Мы, дети мегаполисов, привыкли к глянцевому изобилию супермаркетов, к бесконечным рядам стандартизированных продуктов и, казалось бы, демократичным ценам. Но мы никогда не спрашиваем, какова истинная цена этого карнавала потребления.
Что, если система, созданная с благородной целью накормить мир, на самом деле действует как раковая опухоль, пожирая сами основы жизни: плодородие почв, здоровье людей и живую ткань человеческих сообществ?
Именно эти экзистенциальные вопросы ставит в центр своего анализа Джон Айкерд — человек, совершивший поразительную интеллектуальную и духовную одиссею. Он прошел путь от убежденного апологета индустриального сельского хозяйства до одного из самых ярких его критиков и провидцев новой, устойчивой эры.
То, что вы прочтете, — не просто лекция.
Это исповедь ученого, манифест практика и дорожная карта для всех нас. Это хроника битвы двух мировоззрений, двух моделей будущего, в которой на кону стоит не только судьба фермеров, но и сама возможность осмысленной и здоровой жизни на этой Планете. Приготовьтесь, мы отправляемся в путешествие, которое изменит ваш взгляд на еду навсегда.
О чем пойдет речь
Начнем мы с безжалостного диагноза нынешней продовольственной системы, затем рассмотрим два вектора развития — индустриальный тупик, ведущий к коллапсу, и агроэкологическую альтернативу, основанную на принципах Жизни.
И, наконец, мы подойдем к конкретному, почти революционному предложению Айкерда о том, как мы можем начать строить новое будущее прямо сейчас, в наших собственных сообществах.
Позвольте сперва представить вам нашего главного героя. Джон Айкерд — почетный профессор сельскохозяйственной экономики Университета Миссури, и в этом статусе кроется вся драма его пути.
Первую половину своей карьеры он был классическим агроэкономистом, одним из тех «верховных жрецов» эффективности, которые с цифрами в руках доказывали необходимость индустриальной модели: специализации, укрупнения ферм и тотальной химизации. Он был архитектором системы, которую сегодня страстно и аргументированно разрушает.
Переломным моментом для него стал фермерский кризис 1980-х в США. Это была настоящая социальная катастрофа, когда тысячи семейных ферм, скрупулезно следовавших советам экономистов вроде него и влезших в огромные долги ради «эффективности», были стерты с лица земли.
Айкерд увидел за абстрактными графиками и колонками цифр живую человеческую трагедию. Это заставило его совершить то, на что способна лишь по-настоящему сильная личность, — полностью переосмыслить дело всей своей жизни.
Последние 30 лет он посвятил изучению и продвижению устойчивого, регенеративного сельского хозяйства, став одним из самых уважаемых голосов в этой области. Его уникальность — в том, что он знает индустриальную систему изнутри. Он понимает ее безжалостную логику и видит ее фундаментальные, генетические изъяны не как внешний критик, а как «раскаявшийся пророк», который когда-то сам вел паству по ложному пути.
Фундаментальный конфликт
А теперь давайте дадим слово самому Джону Айкерду.
Джон Айкерд:
Меня зовут Джон Айкерд. Для тех, кто меня не знает, я — сельскохозяйственный экономист на пенсии. Я расскажу немного больше о своем прошлом, ведь оно неотделимо от того, о чем я говорю. Я провел первую половину своей академической карьеры как очень традиционный, мейнстримный агроэкономист. Но последние три десятилетия, включая двадцать лет на пенсии, я выступаю как защитник устойчивости — устойчивости не как модного слова, а как триединой концепции: экологически безопасной, социально справедливой и экономически жизнеспособной системы. Мой фокус, естественно, на сельском хозяйстве и экономике.
Сегодня я хочу поговорить с вами в контексте этой конференции о том, что я называю «большой картиной». О том, как все эти разрозненные усилия, происходящие здесь и в сотнях других мест по всей стране, складываются в единое движение. Все это вписывается в глобальное переосмысление продовольственной системы и будущего фермерства. Битва, о которой я говорю, — это не просто конкуренция разных подходов, это фундаментальный конфликт между двумя несовместимыми видениями будущего. И я глубоко убежден, что мы живем не просто в эпоху перемен, а во время великого цивилизационного слома.
Знаете, есть избитая фраза, что единственная константа — это перемены. И это так. Жизнь — это постоянное движение и эволюция. Но есть рутинные, линейные изменения, а есть скачкообразные, поистине революционные трансформации, которые меняют саму парадигму. Я достаточно стар, чтобы быть свидетелем и участником одной такой революции в системе продовольствия и фермерства. Это была трансформация, которую я называю тотальной индустриализацией сельского хозяйства, превращением живой системы в фабрику.
Айкерд сразу задает эпический масштаб.
Речь пойдет не о косметических улучшениях, а о фундаментальном выборе пути, о смене парадигмы в духе Томаса Куна. Он говорит как человек, видевший смену эпох. Упоминая «революционные изменения», он готовит нас к мысли, что нынешняя система не вечна и, возможно, уже агонизирует под тяжестью собственных противоречий.
Его личный опыт придает его словам колоссальный вес: он был не просто свидетелем, но и активным участником той самой индустриальной революции в сельском хозяйстве, которая развернулась после Второй мировой войны.
Джон Айкерд:
Этот переход начался давно, но его сейсмический сдвиг, его основная фаза пришлась на период после Второй мировой войны. Это произошло благодаря внедрению технологий, изначально разработанных для военных целей. Произошла зловещая трансформация: заводы, производившие боеприпасы и взрывчатку на основе нитратов, были перепрофилированы в гигантские фабрики по производству азотных удобрений — по сути, мы стали кормить растения тем же, чем взрывали города. Химическое оружие, разработанное для уничтожения людей, нашло новую жизнь в виде пестицидов. Заводы, штамповавшие танки и джипы, переключились на производство дешевых, мощных тракторов. И мы, ослепленные этой новой мощью, трансформировали сельское хозяйство за поразительно короткий срок.
Мы полностью переняли индустриальную модель, логику фабрики Фредерика Тейлора. Мы заменили разнообразие диверсифицированных ферм на монокультурную специализацию. Мы ввели стандартизацию всего, от размера помидора до генетики курицы. Мы превратили живой труд в рутинные, механизированные операции. Мы упростили сложнейшие экосистемы до примитивных производственных линий. И, конечно, мы консолидировали все в руках все более крупных предприятий ради мифической «экономии на масштабе». Это то, что мы сделали в промышленности, и мы бездумно скопировали это в сельском хозяйстве. Технологии сделали эту революцию возможной, но именно изменение государственной политики в конце 60-х — начале 70-х годов, сделавшее ставку на «дешевую еду» любой ценой, превратило эту трансформацию в неизбежный рок.
В этих словах — генетический код всей современной агроиндустрии. Она не выросла органически из мудрости земли и нужд фермеров, а родилась как побочный продукт военной машины, буквально переодев военную форму в гражданскую.
Азотные удобрения из взрывчатки, пестициды из боевых отравляющих веществ, тяжелая техника из танков — все это наследие логики войны, перенесенное на мирные поля.
Айкерд гениально подчеркивает, что это была не просто технологическая, но и политическая революция, сознательный выбор элит. Государство сделало ставку на индустриализацию как на инструмент геополитики и социального контроля. И этот путь, как он немедленно дает понять, завел нас в экзистенциальный тупик.
Почему индустриальная система нежизнеспособна
Айкерд не тратит время на полутона и политкорректные формулировки. Он ставит диагноз с хирургической точностью: система, которую мы построили, не просто больна — она нежизнеспособна. Это не мнение, а вердикт, основанный на десятилетиях анализа.
Он формулирует три универсальных условия, необходимых для любого фундаментального, революционного изменения, и утверждает, что мы как цивилизация вплотную подошли к их выполнению.
Джон Айкерд:
Но куда нам двигаться в будущем?
Я бы утверждал, что растет всепроникающее общественное осознание и глубинное признание того, что индустриальная модель сельского хозяйства, которую мы разработали, хоть и была создана с благими намерениями, не является устойчивой. А устойчивость — это не модное слово, это трехногий стул: система должна быть экологически безопасной, социально справедливой и экономически жизнеспособной.
Если подламывается хотя бы одна ножка, вся конструкция рушится. Наша система провалилась по всем трем пунктам. Поэтому в долгосрочной перспективе перемены — это уже не просто вариант, это абсолютная необходимость, вопрос выживания.
Я пришел к выводу, что люди и общества не совершают больших, болезненных изменений, подобных этим революционным переменам, если не соблюдены три условия.
Первое: мы должны коллективно убедиться, что то, что мы делаем, не работает и не имеет никаких шансов заработать в будущем. Пока есть надежда починить старое, мы будем цепляться за него, ведь перемены всегда рискованны и неопределенны. Нужна «горящая платформа», с которой необходимо прыгать.
Второе, что вам абсолютно необходимо, — это видение. Даже если вы понимаете, что нынешний путь ведет в пропасть, без ясной, вдохновляющей картины того, что возможно вместо этого, вы парализованы. Вы можете чувствовать экзистенциальную потребность в переменах, но если вы не знаете, к чему меняться, у вас нет вектора, нет способности к действию.
И третье, решающее условие, необходимое для фундаментальных изменений, — вы должны поверить, что отсюда, из нашей нынешней точки, можно добраться туда, к этому видению.
Нужен не просто пункт назначения, а реальная, пусть и трудная, дорожная карта. Именно эту карту я и хочу развернуть перед вами в оставшейся части моей презентации.
Это блестящая психологическая и стратегическая рамка. Айкерд понимает, что недостаточно просто критиковать старое; это порождает лишь цинизм и апатию. Нужна убежденность в тотальном провале отжившей свое и порочной Системе, ясное видение альтернативы и, что самое главное, практическая вера в возможность перехода. Его дальнейшее выступление — это попытка провести каждого слушателя через все три этих этапа, от диагноза к надежде. И начинает он с неопровержимых доказательств провала.
Джон Айкерд:
Если вы хотите увидеть растущее общественное осознание того, что с продовольственной системой что-то в корне не так, вам не нужно верить мне на слово. Просто зайдите в интернет и введите в Google название любой крупной газеты. А затем добавьте «индустриальное сельское хозяйство», «промышленные фермы» или, еще точнее, «CAFO» (Concentrated Animal Feeding Operations — концентрированные операции по откорму животных). И вы увидите цунами статей. Будь то The New York Times, Chicago Tribune, The Guardian или Des Moines Register в самом сердце аграрной Америки. Практически каждая из этих статей будет кричать о проблемах. Экологические катастрофы, вопросы жестокого обращения с животными, угрозы общественному здравоохранению, климатический след — по всем фронтам.
Эта растущая общественная озабоченность отражается в мейнстримных медиа, потому что эти газеты пишут о том, что волнует и пугает их читателей. Они — барометр общественного беспокойства.
Вы увидите истории о том, как потребители и рестораны требуют перехода на бесклеточное содержание птицы, на мясо без антибиотиков. Вы прочтете о битвах вокруг ГМО, о коллапсе популяций пчел из-за пестицидов. И важно понимать: эти опасения, это общественное беспокойство, не просто эмоции. Они имеют под собой железобетонную, хорошо задокументированную научную основу.
Айкерд призывает нас стать исследователями, а не пассивными потребителями информации. Он уверен, что любой непредвзятый поиск вскроет огромный гнойник проблем, которые индустриальная система десятилетиями пыталась спрятать за пиар-слоганами.
Это больше не удел узких специалистов или маргинальных активистов — это главная повестка дня. И он тут же подкрепляет это конкретными, научно подтвержденными фактами.
Экологический коллапс
Джон Айкерд:
Я не буду утомлять вас полным списком обвинений против индустриального сельского хозяйства, потому что думаю, что большинство здесь и так все понимают. Но я хочу подчеркнуть несколько моментов, чтобы вы осознали тяжесть ситуации.
Если мы посмотрим на экологию, то Агентство по охране окружающей среды США (EPA) прямо называет сельское хозяйство основным неточечным источником загрязнения наших рек, озер и водно-болотных угодий.
Фосфорные и азотные удобрения с полей создают гигантские «мертвые зоны» в океане, как в Мексиканском заливе. Это основной фактор загрязнения подземных вод и хищнического истощения древних водоносных горизонтов, таких как Огаллала.
Если говорить о климате, то наша доминирующая сельскохозяйственная система — один из главных виновников изменения климата. Оценки разнятся, но около 15% прямых выбросов парниковых газов — это сельское хозяйство, не считая вырубки лесов под пастбища. Это сопоставимо со всем мировым транспортом. Выбросы метана от животноводства и закиси азота от синтетических удобрений — это газы, в десятки и сотни раз более мощные, чем CO₂. Сегодня уже всерьез обсуждается необходимость сокращения поголовья скота для смягчения климатической катастрофы.
Это не просто сухие факты из отчета EPA, это некролог, написанный для наших рек и океанов. Отрасль, призванная нас кормить, систематически отравляет воду, которую мы пьем, и воздух, которым мы дышим. Это система, которая пожирает собственный фундамент, пилит сук, на котором сидит все человечество.
Угрозы здоровью нации
Джон Айкерд:
Если посмотреть на риски для общественного здравоохранения, то, вероятно, самое громкое дело сейчас — это глифосат, активный ингредиент гербицида «Раундап», который был признан Международным агентством по изучению рака при ВОЗ вероятным канцерогеном для человека. Я знаю, что есть корпоративные опровержения, но компании проигрывают многомиллиардные иски по всей стране людям, заболевшим раком после контакта с этим веществом.
Но есть угроза страшнее — устойчивость к антибиотикам. Она ставит под удар всю современную медицину, величайшее достижение прошлого века. Болезнь под названием MRSA (метициллин-резистентный золотистый стафилококк), о которой многие слышали, — это лишь один из предвестников постантибиотиковой эры. И ученые по всему миру, включая Центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC), собрали неопровержимые доказательства, связывающие рост супербактерий с рутинным скармливанием антибиотиков в низких дозах на промышленных животноводческих комплексах.
Всемирная организация здравоохранения уже призвала к полному запрету использования антибиотиков для профилактики и стимуляции роста. Специальный саммит глав государств в ООН определил индустриальное сельское хозяйство как главный источник загрязнения почвы, воды и всей продовольственной системы бактериями, устойчивыми к антибиотикам.
Доказательства неопровержимы, по всем направлениям.
Здесь Айкерд бьет в самый болезненный нерв. Речь идет уже не об абстрактной экологии, а о нашем с вами здоровье и здоровье наших детей.
Канцерогены в еде и воде, и, что еще страшнее, появление «супербактерий», против которых бессильны врачи. Использование 80% всех антибиотиков не для лечения больных животных, а для их выживания в чудовищных условиях скученности на мегафермах — это не просто бомба замедленного действия, это игра в русскую рулетку с нашим коллективным иммунитетом, где в барабане револьвера с каждым годом остается все меньше пустых гнезд.
Социальное и экономическое опустошение
Многие защитники индустриальной модели утверждают, что она, по крайней мере, создает рабочие места и поддерживает экономику сельских районов. Айкерд безжалостно разбивает и этот последний бастион оправданий.
Джон Айкерд:
Люди спорят, особенно в таких местах, как сельская Айова, где я сейчас живу. Они говорят: «Ну, нам это нужно для выживания. Айова — аграрный штат. Наша экономика зависит от сельского хозяйства, а индустриальное сельское хозяйство — это единственный путь к экономическому развитию». Но статистика, данные, реальность показывают нечто совершенно противоположное.
В 2008 году благотворительный фонд Pew Charitable Trusts профинансировал масштабное двухлетнее исследование последствий промышленного животноводства. Их вывод относительно влияния на сельские общины был однозначен: сообщества, зависящие от индустриального сельского хозяйства, имеют более низкие общие доходы, большее неравенство, более высокий уровень бедности, меньше малых бизнесов на главной улице, меньше розничных продаж. Это экономика извлечения, а не развития.
А сельские общины, которые когда-то были сердцем Америки, превратились... Газета The Wall Street Journal в 2017 году выпустила шокирующий отчет, в котором назвала сельские районы Америки «новыми внутренними городами», то есть новыми гетто. И они перечислили целый список социально-экономических маркеров упадка: бедность, отсутствие высшего образования, подростковые беременности, разводы, смертность от сердечных заболеваний и рака, «смерти от отчаяния», инвалидность, безработица.
По совокупности этих показателей сельские районы сегодня занимают более низкое место, чем депрессивные городские центры. Это не была стратегия развития. Это была стратегия экономического опустошения сельских территорий. И мы видим политические последствия этого опустошения сегодня.
Это шокирующее откровение.
Индустриальная модель не развивает, а высасывает жизнь из сельских территорий, действуя как экономический вампир. Она заменяет множество независимых фермеров и местных бизнесов на несколько вертикально-интегрированных корпораций и низкооплачиваемые, опасные рабочие места. Деньги и ресурсы утекают из местного сообщества в штаб-квартиры транснациональных гигантов, оставляя после себя социальную пустыню. Сельская Америка, некогда оплот нации, превращается в депрессивный регион с проблемами, до боли напоминающими городские гетто.
Мифы о «дешевой еде» и «кормлении мира»
Но остаются два главных козыря сторонников статус-кво: индустриальное сельское хозяйство обеспечивает нас дешевой едой и необходимо, чтобы накормить растущее население планеты. Айкерд последовательно разрушает и эти два столпа веры.
Джон Айкерд:
Нам постоянно говорят, что индустриальное сельское хозяйство необходимо для снижения цен на продукты. Да, был период между 1970-ми и 1990-ми, когда доля дохода, затраченного на еду, снижалась. Но последние 20 лет цены на продукты растут быстрее, чем общий уровень инфляции. Любая экономия на уровне фермы была с лихвой съедена гигантской маржой переработчиков, упаковщиков и маркетологов.
Пищевая промышленность использует продукцию ферм лишь как сверхдешевое сырье — в основном, кукурузу и сою — для производства высокоприбыльной, ультра-обработанной нездоровой пищи. Эта система не кормит бедных, она делает всех больными в процессе, перекладывая свои издержки на систему здравоохранения.
Говоря о том, чтобы накормить мир... Мы даже не можем накормить людей в нашей собственной стране! Сегодня в США больше людей, классифицируемых как «не имеющие продовольственной безопасности» и голодающие, чем было в 1960-х годах. 11% населения в целом, примерно каждый девятый, не знают, будет ли у них еда к концу месяца. Каждый шестой ребенок в этой стране живет в такой семье!
В 1967 году канал CBS снял знаковый документальный фильм «Голод в Америке». Он начинается так: «В Америке есть голодные люди. Десять миллионов человек, каждый двадцатый, был голоден...» И тогда нация назвала это неприемлемым кризисом. Сегодня у нас голодает каждый шестой ребенок, а апологеты системы продолжают твердить: «Сельское хозяйство выполняет свою работу, производя дешевую еду».
Это цинизм высшей пробы.
Иллюзия «дешевой еды» рассыпается при малейшем прикосновении. Во-первых, реальная цена на полке — это ложь, потому что она не включает гигантские «внешние издержки»: триллионы долларов на лечение ожирения, диабета и сердечных заболеваний, стоимость очистки отравленной воды и субсидии налогоплательщиков.
Во-вторых, эта система, производящая горы калорий, парадоксальным образом не решает проблему голода даже в самой богатой стране мира. Она производит сырье, а не еду.
А как насчет глобальной миссии?
Джон Айкерд:
Но ведь мы должны накормить мир, не так ли? Сколько раз вы это слышали? Это их последний, главный аргумент.
Но это просто неправда.
Многочисленные исследования ООН показывают, что от 70 до 80 процентов людей в мире сегодня кормят не глобальные корпорации. Их кормят малые семейные фермерские хозяйства, более половины из которых — это натуральные хозяйства, производящие еду для своих сообществ.
Более того, эти же исследования показывают, что именно на этих фермах, при переходе на неиндустриальные методы, которые я называю агроэкологией — органическое земледелие, пермакультура, агролесоводство — мы можем удвоить или даже утроить урожайность.
Подумайте: если мы удвоим урожайность на 70% ферм мира, это даст 140%-ный прирост продовольствия! Мы могли бы с легкостью накормить мир и одновременно покончить с индустриальным сельским хозяйством, а не просто его реформировать.
Остальной мир не нуждается и не хочет нашей индустриальной системы. Они видели последствия «Зеленой революции» — предыдущей попытки навязать эту модель. Она не накормила голодных. Она просто позволила крупным корпорациям и местным элитам захватить земли малых фермеров, вытеснив их в городские трущобы, а затем производить на этой земле экспортные культуры для богатых стран, в то время как бедные люди так и остались голодными и бедными.
Это, пожалуй, самый сокрушительный аргумент.
Мантра «накормить мир» — это не более чем неоколониальный маркетинговый слоган корпораций, стремящихся продать свои семена, химикаты и технику по всему миру. На самом деле, большую часть человечества до сих пор кормят мелкие фермеры, хранители агробиоразнообразия и местной культуры. И именно у них, а не у гигантских монокультурных пустынь, есть потенциал для настоящего прорыва в производстве здоровой еды.
Подводя итог этой части, Айкерд выносит вердикт: система несостоятельна. Она экологически разрушительна, опасна для здоровья, социально несправедлива и экономически порочна. Она не выполняет даже тех базовых обещаний, которыми оправдывает свое существование. Первый шаг к переменам сделан: мы убедились, что так дальше продолжаться не может.
Джон Айкерд:
Итак, то, что мы видим сегодня, я бы назвал морально обанкротившейся продовольственной системой. Когда люди смотрят на факты... а все больше и больше людей начинают смотреть на факты... она становится неоправданной.
Я думаю, она неоправданна даже в глазах тех корпораций и крупных фермеров, которые доминируют в ней и сами оказались в ее ловушке.
Они знают, что система прогнила.
Два пути в будущее: Починить или Перестроить?
Итак, диагноз поставлен, и он неутешителен: наша продовольственная система смертельно больна, она стала угрозой для своего носителя — Цивилизации.
Но что делать дальше?
Именно здесь, по словам Айкерда, и разворачивается главная драма нашего времени — битва не просто двух стратегий, а двух фундаментально несовместимых мировоззрений, двух видений будущего.
Джон Айкерд:
Так что же нам делать? К чему меняться? Здесь на сцену выходят две конкурирующие модели, два видения будущего.
Одно видение говорит, что мы можем перепроектировать, модернизировать, поставить технологические заплатки и как-то заставить эту нынешнюю систему работать. Другими словами, мы можем «починить» индустриальную систему. Мы можем справиться с экологическими проблемами с помощью более «умных» химикатов, мы можем смягчить изменение климата с помощью генной инженерии, мы можем решить проблемы общественного здравоохранения, не меняя коренным образом саму суть системы — ее индустриальную, специализированную, стандартизированную, консолидированную природу.
Альтернативное видение будущего утверждает, что нам нужно не просто другое, а принципиально иное сельское хозяйство. Такое, которое основано не на механистической, редукционистской модели фабрики, а на модели фермы как живого, дышащего организма.
Это органический, биодинамический, экологический взгляд на сельское хозяйство как на искусство взращивания живой системы, а не как на производственный процесс, который извлекает мертвые ресурсы из земли и превращает их во что-то условно полезное.
Это фундаментальное различие в мировоззрении, пропасть между двумя парадигмами.
Первый путь — это путь технократов и оптимизаторов. Они искренне верят, что любую проблему можно решить с помощью новой, еще более сложной технологии: более точные датчики, беспилотные дроны, генное редактирование CRISPR, «умное» земледелие.
Система остается прежней, она просто становится «эффективнее» и, возможно, чуть менее вредной.
Второй путь — это путь экологов и гуманистов. Они считают, что проблема в самом генетическом коде системы, в ее бездушном, механистическом подходе к живой материи. Они призывают не «чинить» паровую машину, заменив в ней пару клапанов, а заменить ее на совершенно другой принцип движения, основанный на сотрудничестве с живым миром.
Путь первый. Иллюзия «устойчивых» корпораций
Айкерд признает, что Корпорации не сидят сложа руки. Они не глупцы; они видят растущее недовольство и пытаются на него реагировать, но делают это единственным доступным им способом — в рамках своей парадигмы.
Джон Айкерд:
Я думаю, корпорации осознают растущую общественную озабоченность, и они пытаются двигаться в сторону «починки» системы, которая у них есть, потому что они не могут от нее отказаться. Они заперты в этой парадигме.
Слишком много вложено в капитал, в инфраструктуру, в репутацию, во все те обещания о «кормлении мира», которые они давали десятилетиями.
Если вы посмотрите на сайты крупных агробизнес-корпораций сегодня, вы увидите, что у каждой из них есть блестящая инициатива по устойчивому развитию. У них есть целые отделы по устойчивости. Они пытаются, по крайней мере, создать дымовую завесу, иллюзию, что они решают эти проблемы и пытаются вернуть утраченное общественное доверие.
Одновременно вы обнаружите, что тот же самый агробизнес-истеблишмент продвигает гигантскую пропагандистскую кампанию по всей стране, пытаясь убедить людей, что система не так уж плоха.
Что этим животным на самом деле очень комфортно в их промышленных комплексах, а пестициды используются совершенно безопасно.
Но я думаю, они в глубине души знают, что это лишь сдерживающая тактика. Они пытаются успокоить общественность, пока они ищут технологические лазейки, которые удовлетворят потребителя, не меняя основ.
И мы видим, как крупные корпорации действительно вносят изменения в ответ на давление рынка. Tyson и Perdue, два гиганта птицеводства, перешли на птицу без антибиотиков. Walmart и McDonald's пообещали перейти на яйца от кур бесклеточного содержания.
Они уступают в вопросах благополучия животных. Мы видим взрывной рост спроса на органические продукты... и теперь мы видим, как крупные индустриальные игроки осваивают органику, после того как придумали, как выхолостить ее суть и втиснуть ее в свою индустриальную модель.
Это классическая стратегия «зеленого камуфляжа» (greenwashing ). С одной стороны — мощная пропаганда, с другой — точечные, строго дозированные уступки потребителям, которые не меняют сути системы.
Производство «органики» в промышленных масштабах, где формальные правила соблюдены, но сам дух органического земледелия — здоровье почвы, биоразнообразие, интеграция с экосистемой — полностью утерян, является самым ярким и циничным примером. Но конечная цель этой индустриальной «модернизации», по мнению Айкерда, еще более зловещая и ведет к антиутопическому финалу.
Кошмарный финал. Сельское хозяйство без фермеров
Джон Айкерд:
Они продвигают идею «климатически умного» сельского хозяйства, основанного на информационных технологиях и биотехнологиях. Они создают цифровые карты полей по всей стране, накладывая слои данных о типах почв, культурах, климатических условиях.
Появилась такая вещь, как «большие данные» (big data ). Это огромные базы данных, которые принадлежат таким компаниям, как Bayer-Monsanto. У них есть данные по всем крупным фермам, типам почв, осадкам, температуре...
Они готовят почву для следующего шага.
Их конечная цель, их видение заключается в том, что однажды они смогут обрабатывать эти фермы с помощью машин, управляемых как роботы, и наводимых дронами. Они будут контролировать всю систему из центра управления, как Пентагон контролирует дронов на Ближнем Востоке.
Корпорации будут владеть данными, корпорации будут владеть генетикой, корпорации будут владеть роботами. И у нас будут орды беспилотных тракторов и дронов-опрыскивателей, которые превратят наши сельские районы, по сути, в сельскохозяйственные зоны отчуждения, где можно распылять все, что угодно, потому что там больше никто не будет жить. Только несколько техников в защитных костюмах будут изредка заезжать, чтобы починить оборудование.
Это конец фермерства как такового.
Когда я говорю о битве за будущее еды и фермерства, я говорю о будущем фермеров. Если это видение будущего сбудется, там не будет фермеров... Возможно, будет еда, или то, что Майкл Поллан едко назвал бы «съедобными пищеподобными субстанциями», потому что в какой-то момент они могут решить, что проще производить все это искусственно в биореакторах и вообще не беспокоиться о Природе.
Это апокалиптическая, но пугающе логичная картина.
Конечная цель индустриальной модели — полное устранение непредсказуемого, неэффективного и вечно недовольного человеческого фактора.
Ферма превращается в полностью автоматизированный завод под открытым небом, управляемый искусственным интеллектом из далекого корпоративного офиса. Фермер, с его вековым знанием земли, интуицией и связью с местом, становится не просто лишним — он становится помехой. Это видение, в котором сельское хозяйство окончательно отделяется от культуры, от общества и от самой жизни.
Джон Айкерд:
Если бы мне пришлось охарактеризовать эти две стратегии одним словом, я бы сказал, что индустриальная стратегия — это разделение. Они пытаются отделить сельское хозяйство от Природы и отделить сельское хозяйство от людей.
У них есть эта токсичная, вредная система, которую они не знают, как исправить. Система по своей сути находится в конфликте с социальными и экологическими системами. Поэтому их решение — если мы сможем изолировать эту сельскохозяйственную систему от Природы и от общества, мы уменьшим проблемы.
Когда мы говорим о гидропонике, то что мы пытаемся сделать? Мы вырываем растение из объятий почвы, изымаем его из климата. Когда идет разговор о генной инженерии, о «климатически умных» культурах, о чем мы говорим? О попытке взломать код жизни, чтобы сделать ее невосприимчивой к капризам Природы. Когда мы говорим о решении проблемы риска для здоровья от пестицидов, мы просто заменяем людей роботами. Это стратегия изоляции, карантина.
Они признают, что создали нечто ядовитое, и вместо того чтобы это вылечить, они пытаются просто изолировать это от остального мира.
Путь второй: Гармония с Природой и обществом
Альтернатива этому технократическому будущему — его полная противоположность. Это не разделение, а интеграция. Не война, а танец.
Джон Айкерд:
Конкурирующее видение совершенно иное.
Оно говорит, что мы должны развивать такое сельское хозяйство, которое может функционировать в глубоком симбиозе, в сотворчестве с природными экосистемами и социально-экономическими системами, в которых оно существует.
Такое, которое черпает силу в естественной плодовитости здоровой экосистемы и в социальной энергии процветающего сообщества. Альтернатива «починке» индустриального сельского хозяйства — это принципиально иная система, которая продуктивна, экологически безопасна и социально ответственна именно потому, что она работает в гармонии с Природой и обществом.
Мы можем называть эти системы разными именами: органическое, биодинамическое, биологическое, экологическое, устойчивое, регенеративное земледелие, пермакультура, холистический менеджмент, природное земледелие.
Существует целый спектр подходов, но все они обладают этой общей характеристикой — они стремятся воссоединиться с Природой, работать с живыми экосистемами и их естественной способностью к регенерации. И все они работают внутри социальной ткани, удовлетворяя потребности людей не только как потребителей калорий, но и как фермеров, как членов сообщества, как граждан.
Это и есть второе видение — будущее, в котором есть место для фермеров, для здоровой почвы, для чистого воздуха и для процветающих сельских сообществ.
Это не наивный возврат в прошлое, а высокотехнологичный шаг в будущее, основанный на глубоком понимании законов экологии и социологии. И у этого видения есть строгая научная основа, которая объединяет все эти, казалось бы, разрозненные подходы.
Называется она — агроэкология.
Агроэкология: Наука, Практика и Социальное Движение
Для Айкерда агроэкология — это не просто один из методов в арсенале «зеленого» фермера.
Это целостная парадигма, всеобъемлющая философия и строгая наука, которая лежит в основе единственной жизнеспособной альтернативы индустриальному тупику. Это слово он впервые услышал более 30 лет назад, и оно стало для него компасом, определившим всю его последующую жизнь и работу.
Джон Айкерд:
Существует целая наука, которая охватывает весь этот спектр альтернатив, и я вижу, как она становится все более и более заметной. Она уже доминирует в глобальных дискуссиях и, наконец, пробивается в мейнстрим здесь, в США.
Она называется агроэкология.
Главный глагол агроэкологии — воссоединять. Она воссоединяет живые организмы в почве с растениями и животными над почвой. Она воссоединяет фермера с его полем и стадом. Она воссоединяет ферму с местным сообществом, а сообщество — с обществом в целом.
Это видение мира как живой системы, фрактальной структуры, где целое содержится в каждой части: живые организмы внутри органов, органы внутри тел, тела внутри экосистем. Все взаимосвязано в бесконечном танце жизни.
Этот холистический, системный взгляд — ключевое отличие агроэкологии от редукционистской науки, лежащей в основе индустриальной модели.
Последняя стремится разобрать ферму на части (почва, растения, животные, экономика) и «оптимизировать» их по отдельности, игнорируя связи. Агроэкология же утверждает, что это невозможно. Она видит ферму как сложную, самоорганизующуюся экосистему, которая, в свою очередь, вписана в еще более крупную систему — местный ландшафт, биосферу и человеческое общество.
Первый закон экологии, который часто цитирует Айкерд, — «Нельзя сделать только одно дело» — становится здесь основополагающим. Любое действие на ферме, будь то вспашка или внесение удобрения, запускает цепную реакцию последствий, как видимых, так и невидимых.
Джон Айкерд:
Из моего личного опыта, я впервые столкнулся с агроэкологией в 1988 году. Первая конференция по устойчивому сельскому хозяйству, на которую я поехал после своего «прозрения», была конференцией по агроэкологии. Это стало началом моего долгого пути к пониманию устойчивости, по которому я иду до сих пор.
Видите ли, я провел первую половину своей карьеры как классический, ортодоксальный агроэкономист. Я получил степень доктора философии в 1970 году и был одним из верховных жрецов доктрины «укрупняйся или уходи». Я продвигал индустриальную модель, учил фермеров, что они должны превратить свои фермы в бездушный бизнес.
Если это была семейная ферма, нельзя было позволить семейным ценностям, привязанности к земле, мешать холодному расчету и погоне за эффективностью. Этому меня учили, и этому я учил других.
Я искренне верил, что это будет хорошо для всех. Мы создадим изобилие дешевой, качественной еды, дадим фермерам-новаторам возможность разбогатеть, и в результате у нас появятся процветающие сельские общины.
Но этого не произошло.
Наступил фермерский кризис 1980-х. Фермеры, послушав нас, экономистов, расширялись, брали огромные кредиты под сумасшедшие проценты, чтобы купить больше земли и техники. А потом глобальная экономика пошатнулась, экспортные рынки рухнули. Фермеры оказались с рекордными долгами при рекордных ставках. Началась эпидемия разорений и банкротств.
Это было регулярно в новостях, и многие фермеры покончили с собой, потеряв не просто бизнес — они потеряли свою землю, свою историю, свою идентичность.
Я увидел, что ферма — это не просто бизнес, который можно закрыть и уехать. Это был образ жизни. Я видел человеческие трагедии, стоявшие за нашими элегантными экономическими моделями. Все пошло не так, как мы предсказывали.
И я дошел до точки, когда просто не мог больше этим заниматься. Я должен был измениться. К счастью, именно в то время зарождалось движение за устойчивое сельское хозяйство, и я смог получить грант на переход в Университет Миссури, чтобы возглавить там новую программу по устойчивым агросистемам. И я занимаюсь этим с тех пор.
Эта личная история — не просто биографическая деталь. Это мощнейшее свидетельство, исповедь раскаявшегося пророка.
Айкерд не был изначально «зеленым» активистом. Он был архитектором и пропагандистом той самой Системы, которую сейчас критикует. Его трансформация была вызвана не чтением книг, а столкновением с жестокой реальностью — с трагедией людей, которые поверили ему и его коллегам. Это придает его словам невероятную силу и моральную достоверность.
Агроэкология: от науки к практике и социальному движению
Со временем, как объясняет Айкерд, агроэкология эволюционировала из чисто научной дисциплины в нечто гораздо большее, обретя три ипостаси.
Джон Айкерд:
Агроэкология, по сути, эволюционировала. Сначала это была наука, затем она стала практикой ведения хозяйства, а потом — социальным движением. Как наука, она применяет принципы экологии к управлению агросистемами. Ее главный принцип, как я уже говорил: все взаимосвязано.
Затем агроэкология стала набором практик ведения сельского хозяйства. И главная характеристика этих практик — уважение к уникальности каждого конкретного места. Природные экосистемы разные в каждом уголке планеты. Агроэкологическая ферма должна вписываться в свою природную нишу, потому что она стремится работать в гармонии с Природой, а не воевать с ней.
Но агроэкология также уважает и социальную экологию места. Она признает, что фермы, семьи и сообщества разные. У них разная культура, разные связи, разные потребности. Вы не можете скопировать модель одной успешной фермы и вставить ее в другом месте, как это пытается делать индустриальная система. Все должно быть приспособлено к конкретному месту, а это означает, что фермер должен знать это место. Он должен быть его неотъемлемой частью.
Здесь кроется еще одно ключевое отличие от индустриального подхода. Если индустриальная модель стремится к универсальности и стандартизации («один размер для всех»), то агроэкология основана на принципе уникальности места. Она утверждает, что не может быть универсальных рецептов.
Каждая ферма, каждый регион требуют своего, уникального подхода, основанного на глубоком знании местной почвы, климата, экосистем и, что не менее важно, местной культуры и общества. Это возвращает фермеру его главную роль — роль не оператора машины, а мудрого управляющего, дирижера уникальной экосистемы.
Именно этот подход, по мнению многих ведущих мировых экспертов, на которых ссылается Айкерд, и является ключом к решению глобальных проблем продовольствия.
Джон Айкерд:
Есть знаковый отчет 2016 года, подготовленный международной группой экспертов по устойчивости под эгидой Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (FAO).
Он начинается с убийственной фразы: «Научные данные, документирующие провал индустриальной системы, ошеломляют». Авторы говорят о необходимости перехода к агроэкологии: к разнообразным ландшафтам, замене химикатов сложными севооборотами, интеграции растениеводства и животноводства, восстановлению биоразнообразия.
Все это — для связывания углерода, регенерации здоровья почвы и обеспечения достойных средств к существованию для фермеров в самых депрессивных регионах мира.
Они отмечают, что агроэкологические системы в развитых странах уже сегодня конкурентоспособны с индустриальными. Но самое важное — они имеют потенциал удвоения и утроения урожайности в тех частях мира, которые в этом нуждаются больше всего, то есть среди малых фермеров Глобального Юга.
В отчете делается вывод: проблема не в отсутствии научных доказательств. Проблема в отсутствии политической воли изменить сельскохозяйственную политику и позволить этой агроэкологической революции произойти.
Итак, второе условие для перемен — наличие ясного и вдохновляющего видения альтернативы — выполнено.
Агроэкология предлагает научно обоснованный, практически проверенный и социально справедливый путь вперед. Но остается третье, самое сложное условие: вера в то, что переход возможен.
Как преодолеть инерцию гигантской индустриальной машины, которая доминирует в политике, экономике и сознании людей? Айкерд предлагает неожиданный и обнадёживающий ответ: не нужно ждать, пока изменятся правительства или корпорации. Начинать можно и нужно снизу.
От видения к действию: Общественные Продовольственные Службы
Эта часть выступления — самая конкретная и, возможно, самая революционная. Здесь Айкерд переходит от безжалостного диагноза и вдохновляющего видения к практической дорожной карте.
Он выполняет третье, самое сложное условие для перемен — дает ответ на вопрос «Как?». Он утверждает, что главная нерешенная задача и индустриальной, и даже пока еще зарождающейся устойчивой системы — это подлинная продовольственная безопасность.
Не производство абстрактных тонн продовольствия, а обеспечение каждого человека, здесь и сейчас, доступом к здоровой, питательной пище.
Джон Айкерд:
Фундаментальный принцип, который должен лежать в основе любой сельскохозяйственной и продовольственной политики, — это обеспечение продовольственной безопасности.
Это должно быть неотъемлемым правом человека: гарантировать, что у каждого есть достаточное количество безопасной и здоровой пищи для поддержания активной и здоровой жизни. Индустриальная система сделала это своим главным оправданием.
И она с треском провалилась.
Поэтому главный вызов для альтернативной, агроэкологической системы — не повторить эту ошибку, а справиться с этой задачей.
До сих пор движение за устойчивость, и я признаю это, делало наибольший акцент на экологической устойчивости, на сохранении ресурсов для будущего. Было некое нежелание или неспособность громко сказать: «Наша первая и главная обязанность — удовлетворить базовые потребности настоящего».
Пока мы не накормим голодных сегодня, пока мы не обеспечим всех здоровой пищей, мы никогда не получим той широкой общественной поддержки, которая необходима для сохранения возможностей для будущих поколений.
Это честное и критически важное признание.
Движение за устойчивое сельское хозяйство часто справедливо критикуют за его элитарность, за то, что оно превратилось в нишевый рынок для тех, кто может позволить себе платить больше за «правильную» еду.
Чтобы стать по-настоящему преобразующей силой, оно должно решить проблему голода и доступности для всех. И Айкерд предлагает для этого конкретный, элегантный механизм, основанный на концепции, которая уже давно и прочно вошла в нашу жизнь, — общественных (коммунальных) служб (public utilities).
Джон Айкерд:
Логичное место для решения проблемы продовольственной безопасности — это местный уровень, в сообществах, достаточно малых, чтобы отношения между людьми были личными.
У нас не было бы каждого шестого голодного ребенка, если бы нам приходилось смотреть этим детям в глаза каждый день, когда они идут в школу или возвращаются домой. У нас возникло бы чувство заботы и ответственности, которое было бы личным, а не абстрактным.
Я предлагаю идею «общественной продовольственной службы» (community food utility). Подумайте, у нас есть общественные службы для обеспечения водой, электричеством, природным газом, канализацией. Мы как общество согласились, что это базовые услуги, слишком важные, чтобы отдавать их на откуп чистому рынку. Мы создали их, чтобы гарантировать доступ для всех.
Общественные службы — это инструмент для исправления провалов рынка. Они выводят из-под власти рыночной стихии то, что является общественным благом.
Идея гениальна в своей простоте.
Мы же не полагаемся на капризы рынка в вопросах чистого водоснабжения или электроэнергии для каждого дома. Мы признаем это базовой потребностью и создаем регулируемые, подотчетные обществу структуры, которые обязаны предоставлять эту услугу всем, независимо от их платежеспособности. Почему бы не применить тот же подход к еде, которая является еще более фундаментальной потребностью для выживания и здоровья?
Как это может работать?
Айкерд не просто бросает идею, он обрисовывает контуры ее практической реализации.
Джон Айкерд:
Я предлагаю организовать эти службы как вертикально-интегрированные кооперативы. Это не просто магазин или склад. Это кооператив, который включает в себя всех участников: людей, получающих еду, фермеров, которые ее выращивают, переработчиков, дистрибьюторов, государственные учреждения. Все они — члены этого кооператива, представленные в его совете директоров.
А вот и ключ, который заставляет всю систему работать.
Эта местная продовольственная служба получает монопольное право на использование государственных средств продовольственной помощи (например, продовольственных талонов) для любого получателя, который решает присоединиться к службе. Вместо того чтобы нести эти деньги в супермаркет, который продает им промышленный суррогат, человек направляет их в свой кооператив. В обмен он получает гарантированный доступ ко всей безопасной, полезной, питательной пище, в которой нуждается его семья.
Приоритет будет отдан цельным, минимально обработанным продуктам от местных фермеров. Даже если вы будете платить этим фермерам справедливую, более высокую цену, вы все равно сэкономите огромные деньги, потому что вы убираете половину затрат на переработку, упаковку, транспортировку и рекламу.
Более того, вы берете на себя ответственность помочь людям научиться готовить эту еду, возродить кулинарные навыки. Вы создаете систему, в которой мы можем заботиться друг о друге на деле, а не на словах.
Это не просто раздача еды, это создание целой локальной социально-экономической экосистемы. Государственные деньги, вместо того чтобы утекать в карманы транснациональных корпораций, начинают циркулировать внутри местного сообщества, создавая мультипликативный эффект.
Люди могут вносить свой вклад не только деньгами, но и своим временем, работая волонтерами в этой службе, что восстанавливает достоинство и создает подлинное сообщество.
Такая система одновременно решает целый комплекс проблем, которые казались неразрешимыми:
Голод. Она обеспечивает гарантированный и достойный доступ к здоровой пище для самых уязвимых.
Здоровье. Она радикально смещает фокус с ультра-переработанных продуктов, вызывающих болезни, на цельные, питательные продукты.
Экономика. Она создает стабильный и справедливый рынок для местных, устойчивых фермеров, сохраняя деньги внутри сообщества.
Сообщество. Она восстанавливает живые, личные связи между производителями и потребителями еды, превращая их в соседей и партнеров.
Экология. Она создает экономические предпосылки для перехода фермеров на агроэкологические, регенеративные методы ведения хозяйства.
Айкерд подчеркивает, что это не утопия и не далекая мечта. Юридические основания для создания таких кооперативных служб уже существуют во многих странах. Более того, уже есть пилотные проекты, которые, пусть и в неполной форме, движутся в этом направлении, как, например, организация Metro Caring в Денвере, штат Колорадо. Путь от видения к действию открыт.
Углубляясь в детали
Монолог окончен. Мощный поток идей Айкерда затихает, но воздух в зале наэлектризован. Теперь начинается не менее важная часть — диалог, в котором теория сталкивается с практическими вопросами, а видение проверяется на прочность сомнением.
И первый же вопрос, сорвавшийся с уст слушателя, бьет в самую суть: это все прекрасно, но как это сделать? Как перейти от идеи Общественной Продовольственной Службы к реальности?
Как перейти от идеи к реальности?
Вопрос из зала:
Самый успешный проект, который я знаю, работающий по похожей модели, — это Metro Caring...
Джон Айкерд:
Да, именно Metro Caring. M-E-T-R-O-C-A-R-I-N-G. Это организация в Денвере, штат Колорадо. Я разговаривал с их исполнительным директором больше года назад.
Она невероятно заинтересована в этой концепции, она изучала ее почти два года. У них уже есть этот «свежий рынок», но он работает в основном на пожертвованной еде, что создает постоянную неопределенность. Они задаются вопросом: «Как мы можем гарантировать стабильное поступление по-настоящему здоровой еды?».
Она сказала, что моя идея — это первое, что она увидела за все время своей работы, что имеет потенциал не просто подлатать систему, а по-настоящему изменить правила игры. Так что да, если бы мы могли просто запустить пилотный проект, у нее уже есть на примете конкретное сообщество. А вокруг Денвера множество прекрасных местных фермеров, с которыми, я уверен, она могла бы построить партнерство.
Этот ответ показывает, что идея Айкерда — не просто умозрительная кабинетная теория. Она — как семя, упавшее на подготовленную почву. Она находит живой отклик у практиков, которые на передовой борьбы с голодом уже убедились в ограниченности существующих моделей благотворительности. Они ищут не костыли, а системное решение, и концепция Общественной Продовольственной Службы предлагает именно такой путь.
Сосуществование с частным бизнесом
Следующий вопрос затрагивает другой нервный узел: как такая система, опирающаяся на общественные ресурсы, будет сосуществовать с частным бизнесом? Не задушит ли она его?
Вопрос из зала:
Я на сто процентов с вами, но как быть с конкуренцией с частным сектором?
Джон Айкерд:
Я сказал «не нечестная конкуренция». Это будет конкуренция. И да, она отнимет у них часть рынка.
Но поймите, люди, которые не получают государственную помощь, будут платить полную цену в этой системе, как и все остальные. Мы не создаем субсидированную систему для всех подряд. Мы перенаправляем уже существующие субсидии туда, где они принесут максимальную пользу для здоровья и местного сообщества.
Так что да, мы создаем конкуренцию.
И в конечном счете, если наша система окажется лучше, мы хотим полностью отнять у них этот рынок. Нам необходимо изменить политику, переключить поток государственных субсидий с поддержки деструктивного индустриального сельского хозяйства на финансирование перехода к устойчивой, регенеративной системе.
Айкерд не уходит от ответа и не пытается сгладить углы. Да, это будет конкуренция, это будет битва за рынок. Но это будет честная битва ценностей и моделей.
Цель не в том, чтобы уничтожить частный бизнес как таковой, а в том, чтобы создать альтернативную систему, настолько превосходящую старую по своим социальным и экологическим результатам, что она по праву вытеснит ее. Он говорит как стратег, понимающий, что настоящие перемены требуют перераспределения ресурсов и власти.
О судьбе органического движения
Затем из зала звучит острый и болезненный для многих вопрос о судьбе органического движения, которое, по мнению многих его основателей, было «захвачено» и выхолощено индустрией.
Вопрос из зала:
Что вы думаете о проекте Real Organic Project, который пытается вернуть органике ее первоначальный смысл?
Джон Айкерд:
Я вхожу в совет политических советников Института «Корнукопия», и мы десятилетиями ведем эту борьбу, пытаясь сохранить целостность органических стандартов.
Фундаментальная проблема с национальными органическими стандартами заключается в том, что как только вы создали единый, кодифицированный национальный стандарт, вы распахнули дверь для индустриализации.
Теперь тот, кто может соответствовать минимальному письменному стандарту по самой низкой цене, захватывает рынок. Я с самого начала знал, что невозможно прописать в правилах всю живую суть, все принципы, воплощенные в настоящей органике.
Со временем, когда система была стандартизирована, она позволила появляться все более крупным операциям, потому что они научились формально соответствовать этим минимальным стандартам, не заботясь о духе закона.
Им больше не нужно было иметь по-настоящему живую, здоровую почву.
А потом произошли две вещи, которые стали последней каплей. Первое — это легализация гидропоники, то есть «органики без почвы». Для старых приверженцев, для пионеров движения, органика — это почва. Это ее суть. Второе — это гигантские органические животноводческие комплексы (CAFOs). Сегодня две трети органических яиц и половина органического молока в США поступают с таких промышленных мегаферм.
И вот Real Organic Project пришел и сказал: «Хватит. Мы не будем идти на компромисс в этих фундаментальных вопросах. Мы разработаем наши, настоящие стандарты». Мы не допустим CAFOs. Мы не допустим гидропонику. Мы попытаемся защитить целостность и душу органической маркировки.
И я думаю, это невероятно важно.
Но я боюсь, что коренная проблема здесь глубже. Пока у вас есть единый национальный стандарт, всегда найдется новая лазейка, новая технология, о которой вы не подумали, и которая попытается просочиться и выхолостить суть.
Айкерд с глубоким уважением относится к героическим попыткам сохранить «душу» органического движения. Но как системный мыслитель и экономист, он видит корень проблемы в самой идее централизованной стандартизации.
Любой единый набор правил неизбежно становится мишенью для армий юристов и технологов корпораций, которые мастерски учатся формально его соблюдать, убивая живой дух.
Его скепсис направлен не против проекта Real Organic, а против самой идеи, что можно раз и навсегда «закодировать» живые, холистические принципы в параграфах закона. Именно поэтому он видит будущее не в еще одном, пусть и более совершенном, национальном стандарте, а в децентрализованных, местных, основанных на доверии и личных отношениях системах.
Агроэкология, с ее неразрывной привязкой к уникальности места, является естественной и самой надежной защитой от такой индустриальной апроприации.
Битва, которую мы можем выиграть
Джон Айкерд проводит нас по всем трем актам драмы: от безжалостного диагноза провалов современной продовольственной системы к вдохновляющему видению будущего, основанного на принципах агроэкологии. Но самое главное, он не оставляет нас просто с красивой мечтой.
Он дает нам практический инструмент для начала перемен — мощную идею Общественных Продовольственных Служб.
Давайте выделим несколько ключевых истин из этого послания.
Индустриальная модель — это тупик. Она не просто разрушает нашу Планету и здоровье. Она лжет. Она не выполняет своих главных обещаний: не обеспечивает по-настоящему дешевой и здоровой едой и не решает проблему голода. Ее логическим завершением является антиутопический мир сельского хозяйства без фермеров, управляемый бездушными корпорациями и роботами.
Альтернатива существует, и имя ей — агроэкология. Это не ностальгический возврат в прошлое, а высокоинтеллектуальный и научно-обоснованный путь в будущее. Он основан на понимании фермы как живого организма, работающего в симфонии с Природой и обществом. Этот путь восстанавливает здоровье почвы, биоразнообразие и, что не менее важно, достоинство и центральную роль фермера как мудрого управляющего, а не оператора машины.
Начинать нужно с решения проблемы голода. Любое движение за устойчивое будущее обречено на элитарность и провал, пока оно не докажет свою способность накормить всех, а не только обеспеченное меньшинство. Продовольственная безопасность — это не только моральный императив, но и стратегический ключ к завоеванию широкой общественной поддержки.
Общественные Продовольственные Службы — это реальный механизм перемен. Используя проверенную модель коммунальных служб, местные сообщества могут создать системы, которые гарантируют доступ к здоровой еде для всех, поддерживают местных фермеров и заново сшивают разорванную ткань сообщества.
Это способ начать строить новое будущее здесь и сейчас, не дожидаясь глобальных политических сдвигов или милости корпораций.
История жизни самого Джона Айкерда учит нас, что глубокие перемены возможны. Он является живым доказательством способности человека к трансформации.
Битва за будущее еды и фермерства — это не битва технологий. Это битва мировоззрений, битва за отношения — между человеком и землей, между производителем и потребителем, между людьми в одном сообществе.
И, как убедительно показывает Айкерд, это битва, в которой у нас есть все шансы победить. Все начинается с осознания, с ясного видения и с первого шага, сделанного вместе в своем собственном городе, деревне или районе.
Создано по материалам лекции: John Ikerd: The Battle for the Future of Food and Farming