Сегодня мы поговорим о товаре, который нельзя потрогать, но который уже торгуется на сотни миллиардов долларов. Речь пойдет об углеродных кредитах.
Нам говорят, что это изящный способ спасти планету. Компании платят за свои выбросы, финансируют «зеленые» проекты, и все в выигрыше. Но что мы увидим, если копнуть глубже? Что именно они делают? И работает ли это на самом деле?
Добро пожаловать в мир, где торгуют правом на загрязнение.
Часть 1. Откуда взялась эта «индульгенция»?
Все началось с простой экономической идеи. Загрязнение — это то, что экономисты называют «негативная экстерналия». Звучит заумно, но суть проста: это издержки, которые производитель (например, завод) перекладывает на всех остальных. Завод получает прибыль, а мы все вместе получаем изменение климата, проблемы со здоровьем и экстремальные погодные явления. Провал рынка, как он есть.
Чтобы это исправить, придумали принцип: «загрязнитель платит». Впервые его сформулировали еще в 70-х. Логика простая: если ты создаешь проблему, ты и должен оплачивать ее решение.
И вот тут происходит ключевая подмена понятий. Вместо того чтобы заставить загрязнителя устранить ущерб (что часто невозможно), ему предложили купить право на этот ущерб.
Так родился углеродный кредит.
Один кредит — это разрешение на выброс одной метрической тонны CO2 (или эквивалента). Абстрактный вред превратился в конкретный, биржевой товар. В актив. Его можно покупать, продавать, копить и даже использовать в качестве залога. Выбросы перестали быть моральной проблемой и стали строчкой в бухгалтерском балансе.
Это не столько «плата за грехи», сколько покупка лицензии на их совершение.
Часть 2. «Государственный» налог и «чистая» совесть
Чтобы продавать этот новый «воздух», нужно было создать правила. Первой большой попыткой стал Киотский протокол (1997). Он разделил мир на «развитые» страны (которые обязались сокращать выбросы) и «развивающиеся» (которые не обязались).
Именно Киото породил «гибкие механизмы». Самый известный — Механизм чистого развития (МЧР). Это и была та самая глобальная лавка индульгенций. Схема выглядела так: богатая страна (скажем, Германия) финансирует проект в развивающейся стране (например, постройку ветряной электростанции в Китае), который якобы сокращает выбросы. Взамен Германия получала «сертифицированные сокращения» (кредиты), которыми закрывала свои собственные обязательства по Киото.
На бумаге гениально: деньги идут на «зеленые» проекты, все сокращают выбросы. На практике же система утонула в бюрократии и «мусорных» кредитах, выданных на проекты, которые и так бы построили. Рынок рухнул.
На смену пришло Парижское соглашение (2015). Оно сложнее. Теперь уже все страны (включая Китай и Индию) взяли на себя какие-то обязательства. А старые механизмы заменила туманная Статья 6, которая, по сути, является новой «прошивкой» для глобальной торговли выбросами. Это отчаянная попытка создать единую бухгалтерию, чтобы одну и ту же «спасенную» тонну CO2 не продали дважды.
Но самое важное разделение прошло по другому принципу. Сегодня существует два параллельных мира углеродных кредитов.
1. Обязательный (регулируемый) рынок. Это «налог на дым» для больших мальчиков. Работает по системе «Cap-and-Trade» (Ограничение и Торговля).
Представьте: правительство решает, что все электростанции и заводы страны могут выбросить в год, скажем, 1000 тонн CO2. На эту 1000 тонн выпускаются разрешения (квоты), которые раздаются или продаются компаниям.
Если твой завод модернизировался и выбросил 80 тонн вместо 100, у тебя на руках 20 «лишних» квот. Ты можешь продать их соседу, который не уложился в лимит. А правительство каждый год снижает общий «потолок» (cap) — с 1000 до 950, потом до 900.
Это самый крупный рынок. Яркий пример — Система торговли выбросами ЕС (EU ETS). Она охватывает тысячи предприятий. В пиковые моменты цена за право выбросить одну тонну CO2 в Европе превышала 100 долларов. Это уже не «экология», это реальные финансовые издержки.
В России такой подход пока только тестируется. Самый яркий пример — «Сахалинский эксперимент».
2. Добровольный углеродный рынок (VCM). А вот это — чистая психология. Это рынок, построенный на маркетинге и корпоративной вине.
Здесь кредиты покупают не потому, что заставил регулятор. Это главный инструмент для заявлений в духе «Наша авиакомпания — углеродно-нейтральная» или «Этот кофе произведен без вреда для планеты».
Движущая сила здесь — ESG (Environmental, Social, Governance). Это стандарт, по которому инвесторы оценивают «сознательность» компании. Чтобы получить высокий ESG-рейтинг и хорошо выглядеть в годовом отчете, корпорации скупают добровольные кредиты.
Они не сокращают свои выбросы от полетов или производства (это дорого и сложно), они их компенсируют. То есть, продолжают загрязнять, но параллельно платят за «посадку деревьев» или «защиту лесов Амазонки».
Это покупка репутации. И именно здесь начинается самое интересное.
Часть 3. А воздух-то настоящий?
Весь добровольный рынок, который, по прогнозам, должен вырасти в 15-20 раз, держится на одном хрупком слове: доверие.
Как доказать, что купленная вами тонна CO2 действительно не попала в атмосферу? Что проект, который вы профинансировали, не фикция?
Для этого придумали четыре главных фильтра. И каждый из них — минное поле.
1. Дополнительность (Additionality). Самый важный и самый скользкий принцип. Сокращение выбросов должно быть «дополнительным». То есть, проект (например, тот самый ветряк) не случился бы «просто так», без денег от продажи кредитов.
Если компания и так собиралась строить ветряк, потому что это выгодно, она не имеет права продавать с него кредиты. Иначе она просто получает двойную выгоду, не создавая дополнительной пользы для климата.
Но как это доказать? Как залезть в голову инвестору и понять, что он решил бы без «углеродных» денег? Это гигантская серая зона, на которой и строятся 90% манипуляций.
2. Постоянство (Permanence). Вы «купили» тонну CO2, которую поглотил посаженный лес. Прекрасно. А через пять лет этот лес сгорел в пожаре или его незаконно вырубили. Весь ваш «спасенный» углерод вернулся в атмосферу. Деньги потрачены, отчет сдан, а реальный эффект — ноль.
3. Отсутствие утечки (Leakage). Вы героически профинансировали защиту одного участка леса в Амазонии. Лесорубы сказали «окей» и просто перешли на соседний, незащищенный участок. Выбросы не сократились, они просто переместились. Общий итог для планеты снова нулевой.
4. Исключение двойного учета (No Double-Counting). Самое очевидное. Нельзя продать один и тот же «спасенный» CO2 дважды. Сначала его засчитывает себе страна, где растет лес, а потом еще и корпорация, купившая кредит с этого леса.
Часть 4. Продавцы индульгенций: Verra против Gold Standard
Чтобы хоть как-то гарантировать качество «воздуха», появились частные «сертификаторы». Это как Michelin для ресторанов. Они проверяют проекты по своим стандартам и ставят «знак качества».
На рынке доминируют два гиганта. И они очень разные.
- Verra (Verified Carbon Standard, VCS): Это «масс-маркет». Абсолютный лидер по объему. Verra сертифицирует много, быстро и относительно недорого. Их главный продукт — гигантские лесные проекты (известные как REDD+). Фокус — на масштабе. Они сертифицировали миллиарды тонн CO2.
- Gold Standard (GS): Это «бутик». Их основал Всемирный фонд дикой природы (WWF). Процесс сертификации у них дольше, дороже и сложнее. Gold Standard требует, чтобы проект не просто сокращал выбросы, но и приносил дополнительную социальную пользу (улучшал качество воды для деревни, создавал рабочие места, снижал заболеваемость).
Поэтому кредиты от Gold Standard — это премиальный продукт. Они торгуются на рынке значительно дороже. Покупая их, корпорация сигнализирует: «Я не просто отчитался, я активно сотворил добро». Это уже другой уровень репутационного менеджмента.
Часть 5. Кризис веры и «зеленое отмывание»
Долгое время все росло на энтузиазме. А потом грянул гром.
В начале 2023 года вышло совместное расследование The Guardian, Die Zeit и SourceMaterial. Журналисты проанализировали десятки крупнейших лесных проектов (тех самых REDD+), сертифицированных Verra — главным игроком рынка.
Выводы были сокрушительными: более 90% этих кредитов, по мнению исследователей, были «фантомными». Заявленные сокращения выбросов были либо нереальными, либо несуществующими. Проекты якобы «защищали» леса, которым и так не угрожала вырубка.
Это был удар под дых всей индустрии. Оказалось, что крупнейшие корпорации мира, заявлявшие о своей «углеродной нейтральности», годами скупали «пустышки».
Это явление и есть «гринвошинг». Это когда компания не меняет свою бизнес-модель (продолжает добывать нефть, летать на самолетах, производить пластик), а просто покупает дешевую «индульгенцию», чтобы повесить на сайт красивый зеленый значок и успокоить инвесторов.
Именно этот скандал обнажил суть добровольного рынка: он был не про спасение планеты. Он был про спасение репутации.
Часть 6. Суть: Комфортный самообман
Теперь сложим пазл.
У нас есть огромный обязательный рынок (EU ETS), где цена на загрязнение настоящая и высокая. Он работает, но он «внутренний», для промышленности.
И есть добровольный рынок (VCM), который на самом деле является не столько экологическим, сколько репутационным и психологическим.
Его главная функция — не остановить изменение климата (для этого он слишком мал и компромиссен), а помочь нам всем — корпорациям и потребителям — справиться с когнитивным диссонансом.
Мы, жители больших городов, хотим и дальше летать в отпуск, заказывать доставку в пластике и пользоваться кондиционерами. Но мы уже не можем игнорировать тот факт, что это разрушительно. Нам нужен механизм, который позволит нам сохранить привычный образ жизни и одновременно чувствовать себя хорошими людьми.
Добровольный углеродный рынок — это идеальный продукт. Он продает нам именно это: психологический комфорт.
Он позволяет корпорациям заявлять о «Net-Zero», не меняя кардинально свои бизнес-модели. Он позволяет нам нажать кнопку «компенсировать полет» и снять с себя вину, получив лицензию на следующий полет. Это та самая средневековая индульгенция, оцифрованная и обернутая в наукообразную терминологию.
Это не значит, что все проекты — обман. Есть честные, важные проекты (тот же DAC), которые действительно что-то меняют. Но сам механизм рынка заточен не на поиск самой эффективной климатической пользы, а на поиск самого дешевого и масштабируемого подтверждения этой пользы.
Когда вы в следующий раз увидите значок «углеродная нейтральность», вы теперь знаете, что за ним стоит. Не обязательно реальное сокращение выбросов. А почти всегда — сложная цепочка посредников, аудиторов и маркетологов, продающих самый востребованный товар нашего времени: чистую совесть.