Представьте себе мир, где каждый садовод — это и исследователь, и селекционер. Где на скромном заднем дворе, вдали от корпоративных лабораторий, можно вывести новый сорт томата, который не только накормит вашу семью, но и выстоит перед лицом безжалостной засухи. Где семена — это не запатентованный товар, а общее достояние, живой, дышащий открытый код, который каждый может изучать, улучшать и передавать дальше.
Это не утопия. Это будущее, которое прямо сейчас, с лопатой в руках, создает Нейт Клейнман — фермер, активист и основатель «Экспериментальной фермерской сети».
Но называть его просто фермером — значит видеть лишь верхушку айсберга. Нейт — выпускник престижного Пенсильванского университета, бывший политический активист, который пришел в сельское хозяйство не из семейной традиции, а через волонтерскую работу в движении Occupy Sandy после одноименного урагана.
Этот опыт заставил его увидеть прямую, неразрывную связь между изменением климата, социальной справедливостью и тем, что лежит у нас на тарелке. Он основал некоммерческую организацию «Экспериментальная фермерская сеть» (Experimental Farm Network, EFN ) — уникальную платформу, которую лучше всего описать как GitHub для растений.
Это децентрализованная сеть, где фермеры, садоводы и ученые-любители со всего мира могут создавать проекты, обмениваться семенами и знаниями, коллективно работая над созданием климатически устойчивого сельского хозяйства.
В этой статье мы погрузимся в его выступление — страстный и предельно честный рассказ о том, как человечество за одно столетие умудрилось стереть с лица земли более 90% сортового разнообразия своих культур.
О том, почему современное сельское хозяйство, эта гигантская пирамида, стоящая на хрупком основании монокультур, ведет нас к неминуемой катастрофе.
И главное — о том, как обычные люди, вооружившись знаниями предков и силой сообщества, могут вернуть себе власть над едой.
Это будет путешествие от трагедии Великого голода в Ирландии, вызванного гибелью одного-единственного сорта картофеля, до многолетней пшеницы, чьи корни уходят в землю на семь метров. От диких родичей наших одомашненных растений до банков семян, открытых для каждого.
Мы начнем с суровой реальности: климатического кризиса и пугающей хрупкости продовольственной системы, построенной на генетических близнецах.
Затем мы отправимся в прошлое, чтобы осознать, какое немыслимое богатство агробиоразнообразия мы потеряли, и поймем, почему «земельные расы» (landraces) — эти живые, генетически пестрые популяции растений — являются нашим главным сокровищем.
Центральной темой станет революционная идея многолетних культур, которые способны одновременно кормить человечество и исцелять Планету, улавливая углерод и восстанавливая почву.
Нейт поделится практическими примерами — от многолетней капусты и ореха чилийской араукарии до сорго, способного пережить зиму в умеренном климате.
Мы узнаем, где брать генетический материал для новой селекции и как инициатива «Открытого исходного кода семян» (Open Source Seed Initiative) бросает вызов патентному праву на саму жизнь. В итоге мы поймем, что селекция — это не удел корпораций, а доступное каждому творчество, акт заботы о будущем.
Нейт — опытный практик. Его ферма в Нью-Джерси стала полигоном для самых смелых экспериментов.
Послушаем Нейта.
Нейт Клейнман:
Что ж, спасибо всем, что пришли. Меня зовут Нейт Клейнман. Я фермер из Нью-Джерси, руковожу некоммерческой организацией «Экспериментальная фермерская сеть», о которой расскажу подробнее. Постараюсь говорить быстро — у меня около 167 слайдов, так что темп будет высоким. Я вкратце расскажу, как пришел к этой работе, а затем мы углубимся в суть.
Сразу скажу: здесь будет не так много технических деталей о самой селекции, но я с радостью поговорю об этом после. Это выступление — скорее о концепции, о горизонте возможностей и о наших подходах.
Фермером я стал не сразу. Этому предшествовала моя работа в Occupy Sandy — это гуманитарная ветвь движения Occupy Wall Street , которая стихийно возникла после урагана «Сэнди».
Мы действовали в северном Нью-Джерси. Когда ударил ураган, все внимание СМИ было приковано к набережным, где живут обеспеченные люди, но мало кто говорил о том, что сильнее всего пострадали бедные, маргинализированные сообщества, обитающие в низинах, вдали от телекамер. Именно тогда я начал воспринимать изменение климата не как экологическую абстракцию, а как острейшую проблему социальной справедливости.
Нейт начинает свой рассказ не с агрономических тонкостей, а с личной истории, которая и стала детонатором его миссии.
Ураган «Сэнди» в 2012 году был не просто природным катаклизмом — он сработал как социальный рентген, высветив глубокие, застарелые трещины в обществе.
Работая с пострадавшими, Клейнман воочию увидел, что удар стихии никогда не бывает слепым — он бьет прицельно по самым уязвимым, по тем, кто и так на обочине.
Этот опыт стал для него озарением: борьба за климат — это не про абстрактные графики температур, это про справедливость и выживание самых незащищенных. Именно тогда, разгребая завалы в затопленных домах, он понял, что латать дыры после катастроф — сизифов труд. Нужно менять саму Систему, порождающую эти катастрофы. И ключ к этим изменениям лежит буквально у нас под ногами — в земле.
Глобальный вызов — климат и монокультура
Нейт сразу погружает нас в контекст, который делает его работу не просто важной, а жизненно необходимой. Он говорит об изменении климата, но делает это не как абстрактный ученый, а как фермер, который буквально чувствует жар грядущих перемен своей кожей и видит их следы на своей земле.
Нейт Клейнман:
Итак, я сначала немного поговорю об изменении климата — это, по сути, главная тема всей моей работы.
Не буду долго рассуждать, но вот вам слайд — ледник Мьюир на Аляске в 1941 и 2004 годах. А вот так будет выглядеть береговая линия, когда растают ледяные шапки, к чему мы, похоже, и движемся.
Но вот что действительно важно, и чего многие не осознают.
Это данные с правительственного сайта climate.gov. Количество дней в году с температурой выше 38 градусов по Цельсию.
Как видите, в 1961-1979 годах это в основном касалось юго-запада. А вот прогнозы на конец XXI века. В Нью-Джерси, где я занимаюсь фермерством, ожидается от 45 до 60 таких экстремально жарких дней в году. Это два месяца ада для растений и людей. Во многих частях страны станет просто невозможно выращивать те культуры, к которым мы привыкли.
А вот карта засухи.
Темно-красные и фиолетовые области — места, страдавшие от засухи в прошлом. А это прогноз на 2060-е годы. Как видите, дела обстоят неважно. Многие житницы нашей страны, где мы выращиваем массу еды, станут очень и очень сухими. А влажные зоны сместятся в Арктику, где продолжит таять вечная мерзлота.
Будет всё только хуже.
Очевидно, что в изменении климата люди винят выбросы от заводов и ископаемого топлива, и это огромная часть проблемы. Но мало кто осознает, что на сельское хозяйство и землепользование приходится около 24% всех выбросов парниковых газов.
И дело не только в огромных тракторах или химикатах. Дело в самом акте вспашки.
Каждый раз, когда вы переворачиваете пласт почвы, вы высвобождаете накопленный в ней углерод, и он улетает в атмосферу. И это правда, независимо от того, используете ли вы трактор или пашете на лошадях по старинке.
Картины, которые рисует Нейт, — это не кадры из фильма-катастрофы, а научный прогноз, облеченный в пугающе понятную форму.
Он говорит о своей земле, о своем доме в Нью-Джерси, и это превращает абстрактные цифры в осязаемую угрозу. Но еще более важный тезис он выдвигает следом: сельское хозяйство — не столько жертва, но и один из главных виновников климатического кризиса.
И виноват не просто мощный трактор. Виновата сама основа основ современного земледелия — плуг.
Этот древний символ плодородия в его рассказе предстает орудием, которое тысячелетиями вскрывало почву, выпуская на волю углеродного джинна.
Нейт Клейнман:
И следующая проблема — это сама наша сельскохозяйственная система. Очевидно, что ее главная беда — монокультура.
Вот кукуруза, она почти наверняка генетически модифицированная, вот соя, вот пшеница, сахарная свекла и канола — это практически все наши главные товарные культуры.
И у нас фикция пищевого разнообразия лежит в супермаркетах — все эти яркие коробки, разные цвета, на деле почти все это сделано из одних и тех же самых базовых ингредиентов. В результате в нашей еде все меньше питательных веществ, а на полях — все меньше разных видов растений.
Вот что такое агробиоразнообразие, а точнее — его утрата.
Этот график показывает, сколько сортов было доступно сто лет назад, в 1903 году. Исследователи просто просмотрели каталоги семян: 497 сортов салата, 338 сортов дыни-канталупы, 463 разных сорта редиса. А затем те же сорта искали в 1983 году, 80 лет спустя. Их количество катастрофически сократилось.
Большинство из них просто исчезло, стало недоступным навсегда. Мы потеряли их, и это необратимо.
А вот это...
Кто-нибудь узнает эту культуру? Угадаете название этого картофеля? Это очень известный картофель. Нет, но близко.
Он называется Irish Lumper.
И это был тот самый, практически единственный сорт, который выращивали в Ирландии до Великого картофельного голода. Его считали «грубым» и кормили им в основном скот, но из-за его невероятной урожайности именно он стал пищей бедняков.
А вот такое разнообразие картофеля вы можете найти сегодня на рынке в Перу. А вот то, что было в Ирландии.
Один-единственный сорт.
История ирландского голода — это хрестоматийный пример.
Если бы у вас было разнообразие, как в Перу, и фитофтора (Phytophthora infestans) поразила бы один сорт, вы бы просто съели другой.
Но ирландцы выращивали только один генетически однородный сорт, все клубни были, по сути, клонами. Когда пришла болезнь, они все оказались уязвимы и все погибли. Вот почему так критически важно расширять агробиоразнообразие.
Крупные семенные компании продают все меньше сортов, фермеры выращивают все меньше сортов, и мы становимся все более уязвимыми к эпидемиям, подобным той.
Супермаркет с его тысячами ярких упаковок оказывается иллюзией разнообразия, за которой скрывается унылая реальность: весь этот калейдоскоп вкусов создан из горстки одних и тех же ингредиентов.
График потерь сортов за 80 лет — это не просто статистика, это эпитафия на могиле нашего кулинарного и генетического наследия, которое мы растратили за одно столетие.
История картофеля Irish Lumper становится мощной и трагической метафорой. Сравнивая один-единственный, «грубый» сорт, погубивший целую нацию, с пестрым изобилием перуанского рынка, Нейт показывает: монокультура — это не просто скучно, это смертельно опасно.
Мы поставили выживание человечества на кон, сделав ставку на несколько генетически идентичных культур, и эта ставка может не сыграть.
Нейт Клейнман:
Но новые сорта создавать возможно.
Вот это — ягоды картофеля. Большинство людей, выращивая картофель, их просто не замечают. Но внутри этих ягод — крошечные семена.
И каждое семечко, посаженное в землю, вырастет в абсолютно уникальное растение картофеля. Это несложно, они растут почти как томаты. Вот маленький росток. Каждый раз, когда вы выращиваете картофель из настоящего семени, а не из клубня-клона, вы создаете нечто новое.
Вот картофель, который я вырастил из семени. Из сорта под названием «свиные костяшки» (pig knuckles ), который вывел Том Вагнер. А вот еще один. Вы видите, что существует бесконечное множество цветовых комбинаций и форм, которые можно получить.
Нейт не был бы собой, если бы оставил нас с ощущением безысходности. Сразу после рассказа о трагедии он дает и проблеск надежды.
Оказывается, каждый из нас может стать творцом разнообразия. Маленькие, невзрачные ягоды на картофельной ботве — это портал в мир безграничных генетических возможностей. Каждое семечко — лотерейный билет, шанс создать что-то совершенно новое, устойчивое, вкусное.
Этот простой, почти бытовой пример низводит селекцию с пьедестала высокой науки до уровня увлекательного дачного эксперимента, доступного каждому, у кого есть горшок с землей.
Уроки Природы и мудрость предков
Показав нам хрупкость системы, Нейт обращается к истокам — к истории и основам селекции. Он использует примеры, знакомые каждому с детства, чтобы продемонстрировать, как долгий и терпеливый отбор, эта первая биотехнология в истории человечества, превращал дикие, невзрачные растения в привычные нам овощи и фрукты. Это краткий экскурс в суть эволюции, направляемой человеческой рукой.
Нейт Клейнман:
Я немного расскажу об основах селекции.
Вот, например, арбуз. В правом нижнем углу картина XVII века, и вот так тогда выглядели арбузы. А рядом — его дикие родственники. Это изображение от Министерства сельского хозяйства США (USDA ) — горький арбуз из Африки.
Это еще один близкий родственник арбуза, пустынное растение из Омана. А это уже культурный арбуз из Сирии, из города Хомс. Видите, как он отличается от того, что лежит в супермаркете. Он не такой сочный, и скорее всего, его использовали для сушки, для изготовления цукатов или даже запекали на гриле.
А вот это — современный сорт Charleston Gray. За столетия селекции эта культура превратилась из чего-то дикого и горького во что-то огромное и сахарное.
Или вот клубника.
Эта маленькая ягодка — чилийская пляжная земляника, Fragaria chiloensis. В 1714 году французский шпион по имени Амеде-Франсуа Фрезье привез ее из Южной Америки во Францию. И там, в саду, она случайно, как считается, скрестилась с другим диким видом — земляникой виргинской, Fragaria virginiana , привезенной из Северной Америки. Этот гибрид и породил то, что мы знаем как садовую землянику.
Каждая клубника, которую вы ели в своей жизни, — это результат случайной встречи двух скромных диких ягод с разных континентов, произошедшей во французском саду триста лет назад.
История арбуза и клубники — это наглядный урок о силе времени и отбора.
Нейт показывает, что привычные нам плоды не были «созданы» в их нынешнем виде. Они — результат тысячелетнего диалога между человеком и растением.
Дикий, горьковатый прародитель арбуза и современный сахарный гигант; два диких вида земляники с разных континентов, случайно встретившиеся во французском саду и породившие королеву ягод, — все это доказывает, что генетический материал пластичен, а возможности для улучшения безграничны.
Важно, что эти грандиозные изменения происходили без генной инженерии, лишь благодаря наблюдательности и терпению наших предков.
А теперь Нейт вводит одно из ключевых понятий для любого, кто интересуется семенами и селекцией, — «земельная раса» (landrace).
Нейт Клейнман:
Одно понятие, которое я хочу прояснить, — это «земельная раса», или landrace . Вы могли слышать этот термин. По сути, это популяция культурных растений, которую традиционные фермеры выращивают в определенной местности.
Ключевой момент — у нее есть генетическое разнообразие. Она не была стандартизирована, не прошла через жернова современной селекции. Это широкая, генетически пестрая популяция. Большинство семенных компаний не продают такие популяции, потому что коммерческим фермерам нужна предсказуемость. А landrace этого не дает. Вы никогда не знаете точно, что получите.
Вот, к примеру, популяция бамии из Афганистана. Видите, какой широкий диапазон размеров и форм. А это — landrace тыквы от коренного народа Нантикок. В этой популяции тоже масса разных форм. Этот регион в XVII-XVIII веках был центром мировой торговли, поэтому эти тыквы путешествовали по миру и стали предками многих известных нам сортов.
Вы можете узнать формы, похожие на «Турецкий тюрбан» или японский «Красный карри». А синие тыквы напоминают австралийскую «Квинслендскую голубую». Но все они произошли из одной исходной популяции. Вот, пожалуй, самая крутая тыква, которая у нас выросла.
Это земельные расы пшеницы из Турции — лишь крошечный проблеск существующего разнообразия. А это — сорта кукурузы из Мексики.
Некоторые люди в мире семян сегодня создают новые земельные расы. Для селекционера такая популяция — это сокровище. Все это разнообразие позволяет находить любые признаки, которые вы ищете.
Например, замечательные ребята из Adaptive Seeds продают «капустную коалицию» (kale coalition) — смесь семян множества видов капусты. Посадив их, вы никогда не знаете, что именно у вас вырастет, и в этом вся прелесть.
Земельная раса — это антитеза современному промышленному сорту. Если сорт — это унифицированный, генетически выровненный продукт, где каждое растение как брат-близнец предыдущего, то земельная раса — это живая, дышащая, разнообразная популяция. Это не армия солдат в одинаковой форме, а шумная деревенская ярмарка, где каждый индивидуум уникален.
Именно в этом генетическом разнообразии и кроется ее сила.
Такая популяция более устойчива к болезням и капризам погоды: если одни растения погибнут от засухи, другие могут выжить. Если одни окажутся невкусными, другие поразят ароматом. Для селекционера, как подчеркивает Нейт, landrace — это сундук с генетическими драгоценностями, из которого можно бесконечно черпать признаки для создания новых, улучшенных сортов. Это живая история адаптации растения к конкретному месту и культуре людей, которые его веками выращивали.
Семена на грани исчезновения и спасательные экспедиции
Нейт переходит к самой драматичной и личной части своего рассказа. Он говорит о семенах, которые находятся на грани исчезновения не из-за природных катаклизмов, а из-за войн, бедности и глобализации.
Его работа и работа его сети — это не просто фермерство, это настоящие спасательные операции, архивное дело под открытым небом.
Нейт Клейнман:
Многие семена, с которыми мы работаем, происходят из сообществ, находящихся под угрозой. И для нас критически важно сохранить эту гермоплазму, эти сорта.
Вот, например, лук-шалот из Пуэрто-Рико. Пуэрто-Рико — место, которому страшно досталось от ураганов. Но колониальная система создала еще больше проблем для их сельского хозяйства. Они почти полностью зависят от импорта дешевой еды из Северной Америки. А из-за архаичного закона Джонса (Jones Act ) они могут получать поставки только из портов США. Они, по сути, оказались в ловушке, и почти не осталось людей, которые бы выращивали и сохраняли эти старые, местные сорта.
Вот еще одна пуэрто-риканская культура — фиолетовый ямс, который спасает мой друг. Вот немного голубиного гороха. Очень крутое многолетнее растение под названием Канавалия, или боб-меч. Семена съедобны, но главное — это отличный многолетник, который фиксирует азот в почве.
А это дыня с Мальдивских островов. Мальдивы — островная страна, которая одной из первых исчезнет под водой по мере подъема уровня моря. Невероятное генетическое разнообразие будет полностью утеряно, если мы не будем выращивать и сохранять эти растения.
Эту дыню, кстати, селекционировали ради кисловатого геля вокруг семян, а не ради мякоти.
Это растение называется чипилин, оно из Центральной Америки. А это — кандагарский кресс-салат, который был собран сотрудниками USDA в 1950-х на рынке в Кандагаре, Афганистан. Потом он десятилетиями лежал в генном банке, и никто не знал, что это. Мы его откопали. Оказалось, это совершенно особенное растение. У обычного кресс-салата лист с палец длиной, а у этого — длиннее моей руки, и он очень вкусный, с перечным ароматом.
Это перцы из Алеппо, Сирия, сорт Haskoreya . Рынок, где их собирали в 1980-х, был уничтожен во время гражданской войны. Этот томат — из Хомса, еще одного сирийского города, опустошенного войной. Нам удалось передать семена группе сирийских беженцев в Ливане. И вот эти томаты, выращенные ими там.
А это мой друг Саймон смотрит на очень плохо выросшее сорго из его деревни в Южном Судане. Я получил эти семена из генного банка USDA. Он смеялся, потому что у меня в тот год все вышло ужасно. Но обычно получается лучше. А это моя подруга Вивиан из Палестинской библиотеки реликтовых семян. Она сохраняет семена с оккупированных территорий. У нее в руках гигантские арбузы и дыня, которую тоже используют как огурец, — она называется факус.
Каждый сорт в рассказе Нейта — это целая история, часто трагическая. Шалот из Пуэрто-Рико, задыхающегося от экономической блокады. Дыня с Мальдив, которым грозит полное затопление. Перец из сирийского Алеппо, чей родной рынок стерт с лица земли войной.
Это не просто семена, это генетические беженцы, последние представители исчезающих миров.
Нейт и его соратники по «Экспериментальной фермерской сети» выступают в роли современных Ноев, собирающих на свой ковчег разнообразие планеты, чтобы спасти его от потопа — будь то потоп военный, климатический или экономический.
И трогательный момент, когда сирийские беженцы в Ливане выращивают томаты из родного Хомса, показывает: эти семена — не только еда. Это связь с домом, с памятью, с утраченной Родиной. Это символ неистребимой надежды на возрождение.
После этого эмоционального блока Нейт переходит к более системному взгляду на источники генетического материала, представляя концепцию «диких родственников культур».
Нейт Клейнман:
Я расскажу немного об источниках для селекции, прежде чем мы перейдем к многолетникам.
«Дикие родственники культур» (crop wild relatives) — это критически важное понятие. Почти ни одно из наших культурных растений не появилось в Природе в том виде, в каком мы его знаем. Но во многих случаях их дикие предки все еще существуют.
Вот дикий родственник подсолнечника. Видите разницу с современным одомашненным гигантом. Кстати, подсолнечник — одно из немногих растений, одомашненных на востоке Северной Америки. Есть и другие интересные связи. На фото вы видите крошечные дикие бобы — прямые предки нашей фасоли. Или дикий орех из Калифорнии, который можно использовать как подвой для культурных грецких орехов.
Эта карта очень важна. Она показывает глобальные «горячие точки» — места, где сосредоточены дикие родственники важнейших культур, но они срочно нуждаются в сборе для генных банков. Это Европа, Средиземноморье, Бразилия, Китай, Южная Африка. И даже здесь, в Северной Америке, есть дикие родственники важных растений, которые просто не собраны. С ростом населения, разрушением среды обитания и изменением климата эти дикие популяции исчезают.
А это — еще один привет из Пуэрто-Рико. Настоящий дикий родственник ананаса.
Если земельные расы — это результат векового сотворчества человека и Природы, то дикие родственники культур — это сама Природа в ее первозданном, необузданном виде.
Это генетический резерв, дикий банк, из которого можно черпать гены устойчивости к болезням, засухе или вредителям, которых так не хватает их изнеженным культурным потомкам.
Карта «горячих точек» показывает, насколько срочной является эта задача. Пока мы говорим, уникальные дикие популяции исчезают под натиском цивилизации. Их поиск и сохранение — это гонка со временем, и ставка в этой гонке — не что иное, как будущее нашего продовольствия.
Открывая сокровищницы. Как получить доступ к семенам
Нейт показал нам, где искать генетическое разнообразие. Теперь он рассказывает, как получить к нему доступ.
Он приоткрывает дверь в мир, который многим кажется наглухо закрытым и недоступным, — мир правительственных генных банков, этих настоящих сокровищниц биоразнообразия.
Нейт Клейнман:
Правительственные генные банки — это критически важный инструмент для любого селекционера.
В США действует Национальная система гермоплазмы растений (National Plant Germplasm System, NPGS ) — это сеть из 19 таких объектов. Ближайший к нам — в Женеве, штат Нью-Йорк, там хранят яблоки, виноград, вишню. В Эймсе, штат Айова, — зерновые. В Майами — кофе и шоколад. В Пуллмане, штат Вашингтон, — фасоль, нут, бобы. В Корваллисе, Орегон, — целая коллекция клубники, хмеля, каштанов, малины. Это как Форт-Нокс для растений, важнейшие ресурсы нашей страны.
Но эти хранилища не неприступны для таких людей, как мы. У системы NPGS есть сайт под названием GRIN . Адрес простой: ARS-GRIN.gov . Я ради любопытства ввел в поиске «Массачусетс» и получил 597 образцов, в описании которых есть это слово: виноград, картофель и много чего еще.
Любой человек, у которого есть законная исследовательская, селекционная или образовательная цель, может получить эти семена от правительства.
Бесплатно.
Их работа — распространять этот материал. Конечно, этим ресурсом нельзя злоупотреблять, чтобы не потерять к нему доступ. Но я лично запрашивал сотни образцов за раз, в одном абзаце объяснив свой проект.
И они присылают их.
Часто это маленькие пакетики, по 50 семян. Требуется время, чтобы их размножить. Но это невероятно важный ресурс.
Это один из самых вдохновляющих моментов лекции.
Нейт развеивает миф о том, что генетические сокровища нации хранятся за семью печатями, доступные лишь горстке ученых в белых халатах. Он дает простой и ясный алгоритм: если у вас есть осмысленная цель — селекция, исследование или даже образование — вы имеете право на доступ к этому богатству. Бесплатно.
Это полностью меняет правила игры.
Любой вдумчивый садовод или фермер может стать участником глобального проекта по сохранению и улучшению агробиоразнообразия. Как мудро предупреждает Нейт, этим нельзя злоупотреблять, но сама возможность получить семена из любой точки мира, чтобы работать с ними на своем участке, — это мощнейший инструмент демократизации селекции.
Вооружив нас знаниями и доступом к ресурсам, Нейт возвращается к своей главной страсти — к идее, которая стала ядром его работы и его организации.
Нейт Клейнман:
Я уже говорил, что пришел ко всему этому после урагана «Сэнди». Я понял, что мог бы провести остаток жизни, мечась от одной катастрофы к другой, занимаясь гуманитарной работой. Это было бы полезно. Но я начал думать о глубинных проблемах, о климате.
И я знал, что растения — это потенциальное решение.
Я много слышал о многолетней пшенице, о борьбе за создание многолетних зерновых и масличных культур. Мы вырубаем тропические леса ради получения пальмового масла. Уничтожаем многолетние растения, которые могли бы связывать углерод.
У нас в стране огромные площади земли. Мы выращиваем на них корм для коров. Мы выращиваем бензин в виде кукурузы для этанола. Но мы не выращиваем еду из достаточного количества многолетних растений. И мы с моим другом Дасти задумались: а что, если создать систему с открытым исходным кодом?
Чтобы любой мог запустить проект, набрать волонтеров и начать работать над этим в сообществе. Чтобы, если движущая сила проекта попадет под автобус или просто устанет, работа не остановилась.
История многолетней пшеницы — это история взлетов и падений. Люди пытались ее создать больше ста лет. Мы добились больших успехов около 100 лет назад, но пришла Первая мировая война, и финансирование иссякло.
То же самое было в Советском Союзе в середине XX века. Потом снова был всплеск интереса в 60-70-х в США. И снова все сошло на нет из-за институциональной инерции. Говорят, они довели урожайность многолетней пшеницы до 75% от урожайности обычной и решили, что этого недостаточно. Но для меня 75% урожайности в многолетней системе — это фантастика! Если бы у нас еще были те семена, мы бы их сейчас выращивали.
Здесь Нейт раскрывает суть своей миссии. Он не хочет быть «пожарным», который всю жизнь тушит последствия катастроф. Он хочет устранить их причину. И эта причина — наше сельское хозяйство, основанное на ежегодной вспашке и однолетних культурах.
Переход на многолетние системы — вот его ответ.
Идея его организации, Experimental Farm Network , родилась из понимания хрупкости индивидуальных усилий. История селекции многолетней пшеницы — это трагедия гениальных одиночек, чья работа прерывалась войнами, бюрократией или просто усталостью. EFN призвана решить эту проблему, создав коллективную, децентрализованную модель, устойчивую к таким потрясениям.
Это попытка создать не просто новый сорт, а новую, более жизнеспособную культуру селекционной работы. А восклицание Нейта по поводу 75% урожайности — это крик души практика. Он понимает: в контексте разрушения почв и нестабильного климата предсказуемая, пусть и чуть меньшая урожайность многолетней системы — это не провал, а грандиозная, долгожданная победа.
Революция многолетников
Нейт переходит к сердцу своего выступления — к многолетним культурам. Он объясняет их ключевое преимущество в борьбе с изменением климата и начинает свой вдохновляющий обзор растений, которые могут стать основой сельского хозяйства будущего.
Нейт Клейнман:
Мы понимаем важность многолетних культур. Это наша ферма в Нью-Джерси. Мы создали множество грядок, пытаясь следовать контурам рельефа, чтобы задерживать воду. У нас 7-я зона морозостойкости, прекрасное место для выращивания. И мы с самого начала решили, что наша некоммерческая организация будет продавать семена, чтобы стать самодостаточной и не зависеть от грантов.
Ключевой аспект многолетних культур в том, что они связывают углерод. Все просто: растения поглощают углекислый газ, преобразуют его, а углерод запирается в теле самого растения и, что самое важное, в почве, в ее глубоких слоях, питая почвенный микробиом. Однолетние культуры с их неглубокими корнями и ежегодной вспашкой этого не делают.
Сегодня мы знаем такие многолетники, как спаржа, ревень, клубника, чеснок. Но в нашем умеренном климате не так много по-настоящему продуктивных многолетних продовольственных культур.
И это то, над чем мы работаем.
Вот одно из моих любимых растений — Араукария чилийская, monkey puzzle tree. Оно растет даже у нас, в Нью-Джерси. Это орехоплодное дерево из Чили. Орехи на вкус как помесь каштана и кешью. Это основная пища народа мапуче на протяжении тысячелетий. Проблема в том, что оно начинает плодоносить через 30-40 лет, и для этого нужны мужское и женское деревья рядом.
Кто сегодня мыслит в таких временных масштабах?
Но это растение, которое может кормить людей тысячу лет. Нам нужно сажать такие деревья для тех, кто придет после нас.
Объяснение принципа секвестрации углерода звучит просто, но имеет колоссальное значение. Однолетние культуры, требующие ежегодной вспашки, высвобождают углерод. Многолетники, с их глубокими, нетронутыми корневыми системами, наоборот, закачивают его в почву, превращая наши фермы из источников выбросов в мощные поглотители углерода.
Пример с араукарией бросает вызов нашему мышлению, ориентированному на быструю выгоду. Посадить такое дерево — это акт веры в будущее. Послание потомкам.
Далее Нейт вводит еще один важный термин, который часто используется как синоним пермакультуры, — агроэкология.
Нейт Клейнман:
Такое растение очень ценно в агроэкологической системе. Я обычно предпочитаю термин «агроэкология» термину «пермакультура».
Агроэкология усиливает природные процессы и оптимально использует ресурсы. Но что важнее, это не просто практика, это и социальное движение, и академическая дисциплина. В мире это гораздо более распространенный термин для целостного подхода к сельскому хозяйству.
И ключ к этому — поликультура в противовес монокультуре.
На слайдах — примеры поликультурных систем. В отличие от монокультурных полей, здесь несколько видов растут вместе, поддерживая друг друга.
Агроэкология в изложении Нейта — это целая философия, наука и социальное движение. Это взгляд на ферму как на сложную экосистему, имитирующую устойчивость природных сообществ.
Теперь Нейт переходит к самому интересному — к обзору местных, североамериканских многолетников с огромным, но нераскрытым потенциалом.
Нейт Клейнман:
Меня очень интересуют наши местные многолетние растения. У них есть важнейшее преимущество: они уже здесь. Они идеально приспособлены к нашему климату, почвам, вредителям. Их просто нужно немного «доработать» с помощью селекции.
Пассифлора инкарнатная (Maypop Passion Fruit): Родственница тропической маракуйи, растет на юго-востоке США. Вкусный плод, но созревает поздно и неравномерно. Имеет огромный потенциал как пищевая культура, а не только лекарственная.
Ползучий огурец (Creeping Cucumber): Многолетний вид размером с желейную конфету, на вкус как кислый огурец. С изменением климата продвигается на север.
Вапато (Wapato): Водное растение со съедобным клубнем, похожим на картофель. Было основной пищей коренных американцев. Никто никогда не занимался его селекцией для увеличения клубней.
Пляжная слива (Beach Plum): Растет на песчаных дюнах восточного побережья. Устойчива к вредителям, в отличие от культурной сливы, и почти не требует ухода.
Купена (Solomon's Seal): Известное садовое растение. Но его побеги съедобны, как спаржа, а корневище — питательное и вкусное. Никто не занимается ее селекцией как пищевой культуры.
Иллинойсский мимозоцвет (Illinois Bundleflower): Бобовое с семенами, богатыми белком. Обсуждается как многолетний заменитель сои.
Подофилл (Mayapple): Растение лесного подлеска. Только мякоть спелого плода нетоксична. Она очень вкусная, похожа на ананас. Из семян растет 10-12 лет до зрелости.
Каштан чинкапин (Chinkapin Chestnut): Местный каштан, уязвимый к той же болезни, что уничтожила американский каштан. Но он отрастает от корней и успевает плодоносить. Есть потенциал в гибридизации.
Американский земляной орех (Apios americana): Бобовая лиана со съедобными клубнями, похожими на гирлянду. Была основной культурой для коренных народов. Сегодня энтузиасты, включая сотрудников USDA, возобновили селекционную работу, прерванную десятилетия назад. Они ищут растения с крупными и близко расположенными клубнями. Потенциал огромен, но людей, занимающихся этим, очень мало.
Вот о такой работе я и говорю. Нам нужно выяснить, как лучше выращивать эти растения. Это займет время, но люди этим уже занимаются, и им всегда нужна помощь.
Этот длинный и подробный обзор — настоящая энциклопедия надежды. Нейт не просто перечисляет растения, он рассказывает их истории.
Пассифлора, которая может стать местной маракуйей. Водный орех вапато, забытая пища индейцев. Земляной орех Apios , который уже ждут селекционеры.
Каждый пример — это открытая дверь в будущее, где наши сады полны разнообразной, вкусной и устойчивой еды. Особенно важна мысль, что местные растения уже адаптированы к местному климату. Нам нужно лишь немного улучшить то, что Природа уже создала. История селекционеров-одиночек подчеркивает важность преемственности и коллективной работы, о которой Нейт говорил ранее.
Селекция для всех и каждого
Нейт делает мощное и освобождающее заявление: селекция — это не ракетостроение. Это простое действие, доступное каждому, кто готов наблюдать и отбирать.
Он призывает слушателей перестать быть пассивными потребителями и стать активными сотворцами своего продовольственного будущего.
Нейт Клейнман:
Один из ключевых выводов, с которым я хочу вас оставить, — эта работа несложная. Да, она требует времени, но селекцией люди занимались 10 000 лет. Каждый фермер был селекционером, потому что он просто сохранял свои лучшие семена на следующий год. Этот простой акт и есть селекция. Если вы сохраняете семена, вы уже селекционер.
Это можно делать у себя на заднем дворе, вам не нужна огромная ферма.
Вот сеянцы из проекта по многолетней капусте, который мой друг ведет через наш сайт. Существуют многолетние европейские капусты, которые раньше шли на корм скоту. Они не очень вкусные. Но их скрестили между собой, и получилась невероятно разнообразная популяция. Некоторые из них могут жить очень долго. У многолетней зелени огромный потенциал.
Вот многолетний лук-порей. Большинство пореев по своей природе многолетники. Слоновий чеснок, который вы видите в магазине, на самом деле — вид порея. Если оставить его в земле, он даст маленькие зубки-детки. Есть сорта, выведенные специально для этого.
Это морская капуста (Sea kale), родственник обычной капусты с побережья Северной Европы. На побережье Орегона она одичала, сбежав из старого сада и теперь растет прямо на скалах. Вот что такое по-настоящему выносливое растение.
Некоторые заинтересованы в селекции морской капусты ради стручков, которые на вкус как горошек с привкусом капусты. В Европе ее традиционно выращивали ради отбеленных весенних побегов — это был деликатес. А кто-то хочет вывести из нее многолетнюю брокколи.
Потенциал огромен.
Есть ее родственник, масличный крамбе (Crambe abyssinica). Масло из него несъедобно из-за эруковой кислоты, но это ценное техническое масло. Через гибридизацию можно создать многолетнюю масличную культуру.
Еще один родственник — катран татарский. Он образует массивный корень, который раньше измельчали и добавляли в муку для выпечки хлеба. Как и хрен, его можно собирать, оставляя часть в земле для возобновления.
От многолетней капусты до потенциальной многолетней брокколи из морской капусты, от съедобных стручков до корня, заменявшего муку, — Нейт рисует картину почти безграничных возможностей.
Он показывает, что многие из этих «новых» культур на самом деле являются хорошо забытыми старыми, и их потенциал просто ждет, когда его раскроют. Упоминание технического масла открывает еще одно измерение: многолетние культуры могут не только кормить нас, но и заменять продукты нефтехимии.
Далее Нейт делает неожиданный, но мощный ход, сравнивая китовый жир с растительным маслом, чтобы подчеркнуть, как растения могут заменить самые разрушительные промыслы.
Нейт Клейнман:
Это не растение. Это кашалот. Когда-то его масло, спермацет, было важнейшим мировым товаром. Из него делали свечи и лекарства. Но когда китобойный промысел запретили в 1970-х, его заменили маслом из семян жожоба.
Большинство людей знают жожоба по шампуням. Но в старых записях USDA это растение пустынного юго-запада США и северной Мексики числится как «потенциальная замена нефти». В 70-е, во время бензинового кризиса, был ажиотаж, но потом нефть подешевела, и про жожоба забыли.
А ведь у него масса преимуществ. Это пустынное растение, ему почти не нужна вода, оно процветает в засуху. Его можно выращивать там, где сейчас в основном пастбища. Ягоды полны жидкого воска, который может заменить нефть.
Так что мы можем не только спасать китов, но и использовать растения для замены добывающей промышленности. Я думаю, в конечном итоге нам придется отказаться от ископаемого топлива, но до этого еще далеко.
История жожоба — это притча о нашей экономической близорукости.
Растение, способное заменить нефть и спасти китов, было забыто, как только цены на ископаемое топливо снова упали. Нейт использует этот пример, чтобы показать, что решения многих наших проблем уже существуют в растительном мире.
Нам мешает не отсутствие технологий, а отсутствие политической и экономической воли. Идея выращивать источник энергии в пустыне, не требующий полива, звучит как научная фантастика, но это реальность, которую мы десятилетиями игнорируем.
Святой Грааль — многолетние зерновые
Нейт подходит к самой амбициозной и важной цели — созданию многолетних зерновых. Это святой Грааль селекции, способный фундаментально изменить сельское хозяйство и нашу цивилизацию, построенную на хлебе.
Нейт Клейнман:
Многолетние зерновые — это святой Грааль. Вот фотография из The Land Institute . Сверху — однолетняя пшеница с корнями в 30 сантиметров. А снизу — многолетний пырей, её родственник. Его корни могут уходить вглубь на 7,5 метров. Представьте, как это стабилизирует почву, предотвращает эрозию и улавливает углерод.
The Land Institute уже 40 лет работает над Kernza — это их зарегистрированное название для многолетнего пырея, отобранного на более крупные семена. Размер зерна пока около одной пятой от пшеничного, урожайность невысока. Но это первый коммерческий шаг, и он всех воодушевляет.
Многолетняя пшеница, гибрид культурной пшеницы и диких многолетних родственников, тоже имеет потенциал. У нас было одно такое растение, которое пережило четыре зимы и плодоносило, прежде чем погибло.
Это Бусенник, или «слёзы Иова». Его можно найти в азиатских магазинах. Он родственник кукурузы и сорго. В тропиках он уже многолетник. Обычно у него очень твердая оболочка, но есть и тонкокорые пищевые сорта. Я получил от друга редкий тропический сорт с очень крупным ядром. У нас он не успел дать семена, но я выкопал растения и сохраню их до весны, чтобы посадить южнее. У него огромный потенциал как у многолетнего зерна для тёплого климата.
Контраст между корнями однолетней пшеницы и многолетнего пырея — это визуальный шок.
Неглубокая корневая система против семиметровой.
Это наглядная демонстрация того, как многолетники могут восстанавливать почву, предотвращать эрозию и хоронить углерод глубоко под землей. Работа The Land Institute с их Kernza — это долгая история, но это первый реальный шаг к коммерческому многолетнему зерну.
История Нейта с Бусенником показывает суть работы селекционера-энтузиаста: получение горстки редких семян, неудача, но упорное сохранение растений ради второго шанса. Это работа, движимая надеждой и видением потенциала в одном крупном зернышке.
Последний и, возможно, самый личный пример Нейта — это его работа с сорго.
Нейт Клейнман:
И последнее, о чём я расскажу, — сорго. Это одна из моих любимых культур с реальным потенциалом стать многолетней. Это и зерно, и сахарный тростник в одном растении. Можно получать съедобное зерно и сладкий сок из стебля для патоки.
Миллиарды людей в мире полагаются на сорго как на основную пищу. Из него также делают самый потребляемый алкогольный напиток в мире — китайский байцзю.
Большинство сортов сорго — однолетние. Но есть многолетние виды, часто полученные скрещиванием с его диким сорным родственником, гумаем.
Мне повезло. Кто-то дал мне две метелки многолетнего африканского сорго, которое выращивали в Орегоне. Там оно почти всё вымерло, но мне достались эти две метелки.
Мы посадили семена в Нью-Джерси. Перезимовало только одно-единственное растение. Но на второй год это одно растение дало 36 метелок! Внезапно у нас появился материал для работы. Исходная популяция называлась M61. Мы назвали наш сорт M61 Survivor («Выживший M61»).
И мы разослали эти семена волонтерам по всей стране. Теперь они выращивают их, и мы будем смотреть, где потомки этого растения смогут пережить зиму. Мы ищем те, что дают хороший урожай и легко обмолачиваются. Возможно, мы в десятилетии от жизнеспособной многолетней зерновой культуры, а может, и быстрее.
Селекция — это как поиск иголки в стоге сена. Чем больше людей ищут эту иголку, тем выше шанс её найти. Это то, что селекционеры делали тысячи лет, и то, что мы делаем сегодня.
История «Выжившего M61» — это квинтэссенция всего рассказа Нейта. Это история о случайной удаче, разочаровании, невероятной стойкости одного растения и, самое главное, о силе сообщества.
Нейт не стал хранить семена под замком. Он немедленно разослал их по всей стране, превратив личный успех в коллективный проект. Он увеличил число «искателей», многократно повысив шансы на удачу.
Эта история показывает, что будущее сельского хозяйства может создаваться не в стерильных лабораториях, а на полях энтузиастов, объединенных общей целью и верой в силу открытого исходного кода.
Приговор генной инженерии и призыв к действию
В заключительной части своей лекции Нейт выносит ясный и недвусмысленный вердикт современной генной инженерии, противопоставляя ее проверенной временем силе традиционной селекции.
Нейт Клейнман:
Нам нет нужды использовать генную инженерию. Все это можно делать дома, на ферме, так, как мы делали это 10 000 лет. И с очень небольшим риском создать новый белок, который окажется аллергеном, канцерогеном или окажет непредсказуемое воздействие на дикую природу.
Генная инженерия — это азартная игра, генетическая рулетка.
Традиционная селекция — это то, чем мы занимались тысячелетиями, и она может продолжать работать на нас. Нам просто нужно больше людей, которые будут этим заниматься.
Я могу долго говорить о генной инженерии и с радостью отвечу на вопросы. Но на этом доклад закончен. Вот моя контактная информация. И наш веб-сайт. Любой может создать там профиль, стать волонтером в существующих проектах или запустить свой собственный. А теперь я готов ответить на ваши вопросы.
Позиция Нейта ясна: мы уже обладаем всеми необходимыми инструментами для создания устойчивого будущего. Традиционная, народная селекция, проверенная десятью тысячелетиями, — это медленный, но надежный и безопасный путь.
Генная инженерия, напротив, — это «генетическая рулетка» с непредсказуемыми последствиями для здоровья и экосистем.
Его призыв присоединиться к Experimental Farm Network — это не просто реклама своего проекта. Это прямое приглашение каждому стать частью решения, взять на себя ответственность и начать действовать. Он предлагает не просто слушать, а участвовать.
Вопросы и ответы
После основной части лекции общение с аудиторией перерастает в живой диалог, где Нейт Клейнман раскрывает практическую алхимию своей работы. Он выводит на экран свой онлайн-магазин семян — не просто коммерческий проект, а цифровой ковчег, инструмент для сохранения и распространения бесценного генетического наследия планеты.
Магазин семян компании Нэйта EFNseeds.com.
Нейт Клейнман:
Я покажу вам наш сайт, EFNseeds.com. В прошлом сезоне у нас было около ста двадцати пяти сортов, многие из которых вы не найдете больше нигде.
Четверть из них — съедобные многолетники, которые распродаются почти мгновенно, потому что они практически недоступны на рынке.
Новый каталог мы, как правило, выкладываем в январе, это будет уже третий год работы нашего сайта. У нас есть, например, многолетняя капуста, есть удивительная смесь многозубкового лука — это то, что мы знаем как шалот или семейный лук.
Вы сажаете одну луковицу осенью, а весной получаете целое гнездо. Так наши предки выращивали лук до эпохи коммерческой индустрии севка.
Вот пассифлора инкарнатная. А вот кавказский горный шпинат (Hablitzia tamnoides ) — невероятно крутая культура, очень морозостойкая многолетняя лиана, чьи листья можно есть как шпинат. В отличие от тропического малабарского шпината, который не переживет нашу зиму, этот выдерживает все.
Есть опунция, найденная во дворе в Нью-Джерси; марь белая (Good King Henry), съедобный родственник лебеды; корейский свиной сельдерей с острова у побережья Кореи. Ну и черемша, которую люди обычно собирают в дикой природе, хотя для создания полноценного участка требуются годы.
А вот тот самый ползучий огурец. У нас много уникальных вещей.
Но есть и привычные томаты, огурцы, тыквы. И есть целый раздел, посвященный сообществам под угрозой. Мы собираем материал из Афганистана, Сирии, Молдовы, — мест, которые страдают от ужасной политики и бедности.
Люди бегут из сельской местности в города, и генетическое разнообразие, сосредоточенное в этих деревнях, просто исчезает. Наша задача — спасти его. Пуэрто-Кортес, например, находится в Гондурасе. Мы должны сохранить все это.
Этот виртуальный тур по магазину семян — живое подтверждение миссии Нейта. Каждый сорт — это не товар, а спасенная история, глава из аграрной летописи человечества.
Многозубковый лук — элегантное напоминание о доиндустриальной самодостаточности. Кавказский шпинат, выживающий в любой мороз, — гимн устойчивости. А раздел «Угрожаемые сообщества» — это не просто каталог, а живой мемориал исчезающему наследию и одновременно ковчег для его спасения, акт культурной и генетической репатриации.
О сорго-суданской траве
Вопрос из зала о сорго-суданской траве становится поводом для глубокого погружения в тему покровных культур — «живой кожи» земли, исцеляющей почву.
Нейт Клейнман:
Суданская трава — дикий африканский родственник сорго, а сорго-суданка — их гибрид.
Ее выращивают как покровную культуру: будучи тропической, она вымерзает зимой, но успевает создать огромную биомассу. Сахара в ее стеблях, из которых делают патоку, — это превосходная пища для почвенных микробов.
Фермеры измельчают стебли и запахивают их в землю или просто оставляют на поверхности как пир для подземного мира. Часто ее выращивают вместе с вигной, коровьим горохом, который тоже родом из тропиков и является отличным азотфиксатором.
К тому же вигна универсальна: съедобны и листья, и стручки, и бобы. Ее листья — одна из самых богатых белком зеленых культур. Мы продаем сорт из пустыни, потому что, хоть мы и в Нью-Джерси, нас очень привлекает суходольное земледелие. Гораздо проще, когда не нужно беспокоиться об орошении.
В ответе Нейта вся суть агроэкологии: все связано со всем. Сорго — это не просто зерно, это строительный материал для почвы и топливо для ее микроскопического мегаполиса.
В паре с азотфиксирующей вигной оно превращается в мощный инструмент восстановления плодородия. А упоминание суходольного земледелия — это не техническая деталь, а смена парадигмы. Вместо того чтобы силой заставлять Природу служить растению через ирригацию, Нейт выбирает растение, которое гармонично вписывается в Природу. В мире, где вода становится главной ценностью, это и есть стратегия будущего.
Про азимину - банане Прерий
Следующий вопрос — об азимине, или «банане прерий», и он вносит в разговор ноту осторожности.
Нейт Клейнман:
Да, у некоторых людей, небольшого процента, возникает бурная реакция на приготовленную или сушеную азимину. Это не совсем аллергия, что-то странное.
Мой коллега Дасти, сооснователь нашей организации, пережил такой негативный опыт и потерял к ней вкус даже в сыром виде.
А я, до того как узнал об этом, готовил с ней постоянно. Однажды сделал пирог из азимины и тыквы — это было невероятно.
С ней можно много чего делать. Это прекрасная местная культура, и селекционеры, вроде Нила Петерсона из Кентукки, проделывают огромную работу, создавая сорта с крупными плодами и разнообразными вкусами.
Они прекрасно выживают на северо-востоке, в диком виде доходят даже до южного Онтарио. Так что здесь, с меняющимся климатом, азимина будет расти без проблем.
История с азиминой — напоминание, что даже у самых перспективных растений есть свои тайны. Путь селекционера — это диалог с Природой, полный не только открытий, но и неожиданных ответов и индивидуальных реакций. Но работа энтузиастов доказывает: терпеливый отбор и внимание могут превратить дикую душу растения в сокровище сада.
Простой вопрос о патоке из сорго возвращает к главной идее Нейта — философии изобилия и безотходной агрономии.
Нейт Клейнман:
Да, вы просто увариваете сок из стебля, как кленовый сироп, и получаете патоку. Но я думаю, сам сок — это уже готовый продукт. Если бы кто-то его пастеризовал и разливал в бутылки, я бы покупал его в магазине. Это же сладкий зеленый фреш. Добавьте лимон — и вот вам идеальный лимонад.
Инициатива «Открытого исходного кода семян» (OSI)
Но самый важный разговор вечера — об интеллектуальной собственности и Инициативе «Открытого исходного кода семян» (OSI), этической хартии и правовом щите для мира, который строит Нейт.
Нейт Клейнман:
Да, мы участвуем в Инициативе «Открытого исходного кода семян» (OSI). Ее запустили ребята из Университета Висконсина, чтобы вывести на рынок семена, которые никто и никогда не сможет запатентовать. Изначально они думали над специальной лицензией, но в итоге пришли к «Обязательству OSI».
У нас есть один такой сорт — «Дикая брокколи рааб Дитриха». По сути, это одичавшая репа из Южного Джерси, которую, скорее всего, завезли итало-американские фермеры сто лет назад. Они выращивали ее на зелень, а она одичала, и теперь ей любая зима нипочем. Весной, когда все еще мертво, она уже растет, пробиваясь прямо из-под снега. А на вкус — как настоящая брокколи рааб. Даже владельцы той земли, где мы ее нашли, так и звали ее — «дикая брокколи рааб».
И это растение мы посвятили OSI. Суть в «Обязательстве», которое я вам сейчас зачитаю: «Вы имеете свободу использовать эти семена любым способом. Взамен вы обязуетесь не ограничивать использование другими этих семян или их производных с помощью патентов или других средств и включать это обязательство при любой передаче этих семян или их производных.
OSI настаивает, чтобы обязательство ставили только на растения, в селекцию которых вы вложили труд. Хотя идут споры о том, чтобы применять его к целым популяциям. И поскольку это опенсорс-движение, некоторые лепят обязательство на свои семена, даже не уведомляя организацию. Но в OSI любят быть в курсе.
На сегодня под этим обязательством уже 480 сортов: амаранты, спаржа, фасоль, базилик — чего там только нет. Это отличный проект, потому что я считаю, что мы вообще не должны были разрешать патенты на живые организмы. Это неправильно. И OSI — это наш ответ. Так что если вы занимаетесь селекцией и у вас есть готовый сорт, я настоятельно рекомендую: свяжитесь с OSI и поместите это обязательство на каждый пакет с семенами. Это действительно важное движение.
Спасибо за вопрос.
Монолог Нейта превращает юридический вопрос в моральный. Семена — это общее достояние, как воздух или вода. Попытка их приватизировать — преступление против Природы и будущих поколений. OSI — это не просто проект, это Декларация независимости семян, акт сопротивления корпоративной логике, стремящейся закодировать и присвоить сам код жизни.
Контраст между дикими и одомашненными растениями становится поводом для размышлений о глубокой взаимозависимости человека и природы.
Нейт Клейнман:
Да, дикие растения куда менее привередливы, чем одомашненные. Они просто делают свое дело, им не нужно наше вмешательство.
А вот большинству культурных растений — нужно.
Если бы люди исчезли, кукуруза вымерла бы за три года. Она не может сама себя опылить, а ее семена не выживут в дикой природе — их нужно сушить и прятать от грызунов.
Это полностью созданное человеком растение, и без нас оно просто вымрет. А вот теосинте, его дикий мексиканский предок, будет жить сам по себе еще тысячи лет, как и жил всегда.
Этот пример — отрезвляющее напоминание о нашей ответственности. Кукуруза, основа цивилизаций, — наше хрупкое творение. Мы не просто ее используем; мы заключили с ней симбиотический контракт. Мы изменили ее, а она изменила нас. Наша часть сделки — заботиться о ней, обеспечивая ее выживание. Мы не хозяева, а партнеры в многовековом эволюционном процессе.
Историей ревеня «Трейси»
Лекция завершается историей ревеня «Трейси» — идеальной притчей, объединившей все ключевые темы вечера.
Нейт Клейнман:
Ревень — отличная многолетняя культура. Из него делают не только пироги, но и джемы, желе и даже вино. Но есть нюанс: он не передает сортовые признаки через семена. Посадите сто семян от лучшего растения — и получите сто разных сеянцев, большинство из которых будут слабыми. Чтобы выбрать хороший, нужно растить их года три до зрелости и смотреть, что получится.
Семена, которые мы продаем, мы называем «Ревень Трейси». Мы спасли его с заброшенного участка моих друзей. Их невестка привела меня во двор и среди зарослей нашла один-единственный стебелек толщиной с карандаш. Мы копнули — а там огромный корневой ком, которому лет пятьдесят. Я разделил его, и уже через год у нас выросли шикарные растения с толстыми стеблями и гигантскими листьями, которые затеняют все сорняки. Вот моя племянница с одним из листьев, ей очень понравилось.
Этот ревень три года рос у меня и не цвел. Но когда я отправил часть сестре в Анн-Арбор, у нее он зацвел. Видимо, там ему понравилось больше. Мы собрали кучу семян и решили их продавать. А на следующий год все было наоборот: ее растения не цвели, а мои пять кустов в Нью-Джерси — зацвели. Так что теперь у нас хороший запас семян, и мы уверены, что в них интересная генетика. Мы назвали сорт «Трейси» в честь семьи, на чьем участке он рос.
Многие гонятся за красным цветом, но для меня главное — вкус, а он у этого ревеня отличный. Но самое крутое для фермера даже не это. Главное — японские жуки, одни из самых злостных вредителей, его не трогают, в отличие от всех остальных сортов, которые мы выращиваем. Это очень крутой сорт, и мы единственные, у кого он есть.
Я уверен, что на задворках прячется еще куча таких же сокровищ — нужно просто начать смотреть на мир глазами селекционера. Вы найдете интересное повсюду. Вам не нужно полагаться на крупные семенные компании. Если у вас не растет морковь — скорее всего, это не ваша и не вина вашей почвы, а проблема семян. Чтобы поддерживать хороший сорт моркови, нужно выкапывать каждый корнеплод и пробовать его на вкус. Горькие и мыльные — в отбраковку. Остальные можно хранить в погребе и весной снова высаживать для получения семян.
Крупные компании, которые продают семена в 99-центовых пакетиках, этим не занимаются. Они просто собирают все подряд с огромного поля, поэтому и морковь у них вырастает дрянная. Но если вы обратитесь к небольшим компаниям вроде Wild Garden Seed, Adaptive Seeds или Fedco, где люди сами выращивают семена и заботятся о вкусе и качестве, — вот там вы и найдете то, что нужно.
История ревеня «Трейси» — это капсула времени из забытого сада. А финальный пассаж о моркови — это не просто совет. Это передача эстафеты.
Нейт снимает с садоводов комплекс вины, вручая им власть и ответственность. Он призывает каждого стать хранителем биоразнообразия и со-творцом своего собственного вкуса, превратившись из пассивного потребителя в активного участника процесса созидания.
Нейт Клейнман:
«Что ж, наше время вышло, но я с радостью останусь, если есть еще вопросы. Спасибо, что пришли. И да, у меня есть немного пассифлоры, если хотите попробовать. Подходите».
Предлагая аудитории попробовать фрукт со своего поля, Нейт совершает финальный и самый важный жест.
Он переводит весь разговор из теории в плоскость чистого чувственного опыта.
Это точка в лекции, поставленная не чернилами, а вкусом.
Не верьте словам, верьте своим рецепторам. Этот простой, сладкий плод, полный надежды, и есть вкус будущего, о котором он рассказывал весь вечер.
Семена надежды в ваших руках
Первое и главное, что хочет донести до нас Нейт, — селекция не является прерогативой ученых и корпораций. Это фундаментальное право и даже обязанность каждого, кто работает с землей.
Простой акт сохранения семян от самого вкусного томата, самой урожайной тыквы или самой устойчивой к засухе фасоли — это уже селекция.
Начните смотреть на свой сад или огород как на лабораторию. Наблюдайте, отбирайте, пробуйте. Перестаньте винить себя и свою почву в неудачах — возможно, проблема в плохих, генетически обедненных семенах.
Ставка на многолетники
Многолетние культуры — это не просто экзотика, это основа устойчивого будущего. Они строят почву, связывают углерод, экономят воду и требуют гораздо меньше ухода, чем их однолетние собратья.
Изучите, какие многолетние съедобные растения подходят для вашего климата. Это могут быть не только привычные спаржа или ревень, но и менее известные культуры вроде земляного ореха Apios, катрана или той же азимины. Посадка многолетнего растения — это инвестиция в будущее вашей земли и вашей семьи.
Поиск и поддержка «правильных» семян
Голосуйте рублем за то сельское хозяйство, которое вы хотите видеть. Вместо того чтобы покупать безликие семена в супермаркетах, ищите небольшие, идейные семеноводческие компании, которые, как и Нейт, занимаются сохранением редких сортов, селекцией на вкус и питательность, а не только на лежкость и транспортабельность.
Поддерживая их, вы поддерживаете сохранение агробиоразнообразия.
Изучите ресурсы, о которых говорит Нейт, такие как правительственный генный банк GRIN и инициатива OSI, чтобы понять, какой огромный мир семян открыт для вас.
Станьте частью сообщества
История «М61 Выжившего» сорго показала, что самые большие прорывы случаются тогда, когда люди объединяют усилия. Великие дела в селекции редко совершаются в одиночку. Присоединяйтесь к сообществам садоводов и фермеров в вашем регионе или онлайн, таким как Experimental Farm Network .
Обменивайтесь семенами, опытом, неудачами и успехами. Сила сообщества — лучший предохранитель от выгорания и самый мощный катализатор прогресса.
В конечном счете, послание Нейта Клейнмана очень простое: будущее не предопределено. Оно прорастает прямо сейчас из семян, которые мы выбираем, сажаем и сохраняем.
И в этой тихой, но мощной революции, происходящей на наших грядках, может принять участие каждый.
Создано по материалам лекции: Nate Kleinman: Plant Breeding for the Public Good