Все мы знаем Александра Сергеевича Пушкина – блестящего, страстного, влюбчивого. Анна Керн, Натали Гончарова, целый ряд имен, вписанных в учебники. Но была одна женщина, о которой он молчал.
Та, чье имя он не произносил вслух, но чей образ пронес через всю свою недолгую и яркую жизнь. И это была не просто светская дама, а сама императрица Елизавета Алексеевна, супруга Александра I.
Представьте себе юного лицеиста Сашу Пушкина в Царском Селе. Рядом – дворец, где живет она. Женщина неземной красоты и изящества, с меланхоличным взглядом, казавшаяся пришелицей из другого, идеального мира. Она иногда навещала лицеистов, интересовалась их успехами. Восемнадцать лет разницы, пропасть в статусе – юный поэт и первая леди империи. Это была любовь, обреченная с самого начала на молчание.
Но именно эта невозможность, эта недосягаемость и сделали чувство Пушкина таким мощным творческим двигателем. Это была не земная страсть, а возвышенный, почти платонический идеал. Та самая муза, которая не спускается с небес на грешную землю.
Историки до сих пор спорят, знала ли она о его чувствах. Скорее всего – да. И более того, есть версия, что именно Елизавета Алексеевна незримо защищала его в самые трудные моменты. Во время ссылок именно ее заступничество перед императором, как считают некоторые исследователи, смягчало его участь. Возможно, без ее тихого участия мы бы никогда не прочли многих его великих произведений.
Он никогда не называл ее имени в стихах открыто. Но стоит лишь внимательнее вчитаться в его строки. Образы его героинь – тех самых Татьян Лариных, чья любовь была тихой, верной и трагичной, – не с нее ли он списан? Та же утонченность, та же внутренняя чистота и сила, та же недосягаемость. Даже знаменитое «Я помню чудное мгновенье...», которое все привыкли связывать с Анной Керн, по мнению некоторых пушкинистов, могло быть навеяно именно ею – его вечной и безмолвной музой.
Почему же он хранил эту тайну? Возможно, гений интуитивно понимал, что реализация мечты убивает саму мечту. Воплощенная в жизнь, эта любовь потеряла бы свой блеск, превратилась бы в банальную связь со всеми ее условностями и скандалами. А так – она навсегда осталась тем самым «чудным мгновеньем», тем чистым источником, из которого он черпал вдохновение до самого конца.
Что важнее – историческая правда или прекрасная легенда, подарившая миру гениальные строки? На этот вопрос каждый отвечает сам. Но несомненно одно: иногда самые сильные чувства – это те, о которых мы узнаем лишь между строк.