёз размышлял о преимуществах различных вероучений, и выбор между ними дался ему не сразу.
Наибольшее впечатление произвёл на Владимира рассказ «философа». Историки отмечают, что общий ход его переговоров с князем, как он передан в летописи, вполне соответствует миссионерской практике Византийской церкви в IX—X веках. Особенно впечатлила князя демонстрация «запоны», или полотнища, с изображением Страшного суда: справа были нарисованы праведники, идущие с веселием в рай, слева — грешники, идущие на мучения. «Добро тем, кто справа, горе же тем, кто слева» — передаёт летописец слова князя. «И сказал философ на это: "Если хочешь справа с праведниками стоять, то крестись!"». Слова эти, несомненно, запали в душу князя. И тем не менее блестящая проповедь грека не привела к ожидаемому результату. Князь «положил на сердце своём» всё сказанное ему, но не стал спешить с окончательным ответом, желая «испытать о всех верах».
Под следующим, 987 годом летопись сообщает о посольствах Владимира к разным народам, в том числе к тем же грекам. Красота и торжественность церковной службы в главном храме тогдашнего православного мира — Константинопольской Софии — изумили и восхитили посланцев Владимира. Люди своего времени, они воспринимали окружающую их действительность как нечто единое: прекрасное, несомненно, являлось для них в той же степени истинным. «Не знали — на небе или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, — рассказывали они по возвращении домой князю. — …Не можем забыть красоты той, ибо каждый, если вкусит сладости, не возьмёт потом горького. Так и мы — не можем уже оставаться прежними». Владимир и его «думцы» одобрили выбор послов. Однако крещения вновь не последовало. Владимир задаётся вопросом, вызывающим недоумение у современного читателя летописи. «Где крещение примем?» — спрашивает он бояр и «старцев». «Где тебе любо», — отвечают те ничего не значащей фразой, подводящей, однако, читателя к новому повороту летописного повествования.
Рассказ продолжается под 988 годом. Причём действие переносится из Киева в Крым, в принадлежащий грекам город Корсунь: «Минуло лето, в лето 6496 (988/89) пошёл Владимир с войском на Корсунь, город греческий...» Летописец никак не объясняет причины корсунского похода, который оказывается вырванным из реальной исторической обстановки того времени. Но именно в Корсуни и вследствие именно этого похода князь Владимир наконец принимает крещение. По этой причине весь летописный рассказ получил у историков название «Корсунского сказания», или «Корсунской легенды».
Согласно русским источникам, Владимир в течение шести месяцев осаждает Корсунь, однако не может взять город до тех пор, пока один из горожан, некий Анастас (впоследствии ближайший соратник князя Владимира и настоятель или эконом Киевской Десятинной церкви), не приходит ему на помощь. С городской стены Анастас пустил стрелу в лагерь Владимира с запиской; в записке же указывалось расположение труб, по которым в осаждённый город поступала вода: «перекопав» трубы, можно было лишить город питьевой воды и вынудить его защитников сдаться. «Услышав об этом, — продолжает летописец, — Владимир воззрел на небо и сказал: "Если сбудется это — крещусь!"». Между прочим, летописный рассказ получил блестящее подтверждение во время археологических раскопок, проведённых в Херсонесе ещё в позапрошлом веке. Археологи открыли водопровод, которым херсониты пользовались на протяжении нескольких столетий; источники воды располагались вне города, вода поступала из них по керамическим трубам и наполняла городскую цистерну.
Предательство Анастаса (в некоторых поздних источниках в этом качестве выступает другой персонаж — некий варяг Ждберн, или Ижберн) решило судьбу города. Лишившись воды, Херсонес пал. Однако Владимир как будто забывает о только что данном обещании креститься. В летописный рассказ вводится новый сюжет. Из Корсуни князь отправляет послов в Константинополь, к тогдашним императорам-соправителям Василию и Константину, с требованием выдать за него замуж их сестру, порфирородную царевну Анну. «Если не отдадите её за меня, — угрожает он императорам, — то и вашему городу сделаю то же, что и этому». Ответ императоров гласил: «Не подобает христианам отдавать за язычников. Если крестишься, то и её в жёны получишь, и Царство небесное обретёшь, и с нами единоверцем будешь. Если же не сделаешь этого, не отдадим сестру за тебя». И Владимир вспоминает о своём прежнем намерении принять христианство. «Скажите царям так, — объявляет он посланникам императоров. — Я крещусь, ибо прежде испытал закон ваш, и люба мне вера ваша и богослужение, о котором поведали мне посланные нами мужи». Однако Владимир ставит условие: он примет крещение лишь после того, как в Корсуни появится греческая принцесса. С большим трудом императорам удаётся уговорить Анну принять предложение русского князя. Царевна прибывает в Корсунь, где её торжественно встречают жители.
Однако крещению Владимира предшествует ещё один эпизод, содержащий новый поворот сюжета. Князя внезапно поражает тяжёлый недуг, болезнь глаз. Анна посылает к нему, призывая его скорее креститься: только в этом случае он сможет избавиться от болезни и вернуть себе зрение. Владимир, наконец, повелевает крестить себя. После этого корсунский епископ и священники, прибывшие в Корсунь вместе с Анной, предварительно совершив обряд оглашения, крестят князя. «И когда возложил епископ руку на него, тотчас прозрел. Увидев же своё внезапное исцеление, прославил Бога Владимир, сказав: “Теперь увидел я Бога истинного!”». При крещении Владимир получил новое имя — Василий. Впрочем, в повседневной жизни древней Руси имя это почти не употреблялось; так, например, оно ни разу не упомянуто в «Повести временных лет».
Нетрудно увидеть, что летописный рассказ носит сложный, скорее всего составной характер. В нём соединены несколько агиографических мотивов: обращение Владимира вследствие проповеди греческого «философа», обращение вследствие «испытания вер», обращение вследствие взятия Корсуни, обращение вследствие женитьбы на византийской царевне и, наконец, обращение вследствие чудесного избавления от недуга. И каждый из этих мотивов, полагают историки, может вести к отдельному, самостоятельному (изначально устному) рассказу об обращении князя в христианскую веру.
Версия «Повести временных лет» была принята другими русскими источниками — более поздними летописями и различными редакциями Жития князя Владимира. Но в древности эта версия была не единственной. Уже в XI веке в Киеве спорили о месте и обстоятельствах крещения князя. Подробно пересказав «Корсунскую легенду», летописец с явным неодобрением замечает: «Несведущие же говорят, будто крестился Владимир в Киеве, иные же говорят — в Василеве, а другие иначе скажут».
Это замечание многого стоит! Оказывается, в те времена, когда обрабатывалось летописное сказание (а это 70—80-е годы XI века), существовали по крайней мере четыре различные версии крещения киевского князя — «корсунская», «киевская», «василевская» (связанная с городом Василевом, ныне Васильковом, недалеко от Киева, — который и название-то своё получил по христианскому имени князя Владимира) и какая-то другая — или даже другие!
«Корсунская» версия закреплена авторитетом «Повести временных лет», её автор прямо называет остальные ошибочными. Однако до нас дошёл не менее древний памятник, иначе излагающий историю обращения Владимира в христианство. Это «Память и похвала князю Владимиру», принадлежащая перу некоего мниха (то есть монаха) Иакова и включающая в свой состав так называемое «древнейшее житие» князя Владимира. Согласно показаниям данного источника, крещение князя произошло, во всяком случае, до взятия им Корсуни, ибо Корсунь, по словам Иакова, пала на «третье лето» после крещения.
Ничего не знают о крещении Владимира в Корсуни и другие авторы XI века — киевский митрополит Иларион, автор «Слова о законе и благодати», и печерский диакон Нестор, автор «Чтения о святых князьях Борисе и Глебе». Крещение Владимира представлялось им вполне самостоятельным шагом, не вызванным какими-либо внешними обстоятельствами. Креститель Руси прославляется как «равный апостолам», превзошедший иных «царей», лишь «благомыслием» и «остроумием» своим постигший истинного Творца. «Как уверовал? Как воспламенился ты любовью ко Христу?.. — восклицал митрополит Иларион в середине XI века. — …Не видел ты, как именем Христовым бесы изгоняются, болящие исцеляются, немые говорят, жар в холод претворяется, мёртвые восстают. Не видев всего этого, как же уверовал?» Принимая «корсунскую» версию в её летописном изложении, едва ли можно было удивляться тому, что Владимир уверовал, не видя «исцеления болящих», — ведь, по летописи, он и был одним из исцелённых именем Христа!
«Память и похвала князю Владимиру» содержит также хронологические расчёты, согласно которым Владимир крестился «на десятое лето» после убийства своего брата Ярополка (согласно данному источнику, 978 год), а после крещения прожил 28 лет. Обе даты, согласно принятому в древней Руси «включённому» счёту лет, указывают как год крещения 6495-й (март 987-го — февраль 988-го). И эти расчёты находят подтверждение в других древнерусских сочинениях. Так, 28 лет жизни князя по крещении называют анонимное «Сказание о святых мучениках Борисе и Глебе» (в своей основе вторая половина XI века) и отдельные редакции Жития князя Владимира. Наконец, дата 6495 год как год крещения Владимира прямо названа в Несторовом «Чтении о Борисе и Глебе». Летопись же, напомню, датирует крещение князя 6496 годом (март 988-го — февраль 989-го), а под 6495-м помещён рассказ об «испытании вер». Нельзя ли предположить, что этот рассказ и эта дата представляют собой след «внекорсунской» версии крещения Владимира?
Но и это ещё не всё. Учёные давно отметили поразительный факт: о крещении Владимира, равно как и о крещении им всей Русской земли ни словом не обмолвился ни один из византийских хронистов того времени. И это при том, что приобщение Руси к христианству стало важнейшим фактором последующей византийской истории! Может быть, это объясняется тем, что о некоем «крещении Руси» византийцы сообщили ещё за сто лет до Владимира, рассказывая о событиях 60-х годов IX века, когда некая «Русь» (правда, какая именно, не известно) осадила Константинополь, столицу Византийской империи? А может быть, — тем, что обстоятельства крещения русского князя показались византийцам не слишком выигрышными для престижа их собственной Империи?
Большинство византийских хронистов не сообщило и о таком важном событии, как взятие «тавроскифами» (то есть русами) Корсуни. Упоминание об этом имеется в единственном греческом источнике — «Истории» современника событий византийского хрониста Льва Диакона. Причём упоминается об этом вскользь — как об одном из многих несчастий, обрушившихся на Империю в царствование императора Василия II, к которому, надо сказать, сам Лев относился без должного почтения. (Громкие победы будущего Болгаробойцы были ещё впереди и не угадывались тогда ни Львом, ни другими византийскими книжниками.) Зато в «Истории» Льва Диакона содержатся косвенные указания хронологического и астрономического характера, которые позволяют датировать падение города весной—летом 989 года. А это заведомо позднее тех дат, которые называют русские источники в связи с крещением Владимира.
Но если греческие авторы молчат о крещении русского князя, то об этом рассказывают арабоязычные хронисты, весьма внимательные ко всему, что происходило в соседней с ними Византийской империи. И их известия позволяют «вписать» крещение Владимира, а опосредованно — и его корсунский поход, в контекст внешнеполитической ситуации того времени.
К концу 80-х годов X века Византийская империя переживала жесточайший кризис, оказавшись на пороге настоящей катастрофы. Поражение императора Василия II в войне с болгарами (986 год), а также мятежи, поднятые против законных императоров узурпаторами престола Вардой Склиром и Вардой Фокой (987), вынудили Василия и его брата и соправителя Константина VIIIобратиться за помощью к русскому князю Владимиру. Это соответствовало условиям русско-византийского договора, заключённого отцом Владимира Святославом. Владимир пообещал предоставить помощь, но взамен потребовал от императоров руки их порфирородной сестры. Помимо летописи, о браке «порфирогениты» и северного «варвара» — событии скандальном, прямо нарушающим нормы тогдашнего византийского права, — сообщает весьма осведомлённый сирийский хронист XI века Яхъя Антиохийский. Император Василий вынужден был «послать к царю русов — а они его враги, — чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении, — писал Яхъя. — И заключили они между собой договор о свойствé и женитьбе царя русов на сестре царя Василия, после того, как он поставил ему условие, чтобы он крестился и весь народ его страны, а они народ великий... И когда было решено между ними дело о браке, прибыли войска русов… и соединились с войсками греков...» Известно, что многочисленный русский корпус прибыл в Константинополь и принял самое деятельное участие в подавлении антиправительственных мятежей. Так, русы сыграли решающую роль в разгроме войск Варды Фоки в апреле 989 года.
Из сообщения арабского историка следует, что русы к тому времени были врагами Империи. Но что предшествовало заключению договора и когда и где «царь русов» крестился вместе со «всем народом» своей страны, из его хроники неясно. Одни историки полагают, что, называя русов врагами Империи, Яхъя имел в виду захват Корсуни, предшествовавший переговорам (как должно следовать из летописного повествования). Однако хронология событий этому как будто противоречит. Другие историки предлагают более сложное объяснение: Владимир исполнил свою часть договора, в отличие от императоров, которые после появления русского корпуса в Византии отказались выполнять своё обещание относительно женитьбы Владимира на Анне. При этом историки обращают внимание ещё на одно известие «Памяти и похвалы» Иакова мниха: «на другое лето» после крещения (то есть в 988/89 году?), Владимир ходил «к порогам». Возможно, он должен был встретить у днепровских порогов свою царственную невесту, однако так и не дождался её? Это было бы вполне в духе «льстивых» греков. Судя по смутным и не вполне ясным сведениям, сообщаемым ещё одним современником событий, армянским хронистом Степаносом Таронским (более известным под прозвищем Асохик, то есть «Певец»), именно в эти годы император Василий оказался замешан в некую аферу с подменой невесты, своей сестры, обещанной им «северному варвару» (правда, в изложении армянского автора, не русскому князю, а «царю» болгар): вместо неё на север была отправлена «какая-то женщина», лишь внешне похожая на «порфирогениту». Если это правда и если под «Болгарией», как можно догадываться, имеется в виду Русь, то легко представить, какой гнев афера с невестой должна была вызвать у Владимира и насколько оскорблённым он счёл себя. Разгневанный князь двинул войско на Корсунь, и лишь падение города вынудило императоров отправить к нему сестру.
В зависимости от того или иного толкования названных источников историки предлагают две основные версии крещения Владимира. По одной, оно состоялось, согласно летописи, в Херсонесе, после взятия города, в 988 или 989 году, после чего Владимир и женился на Анне. По другой, Владимир принял крещение ещё до похода на Корсунь, в Киеве или Василеве, в 987-м или самом начале 988 года (согласно данным «Памяти и похвалы»); в Корсуни же состоялось его венчание с византийской царевной, а затем и крещение дружины. Венчание Владимира — событие беспрецедентное в истории русско-византийских отношений, к тому же сопровождавшееся возложением на князя знака креста, — должно было потрясти воображение современников, причём настолько, что его и стали воспринимать как подлинное крещение князя.
Предпринимались и попытки согласовать обе версии: в Киеве в 986—987 годах произошло лишь оглашение (или, как вариант, так называемое «неполное крещение») князя, после чего он, ещё не будучи крещённым в полном смысле этого слова, был введён в лоно христианской церкви; собственно же крещение — через погружение в купель (по-славянски, «баню пакыбытия») — Владимир принял в Корсуни в 988 году. Это предположение, однако, не снимает противоречий с летописной трактовкой событий, по которой оглашение князя происходило в Корсуни непосредственно перед крещением.
Надо признать, что ни одна из предложенных гипотез на сегодняшний день не может считаться доказанной, так что споры между историками относительно места и времени крещения русского князя продолжаются.
Но так ли важны эти споры для нас? (Особенно если оставить в стороне учёные построения, связывающие крещение князя с теми или иными особенностями его внутренней и внешней политики.) И влияет ли хоть в какой-нибудь степени принятие «корсунской» или «внекорсунской» версии крещения Владимира на нашу оценку самого события? Излишне говорить, что конечно же нет! И уж тем более никакого отношения к сути того, что происходило тысячу с лишним лет назад, не имеют наши сегодняшние, сиюминутные представления о близости или отдалённости от нас того или иного географического объекта или его территориальной или государственной принадлежности. Напомню для примера, что княгиня Ольга, предшественница Владимира, приняла крещение в Константинополе, столице тогдашней Византийской империи. Но разве меняет хоть что-нибудь в нашем восприятии этого события тот факт, что древний Константинополь давно уже стал турецким Стамбулом? В представлении поколений русских людей «Царствующий град», даже завоёванный турками, оставался древней столицей Православия, «вторым Римом», на смену которому и пришёл «третий Рим» — «царствующая» Москва. Точно так же и древняя Корсунь остаётся колыбелью русской святости вне зависимости от того, признаём ли мы её местом крещения Владимира или нет, — ведь русская история слишком многим обязана ей. Равно как и древний Киев — «мать городам русским», как назвал его летописец, — навсегда останется колыбелью русской святости и русской государственности. И опять-таки вне всякой зависимости от каких-либо привходящих, теперешних обстоятельств.
Статья эта была написана в 2015 году по заказу журнала «Историк», однако так и не была опубликована. (Вместо в неё в июньском номере журнала, посвящённом 1000-летию со дня кончины князя Владимира, поместили выдержку из моей книги «Владимир Святой»: Последние годы великого князя.)