ещё один очерк из моей жизни
Тот эпизод жизни состоялся аккурат до моего бесценного опыта работы таксистом.
Отголоски кризиса раскатывали страну, сильнее разделяя тех, кто совсем обнищал и тех, кто неожиданно, а, может, и вполне ожидаемо обогатился на экономической неурядице. Наш с женой бизнес потерпел фиаско, но на счастье мы не остались никому должными, разорившись. Найти работу оказалось делом непростым, и я, используя опыт прошлого сотрудничества с одной известной американской компанией, у которой мы с женой закупали товар для своих торговых точек, двинул туда. Шутя и легко прошёл три этапа собеседования. Многие кандидаты на работу там были отсеяны. Наверное, таким образом, компания держала свой якобы выскокий статус, на проверку оказавшимся мыльным пузырём, как и многое в американском лощёном образе. После зачисления меня в ряды «вэнщиков» (от слова «вэн» – фургон), а по сути, продавцов-эксредиторов, после прохождения трёхдневного обучения я приступил к работе. Кстати, на обучении много интересного узнал о самой компании с исторической точки зрения, когда возникла, чем занималась изначально, а вот всю ту муть о «методе убедительных продаж», активно продвигаемом компанией воспринял несколько в штыки, ведь это полная чушь по двум соображениям: во-первых, я был по другую сторону «баррикады», зная все нюансы конечного продавца, а, во-вторых, свежи были знания психологии с института, а тот метод преодоления возражений, культивированный в компании, шёл в разрез с русским менталитетом (правда, за прошедшие годы, я убедился в том, как американская идеология плотно вошла в повседневную жизнь моей страны. Слава Богу мы немного одумались. Глядишь, пойдём-таки своим нравственно выстраданным путём, думая своей головой, а не заокеанско-западной).
Как новичка меня сначала посадили на должность подменного торгового представителя. Вэн или фургон – это Мерседес Спринтер со спаренными задними колёсами. Эдакий склад на колёсах. Большие и красиво разрисованные фургоны колесили по стране. Экипаж: водитель категории «С» и экспедитор. С недельку я поработал в городе, развозя товар по магазинам и продавая прямо там предпринимателям. В принципе, удобная схема – в магазин раз в неделю, строго по расписанию приезжает склад, торговец закупает именно то, что ему нужно, расплачивается и торгует себе неделю до следующего посещения компанией. Вот только я, как представитель компании обязан продавать не только то, что желает магазин, то, что, в конце концов, купил обычный человек, а то, что считают правильным менеджеры компании. Отсюда масса конфликтов, в которых виноват, разумеется, бесправный вэнщик, то есть такие, как я. В общем, забегая в перёд, именно эта борьба с мохровым американским идиотизмом и привела меня к сокращению из компании через девять месяцев. Я же расскажу о том, что было вне всей этой борьбы с инородным мышлением.
Понабравшись опыта, меня перекинули на месяц на другой маршрут, пока тот вэнщик гулял в отпуске. Это был первый раз, когда я поехал в командировку с ночёвкой. Впервые я ехал по трассе, впервые ночевал вне дома. То был Выборг, красивейший город у границы с Финляндией. Мы ночевали в гостинице, а я чувствовал себя «не в своей тарелке», оставшись один без жены. Вечером нашёл почтовое отделение и звонил по межгороду домой. На следующей неделе мой водитель заболел и мне дали подменного. Весельчак Саша оказался славным малым, а я ему возьми да и предложи взять с собой в Выборг мою жену. Он пошутил надо мной, мол, семьянин, но согласился и пообещал не болтать об этом. Карты города у нас не было, и перед выездом с базы нас уведомили, что теперь сотрудники будут ночевать в съёмной компанией квартире. А как туда проехать? Начальник автопарка родом из Выборга взял и пальцем на грязноватой водительской двери нарисовал схемку проезда к квартире от места въезда в город. Черточки, палочки. Саша всё понял, и мы со схемой снаружи фургона поехали ко мне домой за женой. Едем, Саша травит весёлые байки, погода шикарная, бабье лето же. Сто сорок километров отмахав, въехали в Выборг. Тут Саша говорит: «я щас», опускает своё стекло двери, высовывается наружу и смотрит на «карту». «Ага, – говорит, – туда надо», – и сворачивает в проезд. Минут через пять понимаем, что домов тут вообще нет, что заехали куда-то не туда. «Вот блин, я же карту смотрел вверх ногами! Надо было направо, а не налево». Смех да и только! Ещё несколько раз Саша вылезал смотреть карту, пока, наконец, мы не нашли нужный дом. Положили вещи в квартиру и поехали по точкам. Жена не мешала, даже помогала, но не попадалась на глаза клиентам – вдруг те заложат. Пока я торговал в одном магазине, Саша зацепился языком с тамошней продавщицей. Шуры-муры, короче. Вечером, мы около семи приехали в квартиру. Саша сказал, что у него дела, мол, будет утром в девять, сел в фургон и укатил. Мы с женой до ночи гуляли по Выборгу пешком, благо город не слишком большой. Шикарно!
Утром приезжает невыспавшийся и с лёгким перегаром Саша. Оказывается всю ночь этот ловелас развлекался с той продавщицой, будучи сам женат и имея двух детей. Вот бабник! Сказав на моё замечание о выхлопе: «Фигня!», мы приступили к работе (в конце концов, его лишат прав, а не меня). Вечером он снова, исчез – видимо, хороша продавщица попалась. Однако, как водитель Саша оказался ответственным, наутро выхлопа и след простыл. Вернулись домой без приключений.
Мы ещё пару раз съездили втроём в Выборг, Саша встречался со своей продавщицей. На моё осторожное замечание, мол, изменяешь жене, зараза, он ответил, что та женщина не ведала, что такое плотское удовольствие, хотя двое детей у неё. Оказывается её муж никогда не доставлял ей того, что делал Саша. Более того, по словам этого ловеласа, (а не верить ему у меня-таки не было оснований, он же бесхиростный простой парень) та продавщица до него не видела воочию ни разу мужских причиндалов. Её муж стеснялся, мол, своей жены. Для меня тогдашнего это было откровением, не укладывающимся в голове, что такое возможно, я имею ввиду такую стыливость или непонятно что в браке, когда муж не заботиться о своей жене должным образом. Дичь какая-то. Брак же это не только деньги, статус и возможные, вовсе не обязательные дети.
Потом меня с маршрута сняли и поставили на постоянный. С Сашей я виделся очень редко на базе, но переговорить не получалось, кроме дежурных приветствий. У него спустя месяца три появился хороший бланш под глазом и пропал один зуб, но он только отшучивался, но как-то несвойственно для него грустно. Перед самым увольнением мне довелось с ним поездить пару дней по городу, и он мне рассказал продолжение той истории с продавщицей. Оказывается, однажды их застукал её муж. Тогда Саша уже не ездил на маршруте, а уезжал в Выборг сам, типа на рыбалку. Короче, его хорошенько побил муж, а потом жестоко избил свою жену, которая чуть позже наложила на себя руки. Саша сетовал, что виноват во всём, но успокаивал себя тем, что этой женщине досталось в жизни удовольствие от любви. Для меня это было потрясение, напомнившее моё собственное минувшее, ведь случившееся в моей судьбе тогда воспринимал, как нечто нелепое, неправильное, ошибкой бытия. А тут жизнь подтверждает, что подобное не есть исключение, а, скорее, некая злая ирония, калечащее судьбы людей.
Следующий маршрут оказался ещё более командировочным. Два дня Волхов (город в ста двадцати километрах) с ночёвкой, а затем три дня Тихвин (дальше Волхова ещё на сто километров). Волхов чудный маленький городишко по обеим берегам реки Волхов, где, по-моему, первая советская гидроэлектростанция стоит. А Тихвин – старинный русский город, знаменитый тем, что является малой родиной композитора Римского-Корсакова. Ещё там монастырь, но в те времена было всё в таком упадке. Страна нищая, а в той глубинке это особо остро чувствовалось. А тут мы с весьма дорогим товаром…
Помню в первый же раз, когда вселились в тихвинскую гостиницу в полулюкс на две ночи, уже вечером звонок в номер, нагловатым и грубоватым женским голосом меня спросили: «Девушек нужно?» Разумеется, я ответил отказом, даже не спросив своего нового напарника Валентина. Тот бывший дальнобойщик, эдакий махровый шоферюга, грубоват, но не злобен. Всегда уединялся вечером со шкаликом, но на утро был, как стекло. Ночью, не помню в который раз командировки, я проснулся от пикантных звуков из-за стенки. В соседнем номере, видимо, кто-то из останавливающихся в гостинице дальнобойщиков (а трасса шла до Череповца) равлекался с теми самыми «девушками», от которых мы отказались. Очень шумно и очень наигранно со стороны девицы. Н-да… Вот тогда я и решил брать с собой жену в поездки по возможности. Особенно вновь возникла такая мысль после того, как на меня откровенно положила глаз одна продавщица из клиентских магазинов в Тихвине. Несчастная девчонка с пьяницей мужем и с маленькой дочкой на руках, видимо, не так восприняла меня. Я всегда был и остаюсь в общении вежлив и приветлив, причём стараюсь со всеми, ведь не считаю вежливость недостатком. Вот и тогда эта девчонка восприняла мою вежливость за ухаживания на контрасте с поведением томошних мужиков. (Этот эпизод схожего недоразумения я чуть иначе описал в своей повести о путешествии юноши во времена Ньютона, когда в паренька влюбляется дочь экономки дома Ньютона). Я, неискушенный большим женским вниманием, да и вообще женатый, не замечал, что эта продавщица запала на меня, причём, очень серьёзно. Окончательно понял это, когда она вдруг одним ранним утром заявилась к нам в номер. Я ещё был в кровати, когда постучали. Валька открыл, ведь встал пораньше, чтобы дойти до стоянки с фургоном и прогреть его, и ушёл на улицу. Вот блин! Девчонка пришла с совершенно определённым намерением. Но я-то не из тех, как тот Саша. И как быть? Она буквально полезла ко мне в постель… Пришлось настойчиво, даже с применением силы избежать нужного ей. Когда она всё поняла, то разревелась прямо там, сидя на моей кровати. Она говорила и говорила сквозь слёзы, а я понимал, насколько она несчастна и одинока. Но, что же делать? Я же помочь ей не сумею, пусть мне её и жалко. Выпроводил, извинившись. Потом рассказал жене. Уговорил Вальку, и мы начали ездить втроём.
В Тихвине мы теперь ночевали не в гостинице, а под Тихвином в одном трактире. Прямо посреди леса у шоссе стоит огромный деревянный трёхэтажный трактир. Мы и ещё одни наши коллеги с соседнего района из города Кириши и Бокситогорска вместе останавливались в том трактире. Да, мы шли на подлог и просили хозяина трактира выписывать нам приходные ордеры на номера больше по сумме, чем реальная стоимость номеров. Разницу всё равно всю проедали в том же трактире. Там же в трактире впервые с женой начали играть в бильярд, я и она. Так с первого же раза она взяла и обыграла меня. Во даёт!
Ещё с осени под Тихвином, когда мы уезжали, возвращаясь в Петербург, останавливались на бытовую остановку примерно в одном и том же месте. Лес, красота! Я приметил одну ёлку, уже полумывая срубить её к Новому Году. Ближе к сезону ёлок, нас на фургоне частенько принялись тормозить на постах ГАИ для проверок, мол, не везёте ли ёлки. Я всё сделал по закону. Пошёл в Тихвинский лесхоз, оплатил порубочный талон. В ценах 1998 года ёлка до двух метров обошлась мне в фантастические 2 рубля 50 копеек, в то время, как на развалах метр ёлки стоил тогда, если помню, 100 рублей. Этот талон до сих пор где-то в бумагах хранится. Я срубил непременный новогодний атрибут, ту самую. Валентин также поступил и также официально срубил себе ёлку. Дорого же, жуть немая! Везём ёлки в кузове. Пахнут! Аж сквозь перегородку чудесный новогодний запах просачивается. Попубочные талоны лежат на видном месте на торпеде. Так хоть один гаишник на четырёх постах на всём двухсот километровом с лишним пути остановил нас. Не-а! Вот так всегда, когда рыльце в пушку, то обязательно попадешься, а как всё в порядке, так хоть одна зараза бы проверила…
Тогда же, мотаясь по Ленинградской области, удачно, что в те два раза без жены, узнал на себе каково это попасть на трассе под ледяной дождь, а также, как можно запросто сбиться с пути в снежный буран.
Стоял январь. Жена приболела, и мы не поехали в очередную командировку вместе. На обратном пути на Мурманском шоссе где-то в районе Синявино попали под ледяной дождь. Близился вечер, на базу спешили, чутка задержавшись у клиентов. Омывающая жидкость закончилась в момент. По обочинам уже разбросаны остановившиеся автомобили, а их водители сошкрябывают с лобовых стёкол толстое оледенение, покрывшее все машины моментально. И что делать? Останавливаться каждые пятьсот метров и скоблить по лобовому стеклу разваливающимся скребком, боясь повредить дорогущее мерседесовское стекло? Опытный дальнобойщик Валька спрашивает: «как жару переносишь?» Не понял, говорю, но вроде нормально. «Ну, тогда погнали», – хитро говорит водитель и врубает на полную катушку печку, переключив регулятор на рециркуляцию воздуха внутри кабины. Минут через пять в кабине стало сорок восемь градусов – об этом оповестил нас термометр внутри. А потом вообще за пятьдесят полезло. Лобовое стекло оставалось оттаившим лишь над торпедой сантиметров на двадцать. Едем, как в танке, а Валька, пригнувшись к рулю, всматривается в эту амбразуру и ведёт наш фургон весьма резво. Мы же одни такие на трассе, мчим по левому ряду обгоняя ползущих вдоль обочины горемык. Фантастика! Когда въехади в город, дождь прекратился. Мы остановились, вылезли на мороз в одних мокрых насквозь футболках и сняли со стекла толстенный слой льда. Воистину, русских ничем не возьмёшь!
А через месяц, когда настал сезон метелей, я осознал, как же можно сбиться с пути. Мурманское шоссе огибает южный берег Ладожского озера на довольно большом расстоянии. В тот день дул сильный южный ветер, аккурат поперёк шоссе. Поднялся не буран, а плотная позёмка. Ясное небо со звёздами. (Темнеет зимой у нас уже в четыре дня). Едем, а различить, где асфальт отличается от кювета и поля невозможно. На трассе никого – все нормальные водители пережидают такое, иначе минимум можно оказаться в кювете. А домой хочется, ведь связи нет (сотовых тогда не было массово у населения), и станут беспокоиться. Столбов по трассе нет, они начнутся только километров через десять, но есть ориентиры, которые по всем трассам нашего региона расставляют по осени. Это такие двух-трёх метровые жерди с маленьким красным флажком сверху. Они ограничивают край обочины и кювета. Но они достаточно редко расставлены. Мы решили визировать эти вехи в свете фар и продвигаться, аккуратно чувствуя невидимый сейчас асфальт под колёсами. Для этого открыли окна, вслушиваясь в шум колёс и вглядываясь в шесты. Ехали одни вообще. Лишь сзади нас догнали несколько машин и гуськом за нами, как за ведущим. Ответственно. Пару раз цепляли обочину, то справа, то слева. «Безумию храбрых поём мы песню», – именно эта фраза сейчас у меня всплывает, вспоминая тот эпизод.
Интересное всё-таки время было. А может, я просто был молод?