Продолжим рассматривать битву на Калке через призму летописей и худлита. Сегодня вторая часть битвы. А именно, та, которая проходила
На горѣ надъ рѣкою Калкою
Стоя на высоком ее правом берегу, Мстислав Рорманович щурясь, видел он с каждым годом всё хуже, смотрел на половецкую конницу, резво рванувшую вперёд, туда, где вдали, то появлялись, то исчезали передовые монгольские дозоры. Солнце, ещё не поднявшееся высоко, бросало длинные тени, очерчивая конную лаву черной каймой. Внизу, у воды, на другом берегу седлались дружинники Мстислава Удатного и остальных. Черниговские только перелазили реку. Вои молодого волынского князя Даниила были уже на конях, и порывались двинуть вслед за половцами, которых увел за моголами лучший воевода Удатного, Якун. После вчерашней ссоры с братеником*
*- Мстислав Галицкий, который Удатный - двоюродный брат Мстислава Киевского
все князья потянулись за реку. Остались только зятья, Андрей и Александр. Если бы ушли и они, впору было оставлять великий стол. Мстислав припомнил ему, при многих, неудачу у Ростовца с полста лет тому назад. Де, как испугался половцев смолоду, так до сих пор в степи вполприсяда и ходит. Про Киев он молчал, но все и так знали, кому обязан столом Мстислав Романович. Обида была смертная, и только степь, нависающая над ними всеми, остановила дальнейшую ссору. Но, все кто был в шатре, поняли, теперь дружины ведёт Удатный, и добычу будет делить он же. С утра, сообразив это, стал переправляться и Мстислав Черниговский. Теперь оставалось только наблюдать, да надеяться, что эти новые степняки потреплют дружину галицкого князя. Хотя... восемь дней они бегут, не принимая толком боя. В любом случае Мстислав Романович не собирался идти дальше. И, хотя, зятья смотрели на него исподлобья, он приказал назавтра поворачивать к Днепру. Пришельцы, судя по всему, не собирались принимать боя, откатываясь перед стальными когортами бойцов Урук-хая (извините, не удержался😜) тяжелыми, в железе, всадниками. На месте противника Мстислав тоже бы остерегся. Он не сомневался в том, что дружины их измерены, и оценены, и признаны грозными. Но, все равно, приказывал, несмотря на немое противление воевод и зятей, стеречься, и каждую ночь ставить лагерь. Половцам он тоже не доверял.
***
Краем уха Семьян уловил обрывки слов за спиной и смешки.
- Врос в землю, не выдрать, что баба половецкая. Верно Удатный сказывал, напугали его половцы на всю жизнь.
Он оглянулся. Голоса смолкли. Только позвякивало железо о железо, да кони чутко переступали ногами. На другом берегу, на высоком обрыве, видно было стоящих. Солнце играло на шлемах неспешно переходивших реку черниговцев. Припекало, многие утирали мокрые лица. Князь Даниил, а за ним Василько Гаврилович встали в стременах. Верстах в трех появились всадники, с каждым мгновением их становилось все больше. Казалось, что кипящее варево переваливало через край котла.
Я вижу происходившие события здесь. Ниже обычная карта.
Моголы, это были они, а не возвращающийся Якун, быстро приближались, переходя с шага на рысь. Стоять было нельзя.
- Княже - Семьян ударил пятками коня и встал рядом. Жеребец под Василько вздрогнул и присел на задние ноги. Воевода ощерился и потянул копье. Даниил сверкнул глазами.
- Вижу.
***
Начиналось третье утро. Многие, если и засыпали в эти дни, то на час другой, не боле. Сам Мстислав Романович не ложился уже вторую ночь. Лицо его осунулось и почернело. Стонали раненые и ржали без воды немногие оставшиеся лошади. Воды не было, она была рядом, рукой подать, внизу, но добраться до нее не было никакой возможности. Даже встать у обрыва было нельзя, у реки стояли моголы, и выцеливали каждого. Прав был выгонский воевода Домажирович, это справные вои, лучше половцев. Да что там половцы. Мстислав Романович вспомнил, как один за другим были сброшены в Калку князья с дружинами, вон они и их дружины, лежат в траве и у воды, а кто не лежит, прячется средь холмов, словно лисы. И он бы сейчас лежал, если бы не приказывал каждый день ставить лагерь и ограждать себя от степи. Прав был братеник, он боялся ее. Степь была страшна и необъятна. Степь была широка как море о котором говорили те, кто его знал. Ее можно было видеть всю, до того места где земля превращается в небо, и не увидеть свою смерть за ближайшим холмом. Смерть в степи всегда была рядом. Сейчас она держала его и всех остальных за самое горло. Вчера к нему привели пленника, Мстислав хотел знать, как зовут смерть и откуда она пришла. Это был куман и он был ранен, многие понимали по-половецки, но слова его были ядовитей змеиного яда и говорил он так дерзко, будто у него было две головы, его не стали слушать, зря. Мстислав понял, они все мертвы. Даже когда к нему пришли и сказали, что перед телегами у лагеря стоят послы, он не переменил своего мнения. Он приказал отпустить кумана, его смерть ничего не решала. Его убили тут же, в двух шагах от шатра, он слышал удар и падение тела. Ему было все равно. С послами говорили его зятья, они осторожно спорили о размере выкупа себя и людей. Они думали, что они живы. Послы, а это были бродники со своим воеводой Плоскыней, целовали крест и говорили, что моголы обещали не проливать крови. Плоскыня знал, о чем говорил. Он не знал...
***
Степь была широка, как та вода, которую Субатай-баатур видел в Кырыму. Она не была последним морем, как говорили знающие и не понравилась ему. Но он обязательно увидит и его, так велел тот, чья нога топчет землю по обе стороны середины вселенной. Степь была ласкова к сильному и безжалостна к остальным. Он любил степь и не любил горы. Его глазам, глазам настоящего урянхая было больно видеть юрту соседа, а не то, что нагромождение камней упирающихся в небо. Но потрясатель вселенной приказал, и Субатай-баатур перешел через них вместе с Джиргоадаем, которого все называли Стрелой
и двумя туменами лучших воинов этого мира. Они прошли первыми той дорогой по которой пойдут остальные, дабы ни один султан, император или король не уклонился от святой обязанности подставить свою голову под ногу Чингизхана! Милость неба и мир ему.
- Говори - сказал он и прикрыл глаза. Он думал сейчас о Джиргоадае и его смерти. Она была плохой, настолько плохой, что о ней нельзя было говорить. Он решил, что Джиргоадая поразили мангасы, наслав на него мэнэгтэх - слабоумие. Именно потому он не уклонился от боя и был ранен, а потом и убит.
- Они готовы - Тешикан склонил голову - это, главные среди орусов, они называют себя конязи. Субатай-баатур думал. Со смертью Джиргоадая иссякла большая часть буянхишиг - благословения неба. Этого нельзя допустить. Среди конязей орусов есть самый главный коняз, Мастисляб, который сидит, сидел в Манкерман-Кыибе. Это хорошо. Жаль, что другой Мастиляб, Мастиляб-баатур, его брат, так говорят, ушел за Данапр. Его сульде велика.
- Это большие воины, мы возьмем их сульде себе. Сделай так, чтобы они не проронили ни единой капли крови.
З.Ы. Смерть без пролития крови позволяла сохраниться сульдэ жертвы в нашем мире и помогать взявшему его. Чем выше статус жертвы, тем предпочтительнее сульде. Умирающая жертва отдавала сульде в кусочек пищи, на который она смотрела в момент смерти. Желающие взять сульде-удачу себе, съедали этот кусок. Обычаи, традиции, ничего личного.
На сегодня всё.
Ссылка на статьи по нашему средневековью
можно в телеграмм
Буду рад комментариям ))) если было интересно ставьте лайк и не забывайте подписаться
Желающие могут посодействовать автору материально 😉
альфа банк 2200 1523 3511 6904 Алексей С