Когда Дмитрий, 45-летний программист, спустя пятнадцать лет вернулся в Котельники — город, где он вырос и провёл юность, — он сначала не поверил, что вышел на правильной остановке. Его взгляду открылись те же улочки, что когда-то вели к его старому дому, но весь их облик изменился до неузнаваемости.
«Это точно Котельники?» — тихо произнёс он, поправляя рюкзак на плече и включая камеру на телефоне.
Дмитрий не собирался снимать что-то значительное — просто хотел запечатлеть прогулку, чтобы потом самому осознать, что случилось с городом его детства.
Раньше эти улочки считались типичной подмосковной провинцией — тишина, окна с занавесками и знакомые лица соседей. Но теперь атмосфера казалась иной: она была насыщенна звуками, запахами, шумом и разговорами, которые раньше здесь никогда не звучали.
«Как будто телепортировался не в прошлое, а в параллельную реальность», — пробормотал он, глядя на группу женщин с покрытыми головами, оживлённо обсуждавших что-то на незнакомом языке.
Камера фиксировала происходящее без комментариев — все комментарии Дмитрий оставил потом на своей страничке в соцсетях.
Он шёл по улице, которая когда-то называлась Октябрьской, вспоминая, как по этим же дорожкам спешил в школу. Теперь здесь было непривычно многолюдно: женщины в хиджабах катили коляски, рядом шли подростки, болтающие на смеси языков, и редкие русские прохожие казались скорее исключением, чем хозяевами города.
Котельники, население которых к 2025 году достигло примерно 76 тысяч человек, больше не выглядели как тихий пригород Москвы.
«Раньше, когда я жил здесь, максимум кого можно было встретить — пенсионеры да сосед Палыч с рыболовными снастями. А сейчас я будто попал в другой город... или даже в другую страну», — комментирует увиденное удивленный москвич.
Прогулка по улицам, которые больше ему не принадлежат
Дмитрий брёл медленно с камерой в руках, словно пытаясь дать мозгу время принять картину, представшую перед глазами. Он узнавал очертания знакомых домов, но не узнал самого города. Всё знакомое оказалось перекрыто новыми слоями жизни, в которой его прошлое не имело места.
Перед бывшим гастрономом, где когда-то продавали мороженое и свежую выпечку, за которой его всегда посылала мать, сунув в руку рубль, теперь висела вывеска с витиеватой вязью. Из дверей тянуло запахами куркумы, кинзы и жареного лука. Группа мужчин с окладистыми бородами в национальных одеждах оживлённо обсуждала цены на фруктовый опт.
«Вот здесь мы с ребятами покупали лимонад и шли на речку. А сейчас такое ощущение, будто я телепортировался в Душанбе», — делится своими впечатлениями мужчина.
Он прошёл дальше. Балконы старых пятиэтажек были увешаны коврами, яркой одеждой, блестящими на солнце платками. На одном застеклённом балконе горела гирлянда — не новогодняя, а постоянная, разноцветная, как в восточных забегаловках.
Проходя мимо супермаркета, Дмитрий не удержался и зашёл внутрь. Полки были заполнены товарами, которые раньше можно было увидеть разве что на рынках: специи в мешочках, лепёшки с тмином, плов в пластиковых контейнерах.
«Если бы мне показали это видео десять лет назад, я бы решил, что это съёмка где-нибудь в Средней Азии», — комментирует увиденное Дмитрий.
Он задержался у витрины с выпечкой, вспомнил, как в этом же магазине покупал булочки с маком перед школой. Теперь рядом с ним стояли две женщины, говорившие на фарси. Одна спросила другую: «Ширин аст?» — «Сладкое ли это?» Дмитрий уловил смысл по интонации, и его будто окатило странным ощущением собственной чужеродности.
«Я москвич уже пятнадцать лет… но здесь был мой дом. И я не уверен, что он ещё мой», — с грустью констатирует теперь уже бывший житель Котельников, которые когда-то были тихим посёлком.
Когда родной язык отходит на второй план
Вернувшись на улицу, Дмитрий отметил, что даже вывески на магазинах часто дублируются латиницей. Пространство перестало быть монотонным — оно стало многоязычным, многокультурным и многослойным.
По пути он подошёл к детской площадке. Раньше тут бегали ребята из его двора: Витька, Серёга, Мишка. Сейчас качели были заняты матерями в национальных платьях с покрытыми головами, рядом играли дети, которые тараторили на двух языках сразу.
— «Папа, смотри!» — сказал мальчик лет семи, указывая на горку.
Но слово «папа» прозвучало с акцентом, которого Дмитрий раньше никогда не слышал в Котельниках.
«Когда я уехал, это был русский город. Сейчас это абсолютно другой мир. Только я не уверен, что в этом мире осталось место для наших, русских детей», — говорит Дмитрий.
«Когда-то мы здесь устраивали дискотеку...»
Затем Дмитрий свернул к парку — когда-то это место считалось сердцем старых Котельников. Здесь по выходным гуляли пенсионеры, играли в домино, обсуждая пенсии и дачи, здесь же подростки катались на велосипедах и устраивали первые свидания.
Теперь пейзаж был иным. Скамейки оказались заняты семьями, которые разложили еду прямо на покрывалах. В воздухе вился густой аромат жареного мяса с пряными травами, кто-то растягивал ковёр на траве, готовясь к вечернему чаепитию.
Камера скользила по лицам людей разных национальностей, дети бегали вокруг столика, где женщины что-то готовили, а в стороне звучала мелодия на струнном инструменте. Русской речи почти не было слышно.
«Здесь, в этом парке, у нас была первая дискотека… Мы ставили магнитофон на лавку и танцевали под "Руки Вверх". А теперь тут играют режущие слух восточные мелодии», — удивляется мужчина.
Он подошёл к старому, покрытому мхом фонтану, на котором сидели мужчины, пили чай из термосов и о чём-то спорили на родном языке.
«Я помню, как мы прыгали в этот фонтан после выпускного. А потом нас милиция пыталась поймать. А теперь… Кажется, что тех Котельников больше не существует», — подводит неутешительный итог Дмитрий.
Неприятный осадок после встречи с соседкой
Прямо у дорожки Дмитрий встретил пожилую женщину с собачкой. Она узнала его не сразу, но когда он представился, её глаза расширились:
— Дмитрий? Тот самый Димка из пятого подъезда? Ты вернулся?
Она говорила тихо, будто боялась, что её услышат.
— Я ненадолго, — ответил он. — Прогуляться решил… посмотреть.
Женщина вздохнула:
«Посмотреть… Тут теперь ничего не узнаешь. Я вот внучку одну в школу отпустить боюсь. Кругом эти... Раньше все друг друга знали, а теперь — как на вокзале».
На вопрос пенсионерки, где сейчас живет сам Дмитрий, он ответил:
«Я живу у Киевского вокзала. Там тоже много приезжих, но Москва — город, который всегда был многонациональным. Но Котельники… это был мой дом. И теперь я этот дом не узнаю».
Город в цифрах и ощущениях: когда перемены становятся необратимыми
Покинув парк, Дмитрий двинулся по направлению к новому жилому комплексу, выросшему на месте бывшего поля, где в девяностые подростки запускали самодельные змеи. Он остановился, поднял камеру вверх — над ним возвышались многоэтажки с зеркальными фасадами. В окнах мерцали огни, а на балконах сушились разноцветные тряпки.
«Когда я уезжал, здесь был пустырь, — сказал Дмитрий, комментируя происходящее. — В 2010-х началась массовая застройка, и город стал магнитом. По официальным данным, за последние десять лет сюда переехало свыше десяти тысяч человек из стран Центральной Азии».
А потом добавил:
«Десять тысяч… Это почти половина тех Котельников, в которых я рос».
Он шёл вдоль жилого массива, где на каждом втором магазине висели вывески на двух языках. Рядом открывалась лавка, где продавали лепёшки прямо из тандыра. Дмитрий отметил, что запах был действительно аппетитным, и неожиданно для себя признал:
«Еда у них вкусная. Это факт. И люди работают, стараются… но город ведь меняется не только внешне, он меняет культурный код».
Завершая прогулку, Дмитрий подошёл к школе, где когда-то учился сам. На фасаде висели баннеры о наборе в классы с углублённым изучением русского языка для детей мигрантов. Мужчина некоторое время молча рассматривал табличку.
«Раньше здесь висели портреты выпускников-отличников. Сейчас — расписание адаптационных программ. Вопрос не в том, кто приехал. Вопрос — кто остался», — подвел неутешительную черту Дмитрий.