— Татьяна Сергеевна, вы уверены, что хотите уволиться? Вы же у нас столько лет работаете!
Женщина средних лет стояла у окна кабинета директора, смотрела на серое небо за стеклом. Пальцы сжимали заявление, бумага слегка помялась.
— Уверена, Анна Михайловна. Мне нужно уехать. Срочно.
— Но куда? У вас же здесь всё: работа, квартира, друзья!
— Здесь ничего нет, — Татьяна повернулась к директору. — Точнее, было. А теперь нет.
Директор посмотрела на сотрудницу внимательно. Заметила красные глаза, осунувшееся лицо. Что-то случилось. Что-то серьёзное.
— Хорошо. Если решили, не буду отговаривать. Когда последний день?
— Сегодня. Я отработала положенные две недели.
— Понятно. Тогда удачи вам, Татьяна Сергеевна. И если что — возвращайтесь, двери всегда открыты.
Татьяна кивнула, вышла из кабинета. Прошла по знакомому коридору, попрощалась с коллегами. Забрала вещи из шкафчика. Вышла из здания школы, где проработала учителем математики пятнадцать лет.
Ехала домой в автобусе и думала о том, что произошло за последний месяц. Как всё изменилось. Как рухнула жизнь, которую она так тщательно строила.
А началось с телефонного звонка. Обычного, ничем не примечательного. Звонила подруга детства Вера из родного города.
— Таня, привет! Как дела?
— Нормально, Верк. У тебя как?
— Всё хорошо. Слушай, мама твоя юбилей скоро отмечает. Семьдесят лет. Ты же приедешь?
Татьяна замолчала. Юбилей матери. Семьдесят лет. Конечно, она знала. Помнила дату рождения. Но не думала, что её позовут. Последний раз виделись с матерью пять лет назад. И расстались плохо.
— Вер, меня не приглашали.
— Как не приглашали? Ты же дочь!
— Дочь, — горько усмехнулась Татьяна. — Только мама об этом забыла.
— Таня, ну хватит уже! Столько лет прошло! Пора мириться!
— Я готова. А они?
Вера вздохнула.
— Знаешь что? Приезжай. Просто приезжай. Это же твоя мама. Нельзя так.
— Меня Павел выгонит. Брат же организовывает всё.
— Не выгонит. При гостях не посмеет. А там разберётесь.
Они попрощались. Татьяна ещё долго сидела с телефоном в руках. Ехать или нет? С одной стороны, мама. Семьдесят лет — возраст немалый. С другой — Павел. Брат, с которым они не разговаривают уже столько лет.
Всё началось тогда, когда умер отец. Оставил завещание. Неожиданное, странное. Дом, в котором они все жили, отписал Татьяне. Старшей дочери. Павлу, младшему сыну, достались накопления и гараж с мастерской.
Павел был в ярости.
— Почему ей дом? Почему не мне? Я сын! Я должен был всё получить!
— Паша, я не виновата, — пыталась объяснить Татьяна. — Это папа так решил.
— Ты его уговорила! Вертела им как хотела!
— Не вертела я никем! Он сам...
— Молчи! Ты всегда была любимицей! Папина дочка! А я что? Я никто!
Мать встала на сторону сына. Требовала, чтобы Татьяна отдала долю Павлу. Хотя бы половину дома.
— Мам, но это завещание. Папа хотел, чтобы я...
— Не важно, чего он хотел! Важно, что правильно! Павел младший, ему нужно где-то жить, семью создавать!
— Мне тоже нужно где-то жить!
— Ты учительница, снимешь квартиру. А Павлу нужен свой дом!
Татьяна не отдала. Не из жадности. Просто понимала: это была воля отца. Он что-то знал, что-то предвидел. И хотел защитить старшую дочь.
Семья раскололась. Павел перестал разговаривать с сестрой. Мать тоже отвернулась. Татьяна уехала в другой город. Устроилась учителем, сняла квартиру. Дом сдавала, на эти деньги и жила.
Пять лет тишины. Ни звонков, ни писем. Будто у неё нет семьи. Только раз в год, в день рождения матери, Татьяна отправляла открытку. Без адреса обратного, просто подписывала: «С любовью, дочь Таня». Мать не отвечала.
И вот теперь юбилей. Семьдесят лет. Татьяна понимала: нужно ехать. Нужно попытаться помириться. Иначе потом будет поздно.
Купила билет на автобус. Поехала в родной город. По дороге репетировала речь. Что скажет матери, брату. Как объяснит, что не виновата в решении отца.
Город встретил дождём. Мелким, осенним, противным. Татьяна вышла с автобуса, взяла сумку. Остановилась у знакомого дома. Двухэтажный, кирпичный, с большим садом. Дом её детства. Дом, который теперь формально принадлежал ей, но в котором она чужая.
Глубокий вдох. Выдox. Открыла калитку, прошла по дорожке. Во дворе накрывали столы. Белые скатерти, цветы, посуда. Человек десять сновали туда-сюда, несли салаты, нарезки.
Татьяну никто не заметил. Она прошла к крыльцу. Поднялась по ступенькам. Толкнула дверь — открыто. Зашла в дом.
В коридоре пахло пирогами и духами. Голоса доносились из кухни. Татьяна разделась, повесила куртку. Взяла приготовленный подарок — платок, красивый, кашемировый, дорогой. Пошла на голоса.
В кухне было человек пять. Женщины резали салаты, накладывали в тарелки. Мать сидела во главе стола, что-то рассказывала. Постарела. Волосы совсем седые, спина сгорбилась.
— Мама, — позвала Татьяна.
Все обернулись. Мать застыла с ложкой в руке. Лицо её вытянулось.
— Татьяна? Ты что здесь делаешь?
— Приехала. На твой юбилей.
— Кто тебя звал?
Татьяна почувствовала, как внутри всё сжалось. Кто тебя звал. Вот так. Без «здравствуй», без «рада видеть». Сразу вопрос: кто звал.
— Никто. Я сама решила приехать.
— Надо же, какая забота проснулась, — мать поставила ложку. — Пять лет не звонила, не писала, а теперь вот приехала.
— Мам, я писала. Каждый год, на день рождения.
— Открытки твои видела. Без адреса, без телефона. Что толку от таких писем?
— Я думала, ты не хочешь общаться...
— Не хотела. Но раз приехала, придётся терпеть.
Женщины на кухне переглянулись. Неловко стало. Одна из них, постарше, попыталась разрядить обстановку:
— Ну вот, Нина Алексеевна, дочка приехала! Хороший подарок к юбилею!
— Хороший, — сухо ответила мать. — Посмотрим.
В этот момент в кухню вошёл Павел. Высокий, широкоплечий, в дорогом костюме. Увидел Татьяну, остановился.
— Ты?
— Привет, Паша.
— Я тебя не звал.
Вот оно. Те самые слова, которых Татьяна боялась услышать. «Я тебя не звал». Холодно, отстранённо, будто обращается к незнакомцу.
— Знаю. Я сама приехала. Мама, это тоже моя мама.
— Твоя мама, — Павел усмехнулся. — Интересно. А где ты была все эти годы? Где была, когда мама болела? Когда ей операцию делали?
— Какую операцию? — Татьяна побледнела. — Мам, ты болела?
— Не твоё дело, — отрезала мать. — Павел обо мне заботился. Врачей возил, лекарства покупал. А ты где была?
— Я не знала! Мне никто не сказал!
— Как же мы тебе скажем, если ты адреса не оставила? — Павел сложил руки на груди. — Специально скрылась, чтобы не помогать.
— Я не скрывалась! Я просто думала, что вы не хотите меня видеть!
— Не хотели. И сейчас не хотим. Так что можешь уезжать.
— Павел! — одна из женщин возмутилась. — Это же твоя сестра!
— Это человек, который украл моё наследство, — холодно сказал он. — Какая она мне сестра?
Татьяна смотрела на брата. Вспомнила, как они в детстве играли во дворе. Как она защищала его от хулиганов в школе. Как учила кататься на велосипеде. Где тот Паша? Куда делся добрый мальчик с веснушками?
— Я не крала наследство. Это было решение папы.
— Папа был больной. Ты им манипулировала.
— Не манипулировала я! Он сам всё решил!
— Хватит! — мать стукнула кулаком по столу. — Хватит ссориться! Татьяна, раз приехала, сиди тихо. Не порть мне праздник. Павел, ты тоже успокойся. Потом разберётесь.
Брат фыркнул, вышел из кухни. Татьяна осталась стоять посреди комнаты с подарком в руках. Чувствовала себя лишней. Ненужной.
— Мам, может, мне правда уехать?
— Делай что хочешь, — мать отвернулась. — Я устала от вас обоих.
Татьяна вышла из кухни. Прошла в гостиную, села в углу на стул. Вокруг сновали люди, накрывали столы, смеялись. Никто к ней не подходил. Все знали историю с наследством. Все осуждали.
Пришла Вера. Села рядом, обняла за плечи.
— Ну что, увидела брата?
— Увидела. Он меня выгоняет.
— Дурак твой брат. Всегда был маменькиным сынком.
— Вер, а что с мамой было? Павел говорил про операцию.
Вера вздохнула.
— Была операция. На сердце. Полгода назад. Я тебе звонила, но ты не ответила.
— Я меняла номер тогда... Боже, почему мне не сказали?
— Как скажут, если ты сама отстранилась? Таня, я понимаю, обидно. Но ты тоже виновата. Можно было приехать раньше. Узнать, как дела.
— Я боялась. Думала, не примут.
— Не приняли бы, не пустили бы в дом. А ты вошла. Значит, шанс есть.
Начали собираться гости. Родственники, соседи, друзья матери. Человек тридцать набралось. Татьяну некоторые узнавали, здоровались настороженно. Другие смотрели с осуждением.
Мать вышла к гостям. Нарядная, в новом платье, с причёской. Улыбалась, принимала поздравления. Павел стоял рядом, важный, довольный. Его жена, молодая накрашенная женщина, держала под руку свекровь.
Татьяна сидела в стороне. Чувствовала себя невидимкой. Мать ни разу не посмотрела в её сторону. Павел тоже игнорировал.
Когда начались тосты, Павел встал с бокалом.
— Дорогая мама! Поздравляю тебя с юбилеем! Желаю здоровья, долгих лет жизни! Ты самая лучшая, самая заботливая! Я горжусь, что ты моя мать!
Все захлопали. Мать вытерла слёзы, обняла сына. Татьяна сидела, сжав руки на коленях. Хотелось встать и уйти. Но что-то держало. Надежда, наверное. Глупая, упрямая надежда.
После Павла говорили другие. Родственники, друзья. Все хвалили Нину Алексеевну, желали здоровья. Про Татьяну никто не вспомнил. Будто её нет.
Наконец она не выдержала. Встала, взяла свой бокал.
— Можно мне сказать?
Все замолчали. Повернулись к ней. Павел нахмурился. Мать сжала губы.
— Мама, — голос Татьяны дрожал. — Я тоже хочу поздравить. Желаю тебе здоровья, счастья. Прости, что не была рядом все эти годы. Я не знала про операцию. Если бы знала, приехала бы.
— Не надо, — оборвала мать. — Не надо фальшивых слов.
— Это не фальшь! Мама, я правда люблю тебя!
— Любишь, — мать встала. — Так любишь, что пять лет не приезжала. Так любишь, что украла у брата наследство.
— Я не крала! Это папа решил!
— Папа был болен! Ты же знала, что у него голова плохо соображала! Но воспользовалась!
— Это неправда! — Татьяна почувствовала, как слёзы наворачиваются. — Мама, папа был в здравом уме! Он сам всё решил!
— Неправда! — Павел вскочил. — Хватит врать! Ты манипулировала больным стариком!
— Не манипулировала! Он мне сам сказал, почему отписал дом!
— Сказал? И что же он сказал?
Татьяна замолчала. Отец действительно объяснял. Незадолго до смерти, когда они сидели вдвоём на кухне. Он сказал: «Танюша, я тебе дом оставляю. Павлу нельзя. Он слабый, его любая баба вокруг пальца обмотает. Промотает всё. А ты умная, сохранишь». Но разве это можно было говорить вслух? Разве можно обвинять покойного отца в недоверии к сыну?
— Ну? — Павел смотрел вызывающе. — Что он сказал?
— Сказал, что хочет, чтобы у меня был свой дом. Чтобы я не осталась без крыши над головой.
— Вот именно! Манипулировала! Жаловалась, что тебе негде жить!
— Я не жаловалась!
— Жаловалась! И он, больной, поверил!
— Павел, хватит! — крикнула Татьяна. — Папа не был больным! Он был в здравом уме!
— Тогда почему он обделил родного сына?
— Потому что знал, что ты... — она осеклась. Нельзя. Нельзя говорить.
— Что я? Говори! Что он обо мне думал?
Татьяна молчала. Павел подошёл ближе, смотрел в глаза.
— Говори! Я хочу знать!
— Он думал, что ты не сможешь сохранить наследство, — тихо сказала Татьяна. — Что промотаешь.
Повисла тишина. Все смотрели на брата с сестрой. Павел побледнел, потом покраснел.
— Значит, так. Папа считал меня дураком.
— Не дураком. Просто... слабым.
— Слабым! — Павел рассмеялся. — И ты согласилась! Взяла дом и свалила!
— Я не хотела ссоры! Я предлагала поделиться!
— Поделиться! Как щедро! Половину от того, что должно быть моим!
— Павел, это было решение папы!
— Да плевать я хотел на его решение! — Павел схватил бокал, швырнул в стену. Осколки полетели во все стороны. Женщины вскрикнули. — Уходи отсюда! Слышишь? Уходи и не возвращайся!
— Паша... — мать попыталась остановить.
— Нет, мам! Хватит! Она испортила тебе праздник! Приехала, разворошила всё! Пусть уходит!
Татьяна смотрела на брата. На перекошенное от злости лицо. На мать, которая стояла, опустив голову. На гостей, которые отворачивались, не желая вмешиваться.
— Хорошо, — сказала она. — Я уйду. Мама, прости. Я не хотела испортить праздник.
Взяла сумку, пошла к выходу. У двери обернулась. Мать сидела, уронив голову на руки. Павел стоял рядом, тяжело дышал.
— Мама, я люблю тебя. Всегда любила. И папу я не обманывала. Он сам всё решил. Потому что любил нас обоих и хотел защитить.
— Уходи, — глухо сказала мать.
Татьяна вышла. Захлопнула дверь. Прошла по двору, вышла за калитку. Шла по улице, не разбирая дороги. Слёзы застилали глаза, ноги путались.
Остановилась у автобусной остановки. Села на лавочку. Достала телефон — до ближайшего автобуса в город три часа. Сидела, смотрела в пустоту.
Подошла Вера. Села рядом, обняла.
— Таня, не плачь.
— Он меня выгнал. Родной брат выгнал.
— Он дурак. Злой, обиженный дурак.
— Может, он прав? Может, я правда украла наследство?
— Не украла. Отец сам решил. Он лучше знал.
— Но почему? Почему он не доверял Павлу?
Вера помолчала.
— Таня, есть вещи, которые ты не знаешь. Про брата.
— Какие вещи?
— Павел в молодости играл. В карты, на деньги. Отец его вытаскивал из долгов несколько раз. Продал машину, чтобы расплатиться с кредиторами. Павел обещал завязать, но не завязал. Отец боялся, что если оставит ему дом, он его проиграет.
Татьяна смотрела на подругу.
— Откуда ты знаешь?
— Отец мне рассказывал. Незадолго до смерти. Просил присмотреть за Павлом, не дать натворить глупостей. Я обещала. Но он всё равно влез в долги. Хорошо, жена богатая попалась, вытащила.
— Значит, папа был прав. Берёг наследство.
— Был прав. Но Павел этого не поймёт никогда. Для него ты воровка. Так проще, чем признать, что отец ему не доверял.
Они сидели молча. Ветер гнал листья по асфальту. Стемнело.
— Вер, может, мне правда отдать дом? Продать и поделить деньги?
— А сама где жить будешь?
— Не знаю. Сниму.
— Таня, не дури. Это твоё наследство. Отец тебе оставил.
— Но ради него я потеряла семью!
— Не из-за дома ты потеряла семью. Из-за Павла. Из-за его гордыни и жадности. Даже если отдашь дом, он не простит. Будет считать, что ты должна была сделать это раньше.
Наверное, Вера была права. Павел не простит. Что бы Татьяна ни сделала. Можно отдать дом, можно на коленях просить прощения — он всё равно будет считать её виноватой.
Приехал автобус. Татьяна села у окна. Вера помахала с остановки. Автобус тронулся, повёз прочь из родного города. Может быть, навсегда.
Дома Татьяна легла на кровать, смотрела в потолок. Думала о том, что произошло. О словах Павла, о молчании матери. О том, как всё могло быть иначе.
Зазвонил телефон. Незнакомый номер. Ответила осторожно:
— Слушаю.
— Таня, это мама.
Сердце ёкнуло. Мать. Звонит сама.
— Мам...
— Не говори. Слушай. Я подумала. Может, ты и права. Отец сам решил. Я тогда злилась, потому что Павел ныл. Но теперь вспомнила. Отец говорил, что так будет правильно. Что ты сохранишь наследство.
— Мама, почему ты мне не сказала раньше?
— Потому что Павел мой сын. Младший. Я его жалела. Думала, несправедливо.
— И теперь?
— Теперь понимаю. Отец знал, что делал. Павел слабый. Всегда был. Я его баловала, отец ругал. А он всё равно баловал.
Татьяна молчала. Слушала голос матери и чувствовала, как тает обида.
— Таня, я не прошу тебя отдать дом. Это твоё. Но и Павла пойми. Ему обидно.
— Мам, я понимаю. Но я не виновата.
— Знаю. Приезжай на каникулы. Павла не будет, уедет с семьёй. Посидим вдвоём, поговорим.
— Хорошо. Приеду.
Они попрощались. Татьяна положила трубку. На душе стало чуть легче. Мать позвонила. Значит, не совсем потеряла. Есть шанс наладить отношения.
А Павел? С ним сложнее. Может, и правда никогда не простит. Но это его выбор. Его право. Она сделала всё, что могла. Приехала, попыталась помириться. Не получилось. Не её вина.
Через месяц Татьяна действительно приехала к матери. Они сидели на кухне, пили чай. Разговаривали о жизни, работе. Мать рассказывала про операцию, про то, как страшно было. Татьяна слушала, держала за руку.
— Мам, прости, что не было меня рядом.
— Да ладно. Павел помог. Хоть в чём-то сын оказался полезен.
— Ты его любишь?
— Конечно. Он мой сын. Но я вижу, какой он. Слабый, обидчивый. Отец прав был, не доверив ему дом.
— А он знает? Про игры в карты?
Мать удивилась.
— Откуда ты знаешь?
— Вера рассказала.
— Понятно. Нет, не знает. Думает, я не в курсе. Но я всё видела. Просто молчала. Глупая я, Таня. Слепая. Думала, пройдёт, перерастёт. А он не перерос.
— И сейчас играет?
— Не знаю. Жена богатая, может, и не надо. Но характер не меняется.
Они провели вместе три дня. Хорошие, тёплые дни. Мать показывала старые фотографии, рассказывала про отца. Татьяна слушала, смеялась, плакала.
На прощание мать обняла её крепко.
— Приезжай ещё. Не жди юбилеев.
— Буду приезжать. Обещаю.
Они помирились. Не до конца, раны ещё болели. Но начало было положено.
А вот с Павлом отношения не наладились. Он так и не позвонил, не написал. Татьяна пыталась связаться пару раз. Он сбрасывал, не отвечал.
Однажды Вера сообщила: Павел продал гараж с мастерской. Деньги куда-то дел. Жена скандалила, грозилась уйти.
— Видимо, опять играть начал, — вздыхала Вера. — Дурак твой брат.
— Дурак, — согласилась Татьяна. — Но это его выбор.
Она перестала винить себя. Поняла: отец был прав. Если бы оставил Павлу дом, тот бы его потерял. Проиграл бы, продал, отдал бы за долги. А так хоть у неё есть. Целый, сохранённый.
Прошло ещё полгода. Мать позвонила расстроенная:
— Таня, Павел развёлся. Жена ушла. Устала терпеть долги.
— Мам, мне жаль.
— Ему тоже жаль. Теперь совсем один. Живёт у меня в комнате.
— Ну и хорошо, не на улице же.
— Таня, он спрашивал про тебя. Хочет поговорить.
Сердце ёкнуло. Павел хочет поговорить. Может, наконец готов мириться?
— Хорошо. Передай номер телефона.
Павел позвонил вечером. Голос был усталый, осевший.
— Таня, привет.
— Привет, Паш.
— Я хотел... ну, извиниться. За тот юбилей. Погорячился.
— Ничего. Я понимаю, ты был зол.
— Был. Но теперь понял. Отец был прав. Мне нельзя было доверять наследство.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что я всё просрал. Извини за выражение. Деньги, гараж, жену. Всё потерял.
— Паша...
— Не надо жалеть. Сам виноват. Играл, влезал в долги. Думал, отобьюсь. Не отбился.
Татьяна молчала. Не знала, что сказать. Жалко было брата. Несмотря ни на что, жалко.
— Паш, если нужна помощь...
— Не надо. Я не за деньгами звоню. Просто хотел сказать: прости. Ты не виновата. Отец знал, что делал.
— Спасибо, что сказал.
Они ещё немного поговорили. Осторожно, на безопасные темы. Потом попрощались. Татьяна положила трубку и заплакала. От облегчения. Брат извинился. Признал, что была не права.
Конечно, отношения уже не будут прежними. Слишком много боли, обид. Но хоть какая-то связь восстановлена. Хоть что-то.
Сейчас, когда прошло уже почти два года с того юбилея, Татьяна иногда вспоминает те слова: «Я тебя не звал». Они всё ещё больно отзываются в сердце. Но теперь она понимает: это была не злость на неё. Это была злость на себя. На свою слабость, несостоятельность.
Павел завидовал. Не дому, не деньгам. Он завидовал тому, что отец ей доверял. А ему — нет. И эта обида разъедала изнутри, превращала в злого, жестокого человека.
Татьяна простила. Не сразу, постепенно. Поняла, что держать обиду — значит отравлять себе жизнь. Павел сделал свой выбор. Она — свой. У каждого своя дорога.
Мать ещё жива, здорова. Татьяна приезжает к ней раз в два месяца. Они разговаривают, смеются, вспоминают отца. Павел тоже бывает. Они с Татьяной здороваются, иногда перебрасываются парой фраз. Не близко, но и не враждебно.
И этого достаточно. Не всегда семья — это любовь и гармония. Иногда это просто люди, связанные кровью, которые научились сосуществовать. И это тоже нормально.
Если вам близка эта история, если было что-то похожее в вашей жизни, поделитесь в комментариях. Ставьте лайк, если рассказ тронул. Подписывайтесь на канал, чтобы читать новые истории о семье, прощении и о том, как люди находят путь друг к другу даже после самых тяжёлых ссор.