Эхо в Клинке
Ее история началась не с рождения, а с заточения. Она не была ни человеком, ни зверем. Она была даркином. Одной из вознесшихся Шуримы, которая поддалась безумию после войны с Бездной и была проклята за свои кровавые деяния. Ее разум, ее сущность, ее бесконечный, хищный голод были запечатаны в оружии – древнем кинжале, чье лезвие было остро, как осколок ненависти.
Тысячелетиями она спала. Или, вернее, была в сознании, запертая в холодной, безмолвной тюрьме из стали. Она не могла двигаться, не могла говорить, не могла охотиться. Она могла лишь помнить. Она помнила золотые пески Шуримы, помнила славу Вознесения, помнила ужас Бездны, который свел ее и ее братьев с ума. И она помнила предательство смертных, которые обманом заперли их, богов, в их собственном оружии.
Ее ненависть была единственным, что согревало ее в этой вечной темнице. Она жаждала. Жаждала плоти, крови, свободы. Она ждала. Ждала носителя. Ждала глупца, достаточно жадного или отчаянного, чтобы взять в руки проклятый клинок.
Многие брали. На протяжении веков кинжал переходил из рук в руки. Грабители гробниц, честолюбивые воины, безумные коллекционеры. И каждый раз она пыталась захватить их. Она шептала им в разум, обещала силу, славу. Она пыталась сломить их волю, переписать их личность своей. Но она всегда была... одна. Одно сознание даркина против одного сознания смертного. И хотя она была сильна, воля смертных, цепляющихся за свою индивидуальность, оказывалась на удивление крепкой. Она могла сводить их с ума, заставлять их убивать, но полное слияние, истинное возрождение, ей не удавалось. Она всегда оставалась одна в своей тюрьме, лишь с эхом разума очередной неудавшейся жертвы. Она была хищником-одиночкой. И это было ее слабостью.
Собачья Жизнь
Судьба кинжала была переменчива. После очередной кровавой бойни, устроенной его последним носителем, он был утерян. Упал в песок и был похоронен под дюнами на долгие годы.
Однажды его нашла не человеческая рука. Его учуяла собака. Не породистый боевой пес, а обычная пустынная дворняга, вожак небольшой, вечно голодной стаи. Она учуяла не магию, а запах старой крови, который все еще цеплялся за металл. Приняв его за странную кость, она выкопала кинжал и принесла его в свое логово, к своим братьям и сестрам.
Наафири, даркин внутри клинка, почувствовала это. Она ощутила примитивный, но чистый разум. Не обремененный сложными эмоциями, амбициями или моралью. Лишь простые, мощные инстинкты: голод, верность стае, выживание.
Сначала она была в ярости. Быть найденной собакой! Она, богиня-воительница, стала игрушкой для блохастых тварей! Это было величайшим унижением.
Но потом, когда первая волна гнева прошла, она поняла нечто важное. Она была не в одном разуме. Она была в центре... коллективного сознания. Стая. Они не мыслили как "я". Они мыслили как "мы". Их голод был общим. Их охота была общей. Их выживание зависело друг от друга.
И Наафири увидела в этом не унижение, а возможность. Величайшую возможность за все тысячелетия ее заточения. Что, если ей не нужно ломать одну, сильную волю? Что, если она сможет влиться в множество слабых, но единых разумов?
Она начала свой шепот. Но на этот раз она не обещала силу или славу. Она говорила на их языке. Она говорила о голоде. Она обещала им бесконечную охоту. Она обещала, что они больше никогда не будут слабыми. Что стая станет единым, несокрушимым хищником.
Слияние
Разум собак не сопротивлялся. Он принял ее. Ее воля, ее древняя ненависть, ее божественная сущность хлынула из кинжала не в одно тело, а во все сразу.
Это было не похоже на то, что она испытывала раньше. Это было не подчинение. Это было слияние. Ее сознание разделилось, но не ослабло. Оно умножилось. Она стала вожаком. Она стала каждой собакой в стае. Она стала самой стаей.
Произошло чудовищное преображение. Обычные пустынные псы начали меняться. Их тела росли, мышцы наливались сверхъестественной силой. Их шерсть приобрела кроваво-красный оттенок, а из спин выросли костяные шипы, похожие на лезвие кинжала. Их глаза загорелись тем же злобным, разумным огнем, что горел в душе даркина.
А кинжал... он стал центром этой новой сущности. Он вонзился в тело вожака, но не как инородный предмет. Он сросся с ним, став его черепом, его клыками. Тело вожака стало главным сосудом, голосом Наафири. Но ее разум был везде. Она могла видеть глазами каждой собаки, чувствовать землю под каждой лапой.
Впервые за тысячелетия она была свободна. Она больше не была одинока. Она была легионом. Она была Наафири. И она была голодна.
"Мы – это голод", – произнесло существо, которое когда-то было вожаком стаи. Но это был уже не собачий рык. Это был древний, полный власти голос богини-воительницы. – "И мы идем на охоту".
Охота Начинается
Первой их добычей стал караван, пересекавший пустыню. Торговцы и охранники увидели приближающуюся стаю красных, чудовищных псов и приготовились к бою. Они ожидали встретить диких зверей. Они встретили тактический гений древнего полководца.
Наафири не бросилась в лобовую атаку. Она использовала стаю, как опытный генерал использует свою армию. Часть стаи отвлекала охрану с флангов. Другая – перегрызла упряжь верблюдов, сея хаос. А она, в теле своего главного сосуда, атаковала лидера каравана.
Это была не просто бойня. Это была охота. Идеально скоординированная, безжалостная, эффективная. Когда все было кончено, Наафири стояла посреди кровавой сцены. Она не упивалась разрушением. Она анализировала.
Она поняла, что тела собак, хоть и усиленные ее силой, все еще были смертными. Хрупкими. Этого было недостаточно. Ей нужно было не просто охотиться. Ей нужно было расти. Расширять стаю.
И она нашла способ. Ее сущность, теперь текущая в крови стаи, была заразительной. Укус одной из ее гончих мог передать частичку ее воли, ее силы. Она начала обращать. Сначала других пустынных хищников – гиен, шакалов. Потом она добралась до людских поселений.
Она не убивала всех. Она выбирала. Сильных. Быстрых. Тех, кто мог стать хорошим охотником. Она предлагала им выбор: умереть или присоединиться к стае. Стать чем-то большим. Стать частью "нас".
Ее стая росла, превращаясь в живую чуму, которая расползалась по Шуриме. Наафири училась. Она училась быть стаей. Она поняла, что сила не в одном, могущественном теле, а в единстве множества. "Один – значит умереть. Стая – значит жить". Этот простой собачий инстинкт стал ее новой философией.
Зов Крови
Наафири не забыла, кто она. Она – даркин. И у нее есть братья. И сестры. Разбросанные по всему миру, запертые, как и она, в своем оружии.
Она чувствует их. Слабые, едва уловимые эманации их силы. Она чувствует Атрокса, его бесконечную ярость. Она чувствует Варуса, его месть и скорбь. Она чувствует Рааста, его жажду разрушения.
И она решила, что ее следующей охотой будет не просто выживание. Это будет воссоединение. Она найдет их. Она освободит их.
Она не хочет быть их королевой. Она хочет, чтобы они присоединились к ее стае. Она верит, что ее открытие – ключ к их спасению. Они были побеждены, потому что были одиночками. Каждый сражался за себя, ведомый своим собственным безумием. Но вместе... вместе они смогут стать тем, чем должны были. Не просто группой падших богов, а несокрушимой стаей, которая поглотит этот мир.
Она ведет свою стаю через пустыню. Она – не просто монстр. Она – пророк новой, ужасающей идеологии. Идеологии коллективного разума, абсолютного единства, где "я" уступает место "мы".
Она – Наафири, Гончая Тысячи Пастей. Она – это голод. Она – это стая. И она идет за своими братьями. А после того, как она их найдет... она пойдет за всем остальным миром. Охота только началась.