На Netflix вышла «Баллада о маленьком игроке» — фильм нового оскаровского любимца Эдварда Бергера: немецкий режиссер поехал в Макао с Колином Фарреллом и Тильдой Суинтон. Сюрреалистическая драма об игорной аддикции получилась пышной, но пустой.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
Мужчина, называющий себя лордом Дойлом (Колин Фаррелл), просыпается под вечер среди недопитых бутылок Cristal в номере пятизвездочного отеля в Макао, китайском Лас-Вегасе. Долг за этот номер дорос уже до астрономических величин. Швейцару запретили вызывать для Дойла один из гостиничных лимузинов. В большинство окрестных казино вход ему заказан. На исходе сил и наличных он знакомится с двумя женщинами. Одна (Чэнь Фала) — неожиданно душевная сотрудница казино, отвечающая за выдачу кредитов отчаявшимся игрокам. Другая (Тильда Суинтон) — суровая сотрудница детективного агентства из Англии, выследившая Дойла и готовая сдать его полиции, если он не вернет почти миллион фунтов, который когда-то выманил у богатой старушки (и, очевидно, давно потратил).
Немецкий режиссер Эдвард Бергер два раза подряд сорвал банк с броскими, амбициозными экранизациями: сперва «На Западном фронте без перемен», потом «Конклав». В основе нового фильма тоже лежит книга — небольшой написанный от первого лица роман Лоуренса Осборна, давно осевшего в Юго-Восточной Азии английского писателя. Осборн известен прежде всего трэвел-прозой и публицистикой, но его фикшен (роман «Прощенный» не так давно был с чувством экранизирован Макдоной-старшим) тоже очень неплох — экзотические локации, изящные сюжеты, ироничный и ясный слог.
Увы, на экране из этого остались только локации: неоновый блеск бывшей португальской колонии, ставшей, как тут выражаются, игорной столицей вселенной. Переливающиеся всеми цветами радуги небоскребы, омываемые морем, колоссальные полупустые залы казино, отелей и ресторанов, аристократические старосветские интерьеры — павлиний хвост, с помощью которого Макао кружит головы игрокам и туристам, представлен на экране с максимальным апломбом. За окном у фальшивого лорда — фальшивые Эйфелева башня и Гранд-канал, более чем подобающие декорации.
Герой Колина Фаррелла, вооруженный поддельным «Ролексом», цветастыми рубашками и шелковыми шейными платками, проигрывает богатым китайским бабушкам в баккару в ожидании прухи, которая неизбежна, потому что не может же не везти вечно. Коллизия пошлая настолько, что как будто бы готовая к смелому новому прочтению. Но надежды на него тают по мере того, как лорд Дойл (его настоящая фамилия — Райли; на Филиппинах он по дешевке купил свидетельство о собственной смерти) увязает в экзистенциальных и обычных долгах, продолжая упрямо заказывать самое дорогое шампанское.
Смотреть на трагические усики Фаррелла быстро наскучивает — даже изумительный ирландский актер не способен вдохнуть жизнь в персонажа, который изо всех сил этому сопротивляется. Дойл потеет, краснеет, по инерции продолжает врать (хотя его блеф давно никого не впечатляет), но так и не дает нам ни единого повода проникнуться несчастьями самопровозглашенной «потерянной души». Когда он не врет, то мрачно произносит что-нибудь вроде «Что такое жизнь? Статистическая ошибка». В худшем положении — только Тильда Суинтон, которой тут опереться вообще не на что, кроме гротескного гардероба и прически (ей, впрочем, не привыкать).
Хрупкая поэтичная история Осборна трещит, а потом и ломается под грузом невероятно претенциозной режиссерской манеры Бергера — нарочитые проезды и пролеты камеры, лихорадочные крупные планы и нижние ракурсы, накатывающий волнами саундтрек Фолькера Бертельмана. Когда речь шла про танковые атаки в северной Франции или интриги в Ватикане, такая эстетика могла быть уместна, но здесь она неловко выпячивает вперед малейшие нюансы. В результате вся эта неоновая достоевщина выглядит попросту глупо, а не загадочно и глубоко (как в фильмах Кар-Вая, снятых неподалеку от Макао тезкой главного героя).
Немножко «Пиковая дама», немножко «Покидая Лас-Вегас» и немножко М. Найт Шьямалан — непонятно, как можно пустить на ветер такое богатство, но Бергеру это удается. Финальные сюрпризы видны при ясном небе еще из первого акта, при этом оформлены они настолько невнятно, что многих ни в чем не повинных зрителей оставят, вероятно, в замешательстве. Сцена (тоже, в принципе, лишняя), в которой героя тошнит лобстером, внезапно оказывается самой точной метафорой этого избыточного и обидно неудовлетворительного фильма.