Рассказ написан по мотивам событий, которые произошли с читателем Jinx
Эта жуть произошла со мной осенью 2000 года. В одной из станиц Краснодарского края. В этих краях осень — не период привычных листопадов и беспричинной грусти. Это время, когда земля наконец-то остывает от нескончаемого летнего марева, и воздух становится плотным, прозрачным и порою злым, порывистым. Станица, в которой время текло медленнее грязи на проселке после дождя. Наша строительная бригада находилась там в командировке. Был самый конец сентября, на улице в основном тепло и сухо.
Однажды во время выходного в станичной кафешке решили посидеть, расслабиться основательно, с размахом. Нас было пять человек. Начали где-то в девять часов вечера. Шашлыки, выпивка, закуски море, денег скинулись в достаток. Подтянулись местные ребята, добрые, как каравай, и пошло-поехало. Кавказская музыка, активные зажигательные танцы, как водится в этих краях, зажигательная лезгинка. К часу ночи мы все уплыли в теплое мутное марево опьянения, шашлычного дыма и приятельских хлопков по плечу.
Когда в час ночи заведение захлопнулось, мы выплеснулись на пустую улицу. Главная улица — прямая, асфальтовая, фонарная — вела прямиком к нашему временному жилью, вагончику на строительном объекте. Но пьяное братство куда-то рассосалось, растворилось в тёплой сентябрьской тьме. Я не стал никого искать. Настроение было благостным, в голове гудело приятно, и я свернул на какой-то проулок. Зачем идти по шумному асфальту, когда есть эта тихая, накатанная грунтовка?
Грунтовка вывела на окраину станицы, здесь с одной стороны дороги тянулась лесополоса, а с другой — чёрное, уходящее за горизонт поле. Луна висела в небе, как вымытый медный таз, и светила так ясно, что тень от меня бежала впереди, чёткая и синяя. Видимость была хорошая, метров на сто видел все довольно хорошо. Я шёл, насвистывая что-то бессвязное. И тут заметил тишину.
Не просто отсутствие звуков. А тишину. Глухую, плотную, впитывающую, пустую — ни тебе стрекота сверчков, ни криков ночных птиц, ни шороха мыши в траве. Даже мои шаги по утоптанной земле казались приглушёнными, будто я иду по толстой вате. В общем, тишь такая, что слышно, как кровь стучит в висках. Однако в начале мое настроение, благое и пьяное, не испортилось, а стало каким-то… остекленевшим. Я шёл в полном вакууме, и пьяная благодать потихоньку сменялась странной настороженностью. Пьяный — он ведь как животное, чует лишнее. А здесь, как вскоре выяснилось, действительно было лишнее.
Дорога была ровной. По ощущениям, я уже должен был подходить к окраине, к нашим строительным вагончикам. Впереди, в лунном свете, показался забор. Не штакетник, а дикий камень, сложенный кем-то старательно и давно, наверное, еще во времена царя Гороха. Подошёл ближе — увидел открытые железные ворота. Дорога вела прямо в них. «Ну, путь так путь», — мелькнула пьяная мысль.
Я поднял голову, чтобы сориентироваться, и обомлел. Прямо передо мной, в нескольких шагах, стояли они.Три фигуры. Чёрные. Не просто тёмные — поглощающие свет. Материя их одеяний, длинных, ниспадающих до самой земли, казалась бархатной, но бархатом могильной плиты — без блика, без отражения. Капюшоны, натянутые на незримые головы, были пусты. Не просто тёмные внутри. Это была пустота. Не слепая, а зрячая. В неё хотелось всматриваться, пока не закружится голова, в надежде увидеть хоть намёк на лицо, на глаза. Но там ничего не было. Только мрак, гуще ночного. Смотреть в него было противно и гипнотически притягательно, как в открытый люк таинственного подземелья.
Я замер. Нет, не от страха сначала, а от пьяного недоумения. Мозг, заторможенный алкоголем, пытался натянуть на эти непонятные фигуры знакомые шаблоны. «Скульптуры, — попытался убедить себя мой пьяный, но уже насторожившийся мозг. — Местные еще те чудаки. Поставили какие-то статуи. Неужели денег куры не клюют?» Но они были чудовищно высоки. Голову приходилось запрокидывать до хруста в шее, как если смотреть на крышу пятиэтажки. Десять метров. Не меньше. Они возвышались надо мной, безмолвные и незыблемые, как сторожевые башни в Осетии. Стоят бездвижно, как изваяния.
И тогда я увидел за их спинами, в раскрытых воротах, мерцающие в лунном свете кресты. Оградки. Холмики. Ба! Да это же кладбище, до которого было метров тридцать.
Но какая, к лешему, статуя в рост пятиэтажки у входа на кладбище? А они, стоят, словно стража возле входа.
Я пялился на них, а они — своей слепой, немой пустотой — будто пялились на меня. Минуты две, наверное. Точно не скажу, ибо время сплющилось. И тишина давила на барабанные перепонки, становилась реальной, физической, как вода на большой глубине.
Потом одна из фигур пошевелилась.
Не шагнула. Она повернулась. Плавно, беззвучно, всем своим чёрным массивом. Капюшон теперь смотрел прямо на меня.
И на меня пахнуло холодом. Нет, не ветром. А волной холода, выходящей откуда-то из-под земли. Он прошёл сквозь одежду, кожу, проник в кости. Воздух вымерз. И в этой ледяной тишине у меня волосы на голове и на руках встали дыбом, будто к ним поднесли статический шар.
В голове не было паники. Был чистый, отшлифованный инстинкт, кричащий одним словом: БЕЖАТЬ!
Но спина… Повернуться к этой страшной пустоте спиной было немыслимо. Это чувство было древнее страха — сокровенное знание, что нельзя показывать беззащитный хребет жуткому Зверю.
Я рванул. Задом. Спиной вперёд, не отрывая от них взгляда. Ноги заплетались, я рухнул на землю, вскочил. Они стояли. Та, что повернулась, неотвратимо начала наклоняться. Огромный чёрный клин капюшона надвигался на меня, беззвучно, как падающая тень мощной горы. Медленно. Неумолимо. Без злобы. Без любопытства. Вот тогда во мне что-то щёлкнуло.
Больше я не думал. Сознание отключилось, остался только спинной мозг, дикие лёгкие и взрыв адреналина, который выжег из крови весь алкоголь за миллисекунду. Я вскочил, развернулся и рванул с места так, как не бегал, кажется, с армейских времён, мчался прочь, не оглядываясь, вложив в рывок всю силу, какая только была в ногах.
КАК Я БЕЖАЛ! Земля упруго отталкивала ступни, воздух свистел в ушах. Ноги сами несли, перепрыгивая через канавы, уворачиваясь от невидимых препятствий. Один раз, только один, я рискнул бросить взгляд через плечо. Луна по-прежнему ярко светила, но позади, там, где должны были быть ворота и неведомые фигуры, лежала лишь сплошная, непроглядная темень. Они не преследовали. Они даже не двинулись с места. Они просто… наблюдали.
Я нёсся через чей-то двор. Выскочила собака, здоровенная дворняга, ощетинилась, злобно гавкнула — и вдруг, встретившись со мной глазами, взвизгнула и шарахнулась в кусты, поджав хвост. Она не меня испугалась. Она почуяла то, что я уносил на себе — шлейф того леденящего, безжизненного ужаса.
Впереди — дощатый забор выше моего роста, сверху колючая проволока. Я не сбавил шага. Оттолкнулся, рука чиркнула по верхней поверхности и я перелетел через него, как пустой бумажный пакет, подхваченный вихрем. Не почувствовал ни усилия, ни высоты. Адреналин - лучший допинг, который сделал меня невесомым.
Ещё один двор. Ещё высокий забор. Снова полёт. И вот я вывалился на другую дорогу, знакомую — центральная улица. Бросился к обочине, упёрся руками в колени. Лёгкие горели, выворачиваясь наизнанку в судорожных хриплых вздохах. Ноги дрожали так, что я еле стоял. И тогда, сквозь рвущийся кашель, до меня дошло.
А ведь я теперь абсолютно трезв. Хрустально, болезненно трезв. Ни намёка на хмель, только привкус железа на языке и ледяная пустота в животе. Наверное, ни одного грамма спиртного в крови не осталось. Будто кто-то мощным разрядом выжег всю дурь наружу. Меня трясло ещё долго, мелкой, неконтролируемой противной дрожью, будто внутри продолжал бить ток.
Утром, когда солнце высушило ночной ужас до лёгкой, смутной тревоги, я пошёл туда проверить всё на месте при белом свете. Мозг, верный слуга здравого смысла, подсовывал удобные объяснения: «Да это просто деревья, высокие туи, лунный свет, игра теней, спьяну померещилось».
Кладбище было на месте. Старый забор из дикого камня. Скрипящие железные ворота. Пустая, утоптанная площадка перед входом. Никаких статуй. Никаких десятиметровых деревьев. Только пожухлая трава да осколок бутылки, блестящий в лучах утреннего солнца.
Я стоял и смотрел на это обычное, станичное кладбище. И никак не мог совместить эту картину с тем, что видел ночью. Потому что знал — это была не галлюцинация. Это была реальность, встреча. Встреча с чем-то, что стояло у ворот. Не нашего мира. Не их. Какого-то третьего.
Россия — она большая. И древняя. И знает такие углы, в которые цивилизация со своими асфальтами, айфонами, фонарями даже не заглядывала. Там свои правила. Свои пороги. И свои стражи у этих порогов. Я, городской, на свою беду, наткнулся на один такой порог. И страж повернулся, дал понять: «Ты не свой. Уходи».
Это не были привидения, не инопланетяне. Что-то постарше. Поосновательней. Часть самого этого места, этого чёрного поля, этой каменной ограды. И оно не охотится. Оно просто стоит. Стоит на границе. А переходить границу без спроса у нас, как известно, чревато. Даже если эта граница — всего лишь ржавые ворота на кладбище в тёплой сентябрьскую ночь. В следующий раз страж может не просто повернуться. Он может сделать шаг.
Предлагаю по этой теме прочитать рассказы: 1) «Cлучай на кладбище, открывший мне глаза на потусторонний мир», 2) «На погосте и без нечисти можно испугаться»
Написал Евгений Павлов-Сибиряк, автор книг - Преодолевая страх, Невероятная мистика. Приобрести книги со скидкой 10 % вы можете ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ.