Сериал переносит зрителей в 1943 год, когда советский агент под прикрытием Франс Хартман ведет рискованную операцию в Берлине, стремясь добыть секреты немецкого атомного проекта. Новые серии уже доступны на платформе, включая четвертую, где монолог героя Игоря Грабузова стал эмоциональным акцентом эпизода. Его персонаж — небольшая, но яркая роль, которая добавляет философскую глубину происходящему.
Мы пообщались с актером о его герое в «Берлинской жаре», философском взгляде на войну и о том, как личная семейная история помогла прочувствовать эпоху.
— Игорь, как вы оказались в проекте «Берлинская жара», что вас привлекло в этом проекте?
— Честно сказать, изначально я вообще думал отказаться. Но потом вдохновился монологом своего героя. Там он, будучи подшофе, рассуждает о природе зла и говорит, что Гитлер, по сути, уничтожает не англичан, не американцев и не русских, а самих немцев. Мне показалось, что это довольно интересная мысль. Да, она не новая, но все же заслуживает того, чтобы ее снова озвучить.
— То есть линия именно вашего персонажа вас убедила сняться в этой картине? Расскажите о нем поподробнее.
— Да, он некий аутсайдер, человек потерянный, выкинутый на обочину. Он только и делает, что страдает, и заглушает все это в море алкоголя, не имея сил что-либо изменить. Мой герой вымышленный, в отличие от большинства представленных в фильме исторических персонажей, поэтому здесь была определенная свобода. А я люблю такие роли — когда у героя есть сильные внутренние конфликты. Это как раз тот случай.
А еще у меня был замечательный партнер — английский бульдог. Сейчас таких почти не встретишь, в основном по улицам гуляют французские. Я очень трепетно отношусь к животным, поэтому обычно настороженно воспринимаю их участие в кино и театре — все-таки человек придумал себе такое развлечение, а животных лучше не трогать. Но раз без этого никак, одной из задач для себя я поставил создать максимально комфортное партнерство с этим необычным актером.
— Что стало самым сложным или самым эмоциональным в работе над вашей ролью?
— Я не могу сказать, что в этой роли было что-то особенно сложное. Но мне нравится, что мой герой стоит немного в стороне, как бы на обочине. Он — философ, который смотрит на происходящее немного свысока. У него есть свобода объективно воспринимать все, что происходит, не быть ни за одну из сторон, а просто транслировать ужас всего происходящего.
— Как вы готовились к съемкам в плане исторического контекста?
— Все-таки мой герой — вымышленный персонаж, поэтому искать какие-то исторические справки было бы бессмысленно. Но эмоциональный контекст времени мне хорошо понятен. Моя бабушка прожила все 900 дней блокады Ленинграда, поэтому я по-настоящему знаю эти истории и ужасы того времени.
— Были ли сложности на съемках? Какие ваши впечатления именно от съемочного процесса?
— Не могу сказать, что на съемках было сложно. Единственное — возник технический момент с прической. Мне нужно было для другого проекта сделать короткую стрижку, а здесь оставалась еще одна смена. Я предложил решение: герой сидит в казино, в лобби отеля — почему бы ему не быть в шляпе? Он ведь диссидент, человек, идущий наперекор общественным нормам, бунтарь. Мне казалось, что это была бы хорошая деталь, но мы не сошлись в этом с режиссером. Проблема решилась сама собой, так как другой проект заморозили.
— Какой посыл вы бы хотели, чтобы зритель вынес для себя из сериала «Берлинская жара»?
— Мне кажется, монолог моего героя — это та мысль, которую хотелось бы донести. О том, что не все так однобоко, что нужно иметь свою голову на плечах, чтобы понять — кто прав, кто виноват, а может, вообще все виноваты.