Экран вместо шока: Как цифровая эпоха переизобрела «остранение»

Понятие «остранения», блестяще описанное Виктором Шкловским, десятилетия служило ключом к пониманию художественных провокаций. Его суть — показать привычный объект странным, вырвать его из автоматизма восприятия, заставив пережить заново. Классический пример — толстовское описание театра через «лоскуты раскрашенного картона». Но в эпоху цифрового перенасыщения, когда сюрреализм стал языком рекламы, а абсурд — контентом для TikTok, уместен вопрос: способно ли современое искусство еще на подлинное остранение, или его механизмы окончательно устарели?

Кажется, что сегодняшние художники лишь эксплуатируют проверенный прием. Однако это поверхностный взгляд. Современное искусство не просто использует остранение — оно кардинально меняет его природу, уходя от формального «сделанного видения» к глубокому перепрограммированию контекста.

От визуального сдвига к контекстуальному взлому

Если Шкловский говорил об остранении формы, то современный творец атакует сам контекст. Задача — не сделать вещь странной, а обнажить странность системы, в которую она встроена. Возьмем работы арт-группы «Синий суп» или AES+F. Их мощь — не в гротескных образах самих по себе, а в их столкновении с цифровой реальностью, политическими нарративами или гендерными стереотипами. Они не «остраняют» человека, а «остраняют» алгоритм социального поведения или механизм потребления визуальной информации.

Зритель сталкивается не с искаженным предметом, а с искаженной логикой среды, что вызывает более глубокий когнитивный диссонанс. Искусство здесь становится не инструментом «увидеть по-новому», а инструментом диагностики реальности.

Интерактивность: зритель как соавтор остранения

Следующий шаг эволюции — переход от пассивного наблюдения к принудительному соучастию. Инсталляции, основанные на виртуальной реальности или интерактивных медиа, не показывают мир странным — они помещают в этот странный мир самого зрителя. Он становится частью остраняемого пространства, его тело и реакции превращаются в материал для искусства.

Это тотальное остранение, где объектом является уже не внешний предмет, а собственное восприятие и телесность человека. Художник создает не артефакт, а условия для личного, уникального опыта деавтоматизации, который невозможно повторить в точности. Рамки произведения размываются, включая в себя реакцию публики.

Искусство в эпоху тотального абсурда

Самый сложный вызов для современного искусства — это мир, который сам стал перманентно «остраняющим». Социальные сети, фейковые новости, гибридные войны — реальность ежедневно производит шок, превосходящий любую художественную провокацию. В этом хаосе традиционное остранение рискует стать незаметным, просто еще одним пикселем в шуме.

Ответом становится мета-остранение. Художники начинают «остранять» сам язык остранения, механизмы производства шока и абсурда. Они работают с эстетикой банального, недосказанного, уходя от громких жестов. Их метод — не добавить странности, а, напротив, обнжить чудовищную странность самого обыденного, того, что мы научились не замечать в борьбе за психическое выживание. Это тихая, но оттого более мощная критика.

Таким образом, современное искусство не вышло за рамки остранения. Оно совершило с ним качественную трансформацию, переведя его из области формальных экспериментов в плоскость социально-политического анализа и антропологического исследования. Оно перестало быть просто техникой и стало стратегей осмысления мира, который окончательно потерял свою привычную форму. Его миссия сегодня — не шокировать, а дать инструментарий для осознания того, что мы уже живем внутри перманентного шока, и найти в этом новые точки опоры.